***
Фэйт резко распахнула глаза. Сетчатку неожиданно порезал яркий свет, заставивший девушку зажмуриться и прикрыть ладонью глаза. Она сморщилась и отвернула голову в сторону, через несколько мгновений вновь приоткрыв глаза. Тело было сковано дикой усталостью, хотя спала она… Фэйт перевела взгляд на свою ладонь. Два дня? Девушка нахмурилась и приподнялась на локте. Плечо все еще болело, но уже не столь сильно. Кадры прошедших дней один за одним всплывали в голове. Полностью восстановив хронологию событий, Фэйт застонала и откинулась на спину, потирая пальцами переносицу. — Блять, — прохрипела она. В горле пересохло, было ощущение, словно целую вечность не пила. Хотя оно, кажется, так и было. А еще на Фэйт не было одежды. Девушка нахмурилась, оглянув свое обнаженное тело. Отлично. Кажется, ее все-таки продали кому-то в рабство. Гребаная Гююн, если она попадется ей на глаза… Фэйт резко вспомнила о пистолете, который лежал рядом с ней, когда она засыпала. Она начала рыскать ладонями по матрасу, но ничего не нашла. Вот ведь продуманная сука, все забрала. Фэйт стиснула челюсти и поднялась, усаживаясь на матрасе. Кости ломило и голова трещала, но ранение беспокоило меньше, и хотя бы это ее радовало. Фэйт сморщилась от скрипа открывшейся двери и резко вскинула голову, что отдалось болью в висках. — Ты проснулась! — радостно сказала Гююн. — Я тебе шею сломаю, сука, если ты… — Фэйт резко встала и едва не упала от закружившейся головы. В глазах все вновь потемнело, но Гююн подскочила к ней и обхватила поперек талии, поддерживая. Когда Фэйт смогла более твердо стоять на ногах, она грубо толкнула девчонку в плечо, отталкивая от себя. — Не прикасайся ко мне. — Что произошло? — тихо спросила Гююн. Ее тон снова стал обиженным, будто она и вправду не понимала, что сделала. — Что произошло? — прорычала сквозь зубы Фэйт и схватила ее за грудки, резко прижав к стене. — Решила нажиться на моей жизни? Я предупреждала, милая, что продырявлю тебе башку, стоит тебе рыпнуться. Где мое ружье и одежда? — грубо спросила она, встряхнув Гююн в своих руках. — Уже успела променять на жратву, да? — зло ухмыльнулась она. Гююн, больше обиженная, чем испуганная, указала ладонью в сторону, где стояли ящики. На одном из них покоилась одежда Фэйт, а сверху — кобура с пистолетом, автомат и нож. Фэйт несколько раз моргнула, проверяя, не подводит ли ее зрение, но нет — то были ее вещи. И ружье. На месте. Впервые она почувствовала себя как-то… Неважно, впрочем. Лишняя бдительность никогда не подводила. Но вот эта девчонка убрала ее руки и отошла от стены. Она выглядела, как обиженный ребенок, которого ни за что наказали. Фэйт потерла пальцами лоб и вздохнула. Ну, блять. Она кашлянула в кулак и пошла к лежащей аккуратной стопкой одежде. Гююн смотрела на нее краем глаза, наблюдая, как девушка прячет свое стройное подтянутое тело за мешковатой одеждой. Фэйт заметила ее взгляд, и Гююн резко отвернулась, принимаясь нарезать отваренное мясо на дощечке. Фэйт заправила чистую рубашку в карго и закрепила кобуру на поясе. В воздухе витала неловкость и невысказанная обида. — Поешь? — предложила Гююн, глянув на Фэйт. — Это голубь. К сожалению, ничего лучше достать нельзя… Да и соли нет. — Поем, — согласилась Фэйт и подошла к девчонке, садясь напротив нее. Она резала мясо тупым ножом на неровные кусочки. Фэйт захотелось ухмыльнуться, но она сдержалась. Все же в этой ситуации была доля ее вины. Она без разбирательств уже была готова убить Гююн. — Помочь? — предложила девушка. — Нет, — ответила Гююн, не поднимая головы. — Не нужно. Точно обиделась. Фэйт хмыкнула и облокотилась на правую ладонь. Не хочет помощи — пусть мучается со своим тупым ножиком. Фэйт дважды не предлагает. Ей впервые удается видеть такую обидчивую девчонку, хотя спорить, что она сама в этом виновата, нет смысла. Это факт. Пусть привыкает, принцесса, что реальная жизнь — не сахарная вата и скачущие по зеленой травке пони. Лучшая защита — это нападение. Фэйт просто защищала свою жизнь. — Моя одежда чистая, — сказала Фэйт, оглядев себя. — Я ее постирала, — тихо ответила Гююн и отложила нож в сторону. Она подвинула дощечку с мясом к Фэйт и глянула на нее. — У меня нет гарнира, только лопух. Мы с мамой ели так, — она взяла листок лопуха, оторвала кусочек, обернула в него мясо и протянула Фэйт. — Вкусно, — Фэйт приняла кусок и сунула целиком в рот. Мясо было суховатое, а лопух слегка горчил, но и это показалось ей пищей с Олимпа. Она прикрыла глаза в наслаждении, медленно пережевывая. Гююн слегка улыбнулась. — Что случилось с твоей мамой? — внезапно спросила Фэйт, и улыбка тут же сползла с ее лица. Бета, заметив это, добавила: — Можешь не рассказывать. Если не хочешь. — Город кишит каннибалами, — сказала Гююн, перебирая в пальцах листок лопуха. — Они буквально на каждом углу. Мне было… двенадцать, кажется, когда мама им попалась, — шмыгнула носом девчонка. Фэйт вздохнула. Она терпеть не может душевные разговоры, потому что понятия не имеет, как поддержать человека, ведь ее в свое время никто не поддержал. — Мы вышли, чтобы попробовать поймать какую-нибудь птицу. Мне пришлось прятаться в развалинах, пока ее убивали. Их было несколько. Трое или четверо. Они… они разделали маму прямо там, как кролика, — Гююн заплакала, прикрывая лицо руками. — Я слышала, как она кричала. А они были такими… спокойными… — Люди становятся безумными, когда исчезает еда, — сказала Фэйт, слегка кивнув. — Они просто сошли с ума. Это были не люди, Гююн. — Я знаю, — шепнула она, утерев слезы. — Мне жаль, — искренне сказала Фэйт, слегка царапая ногтями собственную ладонь. — Сначала я думала, что и ты такая. Я сильно ошиблась. — Нет, никогда, — помотала головой Гююн. — После всего… Пусть я лучше умру от голода, чем так. — Почему ты не уйдешь отсюда? Города опасны. — А куда мне пойти? — слегка усмехнулась Гююн, посмотрев на Фэйт. — В лес? А где мне жить в лесу? Где пережидать зиму? Что есть? — В лесу не такая жизнь, какую ты представляешь, — возразила девушка. — Там живут люди, много людей. Целые общины, — Гююн удивленно посмотрела на нее. — Там есть еда, тепло и защита. А здесь рано или поздно тебя настигнет опасность. — Ты тоже пришла из общины? — оживилась Гююн. — Ну, — хмыкнула Фэйт и пожала плечами. — Да. — Я могу пойти с тобой? — Гююн подалась вперед и с полными надежды глазами смотрела в ее глаза. — Можно? — Нет, — резко ответила Фэйт, обрубив на корню всякую надежду. Огоньки в ее глазах медленно потухли. — И мне самой уже пора, — она поднялась и надела куртку, закинув автомат на плечо. — Я провожу, — ее голос вновь стал тихим. Ни Гююн, ни Фэйт больше ничего не говорили. Фэйт молча шла за ней и сжимала губы, ведь не может же она объяснить этой девчонке, что такой, как Гююн, не место там, где она живет. Она бы просто там не прижилась. Фэйт и так дала ей наводку, а воспользуется она ею или нет — уже не ее дело. Это некая благодарность за все, что Гююн сделала для нее. Приютила, подлатала, накормила. Гююн ее спасла. Но с собой Фэйт взять ее не может просто потому, что такая жизнь не для нее. Гююн отворила массивный замок на двери подъезда и отошла, пропуская Фэйт вперед. Она выглядела подавленной, но Фэйт это уже не касалось. — Спасибо, — поблагодарила ее девушка. Гююн в ответ лишь выдавила подобие улыбки. Фэйт открыла дверь и вышла наружу. Яркий солнечный свет ослепил ее и заставил жмуриться. Она оглянулась на стоящую позади Гююн. В ее глазах блестели слезы и мелко подрагивали розовые искусанные губы. — Фэйт. Меня зовут Фэйт, — сказала девушка и, покрепче обхватив автомат, двинулась прочь. Ей нужно вернуться в общину до захода солнца.🍃
Через 4 года.
— Я проверял запасы овощей, — сказал Намджун, листая потертые старые листы с записями и не поднимая головы. — Этот год выдался сухим и холодным. Этих овощей едва ли хватит, чтобы пережить зиму, а впереди еще полтора месяца осени, и уже холод собачий. Есть соленья, но и их надолго не хватит. Нужно что-то делать, — покачал головой альфа и откинулся на стул, сцепив пальцы в замок. — Мы думали, что новые саженцы прорастут, но они не смогли пережить холод, — ответил Джойз. — Буквально сегодня утром я проверял посевы. Они просто погибли. Но знаешь, о чем я подумал? Теплицы. Мы могли бы построить их в максимально короткое время, кто знает, возможно, мы бы вернули хоть какую-то часть саженцев. — Теплицы — хорошая идея, но здесь много проблем, — слегка сжал губы Намджун. — У нас недостаточно материалов, банальной пленки для обшивки мы не найдем, не говоря уже о стекле или поликарбонате. Зимой теплицы нужно отапливать, хорошо, эту проблему хоть как-то решить можно, а вот с коротким световым днем что делать? Мы сами пользуемся свечами, а вот для растений это не пойдет. Одним словом, этот вариант нам никак не подойдет. — Черт… — протянул Джойз, потирая пальцами подбородок с щетиной. — Что сделал бы Тэен на твоем месте? — Намджун ухмыльнулся и сложил руки на груди. — Светлая память моему отцу, но он бы просто урезал еду для тех, кто по его мнению, ее «недостоин». Я такого делать не стану. Еда — это не то, что нужно заслужить, это необходимость для организма. — Что ты тогда предлагаешь? — свел брови Джойз. — Нам все равно придется что-то делать. — Я предусмотрел такой вариант событий еще два года назад, — Намджун поднялся со своего скрипучего кресла и подошел к старому шкафу с книгами и какими-то грязными тетрадками. Покопавшись в них полминуты, он вытянул тетрадь и положил ее раскрытыми листами перед Джойзом, а сам присел бедром на стол. — Смотри… — Ты очень предусмотрительный, — сказал Джойз, искренне восхищаясь Намджуном. Он был рожден, чтобы стать лидером и повести за собой людей. Каждый человек признает, что Намджун справляется с этим гораздо лучше его отца. Он не пытается носить какую-то мнимую корону и максимально близок ко всем людям. Конечно, они видят дистанцию и понимают, кто перед ними, но также могут позволить себе общаться с Намджуном, как со старшим, уважаемым братом. До того, как Намджун стал лидером, они с Джойзом хорошо общались, вместе охотились и просто отдыхали. Они были друзьями. И Джойз, надо признать, несколько переживал, что теперь они отдалятся, ведь у Намджуна появилось больше обязанностей. Однако этого не произошло. Намджун по-прежнему относился к нему, как к равному, и советовался во многих аспектах жизни общины, даже прислушивался к его мнению и брал на заметку. Намджун был тем лидером, который достоин уважения безоговорочно. Он заслужил его не грубой силой, которая у него, безусловно, имеется, а острым умом, уверенностью в себе и своих людях и заботой о своей общине. — Теория вероятности, которую никто не отменял, — просто пожал плечами Намджун. — Я учел этот вариант. Так вот, смотри. Я провел расчеты для двухгодичных запасов на сто пятьдесят человек, — он указал пальцем на математические записи, — и пришел к выводу, что порции всех членов общины придется урезать. Первыми нужно кормить детей, им еда необходима, затем пожилые и омеги, и только потом — альфы. Надо сказать, что эти расчеты неидеальны. Охотникам требуется намного больше энергии, потому что они много двигаются, садоводам тем более, потому что они работают физически. — Но пока это все, что у нас есть, — кивнул Джойз, изучая его записи. — Я думаю, на первое время это самый оптимальный вариант. Мы ведь не можем у кого-то забрать еду, а кому-то отдать. Ее должны получать все. — Верно, — Намджун потер пальцами переносицу. — Это будет тяжелая зима. — Но мы справимся, — уверенно сказал Джойз. — Я уверен, что люди поймут и не станут возражать. Тем более, если мы приложим как можно больше усилий и будем охотиться на крупную дичь с жирным мясом, люди будут получать недостающие килокалории. Как думаешь? — Согласен, — альфа взял в руки тетрадь, пробегаясь взглядом по расчетам. — Жаль лишь, что охотников у нас недостаточно. Не каждый готов рискнуть собой и выйти во внешний мир. Мы не можем их осуждать. — Будем довольствоваться тем, что у нас есть, — вздохнул Джойз. — Объединим усилия, только вместе мы сможем выжить, — Намджун коротко кивнул и вновь сел за стол, вытаскивая из верхнего ящика старый карандаш. — Какие дела сегодня в общине? — Нужно убрать землю от опавших листьев, наколоть дров, протопить дома, приготовить ужин, подлатать гниющие доски, почистить в коровнике, собрать яйца, — перечислил альфа, загибая пальцы. — Моя помощь необходима? — Намджун поднял голову. — Поверь, с этим всем справимся и без тебя, — покачал головой Джойз. — Занимайся своими делами. — Хорошо, — Намджун открыл новый лист в тетради. — Я должен провести перерасчет. Не думаю, что это будет скоро… А потом объявлю об этом людям. Они должны знать. — Удачи, Намджун. Мы все знаем, что ты все сделаешь правильно. Намджун опустил взгляд, касаясь карандашом чистого листа бумаги. Поддержка его людей заставляет двигаться вперед и совершенствовать все свои недостатки, но одновременно и тяготит. Джойз ушел, сняв куртку со спинки стула и тихо прикрыв за собой дверь. Дела в общине, действительно, не требуют отлагательств. А Намджун остался в своем маленьком кабинете, набрасывая на бумаге новый план питания для его людей. На самого себя ему плевать, он готов последнее отдать своим людям, а сам голодным остаться. Люди для него всегда будут в приоритете. Альфа не рвался в лидеры так скоро, но после смерти отца у него выбора не осталось. Он взял на себя абсолютно всю ответственность, и, несмотря на свою скорбь и печаль, повел людей за собой. Ему была необходима Сэром и ее поддержка, даже поддержка отца ему была нужна, но он остался один. Как он думал. И как же он ошибся. Джойз на некоторое время взял лидерство на себя, чтобы дать Намджуну время отойти от потери сразу двух близких людей. Ханен готовил для него пищу и чай с ромашкой, приходил в его комнату, чтобы улыбнуться и мягким голосом пожелать доброго утра. А Тэхен, всегда маленький, как Намджун думал, ангел, стал в короткое время взрослым и дал отцу опереться на свое плечо. Смерть отца пробила брешь в его душе, когда он еще не до конца оправился от смерти жены. Но его родные люди и его народ смогли залатать ее. И когда Намджун поднялся на ноги, он ясно понял лишь одно — он должен до конца своих дней оберегать всех их. Тэхен, сидевший на небольшом выступе покатой крыши, нахмурил густые брови. Через тонкое стекло он слышал весь разговор отца и Джойза. Омега начал жевать губу, погружаясь в свои размышления. Что ж, пора начать действовать. Не хватает охотников — так сказал Намджун, и тем самым дал сыну в руки контраргумент. Тэхен поднялся и пробежался вдоль карниза, прыгая сначала на толстую ветку дерева, а после — на землю. Намджун, услышав шум за окном, отвлекся и поднял голову. Наверное, снова птицы. Сокращение порций началось уже с сегодняшнего дня, и Тэхен это сразу заметил. Намджун любил готовить для своих родных, получалось у него это отменно, даже лучше, чем у Ханена. На большие праздники вроде дней рождения он делал это редко, потому что всю инициативу брали на себя омеги, но неизменно готовил для сына завтраки, обеды и ужины, учитывая, что мясо он не ест. Чаще всего они ели рыбу и овощи, реже — орехи, ягоды и грибы. Порция Тэхена, как оказалось, была нетронутой, а вот себе Намджун положил всего лишь одну картошинку и голову рыбы. Тэхен нахмурился, когда проходил мимо, и задержался у стола. — Ну нет уж, — тихо прокомментировал он, — так дело не пойдет. Тэхен пересыпал большую часть своих овощей отцу, туда же положил и поджаристый кусочек речной рыбы. Омега не так много энергии тратит, чтобы отец так сильно ограничивал свой ужин. Из кухни вышел Намджун с повязанным на поясе фартуком и собранными повязкой волосами. Тэхен тихо хихикнул в кулак, вызывая у отца недовольный взгляд. Намджун поставил на стол кувшин с водой и два стакана. — Смеешься над своим стариком? — хмуро спросил Намджун. — Ни в коем случае, — улыбнулся Тэхен, подошел к папе и поправил бантик на фартуке. — Выглядишь очень… мило. — Мило — мое второе имя, — Намджун улыбнулся уголком губ. — Давай ужинать, Тэхен-а. Я и так сегодня припозднился. Намджун сел во главе стола, потому что Тэхен всегда на этом настаивал, утверждая, что папа — глава семьи, и место у него должно быть главное. Когда они ужинают вдвоем, Тэхен садится по правую руку от него, а когда происходят «семейные» застолья, на его место садится Джойз, затем Ханен и только потом — Тэхен. Слева обычно сидит Джин-хен, затем его муж, Минки, а потом Чимин. Когда Тэхен думает о Чимине, у него краснеют кончики ушей и появляется глупая улыбочка на губах, поэтому при папе ему думать о Чимине не совсем комфортно. Ну так вот, Тэхен всегда оказывается напротив Чимина, и обычно в такие моменты, когда он смотрит на омегу и мягко улыбается, Тэхену кусок в горло не лезет. Ему кажется, что все вокруг замечают это, даже старик Эйса, который лежит под столом в ожидании чего-нибудь вкусненького. Но на самом деле замечает только Ханен, который как бы невзначай похлопывает младшего по плечу, приободряя. Тэхен наколол кусочек моркови на вилку и отправил ее в рот, с удовольствием пережевывая. Он обожает, как папа готовит. Ханен давным-давно научил его правилам этикета, но после папиной еды Тэхен всегда хочет облизать тарелку и вообще всю посуду, к которой она притрагивалась. Папа мог бы стать известным кулинаром, наверное. Но Тэхен знал, что папа — бывший ученый, и работал в университете, и искренне им восхищался. Он подавал Тэхену пример, на который тот хотел равняться — умный, добрый, смелый, заботливый. Тэхен хотел быть таким же, как его папа, но сам Намджун отмечал в сыне черты, присущие Сэром, и с возрастом это проявлялось все больше. Внешность ангела, характер демона — так он иногда о сыне думает. С Тэхеном лучше не шутить зазря. Хоть его и ругают, и наказывают, он все равно стоит на своем и упирается до последнего. Намджун одновременно и рад этому, и нет. — Пап, слушай… — начал Тэхен, ковыряясь вилкой в тарелке. Намджун поднял на него взгляд, жуя кусок рыбы, которую, конечно, подложил Тэхен. Намджун в этом уверен. Тэхен сглотнул слюну и отложил вилку в сторону. Сколько раз он об этом говорил с папой? Тысячу? Ответ всегда был одним. Но Тэхен не теряет надежды. — Общине нужны охотники, так ведь? — издалека начал Тэхен. — Допустим, — проглотив пережеванный кусок, ответил Намджун. — И что с того? — Тебе нравится, как я стреляю из лука? — осторожно спросил омега. — Да, — честно ответил отец и кивнул, как бы подтверждая свои слова. — Будешь и дальше тренироваться — превзойдешь свою мать, — голос у Намджуна больше не дрожит. Он давно принял ее смерть. Давно смирился. Осталось только двигаться вперед. — Джойз сказал, что я хорошо обращаюсь с клинком, — улыбнулся уголком губ Тэхен. — Сказал, у меня большой потенциал… — Тэхен, к чему ты клонишь? — нахмурился Намджун, внимательно смотря на сына. Тэхен под этим взглядом не теряется. — Отец, позволь мне охотиться вместе с вами. Я хочу выходить за пределы ограждения. — Нет, — поджал губы Намджун. — Я думал, что ты понял меня еще в прошлый раз. — Но отец! — взмолился Тэхен. — Я стараюсь изо всех сил, чтобы быть достойным охотником. Почему ты мне не позволяешь? — Ты не понимаешь, что ждет тебя за пределами общины, — Намджун хлопнул ладонью по столу. Стаканы слегка задрожали. Разговоры Тэхена о внешнем мире уже начинали выводить из себя. — Это опасность, которую ты не сможешь избежать. Можешь злиться на меня и ненавидеть, но ты не покинешь территорию ограждения. Никогда. — Ты и не даешь мне узнать, — повысил голос Тэхен. — Я не хочу проторчать здесь всю жизнь и умереть, так и не узнав, что происходит в мире за пределами этого забора! — Разговор окончен, Ким Тэхен, — холодно сказал Намджун. — Но… — Я не хочу слышать никакие «но». Больше никогда не поднимай эту тему. Тэхен вспыхивает, как спичка. Он злится так, что с силой сжимает вилку в своей ладони. Ему хочется встать, с психом кинуть стакан на пол и убежать в свою комнату, но он не двигается с места и через силу продолжает есть, хотя еда уже не лезет в горло. Он слишком уважает своего отца, чтобы позволить себе подобное поведение. Отец выглядит злым и напряженным, и есть не спешит. Тэхен не понимает его страха, а Намджун не понимает его рвения за пределы общины. Он знал, что когда-то этот момент наступит, и Тэхен попросится наружу, но Намджун, потерявший и любимую жену, и отца, до холода в груди боится потерять единственного сына. Лучше самому умереть, чем переживать его смерть. Альфа знает, что это похоже на паранойю, но ничего с собой поделать не может. Как обычный охотник, он сына понимает. Но как отец, он никогда не позволит ему и шагу ступить за пределы забора. И пусть Тэхен его ненавидит лучше, чем Намджун подвергнет его опасности. — Спокойной ночи, — сказал Намджун, утер уголки губ полотенцем и поднялся со стула. Тэхен ничего ему не ответил. Он уважает своего отца, но его злости это не отменяет. Намджун ответа и не ждал. Каждый раз этот разговор заканчивался ссорой, но через пару дней оба отходили. Тэхен был полон надежд получить согласие в следующий раз, а Намджун — что Тэхен этот разговор больше не начнет. Отец поднялся на второй этаж и закрыл дверь в свою спальню. Тэхен шумно выпустил воздух через нос и откинул вилку в сторону, облокачиваясь спиной о спинку стула и складывая руки на груди. Вот ведь гадость. Отец, казалось, никогда не пойдет ему навстречу. Но Тэхен не собирается опускать руки. Все равно получит свое. В обязанности Тэхена по дому входила уборка, в том числе уборка со стола после приемов пищи. Тэхен собрал грязные тарелки и отнес их в таз с водой, а остатки еды сложил обратно в глиняный горшок. Он кинул взгляд на настенные часы с кукушкой. Начало десятого. Отец засыпает примерно в одиннадцать. Наверное, читает сейчас книгу и прислушивается к звукам снизу, а Тэхен специально гремит тарелками. Как же он злится на отца! Каждый раз одно и то же. Сегодня отец точно не придет, чтобы поцеловать его в макушку, и Тэхен это знает, потому сразу же одевается в верхнюю одежду и ложится под одеяло, натягивая его до подбородка. Сна ни в одном глазу. Тэхен бодр, как никогда, и уже готов сорваться с места, но рано. Отец может услышать шум, и тогда Тэхен проблем точно не оберется. Он лежал на спине, смотрел в окно и считал до ста и наоборот. В доме стояла абсолютная тишина, Тэхен даже дышать лишний раз не хотел. Лишь только к двенадцати он рискнул, наконец, покинуть кровать. Тэхен надел высокие теплые сапоги, закинул на спину рюкзак, а на правое плечо колчан со стрелами и лук. Если отец узнает — ему снесут голову, но Тэхен не собирается сидеть взаперти, как принцесса в башне, и ждать лучших дней. Омега тихо раскрыл окно и вылез наружу, цепляясь пальцами за карниз, чтобы не упасть. Колючий ветер тут же облизал теплую кожу, заставляя ежиться. Тэхен потихоньку полез к краю, откуда спрыгнул в кучу желтых листьев. Листья вспорхнули вверх и медленно осели на землю, а Тэхен тихо прошипел, потирая локоть. Он вскочил на ноги и спешно побежал к огородам. Там, несколько дальше, росли деревья, как раз за деревьями и проходила ограда из проволоки. Отец говорил, что в случае чего можно будет расширить территорию, а Тэхен очень надеялся, что этого не будет, ведь тогда они найдут брешь в сетке, и прощайте незаконные вылазки. Тэхен на нее наткнулся совершенно случайно, когда он и другие ребята играли в прятки на открытой местности. Тэхена тогда так никто и не нашел, зато Тэхен нашел кое-что намного интереснее пряток. Он помнит свою первую вылазку. Он был, как дикий котенок, пугающийся собственной тени. Сначала он отошел от забора всего на двадцать сантиметров, а после сразу убежал обратно. Затем — на пятьдесят. На сто. С каждым разом он уходил все дальше, и находил все больше интересного, однако так и не понял, почему отец запрещает ему покидать пределы забора. Тэхен упал на живот и пролез через дырку, выбираясь наружу. Здесь даже дышится свободнее. Тэхен больше не чувствует себя запертым в клетку животным. Он чувствует себя птицей, парящей в небесах. Тэхен прикрыл глаза и глубоко вдохнул прохладный воздух, пропитанный запахом гниющих листьев, древесной коры, мха и… тюльпана. Он резко вскинул лук, направляя его в сторону черной тени, отделившейся от дерева. — И как ты меня постоянно находишь? — улыбнулся Чимин, вскинув бровь. — У хорошего охотника развиты не только зрение и слух, но и обоняние, — с улыбкой ответил Тэхен. Злость на отца растворилась в радости от встречи с Чимином. Чимин был единственным, кому Тэхен рассказал о своей бесценной находке. Тогда они решили встречаться здесь каждую неделю, и вместе исследовать внешний мир. Чимина-то Джин-хен спокойно отпускал наружу, в отличии от Тэхена, который постоянно находится под строгим контролем. Ему уже не терпелось вырасти, и самому принимать решения, куда идти и что делать. Хотя Чимин был не в восторге, что младший нарушает правила, но бесконечная радость в его глазах смягчила сердце, и Чимин решил быть рядом, чтобы в случае чего защищать его. Зная этого упертого омегу, он бы вылезал наружу в любом случае — с Чимином или без. Так что старший Ким решил выбрать меньшее из двух зол. — Сегодня снова разговаривал с отцом, — Чимин слышал недовольно-злые ноты в его голосе. Они крались рядом, выслеживая дичь. Мясо Тэхен не ел, но ели его люди, да и практиковаться в охоте нужно было, чтобы у отца не осталось сомнений в том, что Тэхен сам прекрасно сможет себя защитить. — Видимо, разговор, как и всегда, ни к чему не привел, — тихо заметил Чимин. Тэхен слегка сморщился. — Может быть, стоит смириться с этим? Вряд ли ты сделаешь что-то против отца. — Нет уж! — прошипел Тэхен, с упреком посмотрев на альфу. — Чимин-а, как же ты не понимаешь. Мне нужно убедить его, что я достойный охотник и не пропаду, если буду выходить наружу. Какой от меня толк, если я буду постоянно сидеть в общине? Никакого. Я чувствую себя бесполезным. А так я могу не только кормить своих людей, но и собирать ценные для нас с Ханеном травы. — Нет, Тэхен, как раз наоборот. Я понимаю тебя. Но и твоего отца можно понять, — альфа свел брови. — Он знает об этом мире гораздо больше, чем ты. Ты должен прислушиваться к нему. — На чьей ты стороне вообще? — хмыкнул омега. — На своей собственной, Тэхен-а, — вздохнул Чимин, взяв омегу под локоть и остановив. — Намджун-хен пережил многое, и его опасения оправданы. Я знаю, тебе нравится здесь, но собирать ягоды и стрелять по уткам — это не все, что здесь может быть. Здесь есть вещи гораздо… страшнее, и тебе с ними еще не доводилось встречаться. — Ты про зараженных? — нахмурился Тэхен. — Не только, — покачал головой Чимин. — Именно от этих страшных вещей твой отец и хочет тебя отгородить. — Тогда почему ты здесь сейчас? — поджал губы омега, вырвав свою руку из хватки Чимина. — Потому что я должен помогать тебе, — спокойно ответил альфа. — Я обещал это твоему отцу, своему и себе самому. Не скаль зубы. — И что же, по-твоему, я должен делать? — Тэхен отвернулся и продолжил красться между деревьев в поисках дичи. — Расскажи мне, что хотят делать омеги в твоей общине. — Они помогают по хозяйству, ухаживают за животными и принимают ухаживания альф, потому что знают, что они — продолжатели рода, и, поверь мне, они не рвутся наружу, — закатил глаза Чимин. — Пф-ф, — Тэхен закатил глаза. — Это не для меня. — А что же для тебя, Тэхен-а? — с тихой усмешкой спросил Чимин. Тэхен натянул тетиву лука и резко отпустил. Стрела со свистом рассекла воздух и прошла сквозь голову притихшего меж кустов зайца. Омега с ухмылкой посмотрел на удивленного Чимина, перелез через высокую траву, склонился над теплой тушкой зайца, прибитого стрелой к земле, и поднял его за стрелу, выдернув ее из земли. Он продемонстрировал Чимину нанизанного на стрелу зайца, вытащил стрелу из его тушки и сунул ее обратно в колчан, и зайца привязал за ногу к рюкзаку. — Вот это для меня. — Ты несносный омега, знаешь? — улыбнулся Чимин, сложив руки на груди. — С тобой ни один альфа быть не сможет. — А мне они и не нужны, — показал язык Тэхен и подошел к Чимину. Хотя Тэхен не совсем уверен в своих словах, но выражение лица альфы заставляет его говорить это. А Чимин словно чувствует маленькую ложь Тэхена и смеется, кивнув. Не нужны, значит не нужны. Короткая перепалка быстро теряет свою силу, потому что и Тэхену, и Чимину нравилось охотиться друг с другом. Они чувствовали себя комфортно и непринужденно, понимая без слов. Тэхен думает, что они с Чимином связаны не как друзья, а как нечто иное. Чимин ему как… Тэхен не знает, с чем сравнить. Как отец? Но только не отец, потому что Тэхен смущается от взглядов Чимина и чувствует, как розовеют щеки. Тэхен не знает, в общем! Чимин для него как лучший друг и самый близкий человек. А его смех заставляет Тэхена счастливо улыбаться, и вот он сам не замечает, как смеется. С Чимином просто хорошо, и Тэхену это нравится. Что-то вроде бабочек в животе. Зато Чимину, в отличие от Тэхена, о своих чувствах давно известно. Еще с тех пор, когда они были детьми. Тэхен действительно поражает своими навыками охотника. Для подростка, которому только должно исполниться тринадцать лет, он очень умен и ответственен. Он отличался от своих сверстников не только голубыми глазами и светлыми волосами, коими обладал с самого рождения, но и своим характером, своим поведением. Он пережил многое, и рано повзрослел. Чимин, да и все, кто знает его, гордятся им. Он необычайно сильный мальчик, и не каждый на его месте справился бы с выпавшими на его долю испытаниями. Но это было не все. В Тэхене было кое-что, что знал только он сам и Намджун. Это было то, что они скрывали от всего мира. То, что заставляло Намджуна нервно вслушиваться в дыхание сына. То, что прятали они вот уже несколько лет под длинными рукавами свитеров. У Тэхена на руке был укус зараженного. И Намджуну неизвестно, почему его сын не превратился в монстра, однако наталкивало лишь на одну мысль — он устойчив к кордицепсу. — Спасибо, что провел со мной время, — слегка улыбнулся Тэхен, когда они, закончив охоту, вернулись к бреши в заборе. Всего Тэхен подстрелил троих кроликов и ободрал весь шалфей, который смог найти. — Нашел за что благодарить, — покачал головой Чимин и поправил автомат на плече. — Уверен, что никто не узнает? — Конечно нет, — покачал головой. — До этого ведь никто не узнал. И я веду себя очень тихо. — Хорошо, ниндзя, — ухмыльнулся альфа. — Тогда… до скорого? — Да, — смутился Тэхен, теребя пальцами край своей куртки. — До скорого… Тэхен стоит и чувствует себя дурачком. Он должен уйти, но не уходит, потому что Чимин улыбается. Тэхен хочет прикрикнуть на него, но вместо этого подходит ближе, почти касаясь носом его шеи. Чимин, кажется, теряется и не совсем понимает, что Тэхен делает. Да Тэхен, в общем-то, и сам не понимает, просто следует на поводу своего желания. Он видел неоднократно, как альфы и омеги постарше делали это, и, кажется, так они проявляют свое хорошее отношение… Тэхен не знает. Он приподнялся на носочки и, переборов смущение, легко клюнул Чимина в губы. — Пока, — смущенно сказал Тэхен и бегом двинулся к дыре в ограждении. Его полыхающие уши не мог остудить даже холодный ветер. — Пока, — улыбнулся Чимин, накрыв ладонью свои губы. Тэхен думает, что сгорит со стыда, но улыбается от уха до уха, пока пролезает по земле обратно на территорию общины. Вот ведь дурацкий Чимин…***
— Вот, подержи футболку вот так, — попросил Ханен. Альфа улыбнулся и выполнил просьбу лекаря. Ханен зачесал порядком отросшие волосы в хвост и обмакнул тряпочку в целебную мазь, принявшись обрабатывать рану на груди альфы. Его это уже давно не смущало. Он видел столько тел, стольких вылечил, что всякое смущение уже давно растворилось. Он просто делает то, что должен делать, как и любой врач. Наверное, единственный человек, чьего тела он бы смутился — это Джойз. Но Джойз никогда не приходил к нему за помощью, максимум перевязать палец, а значит, Ханену переживать не о чем. — Как ты умудрился только? — спросил Ханен, глянув на Минхена. — Споткнулся и не заметил торчащую палку, — пожал плечами альфа, отчего Ханен слегка промазал и провел тряпочкой чуть ниже раны. — Прости, — тут же извинился Минхен. — Ничего страшного, — ответил лекарь и подтер мазь чистой тряпочкой. — Хорошо, что рана не очень глубокая. Сама зарастет. Но не забывай каждый день смазывать, иначе можешь занести инфекцию. — И что тогда? — улыбнулся Минхен, склонив голову вбок. — Ну, — хмыкнул Ханен. — Заразишься сепсисом и умрешь. — Оу… Не лучший вариант развития событий, — хрипло рассмеялся альфа. — Поэтому следи за раной, — кивнул Ханен и, нанеся последний мазок, убрал тряпочку вместе с мазью. — А я могу приходить к тебе, чтобы это делал профессионал? — вскинул бровь Минхен. — Ну… — замялся омега. — Да, конечно можешь, но я не всегда свободен. — Не страшно, — просиял альфа. — Я могу подождать, пока ты освободишься, — Ханен сдержанно улыбнулся и кивнул. — Если тебе удобно так. Поднимись, сейчас перевяжем рану, — омега взял длинный лоскут ткани и размотал его. Минхен поднялся с импровизированной кушетки и поднял футболку повыше. Ханен приложил к его ране обеззараживающую траву и принялся перевязывать, пока Минхен внимательно за ним следил. — Ханен-а, можно спросить? — аккуратно спросил альфа. — Смотря что. — Слушай, а почему ты ни с кем не встречаешься? Ни разу не видел, чтобы ты даже внимание на кого-то обращал. Просто… как такой умный, красивый и заботливый омега может быть один столько лет? Разве тебе не хочется завести, ну, я не знаю… Семью? — У меня есть семья, — возразил Ханен. Он это обсуждать не любит, потому что открываться всем подряд — это не для него. Он сделал это лишь раз и лишь одному человеку — Тэхену. Пусть Ханен намного старше, они всегда были друг для друга не наставником и учеником, а почти братьями. — Да, я знаю, Тэхен и Намджун, но разве тебе не хотелось, чтобы тебя любил альфа? — Минхен, я не хочу об этом разговаривать, — вздохнул Ханен и завязал ткань вокруг его груди. — Хорошо. Но как насчет встретиться вечером? Озеро на закате такое красивое. Можем посидеть на берегу, поговорить, просто узнать друг друга лучше. Что думаешь? Ханен не знает, что ответить. Он в принципе внимание других альф не любит, но и засыпать один в холодной постели устал. Омега отвернулся, убирая всю утварь в шкафы, а Минхен снова сел на кушетку, одернув футболку, а сверху надев свитер. Дело не в том, что он этого внимания не хотел. Дело в том, что внимания он хотел не от них. От ответа его спас легкий стук в дверь, а потом и Джойз, появившийся на пороге. Ханен мысленно простонал. А вот и лучик солнца, о котором омега так невовремя вспомнил. — Ты занят? — вскинул бровь Джойз, глянув на сидевшего на кушетке Минхена. Тот поднялся, пожал Джойзу руку в знак приветствия и повернулся к Ханену. — Нет, мы уже закончили. Ханен-а, ты подумай насчет встречи, хорошо? Я буду ждать тебя. — Хорошо, Минхен, — скомкано ответил Ханен. Джойз как-то странно на него посмотрел. — Обязательно встретимся, если я освобожусь пораньше. — Тогда до скорого, — счастливо улыбнулся Минхен. Ханен в ответ лишь кивнул. — Какая встреча? — спросил Джойз, поджав губы, когда Минхен закрыл за собой дверь. — Тебе какое дело? — огрызнулся Ханен. — Говори, зачем пришел. — Нет, ответь мне, — Джойз в несколько широких шагов подошел к омеге и навис над ним грозовой тучей. — Куда он тебя позвал? Вы что, встречаться начали? — Даже если и начали, тебя это не касается, — хмыкнул омега и сложил руки на груди. Его реакция Джойза немного сбивает с толку. Ему, кажется, никогда не было дела, с кем там Ханен проводит время, а тут вдруг допрос устроил и чуть ли зубами не скрипит. Джойз пилит его злым взглядом, а Ханен сжимает губы. Он сам злится и чувствует, что готов альфе врезать так сильно, как сможет. Какое право он имеет допрашивать его, когда сам встречался с другим омегой? Пусть они расстались, но встречался ведь. Наверняка и семью мечтали завести. Ханен злится от этой мысли. Ему Джойза сейчас видеть вообще не хочется, а на встречу пошел бы только из принципа. Но с Минхеном он так поступать не хочет. Не хочет втягивать его в это напряжение между ними двумя. — Меня касается все, что с тобой происходит, — процедил сквозь зубы Джойз. Он схватил Ханена за подбородок, вынуждая смотреть в свои глаза. — И я должен знать, куда ты хочешь пойти с чужим альфой. — Да? — разозлился Ханен, толкнув Джойза в грудь. — И что, ты предлагаешь мне до скончания веков сидеть в четырех стенах? Я не только лекарь, я еще и омега, который может встречаться с альфой и, ну, знаешь, заводить семью! — С Минхеном? — ухмыльнулся Джойз, сжимая пальцы в кулаки. — Даже если и так! Я ведь не расспрашивал у тебя о твоих отношениях, не расспрашивал, кого ты водил на свидания и с кем спал, — Ханен почувствовал, что уже не может себя контролировать. Злость и недосказанность выливались в эти слова, и Ханен ничего с ними сделать не мог. — Я не пилил тебе мозг, а был рад! Тогда какого черта ты сейчас творишь? Какое право имеешь приходить и допрашивать меня? — вскрикнул Ханен и вновь пихнул его в грудь. — Ты никуда с ним не пойдешь. — Что? — опешил омега, хлопая ресницами. — Ты слышал меня, — хмыкнул Джойз. — Я не стану повторять. — А я не стану слушать, — поджал губы Ханен. — Лучше уходи, Джойз. Я не хочу с тобой разговаривать. Джойз ударил кулаком по столу, отчего колбочки и баночки с травами задрожали, а Ханен вздрогнул. Альфа заиграл желваками, смотря Ханену прямо в глаза, а после резко развернулся и ушел, оставляя омегу наедине со своей злостью. Ханен сжал пальцы в кулаки и сел на кушетку, закрывая ладонями лицо. Как же он, черт возьми, от этого устал.🍃
Чонгук раздвинул двумя руками высокие заросли травы. На лугу стояла олениха, отщипывая сухую траву. Она подняла голову и повела ухом, оглядываясь по сторонам, а после продолжила жевать. Чонгук присел на одно колено и поднял винтовку, упирая прикладом в плечо. Он навел прицел на голову оленихи и прикрыл левый глаз. Татуированный палец лег на курок и слегка дернулся. Альфа провел языком по нижней губе, готовясь выстрелить, но с ветки неожиданно с громким гарканьем слетели две вороны. Олениха испугалась и сорвалась с места. Чонгук прорычал сквозь зубы, сразу же выпуская очередь выстрелов друг за другом. Слева раздался тихий смех брата, но Чонгук на него внимания не обратил, тут же подорвавшись на ноги, он побежал следом за оленихой. На грязной земле и иссохшей траве остались грузные капли крови. Значит, точно попал. Кровь ярко выделялась на серой земле сверкающими рубинами. Чонгук побежал через густые заросли деревьев. Корни переплелись друг с другом и вышли из-под земли, создавая ощутимые препятствия. Назревал дождь. Дождь всегда смывает следы, и после уже трудно определить, в какую сторону двинулась жертва. Чонгук втягивает через нос холодный воздух, остановившись на мгновение, а после бежит влево. По земле струился небольшой ручеек — видимо, берет начало от Матери-реки. Так называют реку к северо-западу отсюда. Там люди ловят рыбу, стирают, берут воду. Эта река, как мать, спасает их. Холодный ветер свистит в кронах деревьев, а свинцовые тучи все больше скапливаются над головой, кажется, вот-вот готовые разорваться ливнем. Но Чонгуку плевать. Он следует за своей жертвой по пятам, и, кажется, видит коричневые пятна меж деревьев. Скоро и она выбьется из сил. Но внезапно Чонгук остановился, завидев бредущих впереди двух зараженных. Чонгук хмыкнул и пригнулся, подбегая к высокому кусту жимолости. Один зараженный нервно дернулся и вскинул руку. В его ладони что-то блеснуло в дневом свете. Чонгук нахмурил брови и оглянулся. В метре рос еще один куст, к нему Чонгук и перебежал, пригнувшись. — Какого… — шепнул Чонгук, удивленно смотря на нож в руке зараженного. — Сложная политика, Чонгук-и, — шепотом ответил Хосок, появившийся словно из пустоты. Чонгук хмыкнул. — Ты что-то знаешь? — спросил младший, подняв голову к нему. — Я знаю все, — пожал плечами альфа и перевел взгляд на зараженных. — И ты тоже. Просто не хочешь шевелить мозгами, тебе нравится получать все на блюде с золотой каймой. — Мы ушли далеко на север, — вдруг сказал Чонгук, сжимая приклад винтовки. — А на севере есть только одна община… — Две, — не согласился Хосок. — Точно, — закатил глаза Чонгук. — Тот самый, который нейтралитет держит. Хорошо. Тогда у меня два варианта. Эти зараженные служат кому-то из них что-то вроде… охраны? — альфа вопросительно посмотрел на брата. Хосок хмыкнул. — Не слишком безопасно. — А может и не охраны, — Хосок вскинул бровь. — Может, это солдаты. — Вы с Фэйт собираетесь меня посвящать в свои тайны? — раздраженно спросил младший. — Все масонские заговоры лишь в твоей голове, — Хосок слишком грубо ткнул пальцем в его лоб. Чонгук поджал губы. — Если бы ты поменьше времени проводил за развлечениями, и больше — с нами, для тебя не было бы никаких тайн. Ты создал себе проблемы сам, и теперь от них же бесишься. — Ясно, — Чонгук поджал губы и вновь отвернулся к зараженным, целясь ближнему в голову. Хосок положил ладонь на его руку, опуская оружие, а Чонгук хмуро посмотрел на него и вскинул бровь, мол «В чем дело?». — Не нужно их убивать. Они могут нам пригодиться. — Понял, — Чонгук тут же изменился в лице и повесил винтовку на плечо. — Я возьму этого, — Чонгук указал на щелкуна, — а ты бери второго. Хосок кивнул и двинулся к ближайшему дереву, чтобы обойти зараженных. Чонгук взял валяющийся под ногами камень и кинул в противоположную сторону. Камень небольшой, обычный бегун вряд ли даже услышит его стук. А вот щелкуны лишены зрения, но приобрели феноменальный слух. Щелкун, тут же услышав стук, резко развернулся, скаля гнилые зубы. Чонгук выбежал из укрытия, стремительно приблизившись к зараженному, и схватил его одной рукой за шею, а второй за пораженную грибком голову, и принялся душить. Бегун, увидев это, тут же двинулся к ним, издав крик, но не успел сделать и двух шагов, как Хосок ему поочередно отстрелил сначала правую, затем и левую ногу. Он повалился ничком на землю, глотая пыль. Чонгук сжал губы, сильнее надавливая на шею сопротивляющегося зараженного. Он рычал и тянул острые лапы к его лицу, упираясь пятками в землю, но после затих, обмякая в его руках. — Мерзкие твари, — хмыкнул Чонгук, откинув тело зараженного на землю. Он оттряхнул свою куртку от грязи и присел на корточки, доставая из рюкзака веревку, чтобы связать его руки и ноги. — Однажды Фэйт сказала мне: «Эти твари, конечно, мерзкие, но от них хотя бы знаешь чего ждать. Обычные люди куда страшнее», — сказал Хосок, связывая руки бегуна грубой бечевкой. — Возьми себе это за кредо. — Фэйт, Фэйт, Фэйт, — ухмыльнулся Чонгук, глянув на брата. — Только это имя от тебя и слышу. — Она говорит правильные вещи, Чонгук, — спокойно ответил Хосок, не реагируя на подкол брата, и поднялся на ноги. — Если ты не забыл, это она дала тебе и мне то, что мы имеем сейчас. — Я знаю, — хмыкнул младший. — Вот и здорово, — Хосок сложил руки на груди и посмотрел на брата, слегка прищурившись. — Теперь иди и найди олениху. Я посторожу этих, — он кивнул на дергающегося на земле бегуна и обездвиженного щелкуна. Чонгук кивнул и пошел дальше по кровавому следу и металлическому запаху. С неба начали срываться первые ледяные капли дождя. Одна упала Чонгуку на щеку и разбилась. Чон вновь снял винтовку с плеча, прокрадываясь между зарослей кустарников и высокой травы. Хосок прав, хотя Чонгук вслух этого не признает, и он знает, как брат уважает Фэйт. Чонгук тоже. И Хосока он тоже уважает, он этих двоих старается слушать и делать так, как те прикажут. Порядок — вот что важно в их мире. Чонгук присел на одно колено и коснулся пальцем подсыхающей капли крови, а после поднял голову к опушке, спрятавшейся между толстыми стволами деревьев. Хосок уверен, что в Чонгуке играет юношеский максимализм, и также он знает, что младший уважает его. Но ему не нравится быть хуже кого-то. Он рвется в ряды лучших, но Хосок пока придерживает его за хвост. Фэйт так и вовсе считает его еще ребенком, который только научился оружие держать в руках, и уже рвется в бой. Чонгуку нужно время, чтобы вырасти и окрепнуть, чтобы твердо встать на ноги и понять, что творится в мире вокруг. Чонгук неплох, просто иногда слишком импульсивен. Это присуще многим подросткам, и его младший брат — не исключение. Потому его и прозвали цербером. На опушке, прямо посредине, лежала олениха. Вокруг нее образовалась грязная лужа крови. Чонгук медленно подошел к ней, загнанно дышащей. Ее глаза закатывались, а кровь толчками вытекала из простреленной шеи. Она была похожа на принесенную в жертву невинную душу. Чонгук поднял винтовку и выстрелил ей в голову.***
Хосок грубо провел ладонью по выступающему позвонку и сжал округлые бедра, натягивая пошло стонущего омегу на свой член. Альфа в удовольствии откинул голову и облизал пересохшие губы. Омега под ним красиво изгибался, как грациозная кошка, сам двигал бедрами, насаживаясь на член, и стонал во все горло. Между его лопаток, во впадинке, был рассыпан белый порошок. Хосок грубо вошел в него по основание и замер, наклоняясь. Он вдохнул небольшую дорожку через нос и помассировал переносицу, наслаждаясь легким покалыванием. Омега промычал и начал ерзать бедрами, прося такого необходимого продолжения. Хосок прикрыл глаза и ухмыльнулся, оставив грубый шлепок на его ягодице. Альфа не любит смотреть в лица этих омег или альф. Он ставит их в коленно-локтевую и втрахивает в кровать, пока они оба совсем не обессилят или пока Хосоку не надоест. Для него это — уже ставший привычным вечер, а для его партнеров в постели — удовольствие. Глупо отрицать, что такого лидера не хотят молодые омеги. Каждый из них желает оказаться у Хосока в любимчиках, желает получать подарки и яства. Хосок никогда не принуждает их. Они сами лезут на его член, а Хосок не отказывает. Иногда ему доставляет удовольствие наблюдать, как двое омег сосут ему, пока он сам не спеша отпивает терпкий алкоголь из стакана. По татуированной спине лоснится пот. Его бицепсы, покрытые черными узорами, напряжены, он сжимает бедра омеги до красных отметин. Перед глазами вспыхивают яркие звезды удовольствия от подступающего оргазма и принятого наркотика. Омега сжимается вокруг его члена, принося крышесносное удовольствие и заставляя альфу рычать сквозь зубы. Он впился зубами в его плечо, грубо прикусывая кожу, а правой рукой схватил его за шею, придушивая. Омега под ним начал извиваться от удовольствия и одними губами шептать «Еще». Этот — его любимый. Самый ненасытный мальчик, оттого и самый старательный. — Хосок, — ее хриплый голос вырвал альфу из пучины удовольствия. Он разлепил глаза и повернул голову к стоящей на пороге Фэйт. Она, как и всегда, была спокойна и держала одну руку на автомате. — К тебе, — она кивнула на дверь. — Это так важно? — раздраженно спросил Хосок, не переставая трахать омегу и смотреть ей в глаза. — Наверное, — она равнодушно пожала плечами. — Ты еще и не уверена? — прорычал альфа, начиная злиться. Он ненавидел, когда его удовольствие прерывали. И в основном это была Фэйт. Омега под Хосоком захныкал, насаживаясь на его член. Фэйт с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. — Я жду тебя внизу, — сказала девушка и покинула комнату, прикрыв за собой дверь. Хосок фыркнул от злости и схватил омегу за бедра, принявшись агрессивно вдалбливать его в постель. Фэйт сидела в кресле и покачивала носком массивного берца в воздухе, когда Хосок, наконец, закончил и соизволил спуститься. Иногда этот альфа выводит ее до скрежета зубов, и хочется ему пулю промеж глаз пустить. Но они за все это время стали, вроде как, друзьями, хотя Фэйт взяла за правило друзей не заводить. Но Хосоку она доверяет. Они смотрят в одном направлении, хотя не сказать, что метаморфозы альфы ее радуют. Но, по крайней мере, он делает все для своих людей, и ее это устраивает. Следом за Хосоком спустился и растрепанный, но довольный омега. Он подошел к Хосоку, чтобы поцеловать его, но Хосок поджал губы, одним взглядом уничтожая парнишку. Тот неловко улыбнулся и поспешил покинуть дом лидера. — Ну так в чем дело? — спросил Хосок без прежнего раздражения. Фэйт поднялась с кресла и тоже пошла на выход, Хосок двинулся за ней. — Хван наведался. — Хван? — вскинул бровь Хосок. — С какой стати, еще и в такое время? Мне казалось, что мы обо всем договорились. — Мне тоже. Но, видимо, что-то пошло не так. Хосок хмыкнул и обогнул Фэйт. Над складом с оружием они построили небольшую комнату, так называемую «переговорную». Хосок не хотел таскать всех партнеров в свой дом, все-таки это личное пространство его и Чонгука, а дела должны оставаться делами. В небольшом кабинете со столом, тремя стульями и книжным шкафом уже сидел Хван — грузного вида альфа с залысиной на затылке. Он нервно грыз грязные ногти и едва не подпрыгнул на стуле, когда дверь отворилась. Хосок спокойно прошел к столу и сел напротив, оглянув нервного мужчину. — Что-то случилось? — вкрадчиво спросил Хосок, сцепив пальцы в замок. — Да, — ответил мужчина, заломив пальцы. — Хосок, послушай. Я не хочу наживать себе врагов, но я тут пораскинул мозгами и подумал над некоторыми вещами… Я ничего не имею против тебя и твоей общины, но наш союз немного не… Как бы это объяснить, — он оттянул ворот свитера. — Объясняй, как есть, — спокойно сказал альфа. — В общем, я хочу разорвать наш договор. Да и он никакими бумагами не скреплен, бумаги вообще не имеют никакого веса в нашем мире, так что… — А твой язык? — вскинул бровь Хосок. — Твое слово имеет какой-нибудь вес? — Конечно, — нахмурился Хван. — Просто… на данный момент союз с тобой не пойдет моим людям на пользу. — Почему? — склонил голову альфа. — У тебя не слишком хорошая репутация. Ты пойми, я не имею ничего против, но мои люди обеспокоены, так что… — Оу, — протянул Хосок, постукивая пальцами по столу. — Ясно. Значит, люди против. — Да, — вздохнул Хван и потер пальцами переносицу. — Я не хочу враждовать с тобой, сам понимаешь… Но для меня важно мнение моих людей. — Точно так же, как для меня важно мнение моих людей. Но, — Хосок слегка ухмыльнулся, прищурившись. — Иными словами, ты хочешь кинуть меня и лишить моих людей речной рыбы, так? Матерь-река с наиболее рыбными местами принадлежит именно вам. Нечестно получается, Хван. — Я понимаю, — он почесал лысеющий затылок. — Но, тем не менее, мои люди хотят этого. — Что ж, а мои люди хотят есть, — альфа пожал плечами. — Я думал, что у нас выйдет вполне неплохой союз. Рыба в обмен на оружие и защиту — вполне выгодный договор. Видит господь, я хотел по-хорошему, — вздохнул Хосок. — Ты это о чем? — нахмурился Хван. — Знаешь выражение «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет»? — Допустим, — Хван сжал сухие губы. — К чему ты клонишь? — Это я к тому, дорогой коллега, — ухмыльнулся Хосок, подаваясь вперед, — что я не позволю тебе наебывать моих людей и оставлять их голодными. Теперь твоя очередь кормить падальщиков. Хосок выхватил пистолет из-за пояса и сделал выстрел. Хван замер, удивленно смотря на Хосока. Из дыры в его лбу потекла багровая струя крови, огибая широкий нос и сухие губы. От дула пистолета вверх пополз дым. Хосок хмыкнул и убрал пистолет снова за пояс. Хван свалился на пол, пачкая доски своей кровью, а альфа поднялся из-за стола и спустился в склад. Возле двери стояла Фэйт и не спеша курила самокрутку. По одному взгляду Хосока она сразу все поняла. Альфа вышел на улицу, Фэйт двинулась за ним. Она кинула окурок на землю и придавила его берцем. — Я так понимаю, все? — Где Рой? — спросил Хосок, посмотрев на девушку. — Надо полагать, ошивается вместе с Чонгуком. Они практикуют тактику ближнего боя. — Пошли его в общину Хвана. Теперь это наши земли. Фэйт лишь коротко кивнула.🍃
Юнги трясется, как осиновый лист на ветру, и обнимает себя за дрожащие тоненькие плечи с торчащими костями. Через выбитое стекло пронизывающий ледяной ветер задувал колючий снег, который облепил Юнги, лез в глаза и рот. У Юнги раскалывалась пополам голова и горело все тело, но ему было холодно. Он приоткрыл сухие синие губы и выдохнул пар. Рядом с ним беспокойно мяукала Мэй, потираясь головой о его ногу с порванными кое-где штанами. Он был грязный, бледный, голодный и почти умирающий. Он упал на живот, смотря на заснеженную улицу через щелку в кирпичах. В рюкзаке лежала его книга. Лишь она и дрожащая Мэй согревали маленького Юнги. Он прикрыл глаза. В его голове вспыхивали кадры жизни. Его счастье с папой. Его одиночество после папиной смерти. Юнги остался совсем один в хрустящем пополам взорванном мире. Каждую ночь он молится. Папа никогда его этому не учил, потому что и сам не верил, но Юнги пришлось научиться самому. В моменты безысходности люди всегда обращаются к Богу — единственному спасителю. Юнги молился, чтобы папа, наконец, забрал его к себе. Но Юнги яростно хотел выжить. Выжить и отомстить каждому, кто приложил руку к папиному убийству. Он их помнит. Каждого. Помнит имена и лица, помнит гадкие ухмылки, помнит папины слезы и крики. Каждую ночь он просыпается, задыхаясь от слез, потому что каждую ночь ему снится только один сон. Каждую ночь ему снится Юджон. Юнги неосознанно стискивает пальцами книгу — его бесценную книгу, и плачет навзрыд, не просыпаясь. В его сне он все еще лежит под кроватью и смотрит на папу, которого терзают эти животные. Юнги кусает до крови губы и задыхается, а после резко распахивает глаза и плачет в голос, прижимая книгу к себе. Мэй всегда остается рядом, вылизывая теплым шершавым языком его соленые грязные щеки. Книга — это последнее, что у Юнги осталось. В ней словно сохранилась часть папы, самая важная часть, и каждый раз, когда Юнги читает ее — про себя или вслух, чтобы собственный голос не забыть, у него ощущение, что папа сзади приглаживает его волосы и читает вместе с ним. Его нежный ласковый голос раздается у Юнги в голове, а теплые руки обнимают сына сзади. Юнги папу не видит, но чувствует. Он вот здесь, между строчек, по которым Юнги ведет пальцем, касается ладонью и ощущает, как папа касается его ладони в ответ. Юнги прочитал эту книгу сорок два раза. Закрыв последнюю страницу, он вновь открывал книгу и начинал вновь. Когда-нибудь Юнги поймет, так сказал папа. И Юнги, действительно, понимает. «Les misérables». Он проводит по этой строчке пальцем, а после переводит взгляд в конец страницы. «Отверженные». Юнги не может до конца принять, что папы больше нет. Он просто ребенок, которому нужна любовь, забота, нужно тепло. Ему нужен его папа. Юнги думает, что он ушел куда-то далеко-далеко, а теперь ему необходимо его найти. Но Юнги уже ушел очень далеко от дома, так далеко, что назад теперь и не вернуться. Он ночует, где придется. Иногда, если повезет, забирается в крупные норы или под вылезшие из-под земли корни деревьев. Там тепло. Иногда приходилось спать на земле, спрятавшись в траве, и просыпаться от каждого шороха. Мэй всегда была рядом, точно верный страж охраняла его. Однажды Юнги заснул, а проснулся оттого, что Мэй кусала его лицо. Юнги отмахнулся от нее, так сильно хотел спать, а потом услышал щелканье, от которого внутри все похолодело. Ему знакомо это щелканье. Папа называл их «зараженные». Юнги, прижав ладонь ко рту, очень медленно начал отползать назад, стараясь не издать ни звука. Зараженный ходил в метре от его ночлега, и клацал зубами. Мэй семенила за Юнги. Мальчик испуганно таращил глаза на щелкуна и прижимал ладонь ко рту, боясь сделать лишний вдох. Он начал дышать, лишь оказавшись на приличном расстоянии. Юнги схватил Мэй и прижал к себе, порывисто целуя свою спасительницу, а после ринулся прочь, прижав кошку к груди. Он не был одинок. С ним была его верная помощница, папина книга и заставляющая идти вперед мечта — отомстить. Папа научил его многому. Например, что есть можно, а что — нет. Юнги собирал все, что только мог унести — съедобные ягоды и грибы, семечки шишек, листья, иногда, если повезет — орехи. Но маленький Мин до сих пор помнит папины слова: «Юнги, если однажды ты потеряешься, помни одно — держись близ воды. Еду ты всегда сможешь найти, а вот воду — нет. Ты можешь умереть от жажды». Поэтому Юнги всегда прислушивается к журчанию ручья и, если слышит, что оно пропало, сразу бежит назад. В поиске еды ему помогает и Мэй. Она, как истинная охотница, приносит ему маленьких птиц и мышей. Юнги воротит нос. Он знает, что это нужно готовить на костре, но костер он разводить не умеет, да и нечем, поэтому Мэй всегда съедает все сама, а Юнги довольствуется ягодами. Юнги шел уже очень долгое время на восток. Он не знал сам, куда идет. Людей он еще ни разу не встречал, в отличие от зараженных. Юнги не знал, как он будет мстить, он даже не понимал, где искать этих животных, но отчаянно этого желал. А тем временем приближалась холодная зима. Это не первая зима на памяти Юнги, но самая лютая. С конца осени ветер стоял промозглый, иногда шел снег. Именно с первым снегом Юнги, стоящий по колено в сугробе, прочитал еле шевелящимися губами «Добро пожаловать в Янъян». У Юнги горели глаза и очень сильно болела голова. Он держал на руках Мэй, потому что та могла провалиться в снег. И теперь Юнги лежит на холодных кирпичах и тяжело дышит. У него закрываются глаза, так сильно он хочет спать, но ветер бьет колючим морозом по щекам, отрезвляет. Юнги вновь разлепил слезящиеся глаза и посмотрел в расщелину между кирпичей. По улице медленно перемещались четыре фигуры в черном. Юнги несколько раз моргнул и приподнялся на одном локте, подаваясь вперед. Неужели это… люди? Юнги выдохнул клубок пара и схватился пальцами за выбитую раму, подтягиваясь и привстав на колени. А что, если они ему помогут? А вдруг они знают тех людей, которых ищет Юнги? С каждой минутой они уходили все дальше. Юнги что-то прохрипел невнятно, окликая их. Он кашлянул в кулак и собрался крикнуть изо всех сил, но кто-то схватил его сзади, оттаскивая от выбитого окна и прижимая ладонь ко рту. — Даже не думай кричать! — прошептал женский голос ему на ухо. Юнги начал мычать и брыкаться. Мэй зашипела и выгнулась дугой, скаля зубы на незнакомого человека, который тут же отпустил Юнги. Ребенок отполз и резко обернулся, отчего голова отозвалась резкой болью. Перед ним сидела девушка, в шапке, теплой куртке и перчатках без пальцев. Она прижала палец к губам, велев молчать, и на корточках подошла к окну, выглядывая. Метель поглотила черные фигуры, которые скрылись на другой улице. Девушка выдохнула и вновь опустилась на пол. Юнги во все глаза таращился на нее, не веря, что перед ним настоящий, живой человек. Он тут же засуетился, дрожащими руками выуживая из рюкзака старый ржавый ножичек, и направил его на девушку, которая нахмурила брови, смотря на смешное оружие, и покачала головой. — Здесь небезопасно, — прошептала она и двинулась вглубь полуразрушенного дома. — Пойдем. Юнги сидел и непонимающе смотрел на нее. Ножик дрожал в его негнущихся пальцах, а Мэй все еще шипела, боком прижимаясь к Юнги, сидящему на коленях. Девушка, пригнувшись, прошла через длинный коридор к запасному выходу и оглянулась на ребенка, который все так же сидел и за ней идти не спешил. Она вскинула брови и махнула рукой к себе, подгоняя мальчишку. — Ну же, пошли! Они могут вернуться, и тогда нам несдобровать. Юнги подскочил на дрожащих ногах, закинул рюкзак на плечо, схватил на руки Мэй и пошел за незнакомой девушкой. — Как ты здесь оказался? — спросила она, сняв шапку и помотав головой, смахивая снежинки. Юнги забился в дальний угол и прижал колени к груди, смотря на нее исподлобья. Он был похож на маленького дикого волчонка, которого впервые вывели в люди. Юнги мелко дрожал, крепко обнимая свои худенькие коленки. Девушка вздохнула и выключила огонь на печи, достав отваренное мясо и положив его на импровизированную тарелку. Она улыбнулась испуганному мальчишке и сделала шаг к нему. Юнги сильнее прижался спиной к холодной стене, а Мэй снова зашипела и выгнулась. — Я не причиню тебе зла, — тихо сказала девушка, аккуратно приближаясь к испуганному мальчишке. — Скажешь мне свое имя? — она склонила голову вбок. Между ними едва ли осталось двадцать сантиметров. Юнги гулко дышал и смотрел на нее агрессивно, словно готовился напасть. Девушка слегка улыбнулась и протянула ему руку. Юнги сначала дернулся, но увидев, что девушка не тянет руку дальше, слегка нахмурился. Не хочет схватить его? Не хочет ударить? Юнги совсем ничего не понимает. Мэй жмется к нему испуганно и нервно дергает хвостом, не сводя взгляда с девушки. — Меня вот зовут Гююн, — с улыбкой продолжила она. — Гю-юн. А тебя? Она все еще держала руку навесу, будто ждала чего-то. Юнги свел брови и принюхался. Он слегка подвинулся к ней, не совсем понимая, зачем она тянет к нему руки. Он взглянул в ее глаза. Они были цвета темного фундука. Юнги любил фундук, хотя ел его нечасто. Юнги немного наклонился и понюхал ее ладонь. Она приятно пахла чем-то вкусным. Наверное, это мясо. Юнгиев желудок тут же отозвался на манящий запах и заурчал, а Юнги втянул воздух носом. Он нюхал ее руку, чем рассмешил Гююн. Юнги вновь резко отпрянул, забиваясь в угол. — Ой, прости! — тут же извинилась Гююн. — Я не хотела тебя пугать, малыш, — она ласково улыбнулась. — Просто люди не нюхают руки друг друга, мы же не животные. Люди их друг другу пожимают. Смотри, вот так, — она пожала второй рукой свою ладонь. — А еще говорят «Приятно познакомиться». Вот, попробуй, — она с улыбкой вновь протянула ему ладонь. Юнги боязливо вытянул худенькую ручку, боясь коснуться девушки. Он с опаской глянул на нее, а потом коснулся указательным пальцем ее ладони. Он боялся, что она сейчас схватит его и убьет, но она терпеливо ждала, когда Юнги решится. Ребенок сначала аккуратно обхватил ее теплые пальцы, а потом и всю ладонь. Руки у него были ледяные, Гююн даже поежилась. Господи, бедный ребенок, что ему пришлось пережить? Гююн слегка сжала его ладонь в ответ, пугая Юнги, но он не отдернул руку. — Теперь мы официально знакомы, — сказала девушка. У нее сердце рвалось от одного вида этого мальчика. Она думала, что живет плохо, но вот он перед ней — худой, как скелет, бог знает сколько не евший и некупанный, наверняка с полной головой вшей и клопами в одежде, с гематомами на пальчиках, с грязными слипшимися волосами, в которых запутались листья и тонкие веточки и ярко-голубыми, как небо, глазами. Она никогда не видела людей с такими глазами. Он был похож на чумазого ангела. Лишь богу известно, что ему пришлось пережить. Гююн аккуратно выпустила его ладонь и вернулась к плите. Она взяла не очень глубокую миску, налила туда бульон из-под мяса, взяла ложку и вновь вернулась к ребенку. У него при виде и запахе еды загорелись глаза. Он тут же подлез к ней, распахнув от восхищения рот. Желудок больно скрутился и громко заурчал. — Бедняжка, сколько же ты не ел, — прикусила губу Гююн. Она набрала в ложку немного бульона и подула на него, а потом поднесла ко рту мальчика. Он выпил вкусную воду, жмурясь от удовольствия. Был бы у него и впрямь хвостик, он бы замахал им. Юнги жестом попросил у Гююн ложку и миску, принявшись самостоятельно есть. — Только не торопись, волчонок, — тихо засмеялась девушка, поглаживая мальчика по грязным волосам. Она обхватила пальцами веточку и вытащила ее. Юнги вдруг замер, смотря на бульон в своей миске. Горящие глаза наполнились слезами, а в носу начало щипать. Слезинка покатилась по пухлой щечке, смывая грязь. Гююн заметила это и испуганно взяла мальчика одной рукой за плечо, а тыльной стороной ладони вытерла его слезу. — Господи, малыш, я обидела тебя? — Папа… — всхлипнул Юнги. Миска с бульоном задрожала в его руках. — Папа называл так… — Ох, — выдохнула Гююн и прикусила губу. — Прости меня, малыш. Я не хотела. Прости, — она порывисто обняла ребенка, а Юнги замер, забыв, что это такое — теплые объятия. Он молчал несколько долгих секунд, а после поставил миску на пол и обнял Гююн в ответ, заревев в голос. У Гююн сердце кровью обливалось, на части рвалось. Мальчик плакал громко и надрывно, уткнувшись чумазым лицом в ее грудь и сжимая тонкими пальчиками ее свитер. Она без брезгливости гладила его, грязного, и прижимала к себе изо всех сил, пытаясь согреть, поддержать, приободрить. Юнги на мгновение почувствовал, что это папа его обнимает, а не чужая девушка. Он чувствовал своей душой, что может ей довериться, что она не обидит его. Она смотрит на него не так, как те ужасные люди. Юнги видит добро внутри ее красивых глаз, а ее улыбка согревает Юнги даже на расстоянии. Он плакал, пока голова совсем не начала раскалываться, а Гююн крепко обнимала его и покачивалась из стороны в сторону, словно убаюкивая, и напевала что-то ему на ухо. — М-меня з-зовут Юнги, — всхлипывая, прошептал мальчик. — Юнги… — Какое красивое имя, — вздохнула Гююн, приглаживая его волосы. — Откуда ты идешь, Юнги? Почему ты совсем один? — Я н-не знаю, — шмыгнул носом мальчик и утер под носом рукавом тоненькой водолазки. — Моего папу… убили, — он перешел на шепот и опустил глаза. — Господи, — Гююн прикрыла ладонью губы. — Это ужасно… Как же ты смог дойти сюда? Боже, — она помотала головой. — Я отомщу за папу, — вновь всхлипнул Юнги, посмотрев на Гююн. На фоне красных зрачков его радужка была почти кристальной, как вода на солнце. — Их было четверо, — шепотом продолжил Юнги. — Они… делали папе больно, а я прятался под кроватью, пока папа… Папа кричал, — Гююн вздохнула, утерев ладонью вновь покатившиеся слезы. — Я их найду, — полным уверенности голосом сказал Юнги. — Найду и отомщу за то, что они отобрали у меня папу, — Юнги вновь разревелся. Гююн прижала его к себе, утянув на свои колени, и зажмурилась, покачивая его на руках, дав выплакаться. Юнги это необходимо. Он носил в себе эту ношу так долго, и ему просто необходимо было ею поделиться, чтобы дышать стало легче. Юнги плакал и никак не мог остановиться, чувствуя, как с каждой минутой на душе становилось все легче. Гююн ни на мгновение не выпускала его из объятий. Как же они были похожи с этим маленьким мальчиком. Оба остались без самых родных людей, оба одинокие и никому ненужные. Гююн благодарит бога за то, что она его нашла — этого маленького, хрупкого мальчика. Кто знает, сколько бы он еще продержался, что с ним вообще могло бы произойти. Она сама плачет, потому что слышать плач этого ребенка для нее — мучения. Она словно сейчас сама заново потеряла свою маму, заново пережила этот страх и ужас. — Я помогу тебе, — прошептала Гююн. — Обещаю. Юнги слегка дрожит, прижимаясь щекой к ее груди и обхватив ручками поперек талии. Он уже не плакал, лишь изредка всхлипывал. Гююн мягко поцеловала его в лоб и на мгновение прикрыла глаза. Она не сможет его отпустить вот так просто, зная, что ему нужна помощь. Они похожи. С одинаковой сложной судьбой, с одинаковым одиночеством. Потому Гююн не сможет выставить его прочь, даже если захочет. Они — чужие друг другу, родные по одному горю. Горю потерянного человека. Девушка прижалась губами к его лбу и отпрянула, уставившись на Юнги. — Боже, ты же весь горишь, — она нахмурилась и вновь прижалась к его лбу. — У тебя температура! Юнги-я, у тебя болит что-нибудь? — Горло, — мальчик шмыгнул носом и положил ладонь на свою шею. — Давай, живо ложись в постель, — нахмурилась Гююн. Юнги слез с ее коленей, и девушка расстелила скромное спальное место и повернулась к Юнги, критически осматривая одежду Юнги, и покачала головой: — Не пойдет. Снимай свои вещи. — Но у меня нет других, — тихо сказал Юнги. — Я дам тебе свои, — она подошла к ящику и вытащила теплый свитер и сменные штаны. Придется урезать, но это не страшно. Вещи можно добыть в жилых заброшенных домах, а эти штаны она обрежет. Юнги медленно разделся, складывая свои вещи аккуратной стопкой на пол. Мэй крутилась возле него и терлась головой о тонкие щиколотки. Гююн, увидев мальчика без одежды, чуть не охнула от ужаса — он был еще худее, чем она предполагала, а по всему телу были разбросаны синяки. Она подошла к мальчику и помогла одеться. В широких вещах он был похож на маленький комочек, но это лучше, чем его тонкие порванные вещи. Юнги забрался в постель, Мэй прыгнула следом за ним и принялась массировать лапками место рядом. — Гююн, — тихо позвал Юнги, посмотрев на девушку, которая потеплее его укрывала. — Да, малыш? — отозвалась она и погладила мальчика по волосам. — Книга… В моем рюкзаке. Подашь? — он уже клевал носом. Гююн оглянулась в поисках рюкзака. Он остался валяться в углу, куда сначала забился Юнги. Она подцепила его пальцем и потянула на себя. Развязав веревочки, она выудила старую потрепанную книгу с отсыревшими страницами и чем-то красным на корешке. Юнги обнял книгу и тут же прикрыл глаза, вызывая легкую улыбку Гююн. — Это папино, — тихо, уже на грани сна пробормотал Юнги. — Я поняла, Юнги, — прошептала в ответ Гююн, поглаживая мальчика по плечу. — Я поняла… Девушка тяжело вздохнула. Она взяла кусочек тряпочки, намочила его в холодной воде, отжала и положила на лоб Юнги, чтобы хоть немного снять температуру. Гююн перевела взгляд на его рюкзак. На самом дне лежал револьвер. Гююн нахмурилась и достала оружие. На рукояти были высечены чьи-то инициалы. «К. Н». Гююн покачала головой, сунула оружие назад и положила рюкзак на ящик. Она тихо поднялась с матраса, достала глубокую чашу и вышла из подвала, аккуратно прикрыв за собой дверь. Нужно набрать снега, чтобы растопить его и постирать вещи Юнги. А Юнги впервые спал спокойно. Папа ему не снился.