реквием

— Стреляешь, как девчонка, — ухмыльнулся Хосок, облокотившись локтями о колени и перекатывая травинку во рту. — Отвали, — огрызнулся Чонгук, вызывая у старшего смешок. Чонгук прикрыл глаз, целясь в мишень. Битый час он пытается выбить десятку, но самое большее, что у него получалось — семерка. Брат тихо посмеивался над ним, раздражая и без того злого Чонгука. На горизонте маячила Фэйт, о чем-то переговариваясь с подходящими людьми, а после и она подошла к Хосоку, усаживаясь на перевернутую деревянную коробку, что служила чем-то вроде лавочки. Младший альфа ожидал, что и она над ним смеяться будет, но Фэйт была серьезна, внимательно наблюдая за стреляющим Чонгуком. Он, как и его брат некогда, палил по мишени, лишь бы попасть. Это сейчас Хосок хорош в стрельбе, а раньше дилетантом тем еще был. Фэйт поднялась с коробки и подошла к Чонгуку. Малец всего за год хорошего питания и тренировок вытянулся и почти догнал ее в росте. Хосок и вовсе возмужал. Некогда тонкие руки обросли мышцами, на животе начали проступать кубики пресса. Он загорел, заметно поправился и похорошел собой. В глазах появился блеск, а на губах все чаще играла улыбка. Сначала было тяжело, причем тяжело было всем. Людям было странно, что ими теперь будет управлять мальчишка, от которого теперь не осталось и следа. Смотря на Хосока сейчас и вспоминая его раньше, Фэйт осознает, что это — два абсолютно разных человека, будто подмененных. Хосок стал не просто привлекательным молодым человеком, методом проб и ошибок он выучил каждый рычаг, на который стоит нажимать, а который лучше не трогать. Месяц за месяцем, миллиметровыми шагами он завоевывал уважение своих собратьев. Началось все с малого — со справедливого распределения продуктов питания. Люди теперь занимались работой не вразнобой, а каждый — своей. Были охотники, куда входила Фэйт и Хосок, были рабочие, занимающиеся починкой зданий, оружия и бытовых предметов, были охранники, патрулирующие забор. Когда в общину пришла система, в нее пришел и порядок. Фэйт, да и каждому человеку в общине, хотелось бы верить, что так будет продолжаться до конца. Ушедшие из общины захотели вновь вернуться, но вернуться не мирным путем. Хосок не знает, на что они рассчитывали, но со своей маленькой армией они объявляли Хосоку войну, которая практически сразу же и была проиграна. Хосок был на удивление жесток с людьми, не входившими в его общину. Наверное, так правильно. Он не мать Тереза, он не собирается всем вокруг протягивать руку помощи, когда его люди в нем нуждаются. За это его и полюбили. За это его и уважали. Но некоторые «партнеры» Хенсока захотели разорвать с общиной все отношения. Хосок этому противиться не стал. Не хотят — да и пошли к черту. Для него это не столь ценная потеря. — Ты агрессивный школьник, — закатила глаза Фэйт, подойдя к злящемуся Чонгуку. — Школьник? — выгнул бровь Чонгук, посмотрев на девушку. — Это что? — Это что-то вроде оскорбления в твою сторону, — Хосок тихо засмеялся. Чонгук метнул в него злой взгляд. — Эй! — Смотри сюда, — она склонилась над ним. — Во-первых, ты неправильно держишь оружие. Хосок, почему ты не сказал ему? — нахмурилась Фэйт, а Чонгук поджал губы. — Я ему раз десять показывал, — ухмыльнулся альфа и пожал плечами. — Он упертый баран. — Сам баран, — буркнул Чонгук. — И ничего он мне не показывал! — Ты напоминаешь мне маленького цербера, — сказал Хосок, улыбаясь уголком губ. — Гр-р-р, — прорычал младший альфа, скаля зубы. — Во-вторых, — прервала перебранку двух братьев Фэйт, — ты даже не пытаешься целиться. — Как это не пытаюсь?! — прикрикнул Чонгук, едва не выпрыгивая из ботинков от злости. Фэйт тут же отвесила ему подзатыльник. — Ауч, — прошипел альфа, потирая затылок. — Целиться нужно внимательно. Все свое внимание сосредотачивать на своей цели, — тихо сказала Фэйт. — Для начала, приклад должен упираться в плечо, вот так, — она поправила автомат в руках Чонгука и расправила его плечи. — Ты должен чувствовать отдачу и оружие в своих руках. Это тонкое дело, Чонгук. Попробуй снова. Только не спеши. Будь аккуратен и предельно внимателен, — она говорила так тихо, чтобы слышал только Чонгук. — Иначе твой братец-дьявол, мой маленький цербер, так и продолжит над тобой смеяться. Понял? В ответ Чонгук лишь хмуро кивнул и покрепче сжал автомат в руках. Фэйт отошла на пару шагов и сложила руки на груди, наблюдая за Чонгуком. Его спина была напряжена, а костяшки пальцев побелели от силы, с которой он сжимал автомат. Хосок тоже внимательно следил за братом, ведь на самом деле он задевал его не потому, что посмеяться просто хотел. Это было что-то вроде воздействия через агрессию. Чонгук — жадный ребенок. Он всегда психует, если что-то не получается, и из кожи вон лезет, чтобы сделать все лучше. Чонгук прикусил губу и вновь прицелился, представляя вместо зеленого кружка девятки белку. Хосок часто берет его с собой на охоту в лес, и они уходят далеко, чтобы провести время только друг с другом. Чонгук всегда восхищается братом, когда тот с точностью попадает в свою цель, и хочет научиться стрелять так же. Он хочет соответствовать своему брату, чтобы Хосок им гордился точно так же, как сам Чонгук гордится им. Чонгук нажал на курок, и попал ровно туда, куда и целился — в заветную девятку. Он несколько раз моргнул, не веря в свою удачу, а после рассмеялся, победно вскинув автомат. Хосок улыбнулся, радуясь за брата, и похлопал в ладони. Чонгук быстро учится, буквально схватывает все налету. Чонгук подбежал к сидящему Хосоку, и тот взъерошил его лохматые вихры. — Видишь, все не так сложно, если постараться, — сказала Фэйт. — Спасибо, — смущенно сказал Чонгук, глянув на девушку. — Хосок-щи, — позвал подошедший альфа, помахав ему рукой. — К вам пришли. Хосок вопросительно посмотрел на Фэйт, но та пожала плечами. Ей ничего не было об этом известно. Хосок оставил брата практиковаться дальше, а сам вместе с Фэйт двинулся в сторону домов. Незваный гость ожидал его в импровизированном кабинете, где Хосок, Фэйт и представитель каждый из «класса» охотников, охранников, садоводов и так далее проводили совещания. Там обсуждались насущные вопросы — чего не хватает, что нужно изменить, как в целом продвигаются дела. Хосок прихватил с собой бутылку вина и корзинку с фруктами — дикими яблоками, черникой и шиповником. Кабинет освещал только тонкий луч дневного света, пробившийся через не до конца задернутые шторы. Омега стоял к нему спиной, у книжного шкафа со скудными запасами книг, которые Хосок уже вдоль и поперек перечитал. Его длинные волосы были собраны в низкий хвост, ниспадающий на тонкую спину, скрытую под свободной одеждой. Изящные пальцы бродили по его книгам и собирали пыль на полках. Он оглянулся через плечо, пригвождая Хосока к полу своей девственной красотой. Пухлые губы изогнулись в полуулыбке, а в бесконечно глубоких глазах блеснул бесноватый огонек. Он заправил прядь выбившихся волос за ухо и повернулся к Хосоку лицом. Он выглядел сошедшим с небес ангелом, но блеск в его глазах говорил как раз об обратном — из самых чертогов ада вышел к нему. — Впервые вижу вас, — протянул Хосок, подойдя к своему столу и поставив на него корзинку с фруктами и вино. — Взаимно, — улыбнулся омега и подошел ближе, садясь на старенький скрипучий стул перед столом. — Стало быть, власть сменилась? — он вскинул бровь. — Стало быть, — хмыкнул Хосок и присел на край стола. — А вы, стало быть, хотите разорвать отношения? — он склонил голову вбок. — В таком мире, — он обвел пальцем комнату, но подразумевая все, что находится за ее пределами, — новости доходят крайне не вовремя. Да и живем мы не так близко, чтобы часто видеться с… вашим прошлым лидером, — ухмыльнулся омега. — Позвольте узнать ваше имя? — Меня зовут Рен, — улыбнулся омега, протягивая альфе руку. Хосок кивнул и пожал его нежную ладонь. — Меня же зовут Хосок. Дела внутри общины вас, Рен, не касаются. Здесь может хоть война произойти, это никак не влияет на отношения общины с другими. Однако почти все, кто раньше состоял с Хенсоком в отношениях, предпочли разорвать их со мной. Не сказать, что я огорчен этим фактом, — ухмыльнулся альфа. — Они все равно ничего не смогли бы мне дать. Поэтому, если вы здесь за этим, то с удовольствием вам дам свое согласие, и можете идти с миром. — Я здесь как раз за обратным, — омега провел языком по губам. — Знаете, птицы летают быстрее, чем ходят люди, и мои птички принесли мне много хороших вестей отсюда. В моих интересах и интересах моей общины продолжить с вами наш маленький «контракт». Вы, наверное, не в курсе, что моя община предоставляла Хенсоку? — Могу представить, — холодно ответил Хосок. — Хотите продолжить отношения на тех же условиях? — спросил омега, склонив голову вбок и касаясь пальцами своей серьги-крестика в правом ухе. — Нет. — Что? — подавился воздухом омега. — Мне показалось, что… — Мне не нужно то, что вы давали Хенсоку. Мне нужны люди, оружие и провиант. Взамен просите, чего пожелаете. — Оу… — вновь улыбнулся Рен, прикусив пухлую губу. — Достойная цена. — За что? — приподнял брови Хосок. — За смерть, — Фэйт и Хосок переглянулись. — Чьей смерти вы хотите? — Ким Тэена. Хосок хмыкнул и сложил руки на груди, а Рен с улыбкой закинул ягоду черники себе в рот и раскусил ее, брызгая сладким соком. Фэйт сжала губы в тонкую полоску и подошла ближе, становясь за спиной Хосока. Рен перевел на нее заинтересованный взгляд. Она выглядит знакомо, но он не припомнит, чтобы видел ее. Омега бесцеремонно откупорил крышку на бутылке вина и отпил прямо из горла. Терпкое, слегка сладковатое. Вкусно. Рен облизал губы. — Ну, ваше телепатическое совещание закончилось? — ухмыльнулся он. — Вы согласны на такие условия? — Согласны, — кивнул Хосок. — Как славно! — просиял Рен, поднявшись со стула и вновь пожав альфе руку. — Как приятно иметь с вами дело, Хосок, — и вновь расплылся в улыбке.

🍃

Намджун воткнул лопату в землю и вытер пот со лба. Сегодня выдался очень жаркий, но продуктивный день. Почти весь урожай картошки общими усилиями выкопали и перетащили в прохладный подвал. Этот год на урожай богат, вот и яблок насобирали вдвое больше, чем в прошлом. Дела в общине идут в гору, но Намджун воспринимает это все просто, как должное. И раны уже не кровоточат, и спать по ночам может, не просыпаясь в холодном поту, но все равно что-то было не так. Все было не то. Намджун сел на траву и облокотился локтями о колени, наблюдая за медленно плывущими по небу облаками. Джойз поднял свою футболку и утер лицо, заметив, что Намджун отделился от остальных. — Перерыв, — громко крикнул он. Послышался всеобщий облегченный вздох. Мужчины рассредоточились по периметру. Кто-то просто сел, как Намджун, и закурил самодельные сигареты, а кто-то повалился на спину, яростно желая воды. Джойз кинул свою лопату на землю и переступил через вскопанную грядку, подходя к молчаливому и отстраненному Намджуну. После смерти Сэром он безвозвратно изменился. Потух огонек в глазах, улыбки стали слишком редкими и предназначались лишь Тэхену, он не участвовал больше в вечерних собраниях, а сидел где-то в стороне и тихо наблюдал, как трещит костер, он выполнял свои обязанности на «отлично», но выполнял он их просто потому, что так было надо, потому что община нуждалась в нем. Но Намджун нашел в себе силы двигаться дальше, ведь ему есть ради кого жить — голубоглазое солнышко, что освещает каждый день и ему, и людям общины. Джойз уселся рядом с ним и прикрыл глаза ладонью от палящего солнца. — Жарко сегодня, — сказал он неохотно. — Сейчас бы на озеро пойти. — Хорошая идея, — ответил Намджун после недолгой паузы. — Сходите. Тэхен давно меня упрашивает. — А ты не пойдешь? — спросил Джойз, глянув на старшего. — Дела, — пожал он плечами в ответ. Джойз вздохнул. Ну да, конечно. Дела. — Как Тэен? — продолжил альфа. Он знал, что Намджун благодарен за то, что его не оставляют со своим горем в одиночестве. Наверное, именно благодаря поддержке его людей он и смог снова встать на ноги, как и обещал Сэром, и пойти дальше, несмотря даже на то, что имя ее отзывается болью в сердце. — Ханен каждый день делает ему какие-то отвары. Вроде, помогает. Да он и не скажет, если болит, знаешь ведь, — Намджун сорвал травинку и сунул ее в рот. — Да уж… В этом вы с ним похожи, — тихо заметил Джойз. Намджун посмотрел на него нечитаемым взглядом, а после вновь отвернулся, уходя вглубь своих мыслей. Джойз знает, что Намджун не зол и не обижен, ему просто сложно. Сложно говорить вслух о своей боли, сложно просить о помощи, сложно перекладывать ответственность на других. Он благодарен, что сотоварищи готовы в любой момент протянуть руку помощи, но он должен быть достаточно сильным, чтобы справляться с этим в одиночку. Его внимание привлекли две приближающиеся фигуры — большая и маленькая. Маленькая стремительно к ним приближалась, улыбаясь во весь рот с недостающими зубами. Ханен едва поспевал за гиперактивным Тэхеном, спешащим на помощь уставшим альфам. В руках он держал два глиняных стакана, а Ханен — кувшин с водой. Намджун вспомнил, как девять лет назад сама Сэром, еще беременная Тэхеном, приносила им воды. Это светлое воспоминание вызывало улыбку на губах, но Намджун не был в силах улыбнуться. Тэхен с воодушевлением подавал мужчинам воду, получая взамен искреннюю благодарность и широкие улыбки. Он был так похож на свою маму — альтруизм и готовность помогать каждому нуждающемуся в нем били ключом. Намджун даже не знает, плохо это или хорошо. Но и материнские черты характера вроде упрямости в нем начали проявляться, что не всегда Намджуна радовало. Скорее заставляло хмурить брови. Но то, что его сын для него был спасением, отрадой и ангелом — неизменно. — Папа! Хен! — Тэхен подбежал к Намджуну и Джойзу, протягивая альфам стаканы с водой. Ханен подошел следом с крайне возмущенным лицом. — Спасибо, русалочка, — улыбнулся Джойз, выпив всю воду и утерев влажные губы тыльной стороной ладони. — Намджун-хен, а Тэхен… — начал Ханен, но Тэхен в страхе кинулся к нему, закрывая рот ладонями. — Ну хен, — заканючил маленький омега, притоптывая на месте от возмущения. — Я исправлюсь! Честно! — И что же он опять натворил? — вздохнул Намджун, смотря на сына. — Он совершенно меня не слушается, — пожаловался Ханен, взъерошив Тэхену волосы. — Я ему говорю одно, он мне вторит другое, делает совершенно третье. Этот ребенок невозможен, я от него скоро уйду, — омега строго посмотрел на Тэхена, который глядел на него огромными голубыми глазами, полными сожаления и раскаяния. — Тэхен, — строго больше для вида сказал Намджун, — немедленно расскажи, что произошло. — Ничего, просто… — пробубнил Тэхен неохотно, обиженный на весь мир. Джойз чуть не прыснул в кулак от его вида. — Давай, говори, — Ханен выжидающе смотрел на младшего омегу, который с каждым словом все больше дул пухлые щеки. — Твоему отцу будет очень интересно узнать, что ты учудил! — Я все еще жду, молодой человек, — вскинул брови Намджун. — Подрался с Минджэ, — буркнул обиженно Тэхен и сложил руки на груди. — Подрался! Но он первый ко мне полез! — Достойно уважения, — рассмеялся Джойз. — Сильно его отколошматил? — Ага, — тут же заулыбался Тэхен. Джойз протянул ему сжатый кулак, а Тэхен слегка ударил его своим кулаком. — Джойз! — прикрикнул Ханен, возмущенно смотря на альфу. — Ты поощряешь это? Мы не дикари! А вот кое-кто… — Сынок, слушайся Ханена и не трепи ему нервы, — устало сказал Намджун. — Я горд, что ты можешь за себя постоять, но твой хен прав — мы не дикари. И даже если он задел тебя первым, не нужно сразу лезть в драку. Учись решать все дипломатически — переговорами, а кулаками помахать каждый дурак может. В первую очередь мы — люди. Это, конечно, хорошо, что ты одержал победу, но Минджэ альфа, а ты не должен драться с альфами. — Почему это? — возмутился Тэхен. — Если они полезут первыми, то получат точно так же, как Минджэ! — Омеги не должны махать кулаками перед альфами, — сказал Ханен, положив ладонь на плечо Тэхена. — Ну, только в крайнем случае… Но не из-за какого-то мяча! — вновь нахмурился он. — Дурацкое правило, — скривился Тэхен. — Хочу и буду драться! — он показал язык. — Вот, а я о чем, — сморщился Ханен и потер виски пальцами. — Я его скоро отлуплю ремнем. Он меня доведет. — Дети тебя не слушают, потому что ты сам еще ребенок, — улыбнулся уголком губ Джойз, смотря на покрасневшего от злости и смущения омегу. — Д… да иди ты! — зло сказал Ханен и развернулся, уходя с огородов. Джойз тяжело вздохнул, смотря ему вслед. В последнее время Ханен вообще никак не хочет идти на контакт, только злится на него и огрызается, если альфа скажет ему что-то, личных встреч избегает и постоянно проводит время с детьми или в своей хижине. Наверное, ему и вправду лучше отвязаться, если омега настолько сильно не хочет его видеть. — Сынок, — Намджун свел брови и распахнул руки для объятий. Тэхен тут же подбежал к нему и обнял крепко за шею, а Намджун обнял его в ответ, поглаживая по спине. — Я горжусь тобой. Но не доводи Ханена до нервного срыва, хорошо? Он тебя очень любит. — Я же не специально, — надул губы Тэхен, опустив взгляд. Намджун поцеловал его в макушку и похлопал по спине. — Увидимся вечером, — сказал Намджун и получил в ответ кивок. Тэхен забрал у папы и Джойза стаканы и побежал следом за хеном, окликнув его. Тэхен держался лучше, чем Намджун мог себе представить. Конечно, первые несколько дней он плакал навзрыд, пока не уснет, почти не ел и не выходил из своей комнаты. Рядом всегда оставался Ханен, у которого сердце на части рвалось от вида такого разбитого Тэхена. Он лежал рядом с ним, обнимал и гладил по волосам, но не пытался успокоить. Иначе вся боль Тэхена просто притупилась бы, а не вышла. Он позволял ребенку плакать у себя на груди, а сам утыкался носом в его волосы и просто ждал, когда он заснет. Через неделю Тэхен уже перестал плакать днем, пытался выходить на улицу и вновь учиться. Слезы он оставлял на ночь, и Намджун каждый раз, едва услышав тихие всхлипы, приходил к нему и обнимал так крепко, как только мог, отдавая сыну всю свою любовь. Ему она необходима, как никому другому. Намджун старался проводить с ним как можно больше времени, даже если это касалось каких-то незначительных вещей — например, прием пищи. Тэхен настолько привык все делать с папой, что терпел каждый день, пока Намджун освободится, чтобы потом вместе с ним поужинать и обсудить прошедший день. Но Тэхен все еще был ребенком, который хотел к маме, а получить этого не мог. И иногда он был безутешен, даже если день прошел хорошо и он улыбался, ночью он мог свернуться в комок и душить слезы в подушке. Намджун неизменно приходил к нему, безмолвно ложился рядом и гладил по пшеничным волосам. Тэхен такой же сильный, как и его мать. Несмотря на свою боль, он смог ее пережить, смог снова искренне смеяться и дарить свою улыбку другим. Даже Тэен был с ним рядом столько, сколько мог, оказывал свою поддержку и выслушивал рассказы внука о его излюбленных травинках, цветочках и ягодах, хотя сам ни черта в этом не смыслил, а еще он стоически терпел детские чаепития, куда его таскал Тэхен. Ради улыбки внука он мог перетерпеть даже косички, правда, глаз потом нервно дергался еще как минимум час. Но Тэхен улыбался, а это было для него главным. Только Намджун уже не мог смотреть на своего ребенка так, как делал это при жизни Сэром. Ее смерть дала понять — здесь под угрозой каждый, никто не застрахован от смерти. Поэтому Намджун строго-настрого запретил Тэхену даже думать о том, что он может выйти за пределы забора. Внутри общины пусть делает, что в голову взбредет, но во внешний мир — ни за что. В глубине души Намджун понимал, что поступает неправильно, что так быть не должно, но его родительские инстинкты перекрывали все наглухо, крича только об одном — он должен защищать Тэхена любой ценой, чего бы ему это ни стоило. И пусть пока Тэхен и не рвался наружу, Намджун уверен, что с возрастом все будет совсем иначе. Ему станет мало этого клочка земли, мало этого мира, который Намджун вокруг него самостоятельно выстроил, и он захочет большего. Намджуну жаль, что сыну придется отказать в этом, но ради его безопасности он готов на все, даже если это заставит Тэхена злиться на своего отца. Но пока Намджун лежит рядом с сыном долгими ночами, гладит его по спине и смотрит в окно, на ночное холодное небо. Тэхен в его руках дышит спокойно и глубоко, словно спит, жмется комочком в поисках тепла и сжимает пальчиками его футболку. Намджун хотел бы думать, что снится ему что-то хорошее. Радостное. Но потом Тэхен шмыгает носом и тихо шепчет: — Я скучаю по маме. — Я тоже, сынок, — шепчет в ответ Намджун, приглаживая его вихры. — Я тоже. А из-за тяжелых туч показывается яркая луна, освещая небольшую детскую своим светом. Шторы медленно колышутся от проникающего в комнату весеннего ветра. Тэхен обнимает своего мишку без глаза и зарывается цыпленком Намджуну в шею, вдыхая родной запах. Его это успокаивает и усыпляет. Он знает, что рядом с папой ему ничего не грозит, ни один монстр не дотянется до него безобразными лапами. Намджун крепко обнимает его и целует в макушку. Вот уже год они учатся жить без Сэром. И у них, кажется, получается. На вечер у них был запланирован небольшой семейный ужин в доме Тэена. Намджун чистил свою винтовку, сидя на диване, Тэен потягивал травяной чай, заваренный Ханеном, сидя у печи, Джойзу досталось нарезать овощи, а сам Ханен вместе с Тэхеном накрывали на стол. Ужин был скромный — речная рыба, запеченная с картофелем и морковью, свежевыжатый ягодный сок и те самые овощи, которые криво резал Джойз. Ханен и хотел бы показать, как легче правильнее резать, а потом решает не подходить к нему вовсе, и так дел достаточно. Тэхен расставил тарелки и столовые приборы, принес на стол кувшин с соком и поставил рядом с тарелками стаканы. Тэен глянул на стол и хмыкнул. — Я бы не отказался от виски, — протянул он, подкладывая в печь дров и вороша уже прогоревшие угли кочергой. — Вам нельзя употреблять алкоголь в любом его виде, Тэен-щи, — отозвался Ханен из кухни. Он выложил крупную рыбу на тарелку и отдал ее Тэхену, чтобы тот отнес на стол. Омега вытер руки о полотенце и появился в дверном проеме. — Сердце и так шалит, а вы еще алкоголем все добить хотите, — Тэен отмахнулся от его слов и сморщился. — Надоело, — хмыкнул Тэен, сцепив пальцы в замок. — Правильное питание, лекарства и прочая ерунда. Мне уже ничего не поможет, а вы и без того последних радостей в жизни лишаете. — Деда, перестань, — нахмурился Тэхен, подойдя к дедушке. — Ты будешь долго жить, очень-очень долго, — Намджун глянул на них. — О, я бы не хотел жить долго-долго, — ответил Тэен, усаживая внука на колени. — Почему? — поднял брови мальчик, поудобнее усаживаясь деду на колени. — Да это же сущее наказание — жить вечность. Мне моих почти шестидесяти-то много было, а тут сотни и тысячи лет. Ужас, — хмыкнул альфа. — Говоришь так, будто завтра умереть собираешься, — вдруг подал голос Намджун, отложив винтовку в сторону. Она была полностью исправна и готова служить дальше. — Ты всегда был пессимистичен. — Не путай пессимизм с реализмом, — заметил Тэен. — Это просто часть жизни, — обратился он уже к смотрящему на него Тэхену. — Сейчас ты ужинаешь в кругу семьи, а через час тебя может и не стать. Жизнь нестатична, малыш, она постоянно меняется. Даже сейчас, когда, казалось бы, ничего не происходит в нашем мире, в чьем-то другом обязательно происходит что-то грандиозное. — Я-ясно… — протянул задумчиво Тэхен, хмуря густые брови. — Но деда, — вдруг встрепенулся он, схватившись пальчиками за свитер Тэена, — все равно не говори так. — Ладно, — скрипучим голосом рассмеялся Тэен и заправил прядь волос внуку за ухо. — Ты кормил Эйсу? Думаю, он очень голоден, — Тэхен тут же улыбнулся, когда речь зашла о его любимом псе. — Ага, — закивал мальчик. — Но «сидеть» он так и не выполняет, — грустно отметил Тэхен. — Даже если я даю ему кость. — Ты слишком поздно его учить начал, — ответил Намджун и взъерошил сыну волосы. — Нужно было его учить, когда он был еще щенком. Хотя ты и сам тогда был совсем маленьким. — Давайте к столу, — подогнал всех Ханен, забирая, наконец, порезанные овощи у Джойза и поставив их к остальным тарелкам. Ужин протекал достаточно тихо. Никто не спешил разговаривать, все просто наслаждались отменно приготовленной омегой рыбой. Тэен сел во главе стола, слева от него сел Намджун, сразу за ним — Тэхен, активнее всех работающий челюстями, напротив Намджуна — Джойз, а рядом с ним и Ханен. Тэхен всегда обожал, как Ханен запекает рыбу, она была для него предпочтительнее мяса. Он все еще был сторонником «вегетарианства», но только своей интерпретации. Против мяса, но рыбу любил. Ханен хоть и учил его какому-никакому этикету, ел он все равно, как поросенок, иногда даже игнорируя ложку. Тэен к рыбе не притронулся, кусок не лез в горло. Больше хотелось выпить. У него было какое-то неясное предчувствие, что-то не давало покоя, но он никак не мог разобраться, что. Тишину нарушил стук в дверь. Ханен хотел было встать, но Тэхен опередил его, крикнув, что сейчас откроет. Он быстро вытер перепачканные руки и рот о полотенце и слез со стула, унесшись в коридор. Намджун и Джойз переглянулись. Никто из них не ждал гостей сегодня. Намджун утер уголки губ и поблагодарил Ханена за вкусный ужин. Из коридора донесся радостный голос Тэхена, а после он сам появился на кухне вместе с нежданным гостем. — Джин? — вскинул бровь Намджун и поднялся из-за стола. — Почему ты так поздно и без предупреждения? — Есть серьезный разговор, — хмуро сказал он, скинув рюкзак на пол. — Нам уйти? — спросил Ханен, глянув на Намджуна. Тот коротко кивнул. — Хорошо. Тэхен-а, пойдем, — сказал омега, поднявшись из-за стола и протянув руку ребенку. — Но я… — Тэхен, — нахмурился омега. Тэхен вздохнул и, взяв старшего за руку, пошел вместе с ним на выход. — Так что случилось? — спросил Тэен, сложив руки на груди и внимательно глядя на Джина. — Кажется, мы нашли кое-что достаточно ценное, — сказал альфа и подошел к столу, садясь рядом с Джойзом. — Вы слышали, что появилась новая банда? — Допустим, — кивнул Тэен. — Мои парни недавно охотились на диких уток вблизи уезда Янъян. Не очень умно, согласен, еще глупее было идти туда, но они кое-что там наблюдали. Шайка каких-то людей складывали провизию и оружие в подвал старого аэропортного склада. Плюс этого склада в том, что он не в самом городе находится, а за ним — и зараженных меньше, и местность не такая разрушенная. Но важно даже не это. Важно то, что они выгружали какие-то большие черные ящики, и у меня есть подозрения, что там может быть что-то важнее еды и пистолетов. — Лекарства? — предположил Джойз, облокотившись локтями о стол. — Вполне возможно, — кивнул Джин. — Но я не могу быть уверен точно… — А с чего ты взял, что это как-то связано с новой бандой? — спросил Намджун, склонив голову вбок. — Это довольно логично, ведь ваша и моя община достаточно недалеко друг от друга, так или иначе вы бы узнали, будь это я, и наоборот. И все мы знаем, что к северо-западу расположена, по крайней мере, была, банда Хенсока. Насколько мне известно, они часто наведывались в Янъян и близлежащие города для грабежей. Буквально пару недель назад стало известно, что «власть» сменилась, и вот, происходит это. Что-то здесь нечисто, — нахмурился Джин. — Да уж, — хмыкнул Тэен, постукивая пальцами по кружке. — Действительно. — И что ты предлагаешь? — свел брови Джойз. — Я предлагаю наведаться туда и разведать, какого черта происходит. Сначала зараженные с оружием в руках, затем эта «революция», потом и ящики пандоры. У них машины, Намджун, — сказал Джин, смотря альфе в глаза, — у них оружие и какие-то тайны. Они могут оказаться умнее и сильнее, чем мы предполагаем. Мы можем просто оставить это, но кто знает, чем это обернуться может? — нахмурился альфа. — Что думаешь? — спросил у Намджуна Тэен, прищурив глаза. — В этом есть рациональное зерно, — после недолгого молчания ответил Намджун. — Но все это выглядит более, чем странно. В таком мире… какие могут быть секреты и заговоры? Но Джин прав — проверить нужно. Я не хочу, чтобы моя неосмотрительность пагубно сказалась на общине. Сам знаешь, даже незначительный прокол может стать роковым, — холодно продолжил альфа, смотря отцу в глаза. Тэен хмыкнул и поджал сухие губы. Не нравится ему все это. — Я знаю, что ты хочешь защитить Тэхена, — сказал Джин. — Поверь мне, защита Чимина — это мой приоритет, лишь поэтому мы должны быть осторожны. Мы не можем знать, кто они такие и на что способны. Я знаю лишь то, что к ним начали присоединяться все новые и новые люди, а восстания они быстро гасят. — Ясно… — протянул Намджун, откинувшись на спинку стула. Он хмуро уставился перед собой, покручивая в пальцах вилку с наколотой морковью. — Ты прав, нельзя их недооценивать. В таком мире все друг другу глотки перегрызут за новую безопасную зону, — хмыкнул альфа и отложил вилку в тарелку. Тэен тихо хмыкнул. — Когда выдвигаемся? — спросил Джойз. — Нет, ты не пойдешь, — ответил ему Тэен. — Останешься здесь за главного. Мы пойдем втроем. — Удобнее, когда людей меньше, — кивнул Джин. — Передвигаться можно незаметнее. — Но твое сердце, — хмуро сказал Намджун, посмотрев на отца. — А ты меня уже хоронишь, да? — ухмыльнулся Тэен, прищурив глаза. Намджун поджал губы. — Тогда выдвинемся перед рассветом. Путь предстоит неблизкий. Тэен не сомкнул глаз. В рассказе Джина все вполне логично и выдержано, но отчего-то альфа никак не мог ему поверить. Шестое чувство шептало, что-то здесь нечисто, и только поэтому он, несмотря на физическое недомогание, оставил Джойза «за старшего» и отправился вместе с сыном и Джином в Янъян. Близость моря давала о себе знать — прохладный ветер задувал под тонкие куртки и лизал теплую кожу. Тэен шел за Намджуном и Джином по трассе Сокчхо — Янъян. Он уже привык к тому, что в мире царит хаос и разруха, но заброшенные машины, поросшие сорной травой, а кое-где и вовсе рассеченные надвое деревьями, навевали тоску о прошлом мире. В своей молодости Тэен любил водить и по вечерам ездить к морю. Тогда все было совсем не так. Пляжи были полны людей, смеха и музыки, сейчас же — чаек, природного мусора и морского прибоя. За все годы пандемии ему так и не удалось вновь побывать у моря и вдохнуть соленого воздуха. Его ухудшающееся состояние давало о себе знать. Он и раньше был подвержен болезням сердца, но с возрастом и без должного лечения это лишь усилилось. Молодые альфы ушли достаточно далеко вперед, а Тэен неспешно шел следом, чувствуя покалывание в боку. Для него это первая серьезная вылазка за последний год, оттого и дышится так тяжело. Он не отказался бы сейчас от трости. Пусть он и был стар, но своей бдительности не потерял. Они с Сэром часто обсуждали Ким Сокджина, слишком уж темной лошадкой он был. В Намджуне есть не очень приятное качество — видеть в своих близких исключительно хороших людей, хотя это не всегда было так. Тэен бороться с этим перестал уже давно, его он все равно не слушал, но Сэром то и дело его предупреждала, чтобы был осторожен. Джин уже достаточно долго является другом их семьи, и, надо сказать, даже Тэен почти снизошел до доверия, но все же не на все сто процентов. Осторожность никогда не будет лишней. Параллельно трассе шла железная дорога, поросшая травой и мхом. Рельсы давно заржавели и были обесточены. Электричества сейчас нигде не сыщешь, а жаль — Тэен думал над тем, чтобы забор сделать под напряжением. Зараженные, видя лакомый кусочек, так и жаждут сломать забор, чтобы добраться до людей. А ток мог бы их отпугивать. Хорошо, что вспомнил об электричестве, позже нужно будет обсудить это с Намджуном. Энергию можно получать и путем водяных и ветряных мельниц. Ветряные сразу бракуются — в лесу его недостаточно из-за деревьев, а вот воду реки можно было бы использовать в своих целях. Тэен прошел мимо спокойно жующей травы оленихи. Она подняла морду, провожая его заинтересованным взглядом, и вновь наклонилась, отщипывая траву возле машинного колеса. Мир прекрасен без людей. В природе царит гармония, тишина и покой. В вышине деревьев поют птицы, ветер свистит между стволами, а на небе разливаются первые краски восходящего солнца. В прошлом мире кто-нибудь обязательно сфотографировал бы этот момент на фотоаппарат, а Тэен предпочитает запоминать. Память — самая лучшая фотопленка. С ветки на ветку перелетели две вороны, громко гаркнув, отчего пронеслось эхо. Тэен крепче сжал свой пистолет и внимательно огляделся. Мир прекрасен, но его населяют ужасные твари. И Тэен, к сожалению, не о зараженных. Наверное, около пяти часов утра они, наконец, дошли до вывески «Добро пожаловать в Янъян». Некоторые буквы отпали, по земле струился ковер тумана, и казалось бы дружелюбная вывеска сейчас выглядела жутко. Джин сообщил, что до склада не так много идти, потому что сам аэропорт находился за городом. Но уже здесь их встретили руины прошлого мира — полуразрушенные дома, обворованные магазинчики и чьи-то кости, валяющиеся прямо посреди дороги. — Здесь так… — начал Джин, но договорить не успел. Тишину разрушенного города нарушил выстрел. Намджун застыл, шокировано смотря на расплывающееся пятно крови на спине друга. Он дернулся к Джину, но не успел поймать — альфа свалился лицом вниз. Намджун упал перед ним на колени, в панике перевернув на спину. Кровь залила всю клетчатую рубашку и тонкую кожаную куртку. Намджун в шоке смотрел на пулевое ранение, а потом, словно опомнившись, заорал отцу: — Пригнись! Второй выстрел разорвал барабанную перепонку. Вот Намджун смотрит в глаза отцу, и вот его кровь окрашивает стену напротив, и жизнь покидает его блеклые глаза. Тэен упал на бок на пыльную землю. Намджун ясно понимал лишь одно — третий выстрел заберет его жизнь. Он, мгновенно среагировав, лег на живот, по-пластунски быстро доползая до проржавевшей машины. Он резко снял с плеча винтовку и перезарядил ее, прижимаясь спиной к сдутому колесу. Он дышал быстро и загнанно, винтовка дрожала в его руках. Он крепко сжал приклад и прикрыл глаза, в голове выстраивая траекторию полета пули. Стреляли однозначно не из окна — противоположное здание двухэтажное и спереди полностью разрушенное, спрятаться там негде. А вот крыша цела, и это — отличное место, чтобы попасть. Намджун уверен почти на девяносто процентов, что стрелок хорошо обращается с оружием. Но он не знает, что Намджун со своей винтовкой — единое целое. Вероятно, он ждет, из-за какого угла выглянет Намджун, а ему остается надеяться, что стрелявший использует оружие без оптического прицела. Альфа быстро облизал пересохшие губы и сглотнул, прикрыв глаза. Тэхен потерял мать, но отца не потеряет. Так продолжаться вечно не может — кто-то обязательно выстрелит первым. Намджун распахнул глаза, натыкаясь взглядом на кусок кирпича. Он быстро схватил его и бросил влево — оттуда же сразу разнеслась автоматная очередь. Прекрасно. Он вооружен автоматом и целится отлично — кирпич развалился на несколько кусков. Один плюс — стрелок находится левее позиции Намджуна, и потеряет две секунды, чтобы обнаружить его и перестроиться. Две секунды. Казалось бы — ничего, но для него это — целая жизнь. Он вновь облизал губы и сжал оружие. Сейчас или никогда. Проиграет или выиграет. Попадет или промахнется. Тэхен или смерть. Отступать больше некуда. Намджун отстранился от машины и развернулся лицом к стреляющему, вскидывая винтовку. У него есть две секунды. Одна — чтобы обнаружить стрелка. Вторая — чтобы выстрелить. Чаша весов склоняется не в его сторону, но ему плевать. Пусть смерть смотрит в его глаза, сколько захочет, он не моргнет первым. Он медленно просунул дуло винтовки в выбитое окно машины и притих. Стрелок этого не заметил, но наверняка догадался, что Намджун его вычислил. У него было десять секунд, чтобы сменить позицию. Сменил или остался на месте? Ждет появления Намджуна или будет стрелять первым? Альфа стиснул зубы и резко принял свою позицию. Одна секунда пошла. Он крепко держит винтовку обеими руками, смотря прямо в оптический прицел. Вторая секунда прошла. Он видит мелькнувшее черное пятно и тут же стреляет. Пятно замерло, а после упало на крышу. Намджун крепко сжал винтовку, ожидая выстрела. Но прошла минута, и его не последовало. Не последовало его и через десять минут. Вокруг стояла оглушающая тишина, только ветер гудел в пустых трубах, а где-то вдалеке разносилось щелканье гнилых зубов зараженных, привлеченных громкими выстрелами. Намджун сглотнул вязкую слюну и упал на колени, упираясь лбом в ржавый металл. — На… м… — прохрипел Джин, скребя короткими ногтями по асфальту. — Джин, — выдохнул Намджун, тут же кидаясь к другу. — Сука, — прошипел он, смотря на толчками вытекающую кровь. — Сука, сука, сука! Потерпи, — альфа оторвал кусок своей рубашки по периметру и крепко перевязал ранение не без помощи самого Джина, с трудом привставшего на локтях. Каждое движение отзывалось дикой болью. — Вот, вот так, порядок. Давай, — он помог Джину присесть, отчего тот зарычал сквозь зубы от боли. — Только не теряй сознание, понял? — грубо сказал Намджун, взяв его за щеки. — Понял? — прикрикнул он. — Да, — сглотнув кровавую слюну, ответил Джин. Намджун стиснул зубы, смотря на тело отца. Он стеклянным взглядом смотрел куда-то вперед. А сейчас на чаше двое — труп отца и друг, нуждающийся в его помощи. Намджун крепко сжал кулак и подошел к отцу, присев перед ним на корточки. Он не может оставить отца вот так, на растерзание падальщикам, и не может оставить друга истекать кровью. Намджун закрыл глаза отца и задержал ладонь на его лбу, прикрыв глаза. — Прости меня, отец, — прошептал Намджун. — Прости, блять, меня. Если сможешь. — Намджун… что ты делаешь? — едва шевеля языком, спросил старший альфа. Вместо ответа Намджун вытащил из кармана спички, которые носит только для экстренных случаев. Он резко открыл заржавевший багажник и выкинул из него старый хлам, какие-то детские игрушки и сменное колесо. Его колотило от злости и бессилия. Он не может унести сразу двоих. Или только один из них, или никто. Намджун готов заорать во весь голос и разбить эту машину, но на глаза попалась канистра машинного масла. Он схватил ее и откупорил, обливая тело отца. Он должен. Это извечная обязанность людей — из двух зол выбирать меньшее. Но Намджун все равно чувствует себя тварью последней, хотя и знает, что отец сказал бы ему поступить точно так же. Альфа стоит несколько мгновений, пиля взглядом горящую спичку, а после кидает ее на труп отца, который тут же вспыхивает ярким пламенем. Намджун повесил свою винтовку на плечо и помог встать Джину, как можно скорее уводя его прочь. Скоро начнут стягиваться зараженные. Глаза горят от подступающих слез, но Намджун плакать себе не позволяет. И ведь прав был отец — Намджун его хоронить несколько часов назад собирался. А теперь его тело горит, вместо солнечных лучей освещая пыльный асфальт.

🍃

Юнги сидел на полу и недовольно сдувал мокрую челку со лба. Юджон его только искупал, но непоседливый ребенок опять где-то испачкал пухлую щечку. Омега помешал разогревающееся в горшочке мясо с лопухом и вновь накрыл крышкой, вытирая влажные руки о полотенце. Мэй тихо мурчала у ног Юнги, свернувшись клубком, лишь иногда приоткрывала глаз, когда малыш что-то начинал недовольно бубнить под нос. Юджон с улыбкой посмотрел на старательно читающего книгу Юнги, который вел пальчиком по строчке, чтобы не потерять ее. Отросшие волосы значительно лезли ему в лицо. Юджон достал свою изрядно потрепанную «резинку», которую сам и сделал из тряпки и куска лопнувшей резины из-под штанов. — Он це… плялся за жизнь, — сглотнув, продолжил Юнги, внимательно вчитываясь в каждую букву, — Бы-ть мо-жет за ней… — Действительно он видел ад, — продолжил за него Юджон, присаживаясь позади сына на колени. — Папа! — разочарованно прикрикнул Юнги, недовольно ерзая на месте. — Я хотел сам, — нахмурился ребенок. Мэй вновь приоткрыла веки, сверкая изумрудными глазами в полутьме. — Ну прости, сынок, прости, — вздохнул омега и собрал волосы Юнги в пальмочку на макушке. — Это просто моя любимая часть, — улыбнулся Юджон и чмокнул сына в прохладный лоб. — Все равно ничегошеньки не понимаю, — вздохнул ребенок и захлопнул книгу, поднимая в воздух ворох пылинок. — Скукота… — Вот и не правда, — возразил Юджон, щелкнув сына по носу. — Ты будешь читать эту книгу каждый год, и по мере взросления будешь все больше и больше понимать, о чем писал автор. Открой любую страницу, и я дословно тебе перескажу, что там написано. Хочешь, проверим? — хитро улыбнулся омега и сел перед сыном в позу лотоса. — Хочу! — оживился Юнги. Он наугад открыл страницу и ткнул пальчиком вниз страницы. — Двадцатая, — Юнги тут же прижал книгу к себе, чтобы папа ни в коем случае не подглядывал, и сам в нее уставился. Юджон прикрыл глаза, положил узкие ладони на свои колени, и призадумался, словно перебирал страницы своих воспоминаний и, найдя нужную, начал: — Большая собака сидела около огня и смотрела на него. Было в этом аду и несколько детей. Украденный ребенок плакал и кричал. Другой, толстенький мальчик лет четырех, сидел, свесив ноги, на слишком высокой для него скамейке, у стола, доходившего ему до подбородка, и не говорил ни слова. Третий с серьезным видом размазывал пальцем по столу сало, которое текло с оплывавшей свечи… — Юнги с открытым ртом читал тот же абзац, а папа действительно пересказывал все слово-в-слово! — Но как? — выдохнул ребенок, удивленно вскинув голову. — Нет-нет, подожди! — Юнги быстро пролистал еще несколько страниц. — Тридцать седьмая, — хмуро сказал ребенок. Юджон тихо засмеялся с сына и покачал головой. — Собор заменял для Квазимодо не только общество людей, но и всю вселенную, всю природу. Ему не нужно было других украшений, кроме разноцветных и ярких красок, сверкающих на оконных стеклах собора; другой тени, кроме той, которая отбрасывалась каменною, усаженною птицами листвою, густо украшавшей саксонские капители; других гор, кроме исполинских башен собора; другого океана, кроме того, который представлял Париж, бурливший у подножия этих башен… — Папа! — воскликнул Юнги, подпрыгивая на месте и пугая задремавшую Мэй. Кошка недовольно мяукнула. — Откуда ты знаешь это? — В нашем мире, сынок, чтение — все, что у нас осталось. Я читал эту книгу уже, кажется, тысячу раз. Я нашел ее здесь еще до того, как у меня появился ты, — ласково сказал омега и заправил прядь волос сыну за ухо. — Как только она заканчивалась, я начинал читать ее снова. Читал, читал и читал на протяжении многих месяцев, так и выучил ее наизусть. Она не такая большая — всего шестьдесят семь страниц. Эта книга стала моим единственным собеседником, пока не родился ты. — Но зачем? — удивился мальчик. — Чтобы не сойти с ума от одиночества, — грустно улыбнулся Юджон и поцеловал сына в макушку. — С ума… — повторил Юнги, удивленно смотря на книгу. Как же вот это бумажное мучение может быть другом? Юнги тряхнул головой. Ничегошеньки ему непонятно. Для него эта книга — враг, а для папы — друг. Как живой объект, наделенный душой. Как Мэй, как их старенькая ЭмЭм, как он сам. Юнги нахмурил брови и поднял взгляд на Юджона. — Папа, а что такое «Париж»? — О, сынок, раньше наш мир был совсем другим. Раньше существовали другие страны и государства, в которых жили люди со своими особенностями культуры, воспитания, кухни. Париж был столицей прекрасной страны, Франции. Ну, знаешь, красное вино, ривьера, лавандовые поля… Я всегда мечтал побывать во Франции, выпить кофе на выложенных камнем улочках, съесть знаменитые круассаны. — Круас… А? — сморщился ребенок. — Круассаны, — тихо рассмеялся Юджон. — Помнишь, я как-то делал пшеничные лепешки? — Да, они были очень вкусные, — кивнул Юнги. — Круассан — это нечто похожее, только сладкое, как малина или черника. А еще внутри мог быть шоколад, ну, или ветчина с сыром, тут кому как нравится, — с улыбкой продолжил омега. — А еще эта страна ассоциируется у меня с беретами. Это такие головные уборы вроде шляпы. — А-а-а… — задумчиво протянул Юнги, кусая нижнюю губу. — А что теперь с этой страной? — Не знаю, солнышко, — вздохнул Юджон, подперев щеку кулаком. — После «конца света» страны потеряли связь друг с другом, так что… Хотелось бы верить, что там все относительно спокойно, но сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Но давай не будем о плохом, — омега сморщил аккуратный нос. — Ты не хочешь постричься? — он слегка улыбнулся и подцепил длинный светлый локон Юнги двумя пальцами. — Зачем? — нахмурился мальчик и помотал головой. — Ну ты же не дикий волчонок у меня, а опрятный мальчик, — возразил омега, облизнул палец и вытер щеку Юнги от грязи. — Ну, почти… — Юнги сморщил носик. — Нет, — мальчик выпятил нижнюю губу. — Мне нравится вот так, — он улыбнулся и распустил завязанные папой волосы, размахивая ими. — Я как Эсмеральда, — Юджон засмеялся, прикрыв ладонью губы. — Как скажешь, сынок, — Юджон поцеловал мальчика в лоб и поднялся с пола. — Скоро будем ужинать, так что поторопись, — Юнги в ответ просто кивнул и вновь раскрыл перед собой книгу. Юджон обхватил горячий горшок полотенцем и вытащил пышущее жаром мясо. Аромат приготовленной еды растекся по дому патокой. Мэй, обычно сразу же оказывающаяся под ногами Юджона и просящая лакомый кусочек, в этот раз еду проигнорировала. Юджон даже удивился, не наткнувшись на нее ногой. Кошка стояла возле двери и нервно дергала хвостом, полностью игнорируя оклики омеги. Юджон нахмурился и подошел к ней, присаживаясь на корточки. На ласковое поглаживание Мэй лишь громко мяукнула и метнулась к кухонному окну. Такое несвойственное Мэй поведение Юджона немного нервировало. Он подошел к окну вслед за кошкой и вгляделся в густую темноту. — Что такое, Мэй? — тихо спросил омега, погладив кошку по хребту. Она нервно дернула хвостом. Юджон вновь перевел взгляд в окно. От сарая, где жила их корова, отделились две тени. У Юджона сердце ухнуло куда-то к желудку. Он сорвался с места, пугая внезапно-резкими движениями Юнги. Ребенок поднялся с пола, обеспокоенно наблюдая за переворачивающим вещи папой, совершенно сбитый с толку и ничего не понимающий. Юджон дрожащими руками вывернул из ящика все вещи и достал оттуда револьвер с инициалами «К. Н.», который некогда оставил ему незнакомый альфа. Омега сунул пистолет за пояс и быстро прикрыл его рубашкой, а потом подошел к Юнги и крепко схватил за плечи. — Папа, что происходит? — полным страха голосом спросил Юнги. Ему было страшно, папино поведение его пугает. — Слушай меня, Юнги, — строго сказал омега, присев перед сыном. — Сейчас ты спрячешься под кровать и будешь сидеть очень-очень тихо, как мышка. Ты не издаешь ни звука, даже дышать будешь через раз. Ты не вылезешь из-под кровати, пока я не скажу. Ты понял, сынок? — Но зачем… — шмыгнул носом Юнги, чувствуя, как щиплет глаза от подступающих слез. — Так нужно, сынок, так просто нужно, — спешно ответил Юджон и порывисто обнял сына, прижимаясь губами к его лбу и жмурясь. — Обещай мне, что будешь прятаться до последнего и будешь вести себя очень тихо. — Обещаю, — всхлипнул Юнги. Юджон вновь поцеловал его в лоб и утер покатившиеся по щекам слезы. — Все, прячься. Быстро, сынок, быстро! Юнги тут же упал на живот, залезая под кровать. Он и раньше прятался под кроватью, когда они с папой играли в прятки. Тогда ему было весело, он прижимал ладошки ко рту, чтобы не рассмеяться вслух, пока наблюдал, как папа его ищет. А сейчас ему страшно так, что в животе все скручивается в тяжелый ком. Юнги забрался под кровать и притих, прижимаясь спиной к темному углу. Он видел отсюда только папины ноги, и то чуть выше щиколотки. У него дрожали ладони и рвался наружу плач. Он хотел к папе в объятия, а не лежать под кроватью, в темноте и тишине. Юджон быстро облизал пересохшие губы и вскинул револьвер, почти на носочках двигаясь к входной двери. На улице все было тихо, даже слишком. Наверное, это зараженные забрели к ним во двор, не раз уже такое бывало. Но они не издают ни привычного клацанья зубов, ни противного щелканья. Юджон аккуратно приблизился к двери и отодвинул в сторону занавеску, выглядывая наружу. Так темно, что ничего не видно, и от этого становилось лишь страшнее. Омега покрепче сжал револьвер и сглотнул вязкую слюну, собираясь протянуть руку к ручке двери и приоткрыть ее, но она распахнулась сама, ударившись о стену. Юджон гулко задышал, дрожащими руками наводя оружие в лица незнакомых альф. Перед ним стояли двое. Одеты они были в карго, заправленные в тяжелые ботинки, черные кожаные куртки, у одного из них была красная повязка на бицепсе, и у каждого от пальцев рук до самой шеи тянулись татуировки. У Юджона едва не подвернулись колени от страха, но он не дрогнул, сжимая дрожащие губы в тонкую полоску. — Кто вы такие? — громко спросил омега, целясь то в одного, то в другого. У него всего лишь три пули на четырех человек. — Тише, тише, куколка, — растянул губы в улыбке альфа с красной повязкой. Он сделал шаг к Юджону, омега сделал шаг назад. — Я выстрелю, — предупредил Юджон дрожащим голосом. — Не подходите. — Не сомневаюсь, — ухмыльнулся незнакомец. Трое, стоящие позади, рассмеялись, вызывая по спине Юджона холод. — Ты здесь один? — альфа прищурился и огляделся, отмечая валяющуюся на полу книгу. — Не ваше чертово дело, — омега стиснул зубы. С каждым словом альфа все ближе, а Юджону отступать некуда. Он на дрожащих ногах отходит от надвигающихся в его сторону мужчин. Револьвер в его руках дрожит, и это не остается незамеченным. Альфа ухмыляется и проводит кончиком языка по губам. — Я и мои напарники — мы просто охотники, — весело сказал альфа. — Вышли поохотиться на всякую дичь. Ну, знаешь, зайцы, утки, может, олень, если повезет… — Но нашли кое-что покрупнее, — ухмыльнулся стоящий позади него мужчина, заставляя еще двух вошедших хищно скалиться. Юнги дрожал всем телом, жмурясь и прижимая ладошки к лицу. По щекам катились обжигающие слезы. Он желал выбежать и защитить папу, но он велел сидеть под кроватью до тех пор, пока он не позовет его. — Вам лучше уйти, — почти прошептал Юджон. Загнанный в угол, но не опустивший оружие. — И даже не предложишь чай? — хмыкнул альфа. — Как некрасиво и опрометчиво такому хрупкому омеге отказывать нам, — дуло револьвера уткнулось ему прямо в грудь. Омега оказался прижат к стене и обездвижен. Его оленьи глаза начали наполняться ужасом и осознанием, что бежать ему некуда. И они никуда не уйдут, пока не получат свое. На глаза навернулись слезы. — Давай будем честны, детка, — улыбнулся он, проведя большим пальцем по его щеке к виску. — Тебя застрелят раньше, чем ты успеешь нажать на курок, — прошептал он Юджону на ухо, опаляя раскаленным дыханием. Палец на курке нервно дернулся. Юджон вдруг обмяк и опустил оружие. — Я знаю… — прошептал он в ответ. — Умница, — ухмыльнулся альфа и провел носом по его скуле, резко втягивая носом природный аромат фиалок. — Как я люблю, когда такие, как ты, слушаются. Все будет хорошо, детка. Тебе даже понравится. Юджон замер, чувствуя ледяные пальцы на своей талии. Альфа огладил выступающие тазовые кости большими пальцами и завел руки ему за спину, одной сжимая ягодицу, а второй пробираясь под рубашку. Юджон тяжело задышал от страха, понимая, что его в эту же секунду пристрелят. Альфа обхватил пальцами его подбородок и заглянул в наполненные слезами глаза. Он приблизился к его лицу так близко, что почувствовал исходящее от розовых губ омеги тепло. Как много всего он может сделать с ними… От этой мысли по телу разливается жар, концентрирующийся внизу живота. Он прижал омегу к стене своим телом и начал тереться своим возбуждением о его бедро. — Знаю, — вдруг повторил омега. — Но ты сгоришь в аду! — закричал он и резко вскинул револьвер. Альфа был готов к неожиданному выпаду, поэтому среагировал быстрее, чем Юджон успел нажать на курок. Он выбил оружие из его рук и, крепко схватив за волосы, приложив несколько раз головой о стену, не скупясь на силу. У омеги перед глазами все поплыло, и ноги подкосились. Он, поняв, что теперь совсем лишен оружия, начал сопротивляться — бить кулаками, ногами, но все это вызывало у альф лишь смех. Тот, что прижимал его к стене, схватил под локоть и швырнул в сторону, как ничего не весящую игрушку. Юджон упал на бок, больно ударившись головой, и перевернулся на живот, бросая полный ужаса взгляд на кровать. Юнги в шоке смотрел на папу, прижимая ладонь ко рту. — Вот видишь, — сказал подошедший сзади альфа. Он присел на корточки перед ним. Юджон попытался встать, но второй мужчина грубо надавил на его спину, пригвождая к полу. Первый схватил его за волосы и оттянул, шепча на ухо. — Сопротивление бесполезно. А меня, кстати, зовут Рой. И у смерти есть имя, оказывается, — он впился в его губы жадным поцелуем. Губы омеги на вкус были еще слаще, чем на вид. Одна капля его крови, наверное, могла бы свести с ума, но Рой и так безумен — его кровь лишь подпитывает, как живая вода. Второй альфа встал позади Юджона и подогнул его колени, вынуждая встать на четвереньки. Омега зажмурился, сдерживая слезы, и дернулся прочь от чужих грязных рук. Но ему рассчитывать не на что. Никто не спасет его и его ребенка, потому что в этом мире так не бывает. В этом мире нет пощады и нет жалости. Не может появиться герой с развевающимся плащом, потому что все герои уже давно мертвы. Добру не место в таком мире, здесь выживает только сильнейший. Юджон думал, что сбежал от этого мира, от его жестокости и мерзких тварей — людей. Но он самого себя обманул. Нельзя убежать от этого мира точно так же, как нельзя убежать от своей тени — она везде, следует по пятам и ни на шаг не отстает. У Юджона в голове красная бегущая строка «Нет, нет, нет» и воющая во всю сирена. Он рыпается, вырваться пытается, но все это бесполезно. Альфа целует его грубо, просовывая язык в рот и вылизывает по-хозяйски, а после кусает губы, срывая тонкую кожу. Юджон плачет беззвучно, потому что альфа болезненные стоны его проглатывает и, кажется, этим упивается. Второй альфа разодрал на нем легкие брюки, открывая вид на тощую задницу. Во рту скопилась вязкая слюна. Он грубо надавил на его поясницу, насильно заставляя прогнуться, и заломал руки за спину до боли. Рой отстранился от Юджона. Между их губами протянулась тонкая нить слюны, которая оборвалась, падая Юджону на подбородок. — Давай, Хеджун, — ухмыльнулся Рой, кивнув второму альфе и не отводя взгляда от подернутым слезами глаз омеги. — Уверен, трахать его — настоящее искусство, — прошипел он, грубо очертив большим пальцем впалую щеку омеги. Хеджун, получив приказ, тут же принялся его исполнять. Его член уже болезненно упирался в ширинку грязных джинсов, требуя необходимой разрядки. Ему не хочется терять время на растяжку, поэтому он просто сплюнул на свой член, размазывая скудную слюну по стволу, и резко взял омегу за бедра, приставив головку к сжимающемуся входу, и вошел одним толчком наполовину. Юджон вгрызся зубами в собственную ладонь, чтобы не закричать во весь голос. Из глаз брызнули обжигающие слезы. Рой почувствовал давящее чувство внизу живота. Хеджун замер, в удовольствии откидывая голову назад и облизывая сухие губы. — Блять, такой узкий, — выдохнул он, сделав еще один толчок. Юджон зажмурился, прокусывая ладонь. Его изнутри рвало. Легкие, казалось, вот-вот лопнут, но настоящий ужас накатывал лишь от одной мысли, что под кроватью прячется его маленький сын и видит развернувшийся перед ним седьмой круг ада. Рой поднял взгляд на стоящих у входа альф, которые пилили напряженным взглядом распятого омегу, и подозвал их. — Давайте, — кивнул он. — Уверен, этот малыш на многое способен. — Есть, — ухмыльнулся один из них, на ходу расстегивая брюки и вытаскивая из боксеров эрегированный член. Рой сел на корточки перед ним, наблюдая за рыдающим омегой, которого Хеджун натягивал на свой член. Он вынул перепачканный кровью член и уступил место четвертому альфе, который, смазав свой член слюной, вошел в его тело, сразу же задавая быстрый темп. Юджон начал царапать ногтями пол, обламывая их до крови. Рой рассмеялся и резко наступил на его пальцы пяткой тяжелого ботинка. Омега задрожал от охватывающей истерики. Он с трудом сдержал вырывающийся из горла крик, но не мог себе позволить. Он не мог позволить знать своему ребенку, как ему плохо и как тело прошивает болью. Каждая клетка ею наполняется, а после разрывается, как сочная ягода от укуса, и она растекается по крови ядом. Четвертый альфа резко вырвал его ладонь изо рта и приставил к губам сочащуюся головку. Предэякулят потек по его губам и подбородку, тягучей каплей оседая на пол. Юджон стиснул зубы до боли. — Он совсем не хочет идти на контакт, — хмыкнул Хеджун. — Ты прав, — протянул Рой, смотря на окруженного, но все равно сопротивляющегося из последних сил омегу. — Но нет ничего, что нельзя было бы сломать. Рой отлучился на мгновение и пропал из поля зрения. Юджон беззвучно рыдал, стискивая челюсти и отворачивая голову в сторону. Альфа крепко сжал его волосы, вынуждая открыть рот, но омега не подчинился. Ему казалось, что он сейчас вывернет наружу свои внутренности. Щеку обожгла грубая пощечина. Альфа начал тереться членом о его губы и щеки, похабно ухмыляясь и облизывая свои губы. Хеджун сидел перед ним на коленях и сжимал свой член у основания, чтобы не кончить от одного вида изнасилованного омеги. Он его заводит, распаляет, будит всех спрятанных в недрах души демонов. Юнги крупно вздрогнул, резко втягивая носом пропитанный кровью воздух. Его трясло, ему было страшно, он рыдал вместе с папой. Но папа приказал молчать до последнего, хотя Юнги хочется выбежать, схватить палку и сделать этим мужчинам так же больно, как они делают его папе. У Юджона сердце рвалось на части. И изнутри, и снаружи его рвали острыми когтями. Кровь хлюпала при каждом толчке. Он рассыпался на части и умирал. Но единственная мысль, которая заставляла его цепляться за жизнь — Юнги. Его маленький сын, который не выживет без папы в этом мире. Он умрет, если умрет Юджон. Омега не сдерживается и рыдает в голос, и Юнги рыдает вместе с ним, жмуря до боли глазки. Юджон молится, чтобы эти звери не заглянули под кровать, молится, чтобы Юнги не издал ни звука, молится, молится, молится… Молитва — это последнее, что у него осталось. — Может быть, сейчас у нашей птички прорежется голос, — ехидно ухмыльнулся Рой. В свете колыхающегося пламени свечи блеснул металл молотка. Рой вновь присел перед ним и кивнул Хеджуну, чтобы держал его руку. Альфа, насилующий его, уступил место четвертому, который до хруста заломал омеге вторую руку. Юджон едва не рухнул на бок, но крепко держащие его руки не позволили упасть. Хеджун крепко схватил его за запястье, вынуждая расправить длинные изящные пальцы. Рою даже жаль портить такую красоту, но он не может сдержаться и отказать себе в удовольствии послушать, как кричит этот сладкоголосый омега. Рой замахнулся и со всей силы ударил молотком по его указательному пальцу. Юджон больше не смог терпеть. Он пронзительно закричал, а Юнги уткнулся в сгиб своего локтя, содрогаясь в рыданиях и скребя короткими ногтями пол. Он не мог поверить в то, что все это действительно происходит на самом деле. Он словно спит и видит самый худший из его кошмаров, от которого никак не может проснуться. Он хочет подскочить на постели в холодном поту и увидеть папу, мирно спящего рядом. Юнги не может поверить в то, что все происходящее перед ним — реальность. Альфы рассмеялись, наслаждаясь криками боли. Рой не остановился на одном пальце. Он поочередно превращал в кровавое месиво каждый, вырывая из горла омеги все новые и новые крики. Хеджун, видя, что омега находится в предобморочном состоянии, дал ему грубую пощечину, приводя в чувство. Рой ухмыльнулся и крепко сжал его щеки, заставляя смотреть в свои глаза. Юджон уже плохо соображал. Лишь боль была его проводником в реальный мир. Его бедра были полностью перепачканы кровью. Вокруг него по полу растеклись кровавые змеи. Одна из них попала в трещину между половицами и потекла под кровать, касаясь лица Юнги. Мальчик лежал на полу и смотрел на своего папу. У Юджона по лицу катились безмолвные слезы. Рой заставил его встать на локоть и надавил пальцами на подбородок, открывая рот. Хеджун провел по его губам головкой члена, размазывая кровь, слюну и слезы, и толкнулся в его рот, хватая омегу за волосы. Юджон подавился, шумно втягивая воздух носом, но у него не осталось сил даже сопротивляться. Он мог лишь плакать и мычать от боли. Запястье онемело от силы, с которой его сжимали за спиной. Пальцы правой руки он больше не чувствовал. Их, кажется, там больше и не было. Его слезы текли по щекам и капали на грязный пол, прямо в лужицу крови. Теперь настала очередь Роя терзать и без того истерзанное тело. Он встал позади него, шлепнул по перепачканной кровью ягодице и крепко сжал его бедра, впиваясь в кожу короткими ногтями. У Юджона зрачки сузились и в груди застрял крик. Альфа тут же задал бешеный ритм, натягивая обессиленное тело на свой член. Остальные альфы по очереди насиловали его рот и пачкали заплаканное лицо своим семенем. Юджон уже не чувствовал себя, не помнил, не знал. Он знал лишь то, что под кроватью прячется его Юнги, так рано познавший ужас реальности мира, в котором живет. Рой кончил в его тело, наслаждаясь оргазмом от разбухающего в его теле узла. Это великое удовольствие — ломать такую прелестную куколку. Рой бы ее даже забрал, но она сломанная, и уже не такая красивая. Теперь она бесполезная. Альфа вытер член о его ягодицы и застегнул ширинку, облизнув губы. Юджон упал на бок, стеклянными глазами смотря казалось бы, никуда, но на самом деле — под кровать. В ответ ему блестят небесно-голубые глаза его мальчика, слезами переполненные. Они как два лунных камня, взывающих быть сильным до последнего. Юджон даже после этого должен встать, должен сильным быть и дальше жить. Рой поставил ему на грудь ногу, заставляя перевернуться на спину и смотреть на себя. Из уголка его глаз потекли слезы, теряясь в слипшихся от крови волосах. — Ты заслужил покой, — с легкой улыбкой сказал альфа, направляя в его лицо пистолет. — Покойся с миром, куколка. Выстрел спугнул задремавшую на ветке ворону. Она громко гаркнула и вспорхнула в ночное небо. Юнги распахнул глаза, смотря, как медленно кровь расползается под головой папы. Он прижал ладони ко рту изо всех сил, чтобы не закричать. Альфы рассмеялись, что-то обсуждая между собой. Они рыскали по всему дому, переворачивая вещи в поисках чего-то ценного. Но у Юджона не было ничего, что можно было бы забрать. Рой остановился перед валяющейся под ногами книгой. Корешок слегка намок, пропитавшись кровью, и некоторые страницы слиплись. Он хмыкнул и сплюнул на пол, покидая дом. Свеча на подоконнике потухла. Серый дым закружил в воздухе. Весь дом погрузился во мрак. Мальчик дышал так тихо, как только мог, вгрызшись зубами в свою ладонь. Стало так тихо, что даже оглушало. В его голове как на заевшей пленке разносился вновь и вновь звук выстрела, унесший жизнь его папы. Он ждал пять минут. Десять. Полчаса. Никто так и не вернулся. Испуганная Мэй вылезла из своего укрытия и аккуратно подошла к телу Юджона. Она лизнула его холодеющею щеку и громко мяукнула. Юнги на животе выполз из-под кровати и сел на колени. Слезы градом текли по его щекам, застилая взгляд. Он на коленях подполз к папе и положил дрожащую ладошку со следом от своих зубов ему на щеку, стирая засохшие слезы и кровь. — Папочка, — позвал его Юнги в холодной тишине. Из его рта пошел пар. — Пап… Не спи, — попросил его мальчик. — Пап… Слезы Юнги падали с подбородка Юджону на лицо. Юнги сел ближе к папе и положил его голову себе на колени, принимаясь гладить грязные волосы ладошками, как делал папа, когда Юнги болел. Он заставлял его пить противный отвар, а потом гладил и нежно пел колыбельную, чтобы Юнги уснул. Мэй мяукнула, ткнувшись головой Юнги в руку, а мальчик смотрел на папу. Он начал раскачиваться из стороны в сторону, словно баюкая папу. Он бы сейчас выпил все самые противные отвары, только бы папа проснулся и вновь обнял его. Но папа никак не открывает глаза. — Баю-бай… — дрожащим голосом пропел Юнги, поглаживая волосы папы. На его ладонях оставались следы крови. — Спи, мой ангел, засыпай… Юнги зарыдал в голос, обнимая папу изо всех сил. Он жался осиротевшим котенком к папе, искал у него тепло, защиту, но его обжигал лишь холод. В воздухе пахло кровью и смертью. Мэй беспокойно мяукала рядом, запрыгнув Юджону на грудь и тыкаясь носом в его шею. Юнги плакал и кричал, заливаясь слезами. У него рвалась голова от боли, но самое ужасное творилось в сердце. С каждой минутой он все больше осознавал, что папа больше не проснется. С каждой секундой он все отчетливее понимал, что папа умер. Папы больше нет. Мальчик бережно положил его голову на пол и поднялся с колен, на негнущихся ногах выходя из дома. В сарае он достал не по размеру большую лопату. Захлебываясь своими слезами, он копал могилу под невысоким деревом кипариса, что рос недалеко от дома. В пальцы вонзились занозы. У Юнги дрожало все тело. Ночная прохлада обездвиживала, вонзая в кожу тысячи мелких кинжалов. Юнги ревел и копал яму, в которой его папа найдет последнее пристанище. Мэй молчаливым стражем охраняла его тело и мурчала прямо на груди, пытаясь согреть своим теплом, и замяукала, когда Юнги потревожил их покой. Он, перепачканный кровью и землей, нес своего папу. Колени подгибались, руки не слушались и ноги отказывались идти. Мальчик аккуратно положил папу в небольшую могилу и сложил его руки на животе, будто он просто спит и вот-вот проснется. В ладони он ему вложил белый цветок дикой лилии. Юнги укрывал папу теплым одеялом земли и напевал ту самую колыбельную, которую пел ему папа: — Потеплей тебя укрою, — дрожащим голосом пел Юнги. — Спи, мой кроха, я с тобою… Последняя горсть земли упала на его свежевырытую могилу. Юнги отбросил в сторону лопату и упал на колени, обнимая сырую землю. Он пронзительно закричал, сгребая землю пальцами и сжимая ее в кулаках. Сидящий на ветке ворон медленно моргнул черными глазами-пуговками и склонил голову вбок. Такая длинная ночь.