Тлеющий огонь

      До конца дня Фелпс ходил отрешенный под косые взгляды всех, кто видел перепалку с Ларри. На обеденном перерыве вышел на улицу в одной толстовке и его тут же обдуло холодным ветром, мороз с мурашками волной пробежался по коже. Парень сидел на ступеньках долго, думая, как будет потом извиняться, из-за чего прослушал звонок и опоздал на пять минут. На занятиях почти ничего не слушал, писал только когда это делали все, дабы не вызывать ещё больше подозрений, голову поднимал пару раз, смотря на доску.       После завершающего урока на сегодняшний день парень медленными и тяжелыми шагами добрался до шкафчика, вытянул оттуда куртку и, натягивая ее по пути, пошёл в сторону выхода.       — Трэвис! — парень обернулся, стоя на середине крыльца.       Эшли, позвавшая его, выбежала из стеклянных дверей и спустилась по ступенькам на то же расстояние, что и Фелпс. Он смотрел на неё сверху вниз как-то грустно, держа мелко подрагивающие от холода руки в карманах.       — я это, — девушка немного замешкалась и заправила прядь волос за ухо, — хотела сказать спасибо.       — за что? — все так же спокойно недоумевает Трэвис и посильнее оборачивается расстёгнутой курткой.       — ну, за то, что извинился и не разозлился на Ларри. Он, наверное, перегнул немного.       Парень задумчиво поднял голову в небо и вгляделся в густые облака.       — да нет, я же сказал, что он прав, — Фелпс коротко вскинул плечи и вновь вернул взгляд на Эшли.       — оу, ладно. Так ты не злишься на него и… на меня?       — нет.       — хорошо, — Кемпбелл по-доброму улыбнулась и махнула рукой в сторону школы, где изнутри за всем разговором наблюдал Ларри. Он все ещё боялся, что у Трэвиса опять снесет крышу, как было вчера по рассказам Эшли, и он сорвётся на неё после того, как весь день молчал, — куда идёшь?       — эм… — не хочет говорить, почесывая шею спереди и оглядывая колышущиеся голые деревья, потому что девушка снова может увязаться следом.       — в больницу? — сама спрашивает Эшли и на фоне ее слов за Джонсоном приглушенно хлопает дверь.       — ага, — Трэвис слегка недоверчиво оглядел Ларри, но у него совсем не было сил вкладывать злобу, которой даже не чувствовал при виде патлатого, во взгляд, поэтому глаза его остаются расслабленными.       А Эшли в свою очередь намекающие нахмурилась.       — а, — осекся Джонсон, — это, сорян, чувак. Я не то хотел сказать, просто короче, — парень выдерживает недолгую паузу, — ну ты сам понимаешь. Так что все ок?       — проехали, — Фелпс развернулся и спустился со ступенек до конца.       — так ты к Салли? — вновь догоняет его Эшли и идет теперь наравне.       Блондин лишь кивнул.       — можно тогда мы с тобой? — снова ей в ответ кивок и она отдаляется назад к Ларри.       Девушка уже знает, что идти долго, поэтому не считает нужным лишний раз мозолить и без того измотанному Трэвису глаза.       Весь путь длинной в двадцать минут они с Ларри смеялись и болтали на всю улицу, а Трэвис их даже не слышал, чтобы просить заткнуться. Он был слишком затянут в свои мысли, думая: «а нормально вообще будет вот так просто к нему приходить после того, что было? И что мне надо будет говорить? Вёл себя, как придурок, прости, или что?».       Слишком глупо по мнению парня это звучит даже в теории, не говоря уже о практике. За целый день в школе Фелпс так и не смог подобрать нужные слова для разговора, но придти считал уже своей обязанностью, даже если будет молчать, не в силах выдавить из себя слов оправдания. Пообещал, пусть и самому себе, быть рядом, так держи обещание.       — пришли, — он завернул за угол, обращая на себя внимание одноклассников. Кажется, над больницей с самой большей концентрацией на всем небе собрались темные облака, но Трэвис не обратил на это внимания, в отличии от Эшли и Ларри, которые даже слегка испугались.       Фелпс бесцеремонно зашёл внутрь здания, как к себе домой, однако далеко не продвинулся.       — эй, погоди, ты куда? — крикнула ему Стейси из-за стоики регистрации.       — я к Фишеру? — немного неуверенно и больше вопросительно произносит парень, пока одноклассники заходили, и подходит к Холмс поближе.       — тут такое дело, в общем, к нему нельзя, — девушка посмотрела на парня с жалостным блеском в глазах сразу по двум причинам: первая — Салли и его ужасное состояние, из которого он все ещё не выкарабкался, вторая — Трэвис, на первый взгляд показавшийся теперь ещё более растерянным, — ему очень плохо.       — ему и вчера было плохо, но, когда я пришёл, все казалось нормальным, — голос Фелпса взволнованно затих и последние слова он чуть ли не прошептал. Ситуация стала для парня в разы напряжённее, ведь вчера медсестра сама предложила проводить, а сегодня и за порог не пускает.       — давай-ка я отведу тебя кое-куда, — девушка вышла из-за стойки, даже не обратив на остальных внимания, и двинулась в правую сторону коридора.       — здесь ждите, — кинул Трэвис, не поворачиваясь, и направился за Стейси.       Джонсон и Кемпбелл непонимающе переглядываются, но в итоге жмут плечами и почти синхронно падают на лавку.       Холмс открыла парню дверь в кабинет врача, после чего оглянула его все тем же жалостливым взглядом и, когда он медленно вошёл внутрь, удалилась на свой пост.       — эм, здрасьте, — начал Трэвис, отвлекая врача от копошения в ящиках.       Откин чуть не ударился головой об стол и быстро взглянул на блондина.       — а, здравствуй, я знал, что ты можешь придти, — он слабо улыбнулся, но совсем ненадолго — вспомнил, о чем ему сейчас придется рассказывать Трэвису, — так ты пришёл снова к Салу?       Парень смущенно кивнул.       — хорошо, Стейси наверняка уже сказала тебе, что к нему нельзя, — он рукой указал Фелпсу на кресло перед собой, тот быстрым шагом подошёл, скинув у двери рюкзак, и рывком сел, — но раз вы такие хорошие друзья, что ты каждый день приходишь, я считаю уместным сказать тебе о том, что с ним происходит.       Трэвис сглотнул вязкий ком, вставший поперёк горла, и сжал кулаки так, что ногти впились в кожу до следов полумесяца на ладони.       — сегодня днём у него поднялась очень высокая температура и в целом общие показатели ухудшились. Подозреваем, что это может быть вызвано либо сигаретами, которые ему кто-то незаметно протащил, — Откин с еле заметным осуждением в глазах мелькнул взглядом на Фелпса, но продолжил уже без претензий, — либо слишком быстрым распространением заражения. А может, и то, и другое. Ты ничего…       — это из-за меня. Я не хотел, чт… — парень резко замолчал. Конечная. Это уже паранойя нагонения на себя вины, когда совершенные им действия вообще не играли никакой роли в случившемся. — мне надо, — Трэвис снова громко сглатывает, — туда пойти. Пожалуйста.       — если так хочешь, то я отведу без проблем, — Откин сложил руки на столе, — но ты должен понимать, что не зайдёшь в палату, не будешь с ним разговаривать и не останешься там надолго, ясно?       — да, — Трэвис опустил голову, понимая, что это все будет абсолютно бессмысленной тратой времени — просто посмотреть, но лишь только это мигом заполнит вновь образовавшуюся внутри бездонную дыру.       — тогда идём, и не отставай, — врач встал со стула, от чего тот с неприятным скрежетом откатился назад.       Они оба проскочили мимо входа в больницу и небольшого лобби, на секунду разрывая цветущую идиллию между Ларри, Эшли и Стейси, которые за эти несколько минут отсутствия Трэвиса разговорились на какую-то поверхностную тему. Все трое ещё недолго смотрели вслед доктору и подростку, после чего вернулись к разговору.       Откин ведёт Фелпса в специализированное отделение интенсивной терапии, где лишь один длинный тёмный коридор, освещаемый на данный момент только естественным светом из окон открытых палат в самом начале. Трэвис невольно ёжится и обхватывает себя руками. По внешнему виду этот сектор почти ничем не отличается от обычного стационара, однако в комнатах стоит намного более массивное оборудование, и лежащие тут пациенты находятся в особо сложном состоянии, требующем полной отработки функций организма, которые человек не в силах обеспечивать себе сам.       Такие же светлые двери, скамейки около них и стёкла в стенах.       Доктор останавливается около одной из дверей и заходит в палату, а Трэвис ждёт, пока с той стороны поднимутся горизонтальные жалюзи. Он боится смотреть. Боится увидеть то, что разорвёт его сердце на клочья и лишь расширит пустоту внутри.       Как только дверь хлопает и парень слышит тихое «смотри», взгляд тускло-желтых глаз постепенно ползёт вверх.       Буквально за секунду весь мир подростка рухнул на самое дно. Волосы нависли на бледное до невозможности лицо, дрожащие губы плотно сжимаются в ровную полоску и изнутри зубы разгрызают их до железного привкуса.       С правой стороны к Салли притянуты длинные синие трубки, гоняющие воздух в кислородную маску на пол лица, и обратно к аппарату. В руку вколота игла, по венам растекается раствор химиотерапии, впалые рёбра оголенной грудной клетки окружают присоски для отслеживания работы сердца, измерения пульса и температуры. Ноги парня накрыты легкий одеялом.       — он не смог сам дышать, — слова, добивающие Трэвиса ещё сильнее, звучат словно через мутный туман в ушах.       Фелпс со всей дури бьет кулаком по стеклу, опустив голову.       Он не может смотреть на это. На то, как он гаснет прямо на глазах за считанные часы.       Фелпс жмурится так, что начинают болеть глаза, слёзы сами вырываются наружу, с громким воем он барабанит рукой по стеклу.       — нет! Нет! НЕТ! — разрезающий глотку крик слышно было во всей больнице, и Трэвиса буквально рвёт на части соленой водой из-под век и безумной болью в районе сердца, удары кулаком дребезжанием отлетают от стекла, — это все из-за меня! Это я виноват!       Он падает на колени и рыдает так громко, как никогда не сумел бы, плиточная стена от его ударов вот-вот пустит трещину, а врач тихо стоит в стороне и даёт парню криком и всхлипами лопнуть линзы своих очков. Он не успокаивает, не говорит очевидных вещей — в этом никто не виноват, а все, о чем думает Трэвис — просто попытка отторжения реальности и принятие собственной отвратительности, которая позволила ему напоследок оставить лишь чёрный осадок оксида меди в голове Салли. Ему противно осознавать, что эти несколько дней были последним впустую потраченным шансом выгнать из себя весь яд, копившийся долгие шестнадцать лет, и все, данное им Фишеру за это время, было лишь непонятыми чувствами и жалкой неудавшейся заботой.       Трэвис долго не может успокоится. В голове затрещал череп от лезущих туда мыслей, мизинцы на кулаках отстреливают болью в каждую часть тела. Он кричит, разрезая уголки губ, каждая слеза, упавшая на колени, лопает нервы, словно гитарные струны, и тело парня потихоньку оседает все ниже и ниже, закругляя спину и пряча голову в воротник куртки. Он сжимает левой рукой ткань толстовки, правой все ещё изредка бьет по стене, из глотки вновь и вновь вырывается хриплый измученный стон и дальше за ним Трэвис рывками выталкивает весь оставшийся воздух из легких глубоким рыданием и снова всхлипывает. Ему больно настолько, что изнутри все будто разъедает кислотой, в горле першит, в ушах звенит, как в колоколах, язык не вяжет простые слова и правая рука со стороны мизинца с глухой болью отекает.       Откин говорил, что долго здесь находится нельзя, поэтому через несколько минут осторожно кладёт на дрожащее плечо подростка холодную руку.       — идём, — шепчет он, помогая Трэвису подняться на ноги. Парень даже не сопротивляется — вновь понимает, что чем дольше он будет находиться под дверью палаты, тем сильнее разрушит себя, и в итоге окончательно сойдёт с ума.       Доктор медленно ведёт его по коридору, держа за плечи, пока Фелпс до конца не теряется в пространстве и не успокаивается. От тех громких криков остались лишь тяжелые глубокие вздохи. Они доходят до лобби, где со счастливыми лицами стоят Ларри и Эшли — Стейси отошла на третий этаж по зову остальных маленьких детей — и Откин оставляет блондина сжато стоять ровно тридцать секунд в полном молчании, удаляясь вглубь коридора.       — эй, Трэвис, все в порядке? — Эшли обеспокоено подходит ближе и тянет тонкие девичьи пальцы к сложённым на груди рукам парня, — это ты так кричал? Даже мы здесь слышали.       Он все ещё не смеет открывать рот, ведь уверен, что сорвётся в любом случае. Силы терпеть стремительно близятся к нулю и в голове что-то резко переключается.       — чувак, ты нас слышишь ваще? — Ларри вгляделся в его затенённое волосами лицо и увидел там чистую, яростную злобу. Затертые веки Фелпса раздраженно дергаются, подбородок мелко отскакивает от верхней челюсти, — эм, Эшли… отойди-ка.       — чего? — недоумевает девушка и смотрит на перепуганное выражение лица друга. слишком поздно.       — уходите, — выдавливает Трэвис и прожигает дыру в полу огненным взглядом.       — а? — Кемпбелл все ещё ничего не поняла и ее волосы, синхронно с повернутой головой, отлетают от шеи.       — убирайтесь! — орет он сорванным горлом и, как и ожидалось, его голос резко оседает. — уходите! — Трэвис медленно сползает спиной по стене и садится на корточки, закрывая лицо ладонями, — убирайтесь вон, — сквозь пальцы слышится тихий всхлип. Он не смог. Не смог успокоиться и пройти с гордо задранным носом мимо этой проблемы поэтому сейчас его холодные руки вновь впитывают в себя горькую соль.       — Хей, Трэвис, все в порядке! — Эшли садится напротив и наклоняется, пытаясь найти глаза парня, — если что-то случилось, то Салли обязательно справится, не переживай!       Эти слова явно не действуют, потому что Фелпс не слушает, продолжая снова тихо рыдать, поэтому Эшли встаёт на колени и предельно аккуратно берет локти Трэвиса. Она легко отрывает их от боков и суёт дрожащие руки парня себе за спину, а своими крепко обвивает его шею. Она не хочет вспоминать сейчас все, что делал Трэвис с ней за три года совместной учебы в средней школе, как он бил по ее учебникам, от чего они все рассыпались по грязному школьному полу, ставил подножки, заряжал щелбаны и случайные удары плечом в коридоре, что говорил вслед и как потом смеялся над этим всем. Это был не настоящий Трэвис Фелпс, а лишь гадкий образ, построенный назло отцу и отражающий полною противоположность тому, что этот страшный религиозный фанатик так долго всаживал в голову своего сына. Сейчас в объятиях девушки тот ранимый и сломленный ребёнок, полностью опустошенный, абсолютно точно раненый свинцовой пулей в самое сердце и лишенный заботы. Он быстро отталкивает Эшли от себя, не рискуя хоть на секунду поднять взгляд с пола, и с тихим «мне надо идти» выбегает на улицу, стряхивая остатки слез с глаз натянутым по самые кончики пальцев рукавом куртки.       — какого хера, Эш?! — через несколько секунд бунтует Ларри, потому что ему понять эти чувства, наверное, никогда не будет дано, и вскидывает руки.       — ему нужно было это, — девушка поднимается с колен и смотрит блондину вслед — его ещё видно через стеклянную дверь, — ты что, правда ничего не видишь, Ларри?       — а че я должен был увидеть? Ну разрыдался, с кем не бывает, и что с того? — действительно, до патлатого все доходит гораздо медленнее, чем до проникновенной девушки, и он вообще недоумевает, что она имеет ввиду, — ладно, без разницы. Ждать будем?       Кемпбелл грустно кивает и первая двигается ко все той же лавочке.

***

      — Итак, — девушка взяла из стопки верхнюю карточку, — любимый цвет?       — эм, — протягивает парень, — фиолетовый?       — очко. Любимая еда? — новая карточка оказывается у неё в руках.       — так, спагетти с сыром и перцем? — патлатый жмурится, боясь не угадать.       — очко. — парень выдыхает, — Любимый жанр музыки?       — ну это легко, — он расслабленно запрокидывает руки за голову, — альтернатива или панк.       — да, о, любимая группа или исполнитель?       — эээ, клэш(the clash)? Чёртова содержанка со своим гаремом из шугар дедди's, да? — парень прыснул себе под нос, хотя интересы подруги в музыке часто разделял и орал вместе с ней под «should I stay or should I go» даже в то время, пока лично его любимой песней был кукловод*.       — ага, и последнее — первый поцелуй? — девушка расплывается в довольной улыбке, вспоминая ответ на этот вопрос.       — ууу, подруга, тебе повезло, что его похитителем был я, — Джонсон гордо задирает подбородок, — возле церкви на кладбище под зонтом тринадцатого июля в одиннадцать вечера под крики тупого Фелпса. И че он вообще делал там так поздно?       Нет, после того поцелуя они не стали встречаться, потому что завязывать отношения после очень долгой дружбы было бы весьма непривычно для них обоих. Эшли просто похоронила близкого себе человека и Ларри не нашёл лучше способа поддержки, кроме как засосать ее под дождем при свете полной Луны, изредка проглядывающей сквозь облака. В тот же вечер они договорились, что все между ними останется по-старому и единогласно сошлись на заключении — это самое рациональное решение из всех существующих.       — хрен знает, — отвечает Эшли, пожимая плечами. — Кстати о нем, как думаешь, он в порядке?       — не ебу, чувиха, но раз ещё не вернулся, значит реально люто психанул и сбежал. Что ж, теперь я хотя бы его узнаю, — патлатый многозначительным взглядом осмотрел дверь, в которую Трэвис выбежал минут сорок назад.       — в каком смысле? — девушка хмурится.       — ну, в последние пару дней он стал каким-то подозрительно спокойным и это было странно. Постоянно один шнырял, оглядывался, как параноик. Да даже сегодня. Ты вообще его рожу вот ту видела? Мне уже начало казаться, что этого долбоящера подменили на нормального человека. Но старые психи, видимо, снова возвращаются, лол, — Джонсон усмехнулся и посмотрел снова на хмурое лицо подруги, тут же сбрасывая улыбку с лица, — вот только не говори, что ты щас будешь его защищать.       — Ларри, он тоже человек и у него тоже есть чувства. — парень скривил лицо и глупой рожей пародировал девушку, на что последняя внимания обращать не стала, спокойно продолжая, — Ты никогда не думал, что ему так же, как и нам, бывает тяжело с чём-то справляться, поэтому он и начинает вести себя агрессивно, а? — она сложила руки на груди и сгорбилась.       — тебе жаль его? — вдруг взгляд Ларри потускнел, — да можешь даже не отрицать. Иначе ты не стала бы лезть к этому отбросу устраивать дружеские обнимашки, хотя меньше недели назад мы его, по сути, подставили со всеми этими Фишеровскими делами, и точно не стала бы забывать всю херню, которую он нёс и творил. — Ларри выдержал паузу, тихо сглатывая, — Эти крики сегодня. То, что он выгнал тебя вчера. Это все его попытка сделать в жизни правильный выбор, но он как обычно лажает потому что…       Парень пару секунд рассматривает блеск на кафеле, после чего поднимает взгляд в потолок.       — тупой, наверное, не знаю. — заканчивает он и откидывается головой на подлокотник скамейки, — и вообще, мы играть будем или нет.       Эшли смотрит на друга, будто на величайшего ума в истории. Кажется, сейчас сквозь все эти тучи в Нокфелле покажется солнце — Ларри думает о ком-то, кроме себя и близких ему людей. Даже больше — о потенциальном враге.       — ага, — еле выдавливает девушка и подаёт Ларри колоду с карточками, на лицевой стороне которых написаны вопросы.       — только не кисни, Фелпс — не твоя забота, — Джонсон убирает волосы из-под спины и переворачивает первую карточку, — любимое время года?       — осень, — уверенно отвечает Эшли и пытается из своей головы выгнать мысли уже не только о Салли, но теперь и о Трэвисе.       — очко, самый ненавистный день недели? — Ларри нравится больше задавать вопросы, чем угадывать ответы, поэтому этот раунд ему добавляет больше энтузиазма.       — среда, — этот день, когда в апартаментах нельзя включать музыку из-за какой-то тусовки местных бабулек прямо над подвалом, для Ларри действительно один из самых мучительно скучных.       — ага, любимая Погода? — он немного приподнимается, потому что острые железки подлокотника сдавили кожу на задней стороне шеи.       — гром без дождя.       — неправильно, — наконец возрадовался Джонсон и хлопнул руками об ноги, — облачно без осадков. Любимый вид транспорта?       — эээ… самокат..? — слишком редко они пользуются каким-либо транспортом, кроме своих собственных ног, ведь обоим до безумия нравится гулять до сумерек по ночным улицам спящего города и дышать холодящим воздухом с послезакатовой влажностью.       — допустим, любимый худ материал, — лень выговаривать «художественный» полностью.       — масляные краски, — здесь она уверена на все сто десять, потому что часто выслушивает жалобные взвывания Ларри из-за вновь закончившегося масла, от которого уже вся комната грязнее свалки.       — ого, да. И последний — любимое животное?       — собаки боевых пород.       — нихрена себе, ты почти догнала меня.       — у меня вопросы были сложнее, так что, считай, я перегнала, — девушка задирает нос на секунду и тут же открывает глаза, слыша звуки шагов из коридора.       Из-за угла резко выбегает какой-то мелкий пацан с рюкзаком и в верхней одежде, а за ним медленно плетётся Стейси.       — о, вы все ещё тут..? — она с небольшим удивлением смотрит на ребят, лежащих вдоль всей двухметровой скамейки, пару секунд и садится на стул за стойкой, — так, твои родителей должны уже подъехать, — говорит она мальчику и снова поднимается, — пойдём.       Оба под наблюдением Ларри и Эшли вышли на улицу, а вернулась Холмс через минут пять полной тишины в холле уже одна.       — так вы чего до сих пор не уходите? — она подходит к скамье и Кемпбелл убирает ноги, принимая сидячее положение, — тоже к тому парню в ОИТ?       — ОИТ..? — переспрашивает Эшли.       — отделение интенсивной терапии, — Стейси с выдохом откидывает голову на стену позади себя и немного сьезжает вниз, — с этим парнем черт знает что происходит. Честно говоря, я впервые за все время, пока тут работаю, вижу такого тяжелого легочника.       — кого? — теперь уже непонимание прилетает в Холмс от Ларри, который так и остался лежать на спине, свесив одну ногу.       — ну легочников — детей с раком легких, — она говорит это спокойно, абсолютно без задней мысли, ведь совершенно не подозревает, что ребята до нынешнего момента ничего про рак у Салли не слышали.       — рак?! — почти синхронно вскрикивают они и бешено переглядываются.       — ну да, а вы что, не знали? — девушка затихает и оглядывает подростков по обоим сторонам от себя с небольшой осторожностью.       — нет… — в свою очередь крайне ошарашено протягивает Эшли, опуская взгляд в пол.       — что ж, пойдёмте. Я расскажу вам кое-что, — Холмс встаёт со скамейки и ждёт пару секунд, пока после неё поднимутся и Ларри с Эшли, после чего неспешно двигается вглубь коридора, держа руки в замке за спиной, — этот мальчик уже давно у нас, но раньше, когда он приходил, результаты его анализов и томографии не были настолько ужасными, как сейчас.       Все трое оказываются в длинном темном коридоре ОИТ, где почти час назад Трэвис сорвал горло.       — ему нужен постоянный досмотр и ежедневные процедуры, иначе уже итак большая опухоль у него в легком разрастется так быстро, что мы не успеем даже ничего понять, — Холмс говорила сбивчиво и иногда заикалась. Не для ее шаткой психики такие слова о ребенке, — чего только стоит сегодняшний день.       Девушка останавливается у двери в его палату и задерживает ребят, идущих до этого позади, двумя руками.       — готовы? — спрашивает она, и после того, как оба кивнули, отпускает их и пятится назад.       Эшли с Ларри в миг поняли, почему душераздирающие крики Трэвиса были слышны так отчетливо даже на большом расстоянии. Бледный подросток, которого из-за трубок вовсе почти не видно, любого заставит как минимум почувствовать, как изнутри сжимается сердце и неприятные мурашки бегут по рукам. Даже если этот мальчик был лишь тенью школьных коридоров или призраком, на которого обращали внимание либо только тупые, которые хотели доебаться от нечего делать, либо слишком дружелюбные, и он в любом случае игнорировал и тех, и других.       — сегодня его температура подскочила почти до сорока одного. Мы смогли ее утихомирить, но через пару часов он просто начал задыхаться, — Стейси прижала руку ко рту, силясь не зареветь, — и с двух дня он не просыпался. Если видите, там такие трубочки голубые, — девушка легонько стукает ногтем о стекло, — только с их помощью он может дышать.       — вот это пиздец, — протягивает Ларри и отшатывается назад от толчка подруги локтем в его бок. Чего-чего, а такой новости на свою голову он явно не ожидал, хватало и потрясения от непривычного поведения Фелпса.       — ещё какой, парень, — грустно соглашается Стейси и вздыхает максимально глубоко.       — а почему вы не хотели приводить сюда Трэвиса, а нас вот так просто, это же все таки… — удивительно, что Кемпбелл успевает так быстро переварить увиденное и в ту же секунду задуматься о чём-то ещё.       — вчера я видела, как вы ругались в коридоре, — Холмс указала на Эшли, и через секунду сложила на груди руки, поворачиваясь полностью к ребятам, — а сегодня Трой рассказал, что видел что-то странное, когда заходил к Салли в комнату, но что именно я так и не поняла. Думаю, он имел ввиду, что они подрались или чуть не подрались, не знаю. В общем, хоть этого парнишку и знает весь город, как сына священника, видимо, не такой уж он и послушный.       — да он просто сволочь, — подхватывает Ларри и хмурит брови, от чего на лбу складывается морщинка.       — Ларри! — Кемпбелл звонко ударяет его ладонью по спине.       — да что?! Правду ж говорю! — патлатый возмущённо развозит руками и слегка наклоняется вперёд, — его все ненавидят только потому, что он не знает слова адекватность и вечно лезет в драку. Даже этого еле живого, — парень махнул рукой на Салли за стеклом, — ему не стало жалко.       — ты не можешь верить тому, что сказал какой-то посторонний человек, — вновь упирается Эшли. Ей до конца хочется верить, что Трэвис меняется в лучшую сторону, и не важно, что через страдания, которые он упорно пытается скрыть в силу своей гордости и боязни показаться слабаком. Банально, но у каждого «авторитетного» школьного короля есть фобия, что кто-то может ненароком увидеть слёзы на его лице и разболтать это всем подряд, из-за чего самооценка будет падать в низ так долго, что всей жизни не хватит дождаться ее удара об дно, — ему очень тяжело, а агрессия — просто привычка.       — привычки из неоткуда не появляются, Эшли.

***

Трэвис       Тихий хриплый голос еле слышно донёсся откуда-то из темноты с долгим протяжным эхом.       Парень жмурится и поворачивается со спины на бок. Я слышал, как ты кричал       Он громко выдыхает несколько раз и сжимает со всей силы мягкий край подушки. Зрачок под веками бегает из стороны в сторону и не может найти источник такого знакомого голоса. Тебе больно?       Трэвис молча воет сквозь сомкнутые губы и натягивает кожу на шее, задирая голову вверх до болезненно сводящей судороги. Мне тоже       Он чувствует собственное горячее дыхание на запястье и выбивает из легких тяжелый воздух — ощущение, будто задыхаешься во время панической атаки и не можешь ничего сделать с этим, остаётся только ждать и молить о том, чтобы это прошло как можно скорее. Мне больно, Трэвис       Снова из груди вылетает хриплый стон и парня сжимает изнутри толи от холода, толи от невыносимой жары, сложно даже двинутся, когда не понимаешь, что вообще происходит. Я умираю       Он резко распахивает глаза и слышит последнее тихое эхо Приди ко мне…       Парень безумными глазами оглядывает комнату и не может вспомнить, как оказался здесь. Будильник на подоконнике разрывается громким свистом в ушах, и Трэвис, словно ошпаренный, рывком вскакивает с кровати. Весь вчерашний вечер как в тумане, и лишь сейчас он осознаёт, что буквально выключился, как только дошёл домой. Моральное состояние и горящий в крови адреналин вынесли полностью его понимание происходящего, и даже практически двенадцатичасовой сон не смог это умерить, потому что сейчас он, вообще не контролируя своё тело, натягивает валяющуюся на полу одежду, хватает рюкзак и без верхней одежды, перепрыгивая на лестнице через пять ступенек все восемь этажей, вылетает на улицу, где с самой ночи стоит один градус тепла.       Бежит так быстро, как только может, мельком слышит, как ему сигналят стоящие в пробке машины с криками «ты что, больной?!» от водителей, и оказывается у больницы через каких-то десять минут, хотя пешком дорога до туда занимает не меньше получаса. Он врывается внутрь, разбудив сидящую на посту старушку, сменившую Стейси в семь утра, и с коротким «я забыл что-то» мчится в ОИТ, врезаясь в стену на каждом повороте. Чуть не пробегает палату под номер четыре, поскальзывается на мокром полу, но равновесие все таки удерживает и, глубоко дыша, кладёт руку на ручку двери. Он входит медленно, не отрывая мокрых глаз от подростка на кровати.       — Трэвис… — хрипит Салли еле слышно через кислородную маску, — ты пришёл.       — не говори ничего, — он садится на постель.       Аккуратно поддевает спину Фишера ледяными руками и поднимает, притягивая к себе так крепко, что у последнего ещё сильнее сдавливает грудь с безумной болью, но в ответ он кладёт бледный подбородок на плечо Фелпса и смыкает пальцы в замке за его спиной.       — я звал тебя, — Трэвис слышит, как аппарат с пульсом начинает ускорятся, и Салли дышит быстро и громко прямо на ухо. Медленно заводит в растрепанные голубые волосы дрожащую руку и слегка сжимает. Немые слёзы скатываются одна за другой по впалым щекам, становится больно так же сильно, как и мальчику в его руках, который склоняет голову и упирается правым виском куда-то в район сердца, слышит, как оно отстукивает сбитый ритм прямо блондину в голову.       — Салли, я… — он сдавливает его так, что руки начинают неметь, но быстро расслабляется, понимая, что иначе задушит, — прости меня.       Фишер без сил тает, словно мороженное на солнце, и горбит спину, без сил распадаясь на куски.       — эй, эй, держись, я сейчас, — кусает внутреннюю сторону щеки до крови, — позову кого-то, — Трэвис хотел было положить его обратно, но подросток не распускает руки, а лишь больше опирается на Фелпса всем телом.       — не надо, — прошептал мальчик и задрал голову кверху, — все нормально.       Он смотрит во все ещё влажные янтарные зрачки, еле заметные среди красного глазного яблока и стягивает маску.       — ты что делаешь?! — почти крикнул Трэвис и кладет на руку Салли свою холодную ладонь.       — я… целую тебя, — практически заканчивает он и мягко касается своими губами губ Трэвиса, пока тот секунду все осознаёт и медленно закрывает глаза, чувствуя во рту привкус горьких лекарств вперемешку с искусственным воздухом.       Долго это не продлилось потому что сейчас Фелпсу намного важнее не свершение наконец того, что он хотел сделать ещё вчера перед приступами психоза, а то, что без этой проклятой маски Салли практически не может дышать. Даже чувствует это, когда последний носом цепляет внезапно ставший горячим воздух. Он отстраняется, не смея посмотреть Фишеру в глаза, и прижимает его голову к себе, натягивая обратно маску, падает на кровать и оставляет ноги свисать с ее края, оставаясь в максимально неудобном положении. Салли глубоко вздыхает и засыпает в этот же момент, а Трэвис, как дурак, расплывается в нервной улыбке.       Уже не важно то, что он абсолютно точно не пойдёт в школу сегодня, получит потом пиздюлей от отца за этот прогул и будет сидеть дома целую неделю, конечно, каждый день незаметно сбегая по пожарной лестнице. Не думает, что притащило его сюда и как этот пацан смог докричаться даже через сон. Боль растёт в груди с такой скоростью, что он даже не замечает, как все тело покрывается мерзкими мурашками, голова вновь крошится в пыль и все это сейчас абсолютно неважно.       Ведь только сейчас так больно, будет легче.