реквием

Намджун потер глаза и сел на постели, свесив ноги вниз. По комнате ходил неприятный холодок, проникающий через приоткрытое на ночь окно. Полы штор медленно подметали пол, то прижимаясь к стеклу, то взмывая ввысь. Альфа передернул обнаженными плечами и поднялся с кровати, почувствовав, как скрипнули пружины. На тумбе стоял остывающий чай, в котором плавали лепестки ромашки, а возле кружки, на тарелочке, лежали два печенья с изюмом. Намджун улыбнулся уголком губ и натянул через голову белую майку, заштопанную слева на груди, а сверху клетчатую рубашку. Он взял в руки чашку с чаем и печенье, откусив небольшой кусочек. Как и ожидалось, Тэхен добавил слишком много соли, и печенье получилось слишком горькое. Но для Намджуна все равно вкуснее печенья нет. Он подошел к окну, выглядывая со второго этажа. Тэхен стряхнул папину белую рубашку и повесил ее на веревку для белья, зацепив прищепкой. — Солнце только встало, а мой сын уже давно на ногах, — крикнул Намджун, чтобы сын услышал. Его светлая макушка показалась над висящей рубашкой, а после тот улыбнулся. — Ты почему так рано? — вскинул альфа брови, облокотившись локтями о подоконник. — Еще спать и спать, а ты уже и завтрак приготовил, и белье перестирал. — Не могу уснуть, — ответил Тэхен, разглаживая простынь, уже висящую на веревке. — И как оказалось, встречать рассвет очень вдохновляет, поэтому я сделал тебе наивкуснейшее печенье. — Ага, наивкуснейшее, — усмехнулся Намджун. — Рад, что тебе нравится, — улыбнулся омега и поднял пустой алюминиевый тазик с земли, прислонив его к бедру. — На самом деле я думаю о вашей встрече с Юнги… Я так волнуюсь. Как думаешь, он согласится? — с надеждой спросил он, смотря на папу, который смотрел на него через открытое окно. Намджун спокойно отхлебнул чай и пожал плечами. — Не знаю, сынок. Он ненормальный, от него всего ожидать можно. Тэхен заулыбался, потому что в папином голосе послышалась искренняя теплота. Омега не слепой и далеко не дурак, он видит, что папа заинтересовался этим диковатым бетой. Да Тэхен и сам ходит, погруженный в мысли только о том, как пройдет их встреча и примкнет ли Юнги вместе с Гююн к их общине. Всю ночь он лежал, подложив локоть под голову, и смотрел в потолок. Его мысли вновь и вновь возвращалась к небесно-голубым глазам, которые прожигали его заинтересованностью и одновременно предостережением. Они с Юнги, наверное, ровесники, но Тэхен рядом с ним чувствует себя намного взрослее и ответственнее, потому что Юнги… Он просто нереальный. Тэхен таких не видел никогда в жизни, и дело тут не в его внешности. То, как он себя ведет, как реагирует на окружающий его мир, — все это заставляет сердце Тэхена трепетать. Он всегда был подвержен приступам необходимого выражения заботы, а при виде Юнги все шаблоны разрываются на части. Этот ребенок такой испуганный и нуждающийся в любви, хотя, конечно, не скажет об этом никогда, и одновременно с тем непосредственный и бесстрашный. Он, черт возьми, его отцу угрожал — отцу! Тэхен внезапно рассмеялся с этой мысли, представляя, как Юнги машет перед ним пистолетом и угрожает убить. Он бы многое отдал, чтобы посмотреть на эту сцену. Когда небо начало светать, Тэхен решил, что смысла лежать без дела больше нет, все равно из-за волнения ему уснуть не получится. Помимо встречи с Юнги, у отца сегодня состоится совет, на котором и примут решение о том, будет ли построена гидроэлектростанция, а, соответственно, останется ли Тэхен за лидера. Эта мысль не давала ему покоя и не позволяла сомкнуть глаз. Он не знал — как это, быть совершенно одному, без папиного крепкого плеча? С кем он посоветуется, если будет сложно? С кем он будет сообща решать проблемы? Он понятия не имеет, а неизвестность его просто убивает. Потому Тэхен решил, что не собирается топить себя в грусти и меланхолии, а резко поднялся с постели и принялся за дела. Собрал свежий букет для вазы, замесил тесто и испек печенья с изюмом, заварил чай для папы, а в термос, который честно отжал у Ханена, налил для Юнги, перестирал все белье, что нашел, даже пыль протер, а финальным штрихом стала собранная для Юнги корзинка с едой — лепешки, что так ему понравились, абрикосы, ягоды и кусочки запеченного мяса с картошкой. Тэхен уверен, что отец второпях даже и не подумает собрать для Юнги еды, поэтому он подумал за него заранее. Намджун для него лучший отец и безусловный лидер с большой буквы, но иногда он бывает страшно рассеянным и ведет себя, как ребенок. Не зря ведь Тэхен сказал, что папа — его малыш. — Чем ты сегодня собираешься заниматься? — Намджун вывел Тэхена из раздумий. Отец вышел через дверь, ведущую на задний двор, и сел на ступеньки, не спеша отпивая едва теплый зеленый чай, но так его вкус ощущался даже ярче и освежал. Тэхен поставил таз на пол крыльца и облокотился ладонью о деревянную колонну. — Ну, мы сегодня собирались сушить абрикосы, там их столько упало, — захныкал омега, потирая пальцами переносицу. — Помню, в том году у меня чуть поясница не отвалилась, а Джойз не так давно еще четыре дерева посадил. Я его хотел треснуть, — Намджун хохотнул и покачал головой. — Слушай, па, а куда ты виноград дел? — Так в подвале все, сгниет же иначе. А что такое? — Да вот, смотри, — Тэхен немного отошел и показал на стену под своим окном. — Она такая пустая, смотрится некрасиво, и я, в общем, подумал, а что, если натянуть сетку и посадить виноград? Мне кажется, это будет очень красиво и полезно, сам говорил, что виноград вкусный принес на этот раз. — Неплохая идея, — серьезно кивнул Намджун, внимательно оглядев стену. — Главное, чтобы он не начал разрушать дерево, иначе нашему дому кранты. — Кранты? — ухмыльнулся Тэхен, сложив руки на груди. — Ну и где ты таких словечек понахватался? Неужто Юнги так влияет на тебя? — Ты это о чем? — Намджун вдруг стал очень серьезен, улыбка пропала с лица, а меж бровей залегла складка. В любой другой ситуации Тэхен бы спасовал перед таким отцом, но сейчас он лишь улыбнулся и покачал головой, загадочно ему подмигнув. — Да так, ни о чем. Забавное, говорю, слово. Кранты. — Тэхен-а, ты маленький грубиян, — вздохнул альфа, отпив чай. — За что ты так со своим стариком? — Па, ты драматизируешь, — хихикнул Тэхен и взбежал по ступенькам, подхватив таз. Он наклонился и чмокнул отца в макушку под тихое ворчание о неуважении и невоспитанном поколении. — Слушай, пап, можно спросить тебя кое о чем? — омега сел рядом и серьезно посмотрел на отца, сведя брови к переносице. — Если это не связано с выходом за пределы забора, то валяй. — Значит, ты думаешь о том, чтобы начать меня выпускать? — улыбнулся Тэхен, подперев щеку кулаком и упрямо смотря на папу. Тот только закатил глаза и допил остатки чая, сделав вид, что ничего не слышал об этой теме. Упрашивать его все равно бесполезно, поэтому Тэхен только раздосадованно вздохнул. — Ну хорошо, хорошо. Я хотел о Юнги спросить… — Как много Юнги стало в нашей жизни, — заметил Намджун без толики сарказма. Просто сказал, как неоспоримый факт. — Ну так вот. А ты сам хочешь, чтобы он жил с нами? — Наверное, если бы не хотел, то и не предлагал бы? — альфа приподнял бровь, смотря на сына. — Нет, я понимаю это, но… Почему? Почему ты сам хочешь этого? Потому что он похож на меня? — Тэхен принялся кусать губу, ожидая папиного ответа. Тот вновь нахмурился и потупил взгляд в собственные ботинки, кое-где измазанные грязью. Наверное, пришло время Тэхену рассказать, теперь он достаточно взрослый, чтобы понять всю ситуацию, которая и заставила Намджуна протянуть дикому волчонку руку помощи. — Это случилось очень давно, еще до твоего рождения, — начал Намджун, подняв взгляд на верхушки деревьев. Тэхен примостился рядом, положив голову отцу на плечо и чувствуя родное, успокаивающее тепло. — Мы с твоим дедом, Тэеном, и нашими парнями вышли поохотиться. Тогда в нашей общине едва было сто человек, немногие могли прокормить себя сами, и в основном охотой занимались мы. В тот день улов у нас был не так велик, но вот мой отец похвастался кое-чем получше. Он нашел дом, Тэхен. — Ну и что? — удивился омега. — Ты ведь сам говорил, домов в лесу куча. — Не перебивай. — Прости, — Тэхен надул губы и вновь прижался к его плечу, ощущая, как папа обнимает его в ответ. — В этом доме жил омега. Не знаю, почему он был один, но выглядел его дом очень… уютно. Когда мы к нему пришли, он, кажется, готовил что-то. То, что сделал мой отец с ним… было ужасно. Но ужасен был и мой поступок — я ему не помог. Вернее, я помог ему не сразу. Я должен был остановить отца еще до того, как все это произошло, но тогда у него была слишком большая власть. Я вышел из дома, прекрасно понимая, что он собирается сделать с этим омегой, — у Тэхена внутри все похолодело, несмотря на то, что папа согревал его своим теплом. — Я сидел на крыльце, много курил и слушал то, как он плачет буквально за двумя стенами от меня. Это был поистине нечеловеческий поступок с моей стороны, за который я до сих пор несу вину. Но потом я достал маленькую фотографию твоей матери, которую, к сожалению, потерял на охоте, но тогда она была со мной. Она смотрела на меня своими влюбленными глазами с фотографии, и я подумал: «А что, если бы на его месте была она?». Тогда я и сорвался с места, но было уже поздно. Этот омега уже был растоптан в клочья. — Это ужасно, — шепнул Тэхен, больно кусая губу. — Не представляю, что он пережил… — И я тоже, — вздохнул Намджун. — Должен был подумать заранее, но не знаю, что взыграло во мне — эгоизм или «меня это не касается», но я пришел не тогда, когда был нужен. Я поднял его худое тело на руки и отнес наверх, а перед тем, как уйти, оставил ему на тумбе свой револьвер с запасными пулями. Это меньшее, что я мог сделать для него тогда, меньшее, как я мог искупить свою вину. — Не вини себя, — покачал головой омега, сжав ладонь отца. — Я не защищаю тебя, но я помню, каким деда был человеком, так что… Ты сделал все, что мог в тот момент. А что было дальше? — Насколько мне известно, отец несколько раз наведывался к нему, и лишь раз застал его там. Никто не знает, что с ним случилось, его дом опустел. Я подумал, что он ушел, отец решил, что он умер, но до последнего он ходил туда, в надежде увидеть его. Никто этого не знал, для всех он уходил якобы на охоту, но я знал правду. — Так он умер? — с грустью спросил Тэхен. — Не знаю, малыш. После этого я видел его лишь раз… — Правда? — удивился он. — Да. Он украл мою корову, — Намджун тихо засмеялся и зачесал волосы назад. — Конечно, я видел, что он ее крадет, но препятствовать не стал. Она тогда сбежала через открытые ворота, пришлось ломиться за ней. Нашел только глубоко в лесу, не знаю, как он там очутился, но я уверен, что это был именно он. Я полагаю, что он ушел из своего дома, чтобы поселиться там, где никто его не найдет. Я не стал преследовать его, не подошел поговорить, а просто позволил увести у меня из-под носа эту корову, потому что она была ему нужнее, чем всем нам. Но знаешь, Тэхен-а, было в нем кое-что еще, что я запомнил навсегда… — Не тяни же! — Мне кажется, что он ждал ребенка. Его живот сильно выпирал из-под одежды, не думаю, что он мог поправиться до такого, да и чем? Рыбой, ягодами и грибами? И дело в том, что я не знаю, был ли это ребенок моего отца или кого-то другого, но… — Подожди, подожди, — Тэхен отпрянул, во все глаза уставившись на отца. — Значит, Юнги может быть его сыном? То есть, сыном деды? — Не знаю, малыш, — вздохнул Намджун. — Юнги не знает, кто его отец, а я не могу с точностью сказать, что тот омега был его папой. Я веду к тому, что тогда я не смог помочь этому человеку, чьего имени я даже не знаю, но могу помочь Юнги. Он напоминает мне его. Такой же одинокий и нуждающийся в тепле и заботе. — Чем больше ты говоришь, тем больше и сильнее мое желание взять его под свое крыло, — вздохнул Тэхен. — Он наверняка думает, что мы причиним ему какое-то зло, да? — Думаю, это очевидно. — Что же он пережил… — пробормотал себе под нос омега, покусывая губу. — Я не стану настаивать, если он не захочет рассказывать. Ты понимаешь, почему. Есть вещи, о которых очень трудно говорить, даже если хочется поделиться, — Тэхен задумчиво кивнул, перебирая пальцами подол своей свободной рубашки. — Ну, не будем о плохом. Мне уже пора, совет скоро начнет собираться, а тебя, кажется, заждались абрикосы. — Ненавижу, — Тэхен захныкал и на мгновение прижался к папе, всеми силами желая, чтобы он укрыл его в своих объятиях от противных абрикосов, которыми земля была буквально усыпана. Они вместе с другими омегами и женщинами еще вчера начали их собирать в глубокие тазы, но за ночь фрукты вновь нападали, ковром закрывая землю, и Тэхен в прямом смысле страдал, собирая их. Но от дел увиливать нельзя — он должен быть достойной заменой своему отцу. Поцеловав сына в макушку, Намджун поднялся со ступенек, поставив кружку с остатками лепестков ромашек на перила. Джойз, как и ожидалось от его пунктуальности, уже ждал, скуривая остатки сигареты. В последнее время он стал слишком часто курить и получать нагоняй от Ханена, Намджуну лично доводилось это наблюдать, но, кажется, на альфу это никак не действовало. Было ощущение, что Джойз только разлепил глаза и выполз на улицу, потому что присутствовать на совете — его непосредственная обязанность. Он был намджуновой негласной правой рукой, хотя Намджун и предлагал ему отоспаться, альфа даже слушать его не стал. Увидев подходящего Намджуна, он протянул ему самокрутку, но старший отрицательно покачал головой. — Выглядишь так, словно всю ночь вагоны разгружал, — тактично заметил Намджун. — Ага, типа того, — хрипло ухмыльнулся Джойз. Он кинул затушенную сигарету в банку и потер глаза, усилием заставляя себя проснуться. Он, видимо, так спешил, что даже расчесаться не удосужился. — Который час вообще? — Начало седьмого. Пошли, скоро уже подтягиваться будут, — старший альфа хлопнул его по плечу, и они вместе двинулись к зданию, которое сам Намджун называл административным. Там находился небольшой зал и круглый стол со стульями, где решались все важные вопросы общины. Там же хранились все ценные документы и бумаги — например, по улучшению удочек, оружия, бытовых приборов. Как раз там в пыльной папке хранились и некоторые сведения о гидроэлектростанциях, которые существенно помогут им в решении вопроса. — Тебе бы сейчас не помешал кофе, а то выглядишь как зараженный. — Да где только этот кофе сыщешь сейчас. Ощущение, будто тысячу лет не пил. — Так как у вас с Ханеном дела? — спросил Намджун с доброй усмешкой в голосе. — Ты о чем это? — Намджун, даже не видя альфу, знал, что он улыбается. — Да брось, Джойз-а, вашу химию разве что незрячий не заметил. Мы с Тэхеном даже делали ставки, когда вы уже официально объявите себя парой. — Тц, да он упрямый омега, — закатил глаза Джойз. Они с Намджуном вошли в зал и сели каждый на свое место. Там уже сидели несколько мужчин — сторожа, охотники и садоводы, тихо перебрасываясь новостями. — Я ему говорю, выходи за меня, а он упрямится. Думаю, мстит. — И поделом тебе, — заметил альфа, копошась в столе. Он выудил оттуда бумаги и листовки и разложил перед собой. — Столько мучил бедного парня, сам теперь помучайся. Джойз тихо хмыкнул и сцепил пальцы в замок, откинувшись на спинку стула. Намджун, вообще-то, прав, Джойз заслужил такое отношение со стороны любимого омеги, но терпением он никогда не отличался. Ханен не такой крепыш, коим хочет казаться, и однажды Джойз его расколет. Постепенно зал начал наполняться мужчинами и негромкими переговорами. Последним гостем, который закрыл за собой дверь, стал Ким Сокджин — человек, которого Джойз явно не ожидал увидеть здесь. Почему дела их общины касаются его и каким образом? Альфа нахмурил брови и посмотрел на Намджуна, который развешивал самодельный плакат на прищепки. Они, вроде как, давние и хорошие друзья, но Джойз не считает правильным посвящать в дела общины человека, который сам не удосуживается платить тем же. — Господа, — громко сказал Намджун, возвышаясь над столом, в который упер ладони. Повисло молчание, и все мужчины устремили взгляд на лидера. — Сегодня нам предстоит решить важную проблему, и без вас я окончательное решение принять не смогу. Здесь много рисков, но много и пользы, если все получится. Однако, начнем по порядку, — Намджун подошел к нарисованной схеме. — Наша община лишена электроэнергии, а это не только свет, это еще и холодильники, в которых можно хранить продукты. Принцип работы довольно прост, — он поднял руку, указывая ладонью на верхнюю часть чертежа. — Возведенные гидротехнические сооружения обеспечивают стабильный напор воды, который поступает на лопасти турбины. Напор приводит турбину в движение, отчего та вращает генераторы, — он медленно опускал руку по чертежу. — Последние и вырабатывают электроэнергию, которую затем по линиям высоковольтных передач доставляют в общину. — Выглядит просто, но ведь не может быть все так гладко, верно? — подал голос мужчина, сторож главных ворот. — Верно. Основная сложность подобного сооружения — обеспечение постоянного напора воды, чего достигнуть сложно, но возможно. Для этого возводят плотину. Благодаря ей большой объем воды концентрируется в одном месте. Но в нашем случае мы можем использовать естественный ток воды. — А как вы собираетесь преобразовывать энергию? Разве у вас есть устройство для этого? — после недолгого молчания спросил Джин. — Это мы сделаем с помощью генератора, — ответил Намджун. — На этой схеме, — он поднял листок со стола повыше, чтобы все мужчины могли рассмотреть, — видно само построение станции. Как видите, поток воды вращает турбину генератора, тот вырабатывает энергию и подает ее на трансформатор для преобразования, после чего она транспортируется по линии энергопередач прямо к общине. — Хм… Хорошо. Но что насчет плотины? — спросил Хек, мужчина, работающий на огородах. — Они представляют собой огромные перемычки, удерживающие водный поток. По строению они отличаются, но цель одна — удержание большого объема воды. Именно благодаря плотине удается концентрировать стабильный и мощный поток воды, направляя его на лопасти турбины, которая вращает генератор, — заключил лидер. — Но чтобы вы представляли картину целиком, нужно сказать о некоторых нюансах, связанных с постройкой станции, — дополнил Джойз. — Да, вероятно, это самое главное, что предстоит сказать, — Намджун вздохнул и сел на свой стул, оглядывая всех присутствующих мужчин. — Во-первых, нам придется покинуть общину на неопределенный срок. Связано это с тем, что мы потеряем намного больше сил и энергии, если будем ежедневно мотаться туда-сюда, это попросту безрассудно. Во-вторых, жить нам будет негде, придется сооружать собственный лагерь и жить в спартанских условиях, и я отдаю себе отчет в том, что не все готовы на такое. Но делаем мы это не ради меня, не ради кого-то одного, а ради всех нас, ради нашей общины. — Но есть и яркие плюсы, которых можно будет достичь благодаря такой цене, — заметил Джин. — Вы всегда можете вернуться обратно, если у вас что-то пойдет не так, верно? Однако в лесу полчища зараженных, диких зверей и невесть кого еще, это опасно, — Джойз глянул на него и тихо хмыкнул. — Нужно реально оценивать ситуацию и возможную угрозу. — Да, абсолютно верно, — подтвердил Намджун. — Вы должны понимать, на что идете, когда голосуете за эту идею. Но. Помните и о том, что могут получить ваши дети, ваши супруги и родные. Конечно, сразу все дома мы не сможем обеспечить светом, но общедоступные: школу, столовую, больницу — все это будет доступно для нашей лучшей жизни. — А откуда нам взять оптоволоконные провода? — Хек свел брови, смотря на Намджуна. — Это еще один серьезный риск, но… провода можно будет достать в городе. Я не смею подвергать вас опасности, поэтому займусь этим лично, — Джойз положил ладонь ему на плечо, и Намджун кивнул, посмотрев на него, — с парой доверенных людей. Остальные же будут строить станцию, но только в том случае, если большинство проголосует «за». Я не вправе к чему-то принуждать вас. Поэтому, я даю вам пять минут времени, чтобы вы приняли окончательное решение, — Намджун выдохнул и облокотился спиной о спинку стула. Поднялся негромкий галдеж. Мужчины принялись взвешивать все «за» и «против», а Намджуну очень хотелось заткнуть уши, чтобы ничего не слышать. Джин сидел с задумчивым видом, разглядывая чертеж гидроэлектростанции. Джойз грыз губы, вслушиваясь в разговор рядом сидящих мужчин, и они, вроде как, были не против начать постройку. — Слушай, а кто останется на станции, чтобы регулировать работу? — спросил Джин, переведя взгляд на Намджуна. — Пока не решил, да и рано решать это. Может, никакой станции и не будет, — Намджун пожал плечами. — А вот что касается тебя, что думаешь ты сам об этой идее? — он склонил голову. — Я думаю, что игра стоит свеч, но не могу просчитать все наперед. Поэтому… — альфа вздохнул и потер лицо ладонями. — Я позвал тебя, потому что, возможно, ты захочешь принять в этом участие, ведь тебе, как и нам, свет необходим, — Джин тихо хмыкнул. Ему-то свет не сдался, у него с самого начала пандемии община обеспечена и светом, и газом. Но для него, определенно, есть огромные плюсы в том, что Намджун начнет строить ее. — Не думаю, что мои парни согласятся на такое, — покачал головой Джин. — Риск велик, сам понимаешь. Но если от меня нужна будет какая-то помощь, я всегда окажу вам ее. Только скажи, в чем. — Как же, — съязвил Джойз, получив в свой адрес прожигающий взгляд. Намджун слегка покачал головой, прося альфу не продолжать эту тему. Он и так выслушал уже достаточно от него. Раньше Тэен и Сэром нашептывали ему на ухо насчет его давнего друга, а теперь подключился и Джойз. Тэхена не хватало только для полной картины. — Ты знаешь, что я прав, — альфа поджал губы, смотря на Намджуна. — Какая от него помощь? Когда он тебе помог в последний раз? Может быть, когда наши люди от голода пухли? — У тебя слишком длинный язык, Джойз, — спокойно сказал Джин, сцепив пальцы в замок на столе. — Не мешало бы укоротить. — Успокойтесь оба, — хмыкнул Намджун. — Мы тут не в песочнице лопатками меряемся, а решаем важный для всей общины вопрос, — Джойз сжал губы в тонкую полоску и хмыкнул, пиля спокойного Джина злым взглядом. Намджун знает, что он прав, но ничего не делает, чтобы дружбу с этим человеком разбить. — Итак, — Намджун поднялся со своего места. — Теперь я хотел бы услышать ваш окончательный ответ: да или нет? — Немногие хотят рисковать своей жизнью, это нормально, — слово взял на себя Хек. Он, как и Намджун, поднялся с места. — Но мы обсудили и пришли к выводу, что, если так необходимо для общины, то мы готовы рискнуть и сделать это. Поэтому да, мы пойдем за тобой, Намджун, — Хек протянул Намджуну руку, и тот пожал ее. — Рад услышать ваше решение, — Намджун не улыбался, но в его голосе улыбка слышалась. — Пока отдыхайте и набирайтесь сил, а после начнем подготовку. Надеюсь, что через два месяца наша община будет оснащена светом и холодильными камерами, ну, а пока нам предстоит тяжелая работа. Мужчины похлопали в ладони, поздравляя друг друга, а после начали не спеша покидать зал. Джин кашлянул в кулак и поднялся, пожав Намджуну руку. То, что они все же решили строить станцию почти единогласно, безусловно открывает для Джина новые и легкие пути. Намджун, сам того не ведая, вложил ему в руки клинок, и от клинка этого он и погибнет. У Джина созрел новый план без единого изъяна, и, кажется, пора пускать его в ход. — Зря ты его позвал, — недовольно сказал Джойз, смотря в спину уходящему Джину, который попрощался с Намджуном, сославшись на важные дела. — Я не доверяю ему, и тебе не советую. Хотя ты все равно делаешь по-своему. — Пока он никак не проявил себя плохо, — заметил Намджун. — Дела нашей общины его касаться не должны. Откуда ты знаешь, что у него на уме? Неужто тебя он посвящает в свои дела, м? — Джойз, я позвал его не по доброте душевной, — альфа сжал губы и прислонился плечом к деревянной колонне. — Он и его возможности пригодились бы нам. Я надеялся получить дополнительную силу и ресурсы, но он почему-то отказался. Странно, ведь идея правда хороша. — А я ничего странного в этом не вижу. Готов поспорить, что этот ублюдок выкинет какую-нибудь хрень. — Он мой друг. — Мы твои друзья, а он — нет, — Джойз закатил глаза. — Ты не хочешь слушать меня, и очень зря. Я пошел, Ханен ждет меня. А ты идиот, — сказал, как отрезал, он. Намджун тяжело вздохнул и зачесал волосы назад, потирая глаза. Солнце взошло над общиной, вместе с ним пришло и тепло. Ветер стал согревающим, а в воздухе запахло фруктами и распустившимися цветами. Тэхен, кряхтя, собирал абрикосы в свой таз. Один абрикос от порыва ветра сорвался с ветки и упал прямо на его макушку. Омега побагровел от злости и отчаяния, потому что проклятых абрикосов меньше не становилось. Женщины рядом с ним посмеивались над его реакцией и над тем, как жалобно он стонал, желая поскорее расправиться с этими абрикосами. Казалось, дай ему топор — все фруктовые деревья в общине вырубит. Набрав полный таз с абрикосами, Тэхен прямо по земле потащил его к длинному самодельному столу, на котором лежали расколотые надвое фрукты, лишенные косточек. Их сушили, чтобы зимой можно было варить компоты и соки. Тэхен плюхнулся на низкий стульчик, чувствуя, как ноет поясница, и принялся пальцами раскалывать сладкие абрикосы надвое. Некоторые были перезрелыми и очень мягкими, отчего сок лился по его пальцам. Над уже разложенными фруктами кружили пчелы, негромко жужжа. Солнце припекало лохматую макушку, и волосы лезли в лицо, потому Тэхен постоянно на них дул. Ханен стоял неподалеку с корзинкой и срывал спелую вишню, а сам Тэхен корячился с этими ненавистными ему фруктами. Омега завистливо смотрел на старшего и ворчал под нос, наверняка ведь специально сюда его отправил, чтобы проучить. Противный Ханен. Тэхен, смотря на него, расколол плод и уколол палец о косточку, вскрикнув громкое «ай». — Ненавижу абрикосы, не-на-ви-жу, — прошипел Тэхен, уложив противный фрукт. Его руки были перепачканы соком и землей, из-за чего они липли к ярко-оранжевой шершавой шкурке. Он вдруг увидел, что к Ханену подошел освободившийся Джойз и поцеловал его в угловатое плечо. Тэхен улыбнулся кончиком губ и обернулся, ища отца. После совета у него должна была состояться встреча с Юнги. Он увидел его в просвете между домами, конечно, в его руках ничего, кроме любимой Мии на одном плече, и гитары на втором не было. Как Тэхен и предполагал. Омега тут же сорвался с места, подхватив оставленные неподалеку корзинку с едой для Юнги и соломенной шляпой для папы. — Пап, стой! — крикнул Тэхен, на всех парах несясь к Намджуну. Он нагнал его только у ворот. — Тэхен-а? — Намджун обернулся и вскинув бровь. Запыхавшийся омега сунул в его руки корзинку, а на голову нацепил шляпу, укрывающую от солнца. — Вот знал же, что ты ничего не возьмешь, — закатил глаза Тэхен, ткнув грязными пальцем в папину грудь и оставляя на футболке темное пятно. — Это еда, ведь Юнги наверняка будет голоден, почему ты не подумал об этом? А шляпа для тебя, ведь у тебя может подняться давление на солнце, а меня рядом не будет, никто не поможет. Но ты мне лучше скажи, что вы в итоге решили? — Тэхен прикусил губу, во все глаза уставившись на папу. — Ты остаешься за главного, — Намджун поцеловал сына в лоб и погладил ладонью по щеке. — Жди меня вечером, Тэхен-а. Намджун ушел, оставив Тэхена наедине со своими мыслями. Омега тяжело вздохнул и присел на камень, обнимая собственные колени. С одной стороны, это хорошее решение, которое пойдет на благо всей общины. А с другой… Тэхен будет очень сильно скучать по папе, не имея возможности даже поговорить с ним.

🍃

Юнги сидел на пыльных ступенях, опустив израненные порезами и мозолями ноги в таз с водой. Гююн копошилась на кухне, откуда шел приятный запах печеной рыбы, совсем как в детстве. Вода в тазу искрилась и переливалась от лучей сверкающего солнца, которые приятно грели прохладные щеки Юнги. Он тихо мычал, вспоминая песню из детства, которую пел ему папа. После того, как они ушли из старого дома Юнги, ему стало… легче. Словно весь тот огромный груз, который он носил с собой с той самой ночи, наконец, упал на землю и остался там, в доме. Юнги облокотился на свои ладони сзади и прикрыл глаза, вспоминая, как папа купал его в тазу. Юнги тогда был тем еще поросенком, сложнее всего было заставить его искупаться. Мин тихо засмеялся и покачал головой. Эти воспоминания больше не вселяли в него грусть. Ему было приятно вспоминать те беззаботные деньки, которые они провели с папой. Голубая бабочка спланировала на желтый цветок у подножия ступенек. — Юнги, обед готов, — крикнула из кухни Гююн. Бета поморщился от нежелания вставать и идти куда-то, так хорошо его солнце пригрело, а вода приятно обволакивала ступни и успокаивала. Он бы так вечность просидел, но нет, Гююн разрушила его воцарившуюся идиллию со своим обедом. А юноше даже рот не хотелось открывать, чтобы ответить ей что-то. — Мин Юнги, я с кем разговариваю? — появилась она на пороге, сложив руки на груди. — Гююн-а, отстань, — проворчал бета. — Не видишь, что ли, хорошо мне. — Не увидишь тут, — сказала девушка и опустилась рядом. Птицы пели, скрываясь за раскидистыми ветками с кое-где начавшими желтеть листьями, ветер шелестел высокой травой, а неподалеку журчал ручей. Гююн и подумать не могла, что может быть так хорошо, что сама природа может настолько успокаивать и вселять умиротворение. Юнги, как котенок, пригрелся на солнце и вставать никуда не желал, хотя скоро ему уже нужно будет выдвигаться в путь. Они этот домик нашли уже глубокой ночью, когда оба выбились из сил, завалились в него, наплевав, что здесь могли орудовать полчища зараженных, и упали на кровать, поднимая в воздух ворох пыли. Впервые и Гююн, и Юнги спали до самого обеда, не переживая, что им нужно проснуться до рассвета, чтобы вновь двинуться в путь. Здесь было… хорошо. Даже лучше, чем они оба могли подумать. Наутро, вернее, уже в обед они занялись генеральной уборкой. Если точнее, занялась Гююн, а Юнги увиливал от работы, как только мог. Но Гююн не злилась, потому что ее это успокаивало и давало возможность подумать буквально обо всем. О том, что произошло в доме, они больше не говорили, да и имело ли это смысл? Юнги выплеснул все, что так давно копилось, и оставил это там, чтобы дальше идти было легче. А Гююн… она просто была рядом и сделала все, что от нее тогда зависело. Устав от того, что младший просто бесцельно слоняется по дому, девушка выгнала его на охоту — то, что он действительно мог и умел делать, то, что делало его счастливым. Юнги ушел далеко на восток, туда, где был пляж Намджуна. Но, только услышав шум прибоя, развернулся и побежал обратно. Было страшно, а почему — и сам не знает. Наверное, потому что там он бы принял окончательное решение, а Юнги пока был к этому не готов. Притащив домой двух диких уток, а после и обработав их, Юнги и Гююн пировали. Каждому из них досталось по утке, бутыли воды, которые теперь не нужно делить надвое, горстке водорослей и парочке грибов. Юнги так наедался в последний раз несколько лет назад, а Гююн и вовсе, кажется, никогда. А после они завалились в кровать, и девушка прижалась к теплому боку Юнги, прося его почитать их любимую книгу. Любимой книгой была папина, единственная, которую Юнги будет хранить до скончания своих веков. Одной рукой обхватив Гююн, а другой — книгу, Юнги принялся читать: «Увы! Он остался единственным зрителем своей пьесы. Положение его было плачевное. Он видел только спины»… — Думаешь, мы поступаем правильно? — спросил Юнги, глянув на Гююн. — Не знаю, Юнги-я, — ответила девушка, упершись локтями в колени. — Но это лучшее, что мы могли придумать… — Ты права, — вздохнул бета и с тихим плеском вынул ноги из воды, суя их в ботинки прямо так, мокрыми. — Пора идти уже, время поджимает, — он встал и одернул свою не по размеру большую белую рубашку, под которой спрятал пистолет и ножны, что повесил на бедро. На всякий случай. — Эй, а обед? — вскинула брови Гююн, смотря на младшего. — Я не голоден, — покачал головой Юнги и спрыгнул на землю, напоследок чмокнув сестру в щеку. — Если не вернусь к вечеру — не ищи, знай, я умер. — Юнги, — мрачно сказала омега, вытирая слюнявую щеку. Тот в ответ лишь засмеялся и двинулся в путь бегом. Даже воды с собой не взял, настолько спешил, что все эти мелочи сами собой выветрились из головы. В целом, пешком ему идти часа два, но если бежать, то час. Поэтому Юнги выбрал второй вариант, даже несмотря на жаром пылающие легкие, которые уже на тридцатой минуте готов был выплюнуть. Он перелез через заросли шиповника и поваленное дерево, уже знакомые ему, и тут ветер донес до него тихий звук прибоя и крик чаек. С уже знакомого ему утеса открывался прекрасный вид на морскую гладь и парящие в небе белые точки — чаек. Они кричали в вышине и низко опускались над морем, касаясь крыльями воды. Юнги повернул назад и бегом спустился к подножию утеса, руками разгребая поваленные после дождей ветки. Пляж был пуст, по крайней мере, с утеса Юнги никого не увидел. А, может, даже лучше, что Ким Намджун не придет, может, Юнги избежит опасности и убедится, что людям верить нельзя. Постепенно заросшая травой земля леса начала сменяться камнями вперемешку с песком, а шум прибоя становился все отчетливее. Юнги широко улыбнулся, резво побежав вперед. Его ноги сильнее вязли в земле, проваливаясь под песок. Солнце приятно припекало, а прохладный морской ветер с привкусом соли пробирался под рубашку, надувая ее, как шар. Юнги хихикнул, когда его сорочка в очередной раз взмыла вверх, а ветер облизнул нежную кожу живота. Бета выбрался из рощи, выбегая на чистый песок. За ним тянулись следы его ботинок, а перед ним развернулась поистине невероятная картина. Пляж с двух сторон был окружен утесами, поросшими деревьями, травой и кустарниками. На песке лежали камни, обитые мхом, а слева располагался поваленный ствол дерева. Юнги не знал, на сколько километров тянулся этот пляж, но он был огромным. По берегу ходили чайки, выискивая себе еду, кое-где прибой поднял со дна водоросли, сохнущие на солнце. Бета выдохнул от восхищения и пошел ближе к воде. Справа, вдалеке, виднелся утес, а слева был тот самый, с которого Юнги смотрел вниз. Он и не знал, что в природе может быть так красиво. Пенистые волны накатывали на песок, подползая к ногам Юнги, и тот испуганно отошел назад, широко распахнутыми глазами наблюдая за ними. Чайка вновь крикнула в вышине, закрывая своим телом солнце, а после Юнги сквозь шум услышал свое имя: — Юнги! — крикнул Намджун, размахивая рукой. Юнги обернулся к нему и махнул рукой в ответ, призывая подойти ближе, а после вновь отвернулся к морю. Сзади захрустел песок под ногами Намджуна. — Вижу, ты впечатлен, — с улыбкой сказал альфа, поставив на песок корзинку с едой. — Я ничего подобного в жизни не видел, — прошептал Юнги, сжимая пальцами подол своей рубашки. Он смотрел, как играют блики на воде, а чайки крыльями касались водной глади. — Ты еще не видел, какое бывает море во время шторма, — ответил альфа, опустившись на колени. Он вынул из корзины клетчатый красный плед и расстелил его на песке, выкладывая на него все угощения. — Это приготовил для тебя Тэхен, — сказал Намджун. Юнги обернулся, едва не охнув от восхищения. Для него это был настоящий пир, и его любимые лепешки со сливочным маслом стояли там, на голубой тарелочке, а рядом была банка вишневого варенья, в которое была воткнута ложка. — Он очень хотел увидеться с тобой, но за пределами общины сделать этого не сможет. — Почему? — удивился Юнги. Он скинул свои ботинки и сел рядом с Намджуном на плед в позу лотоса. — Ему запрещено выходить. Это связано с давней трагедией нашей семьи, — альфа вздохнул и положил гитару, которая сразу же привлекла внимание беты, вместе со своей винтовкой рядом. — Расскажешь? Ну, если хочешь… — младший уперся локтями в колени и серьезно посмотрел на Намджуна. Сегодня он хотел узнать о Намджуне многое, если не все, чтобы вынести свое окончательное решение. — Расскажу, — кивнул Намджун. Он последовал примеру Юнги и снял ботинки, опустив ноги на песок. Намджун вобрал в легкие побольше воздуха и устремил взгляд на горизонт, туда, где спокойные волны плавно лавировали по морской глади. Чайки кричали в небе и парили над водой. — Тэхен был рожден в крепкой и невероятно сильной любви, меня и моей покойной жены, Сэром. Она была… — Намджун улыбнулся и покачал головой. — Не думаю, что существует слово, способное описать, какой в действительности она была для меня. Это женщина, на которую хотелось равняться, — Юнги молча кивнул, показывая, что слушает. — Наша жизнь складывалась как нельзя лучше. Тогда я еще не нес тяжесть ответственности в полной мере и мог уделять ей и нашему ребенку все свое время. Однако… она умерла. — Сочувствую, — грустно сказал бета, подобрав колени к груди и обняв их. Он посмотрел туда же, куда был устремлен взгляд Намджуна. — Мне знакомо чувство утраты. — Знаю, Юнги, — Намджун вздохнул. — Это случилось однажды на охоте, когда я, Сэром, маленький Тэхен и мой друг с его сыном решили поохотиться. Знал бы я, чем это может кончиться, я бы запер их обоих за семью печатями, но я не мог этого знать. Сначала все было как и всегда, но Сэром… она была другой. Спустя годы у меня сложилось впечатление, словно она заранее знала, что умрет. Мы попали в засаду. Бегуны, сталкеры, щелкуны, а с нами двое детей, и тут уже защищаешь не самого себя, а свою семью. Я не смог доглядеть за ней, и ее окружили, Юнги. Должен ли я испытывать вину за то, что не уберег человека, которого любил так искренне и безотчетно? — Знаешь… — протянул Юнги, сгребая меж пальцев скользящий песок. — Мы всегда виним себя в том, что изменить не можем. Всегда кажется, что ты или я могли сделать хоть что-нибудь, но на самом деле это не так. Мы были бессильны и действовали так, как требовали того обстоятельства. Мы не должны винить себя за то, что не смогли уберечь наших родных. Но виним, — горько улыбнулся бета, чувствуя, как комок слез подкатывает к горлу. — Да, — Намджун опустил взгляд, замечая, как маленький краб ползет в сторону моря. — А что мы, в сущности, могли? Мы с тобой, они, мои дети… Ничего. Мы защищали себя. В тот день она была укушена вместе с Тэхеном, однако последний скрыл этот факт. Одному богу известно, как я не свихнулся, узнав об этом спустя время. Но, в отличии от своей матери, Тэхен обладает иммунитетом к инфекции. Для нас это до сих пор загадка, но пока оно вот так, как есть. А Сэром умерла наутро. Знаешь, это состояние, когда видишь, как умирает твой родной и любимый человек, а ты ничего не можешь сделать, словами не передать… — Ни одним чувством не описать, — прошептал Юнги, посмотрев на Намджуна. Тот кивнул. Юнги понимает, о чем говорит. — С тех пор я больше не выпускаю Тэхена наружу, слишком силен страх потерять его, как потерял и жену, и отца. Лучше пусть он ненавидит меня живым, чем мертвым. — Спасибо, что рассказал мне свою историю. Теперь, наверное, будет честным рассказать и мою? — Я слушаю тебя, — твердо ответил Намджун, все свое внимание обратив на Юнги, который внезапно из маленького волчонка обратился в мудрого старого волка, повидавшего в своей жизни абсолютно все. — Я действительно не знаю, как был рожден, да мне и неважно это, потому что рядом со мной был он, мой ангел на земле, мой папа, — Намджун заметил выступившие на его небесно-голубых глазах слезы. — Его звали Юджон, Мин Юджон. Мы с папой жили в лесу: он, я, наша корова ЭмЭм, которую мы так и не съели, а еще моя умершая кошка, Мэй, — альфа слегка нахмурился, узнав про корову. Медленно паззлы в его голове начали складываться в единую картину. — Это было прекрасное детство, когда я был искренне счастлив рядом с теми, кого так нежно и трепетно люблю. До сих пор. Ни один человек не сможет заменить мне папу, каким бы близким и родным он для меня ни был. Однажды ночью… — Юнги сглотнул, собираясь с духом. — Ты можешь не рассказывать, — Намджун положил ладонь на его плечо, слегка касаясь. — Нет, — покачал головой Юнги. — Я должен. Однажды ночью к нам в дом ворвались очень плохие люди. Тогда я не понимал, что именно они делают с папой, но я знал лишь одно — ему было ужасно больно. Он велел мне лежать под кроватью и молчать, чтобы никто не услышал меня и не нашел. Он отдал себя на растерзание, чтобы меня не тронули, спас меня ценой своей жизни. Его изувеченный образ преследует меня в кошмарах, а смех этих гиен вперемешку с криком моего папы до сих пор стоит в ушах, — Намджуну захотелось обнять Юнги так сильно, чтобы отдать ему все свое тепло. Чтобы почувствовал, каково это — быть в безопасности. — Иногда я не могу уснуть от страха, что кто-то вновь ворвется к нам с Гююн, поэтому лежу без сна, обнимая свой пистолет. — Мне так… — Не нужно, — покачал головой Юнги. — Не меня нужно жалеть, а этих ублюдков. Сейчас они горят в аду, и останутся там навечно. Я убил их, — он посмотрел на Намджуна. — Каждого из них убил. Не сразу, потребовалось время. Но знаешь, что доставило мне особое удовольствие? Убивать Роя. Он был тем, кто истязал моего папу больше остальных. И я проделал с ним то же самое, что и он тогда, почти десять лет назад, — Юнги ухмыльнулся. — Я слово-в-слово шипел ему то, что он тогда — моему папе. Я убил эту мразь с великим удовольствием, и сейчас жалею только об одном — слишком уж легко он отделался. — Я горжусь тобой, Юнги, — сказал Намджун, спокойно смотря на бету. Тот даже на мгновение растерялся, хлопая глазами. — Гордишься? — с осторожностью переспросил Юнги. — Не каждый из нас готов посмотреть своему страху в лицо и дать ему отпор. А ты смог. Человек, от которого этого, наверное, никто не ждал, да и ждать некому было. Знаешь, Юнги-я, месть — это дело, которое человека даже из могилы поднять способно. Я не представляю, как ты выживал один в этом мире, но то, что ты сделал, заслуживает уважения и гордости. Если не знать тебя, можно сказать, что ты совсем ничего не боишься, но нельзя сказать, что ты пережил такое. На самом деле, узнав тебя, невозможно не проникнуться уважением к тому, что ты сделал. — Спасибо, — смущенно ответил Юнги, потупив взгляд в плед. Он вцепился пальцами в подол своей рубахи, перебирая его. Юнги знает, что Гююн гордится им, но слышать такое от Намджуна было… странным и одновременно приятным. — Разговоры по душам выматывают, да? — слегка улыбнулся альфа. — Ага, — Юнги улыбнулся уголком губ, глянув на него. Когда он не скалится, не показывает зубы и не выпускает когти, а улыбается вот так, мягко и смущенно, он похож на ребенка, которого хочется всегда оберегать, заботиться о нем и укрывать своим теплом. Он чем-то похож на Тэхена, но альфа сразу осекается — это не его ребенок. Юнги — взрослая личность, если не по годам, то по своему разуму и пережитому горькому опыту точно. И одно он знает наверняка — парню не нужны никакие сюсюканья, как с малышом, ведь он уже не малыш, по крайней мере, в чрезмерной опеке не нуждается. Он не Тэхен, который любит изредка повредничать и которому действительно нравится быть сыном своего отца. Намджун улыбнулся ему в ответ, и у них ненадолго появился зрительный контакт. Юнги опустил взгляд и поближе придвинулся к еде. Он взял остывшую лепешку и принялся густо намазывать ее вишневым вареньем, не скупясь на толстые слои. Намджун открыл термос с теплым чаем и налил Юнги его в кружку, поставив поближе к бете, а тот, не отрывая взгляда от манящей лепешки, кивнул в благодарность. Он жадно вгрызся в угощение, набивая щеки так, что те надулись. Альфа скрыл смешок за кашлем в кулак и решил не пилить его взглядом, потому что Юнги от этого, вероятно, было не очень приятно. Немногие любят, когда на них смотрят во время еды. — А что это такое? — с набитым ртом спросил Юнги, указал перепачканным в варенье пальцем на валяющуюся на песке раковину. Пенистые волны омывали ее, наполовину зарытую в песок, и желали затянуть на дно морское — туда, где ей самое место. Но маленькая ракушка цеплялась за жизнь на суше. — Это называется ракушками, Юнги, — с теплотой ответил Намджун. Он подался вперед и вытащил ракушку из песка, оставляя после нее вмятину, куда сразу же заползла вода. Его не покидало приятное чувство, которое он никак не мог идентифицировать, потому что это было так… необычно — объяснять ему то, что, казалось, все и так знают. Юнги смотрел на испещренную переливающимися бордовыми полосками раковину. — Ты не видел таких раньше? — Неа, — покачал головой бета, пережевывая сладкую лепешку. — Папа не рассказывал, и Гююн тоже, — он облизал пальцы после варенья. — А зачем она нужна? — В древней Греции, государстве, которое существовали много лет назад… — Даже до того, как я родился? — склонил голову Юнги. — Да, — усмехнулся альфа. — И даже до того, как родился ты? — удивился бета. — Я не настолько стар, Юнги, — с легким упреком ответил Намджун. Юнги раскрыл рот, чтобы сказать что-то, но тут же и захлопнул, потому что Намджун спешно сказал: — Не перебивай. Так вот, много лет назад существовало поверье, которое гласило о том, что весь наш мир произошел из вот такой маленькой ракушки, — он поднял раковину на уровень глаз Юнги, которые округлились от удивления. — С тех пор ракушка всегда была символом удачи для людей. «Песни моря, грохот бурь и штили слышим мы, лишь к уху приложи», — сказал альфа, протягивая ее бете. Юнги аккуратно забрал маленькую ракушку, касаясь прохладными пальцами его теплой ладони. — «Дивное творенье природы… Затаи дыхание, не дыши», — Намджун обхватил ладонь Юнги и поднес ракушку к его уху, приложив палец к своим губам, заставляя помолчать. Юнги свел брови к переносице, с недоверием смотря на Намджуна, но все-таки замолчал, даже глаза прикрыл, концентрируя внимание на ракушке. Сначала он слышал только крик чаек и скрип песка, когда бурлящие пенистые волны набегали на берег, словно желая подобраться к их пледу. Но через некоторое время Юнги услышал, как внутри ракушки плещутся точно такие же волны, как сейчас перед ним. Он шокированно уставился на ракушку в своих руках, а потом принялся ее вертеть пальцами и заглядывать внутрь, отчаянно стараясь разглядеть что-то. — Где оно?! — воскликнул бета. — Кто, Юнги? — улыбнулся Намджун. — Море! Я же слышу, оно там, — альфа искренне рассмеялся, вызывая у Юнги еще большее недоумение. Он уставился на Намджуна, как на дурака, а потом обиженно буркнул: — И что смешного? — Море не в ракушке, Юнги-я, — отсмеявшись, ответил Намджун и подпер щеку кулаком. — А где? — захлопал глазами Юнги. — Я ведь слышал его, слышал! Оно бурлило и там были волны, совсем как это море, — он указал пальцем на воду, — только тише и меньше. Ты обманул меня? — он надулся, выпячивая губы. — Вовсе нет, — Намджун не мог перестать улыбаться. — Море не в ракушке, потому что оно в тебе. Но приложив ее к уху, ты можешь его услышать. Юнги выдохнул от удивления и вновь уставился на ракушку. Это было так удивительно, то, что Намджун ему рассказывал. Юнги убивал, ему приходилось делать это ради еды и безопасности, и он прекрасно знает, что внутри людей кровь и мясо, а не накатывающее волнами на берег море. Но, слушая альфу, Юнги начинал искренне верить, что внутри его вен бежит соленая аквамариновая вода, а не кровь. Ему кажется, что он может всю жизнь просидеть тут, разговаривая с этим альфой, потому что время летит с неведанной скоростью. Юнги, как ни странно, вовсе не хотелось показывать когти и скалиться, потому что от этого альфы не исходила опасность. Наоборот. С ним было… спокойно. Почти как с Гююн. Между ними повисло приятное молчание. Намджун не чувствовал, что должен что-то сказать, а Юнги было комфортно. Он продолжил уплетать лепешки, изредка закидывая в рот какую-нибудь ягоду, а после запивать едва теплым чаем. Намджун голоден не был. Он уперся ногами в песок, откинулся на ладони и поднял голову кверху, подставляя лицо солнечным теплым лучам. Юнги сидел по-турецки, сгорбившись, и пилил взглядом лежащий рядом с альфой инструмент со струнами. Намджун приоткрыл один глаз, замечая заинтересованность и озабоченность в лице Юнги, направленные на его гитару. Он улыбнулся уголком губ и взял ее в руки, поставив боком на свои ноги, одной ладонью обхватил гриф, а вторую положил на струны, по которыми пробежал подушечками пальцев. Из-под инструмента полилась музыка, и у Юнги чуть не вывалился абрикос изо рта от восторга. — Не сказать, что играю, как профессионал, но побренчать иногда могу. — Сыграй! — воодушевился Юнги, сев поближе к Намджуну и внимательно уставившись на него. Он заметил лежащую соломенную шляпу и подцепил ее, тут же водрузив себе на голову, чтобы солнце не припекало. — Это моя шляпа, — заметил альфа с улыбкой. — А теперь моя, — отмахнулся Юнги. — Играй уже! Намджун прикинул в голове мелодии, которые знал более-менее хорошо, и остановился на мелодии с говорящим названием «Ты и я». Он провозился со струнами пару мгновений, заставляя Юнги пыхтеть, но тот все же покорно ждал, заглядывая Намджуну в лицо и безмолвно поторапливая его с действиями. А когда гитара была настроена, и Намджун начал играть, Юнги весь собрался, даже лицо у него вытянулось. Он смотрел, как загрубелые пальцы Намджуна бегают по струнам, а из-под них льется музыка, как вода. Море, словно услышав его мелодию, принялось подыгрывать бурлящими волнами. Они стали дуэтом, а Юнги их единственным слушателем, который уже сейчас был готов разразиться аплодисментами, если бы не был настолько поглощен печальной мелодией. Он никогда не брал музыкальные инструменты в руки ровно до того момента, пока Сэром была жива. С его женщиной не соскучишься, да и дел было невпроворот, порой даже самому себе не удавалось выделить какое-то время. Но после ее смерти у него появилось даже слишком много времени на самого себя, хотя быть в одиночестве так не хотелось. Бразды правления перешли в его руки, забота о Тэхене полностью лежала на нем, и даже помощь их семьи не могла в полной мере снять ее с плеч, ведь прежде всего Намджун — его отец, и он почувствовал, что тонет. Буквально захлебывается. Ему некуда было вылить свою боль и усталость, не с кем было поделиться и открыть свою душу, ведь он не по наслышке знал, как тяжело им всем, людям вокруг него. Но однажды на вылазке в ближайшую деревушку, названия которой Намджун уже и не вспомнит, он нашел то, что помогло ему преодолеть этот период в его жизни. Он нашел свою старенькую классическую гитару. Играть он не умел вовсе, и всему учился сам. Методом проб и ошибок, стирая пальцы в кровь о струны, практически не зная нот, только несколько лет спустя у него начало получатся что-то более-менее сносное и похожее на музыку. Так и проходили его дни. Утром и днем он — лидер, помогающий своей общине, вечером — заботливый отец, укладывающий сына спать, а ночью — набивающий лоб неопытный пацан, который только так мог излить свою душу музыке. Сейчас он играет гораздо лучше, иногда Тэхен приходит к нему, садится на его кровать, прислоняясь спиной к стене, и просит поиграть. Обычно это происходит в полутьме, разгоняемой только скользящим пламенем свечи на подоконнике, а за окном барабанит дождь. Отец играет на гитаре любимую сыном мелодию, которую тот назвал «Дом», а сам сын покачивает головой в такт музыке, напевая себе под нос. Слова сами ложатся на музыку, он их даже не придумывает. Внезапно Юнги вскочил, повернувшись лицом к морю, и раскинул руки в стороны. В этот момент, словно по щелчку, прохладный соленый ветер взмыл над морем, вздувая свободную рубашку Юнги. Шляпа свалилась с его головы и повисла на веревочке на шее, болтыхаясь на спине. Его ноги увязли в песке, а языки волн, наконец, добрались до заветной цели. Юнги засмеялся, чувствуя легкую щекотку волн. Намджуну захотелось засмеяться вместе с ним, но он должен был доиграть свою мелодию. Бета так и стоял, раскинув руки и подставив лицо воющему ветру. Он чувствовал себя так хорошо и свободно, как не чувствовал уже давно. Альфа, в последний раз пробежавшись по струнам, отложил гитару в сторону и с улыбкой поднялся, становясь рядом с Юнги. — Что на тебя нашло? — спросил он, чувствуя, как волны принялись омывать и его ноги, унося с собой мелкий песок. — Свобода! — крикнул Юнги и улыбнулся, обнажая ряд маленьких зубов. — Сделай так, — он прикрыл глаза и вновь отвернулся к морю. — Почувствуй. Намджун коротко кивнул и тут же раскинул руки. Прохладный ветер облепил его тело, как искусный мастер высекая плавные линии. Солнце приятно грело его загоревшее лицо и бродило лучами по полоске обнаженного торса. Кончики указательных пальцев Юнги и Намджуна касались, и у альфы вспыхнула в голове картина Микеланджело «Сотворение мира», потому что так оно и было. Юнги и Намджун сотворяли мир. Внезапно бета схватил его за руку и побежал вперед, отчего Намджун по инерции последовал за ним. Через несколько метров Юнги выпустил его руку, но Намджун не остановился. Теперь они вели негласную игру на победителя, хотя в ней и не было проигравших. Они даже не знают, когда она кончится. Но бежали вперед, и внезапно Юнги рассмеялся, а следом за ним и Намджун. Искренне. Безмятежно. Счастливо. Так, как в последние годы не смеялся никогда. Наверное, это именно то, о чем говорил Юнги — свобода. Море, как живой организм, способный реагировать на изменение их настроения, счастливо пенилось, накатывая волнами на песок и их ноги, несущиеся вперед. Чайки кричали в небе, а на песке оставались следы их ступней. Они спугнули придремавших на коряге чаек, и те с криком вспорхнули в воздух, заставляя обоих смеяться. Внезапно Юнги подрезал Намджуна, и те кубарем повалились вниз, смеясь. Юнги не почувствовал боли от падения, потому что упал на Намджуна, приложившегося спиной о песок. Они намокли и перепачкались, но Мин тут же вскочил и с улыбкой пригрозил Намджуну какой-то палочкой, поросшей мхом от влаги. — Вот ты и попался, Ким Намджун, — с беззлобной улыбкой сказал Юнги. — Туда посмотри, — со смешком кивнул в сторону альфа. Оттуда прямо на них бежала сильная волна, и не успел Юнги сказать «Ай!», как она сбила его на песок и отобрала палочку, выпавшую из рук. Намджун успел прикрыть нос и рот ладонью, а Юнги замешкался, оттого и плевался песком и морской водой, а Намджун над ним посмеивался, но подниматься не спешил. Бета, грозясь морю расправой, повалился рядом с Намджуном и уставился в небо, которое начало окрашиваться оранжевым. Мелкие волны иногда накатывали на них, но им обоим было так хорошо, в мокрой одежде и с песком в волосах, что никто не торопился уйти. Намджун почувствовал себя подростком, который еще не испытал горечь утраты своей жены, своего отца, который не воспитывает ребенка и не держит на своих плечах общину. Он почувствовал свободу и такую легкость на душе, что ему отчаянно не хотелось, чтобы все заканчивалось. Юнги лежал рядом поистине счастливым. Он не этого ожидал от их встречи, тем более не ждал угощений, музыки и настоящего веселья, которого он не испытывал тысячи лет. Но Намджун смог ему подарить все это безвозмездно. Юнги повернул голову к нему, но он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь приливом и солнечным теплым светом. Бета привстал на локоть, чувствуя под ладонью маленькое выпирающее нечто. То оказалась белая раковина, вернее, створка моллюска. Он выставил перед Намджуном руку, закрывая ему солнце и вынуждая приоткрыть один глаз. — Юнги-я, что-то случилось? — спросил Намджун, сведя брови к переносице. Меж них залегла морщина. — Нет, — Юнги дернул уголком губ в улыбке и покачал головой. — Просто… хотел подарить тебе это, — он смущенно протянул альфе ракушку, — чтобы удача всегда была с тобой. — О… — альфа широко улыбнулся и принял подарок Юнги, рассматривая ракушку в солнечном свете. — Она прекрасна, Юнги. Спасибо большое. Но я даже не знаю, чем могу тебя отблагодарить. — Ты и так сделал для меня слишком много, — покачал головой бета. Он поднялся с влажного песка и помог встать альфе. — Осторожно! — вдруг засмеялся он, отбегая назад от волны и утягивая за собой рассмеявшегося Намджуна, которого волна все-таки настигла и вновь облила брюки. — Пошли назад, иначе всю еду растащут чайки, — улыбнулся альфа, слегка коснувшись Юнги. Тот молча кивнул и последовал за ним, идя рядом так, что плечом почти касался его руки. Влажная рубашка прилипла к его коже, открывая взор на худенькое тельце с выступающими ребрами. Намджун предпочитал лишний раз не смотреть на него, потому что, видя эту картину, он неизменно грустно вздыхал. В ладони альфа сжимал подаренную ракушку, которая согревала кожу, несмотря на то, что температура постепенно начала опускаться. Они не спеша шли назад, любуясь красотой предзакатного неба и моря, которое окрасилось в красно-оранжевый цвет. Волны по-прежнему омывали их ноги и песок, но вода стала холоднее. Юнги не говорил, но Намджун видел, что он замерз, потому что бета размахивал руками, чтобы разогнать кровь по телу и согреться. — Мы с Гююн долго думали над твоим предложением, — вдруг начал парень, шлепая босыми ногами по мокрому песку. — Угу, — отозвался Намджун, показывая, что слушает. — Надеюсь услышать положительный ответ. — Ну-у… — протянул Юнги, почесав затылок. — Возможно, это будет странно или непонятно для вас с Тэхеном, но мы хотели бы гостить у вас. Не жить постоянно, но приходить иногда, когда вам или нам нужна помощь, потому что… ну, мы привыкли жить вдвоем. Понимаешь? Нам нужно будет время, чтобы научиться общаться с другими людьми, поэтому мы хотим это делать «порциями», так сказала Гююн. Сначала просто посмотреть, ознакомиться, а после, если все будет хорошо, примкнуть к вам. Не подумай, ты не вызываешь у меня никаких негативных чувств, и я не то что бы не доверяю тебе, но… не могу переступить через себя, — Юнги посмотрел на Намджуна, поймав его серьезный, полный понимания взгляд. — Пока точно не могу. — Вы приняли мудрое решение, Юнги, — кивнул Намджун. — Не знаю даже, как поступил бы на твоем месте. Думаю, меня тоже одолевали бы сомнения и внутренние терзания, поэтому я приму ваше решение и, поверь, мои люди, а особенно Тэхен, всегда встретят вас с распростертыми объятиями. Ты еще не познакомился с Ханеном и Джойзом, думаю, ты им очень понравишься, — улыбнулся уголком губ альфа. — Придешь вместе с Гююн к нам в гости? — Конечно, — просиял Юнги, едва не подпрыгнув на месте от радости. — А Тэхен научит ее делать такие же лепешки? Они мне так нравятся, каждый день бы только их и ел. — Ты, наверное, единственный человек, которому нравится то, что готовит мой сын, — со смешком сказал Намджун. — Мне кажется, вы недооцениваете его, — улыбнулся бета. — Почему бы тебе не начать выпускать его на волю? — Это даже не обсуждается, — вдруг нахмурился Намджун. Одна мысль о том, что когда-то Тэхен может выйти наружу, Намджуна доводила до ужасного страха. Здесь, за пределами их общины, его поджидали опасности, к которым он был не готов и от которых отец спасти его не мог, поэтому Намджун предпочтет ненависть своего сына, чем возможность выйти за пределы. Но объяснить это кому-либо, в том числе Тэхену, для него невозможно, поэтому он всегда молчит об этом или отвечает «Тема закрыта». — Ты к нему слишком строг, — заметил Юнги. — Это родительский долг, Юнги. Родители должны оберегать своих детей во что бы то ни стало, даже если получают за это от них ненависть, — вздохнул альфа. Они дошли до пледа, с которого чайки уже успели растянуть оставшиеся фрукты. Намджун встал на него коленями и достал из корзины свою вязаную ветровку, которую Тэхен положил на случай похолодания, и, как и всегда, оказался прав. Он протянул ее Юнги и улыбнулся: — Вот, надень. Ты замерз. — А ты? — вскинул бровь парень. — А мне не холодно. Юнги улыбнулся в благодарность и забрал ветровку, которая оказалась немного колючей. Намджун отвернулся, собирая в корзину остатки еды, которые собирался отдать бете, а Юнги, еще немного попилив взглядом его затылок, стянул с себя мокрую рубашку, которая неприятно липла к телу холодом. Обнаженную кожу облизал прохладный ветер, но Юнги быстро от него укрылся ветровкой, которая была ему слишком большой. Она прикрыла его худые бедра и свисла с рук. Намджун глянул на него и едва сдержал полный теплоты смешок. — Иди сюда, — альфа повернулся к нему и закатил рукава ветровки, как маленькому ребенку, чем сильно смутил Юнги. Хорошо, что в свете заходящего солнца его пунцовые щеки не были видны. — Вот так получше будет. — Она пахнет тобой, — сказал Юнги, понюхав воротник намджуновой ветровки. От нее исходил горьковатый запах кофе, перемешавшийся с запахом моря, которые в сочетании создавали новый, ни на один другой запах не похожий. Он оседал у Юнги на коже, въедался внутрь, ведь своего собственного запаха у него нет. Намджун с легкой улыбкой наблюдал за ним, пока он обнюхивал его одежду, как маленький котенок новый, неизведанный предмет. Альфа сел на плед и омыл ноги от песка в накатившей волне, а после обулся. Юнги проделал те же манипуляции, ощущая неприятный холод ботинок из-за влажных ног. Они сидели так, не спеша подниматься. — Спасибо за этот день, — тихо сказал Намджун, свесив ладони с колен, в которые уперся локтями. — Ты подарил мне гораздо больше, чем можешь подумать, — ракушка в кармане рубашки приятно грела со стороны сердца. — Я рад, — смущенно сказал Юнги, пропуская сквозь пальцы песок. — Это было прекрасное время для меня. Я надеюсь, что… А впрочем, неважно, — осекся бета, чувствуя, как горят щеки. — Ты можешь говорить все, что думаешь, — спокойно поддержал его альфа. — Я хотел сказать, что надеюсь, что в будущем у всех нас будет больше таких моментов, — бета опустил взгляд. — С Тэхеном и Гююн… — Обязательно, — тихо посмеялся Намджун и положил ладонь на спину Юнги, слегка похлопав. — Обещаю. Знаешь, скоро мы будем вынуждены уйти из общины, чтобы построить гидроэлектростанцию, нам придется разбить небольшой лагерь. Ты можешь навещать меня там, и я отдам тебе карту, по которой ты легко сможешь ориентироваться. А в общине останется Тэхен, который всегда будет ждать тебя в гости. Хорошо? — Конечно, — счастливо улыбнулся Юнги и кивнул. — А как я смогу найти тебя? — Когда придешь в общину, спроси Ставо, он проведет тебя к нашему лагерю. Следующая встреча у них должна была состояться уже в лагере. Юнги хотел осмотреться, познакомиться с жителями общины, как омегами, так и альфами, узнать этих людей получше, да и как они живут там вообще. А еще, идя рядом с Намджуном, Юнги испытывал странное желание увидеться с ним вновь, поговорить, заставить улыбнуться. Уже стемнело, и альфа переживал о том, как Юнги самостоятельно доберется до дома, но тот заверил его, что бояться нечего. Он сам кому хочешь шею сломает, но альфа реагировал на это скептически. Ему не хотелось отпускать Юнги одного, очень хотелось проводить и убедиться, что с ним все будет в порядке. Они остановились на развилке, когда альфа должен был идти дальше сам, а Юнги должен был сворачивать. — Ну… до скорого? — сказал Намджун. — Даже удивительно, что ты не пытался меня убить, — с тихим смехом сказал альфа. — В следующий раз обязательно, — улыбнулся уголком губ Юнги. Намджун протянул к нему руки, чтобы обнять на прощание, но Мин окинул его взглядом, развернулся, и зашагал в свою сторону. — До скорого, Ким Намджун, — крикнул он уже достаточно далеко, оставив растерянного Намджуна топтаться на месте. — Даже не обнимешь? — крикнул вслед Намджун, вызывая смех у Юнги. — Нет! Намджун рассмеялся и покачал головой, поправляя на правом плече винтовку, а на левом свою гитару. Мин Юнги себе не изменяет.

🍃

Чонгук сидел на поваленном дереве, нервно качал ногой и докуривал вторую сигарету. Сегодня он опаздывает, что заставляет Чона злиться. Он чувствовал легкое раздражение оттого, что в поставленное время никто из шайки Ким Сокджина появляться не желал, зато его самого Хосок буквально пинками выгнал из кровати, чтобы обсудить детали их условного «контракта». День, словно назло невыспавшемуся Чонгуку, был солнечный и теплый, хотя близилась осень. У него не было ни малейшего желания быть здесь и ждать хоть кого-то, словно это в его интересах. Он бы лучше провел время со слепым мальчиком, помогая освоиться в общине, чем бесполезно просиживал штаны здесь. Альфа докурил сигарету и затушил ее о прохладный мох. Пальцы его, несмотря на тепло, были холодными. Из зарослей кустов шиповника выскочил заяц. Он посмотрел на Чонгука, поведя ухом, а после оглянулся и спешно скрылся в высокой траве. Чонгук поджал губы и неторопливо барабанил пальцами по корпусу своего автомата. С каждой прожженной минутой его настроение становилось только сквернее. Какого хера Хосок послал его, когда сам ни черта не делает и целыми днями торчит в своем кабинете безвылазно? Но когда Чонгук, уже порядком уставший ждать, хотел встать и просто уйти, между деревьями он увидел человека, облаченного в черное, как и сам Чонгук. Этого человека он знает уже достаточно давно и, насколько ему было известно, они были одногодками, а также самыми приближенными к делам лидеров своих общин людьми. Чонгук хмыкнул и поднялся с дерева, неторопливо отбивая пальцами ритм по корпусу автомата. А его оппонент, кажется, даже не спешил к нему подходить. Взгляд у него был тяжелый и густой, как смола, и у самого Чонгука он не лучше. Они друг друга не то, что недолюбливают, просто никем друг для друга не считают. Чонгук к нему ничего дружеского не испытывает, ровно как и он к Чонгуку. Чистые партнерские отношения, вернее даже сказать вынужденно-партнерские. Как и Чонгук, он до побеления костяшек сжимал пальцами свою штурмовую винтовку. Чонгуку доводилось видеть этого парня в деле, и, нужно сказать, он был донельзя хорош собой. — Какого хера я должен тут сидеть и ждать тебя? — спросил Чонгук тоном, не предвещающим ничего светлого. Он явно был не настроен на положительный разговор, ровно как и Чимин. — Планы изменились, — сухо ответил альфа, встав ровно напротив Чона. — Новое задание для вас появилось. — А чего сами его не выполните? — хмыкнул тот, даже не изменившись в лице. — Тебя это не касается. Мы вам платим за то, что вы делаете. Не в твоих интересах задавать мне такие вопросы. — Вы платите моему брату, а не мне. Мне на ваши связи глубоко поебать. — А чью еду ты жрешь и чье оружие сейчас в твоих руках? — Чимин поджал губы, кинув взгляд на оружие в руках Чонгука. — Думаешь, твой братец с неба все это берет? — Неужто? — прорычал Чонгук, сделав шаг навстречу Чимину. — Тогда, может, ты мне скажешь, кто послал ебаную ораву зараженных к неукрепленному месту нашей общины, о котором знали только мы и твой гребаный папаша? — Ты обвиняешь нас в том, что ваша стена была не защищена? — со смешком спросил Ким. — Я обвиняю вас в том, что эта самая орава принадлежала вам. Думаешь, я не знаю, чем вы промышляете? Явно не рыболовством и земледелием, как хотите убедить всех вокруг. Не нужно пытаться меня обмануть, Ким Чимин. Вы можете качать дурью моего брата, но не меня. Я насквозь вижу ваши змеиные рожи. — А какие доказательства у тебя есть, кроме голословного рычания в нашу сторону? — Пока у меня их нет, но я ни на секунду не сомневаюсь, что это ваших рук дело, — поджал губы Чонгук. — И я даже знаю, зачем вы это устроили. Мой брат пока не знает об этом, но, поверь, когда узнает, он твоему папаше перережет глотку и не моргнет глазом. Думаешь, он Дьяволом так просто прослыл? — Не нужно угрожать мне, — пожал плечами Чимин. — Если ты думаешь, что пугаешь меня, то ты ошибаешься. Я не боюсь ни Дьявола, ни Цербера, ни Бога. Я сам в аду, Чонгук, поэтому не стоит меня каким-то дьяволом пугать, — на его губах расцвела усмешка. — Пугать я не привык, Чимин. Я тебя предупреждаю. — Очень дружелюбно с твоей стороны. — Мы с тобой не друзья. — И никогда ими не будем. — Говори, чье сердце вам вновь на подносе принести, — хмыкнул Чонгук. — Если сами настолько боитесь свои руки марать. — Знаешь, где находится восточный приток Матерь-реки? — голос у Чимина внезапно потяжелел, а взгляд стал стеклянным. Он словно оградил себя от внешнего мира и спрятал глубоко внутри, вместо привычного себя выпуская наружу машину. Ту самую, которую хочет видеть от него отец. Его глаза вдруг заблокировали путь в душу, оставляя после себя толстые льды Антарктики. Это не могло не ускользнуть от взгляда внимательного Чонгука, которого не могло не заинтересовать такое резкое изменение в Киме. Это было как минимум странно. Минуту назад в его глазах шторм надвигался, а сейчас там тьма непроглядная. Чонгук прищурился и безмолвно кивнул. Лучше бы он этого не делал, подумалось Чимину. Лучше бы послал его к черту, лучше бы в драку полез, а не просто кивнул, вынуждая продолжить открывать рот и говорить слова, которые буквально час назад невозмутимо говорил ему отец. Чимин чувствует неподъемную тяжесть губ и дикую злость, которую вынужден скрывать, зарывать глубоко внутри себя. Не может ведь он в очередной раз разочаровать своего отца и папу? Он делает то, что принесет пользу человечеству, миру и Цикадам. «Потерявшись во тьме, ищите свет», как мантру повторяет Чимин. Для него эти слова всегда работали, как рычаг-переключатель. Стоит только подумать, чтобы вспомнить свое предназначение. Но каждый рычаг способен ломаться, и Чимин даже знает, где причина поломки. Она сейчас, наверное, дома, занимается делами общины и дарит свой свет окружающим, а Чимин тут, как робот стоит перед палачом, когда палач — он сам. Да, община Чон Хосока — это руки, но община его отца — это головной мозг. Именно он подает сигналы, чтобы руки выполняли работу. Он использует всех их, в том числе самого Чимина, как марионеток в своей грязной ебаной игре, которой Чимин сыт по горло. Он внутри бьется, колотит о стенки разума и просит самого себя очнуться, прикусить язык и уйти, чтобы не сотворить ошибки. Но он смотрит на себя со стороны и видит, как раскрывает рот: — Вскоре там разобьют лагерь. Ким Намджун, ты знаешь его. Он и его группа должны умереть. Чимин разбивает кулаки в кровь о собственный череп изнутри, а после скатывается вниз, как беспомощный ребенок. Ну, вот и все. Назад у него пути нет и никогда не будет. Он не может свернуть и уйти окольными путями, его жизнь всегда идет вперед. Через собственную боль и унижение, через любовь к Тэхену, которую он сам и хоронит под толстым слоем грязи в закрытом гробу. Она изуродована, исполосована и разбита. Каждую ночь Чимин бережно собирает ее, склеивает по кусочкам, чтобы при Тэхене ярко улыбаться и получать такую же яркую улыбку в ответ. Нет. Она ярче Солнца самого. Но все это остается внутри, там, где Чимин запирает истинного себя, а сам становится машиной. Цикадой. — Ясно, — просто сказал Чонгук, случайный свидетель его внутренних терзаний, о которых тот и не подозревает. — Я думал, это произойдет позже. — Мы должны пользоваться возможностью, пока она есть, — Чимин в точности повторил слова отца. Он сказал то, что должен был сказать, но никак не то, что хотел. — Взамен получите все, что попросите. Люди, еда, оружие, наркотики — буквально все. — Не боитесь, что развяжете войну? — хмыкнул Чон. — Воевать будет не с кем. — Разве у него нет преемника? — вскинул бровь альфа. Перед глазами Чимина вмиг вспыхнуло смеющееся лицо Тэхена, который не так давно шепотом просил его сорвать с себя маски. Его сердце болезненно сжалось, гулко застучав в пустой грудной клетке. Чимин хочет сорваться с места и в ту же секунду рассказать Намджуну и Тэхену о надвигающейся опасности, которая исходит от него самого, и пусть Тэхен ненавидит его до конца дней, но только живой. Чимин ведь прекрасно понимает, почему отец яростно хочет уничтожить Намджуна. Ему к черту не сдалась его община, ему нужен Тэхен. И кто встанет между ним и Тэхеном, когда Намджуна не станет? Чимин медленно моргает. — Это уже не твое дело. Я сказал тебе все, что от вас требуется. — Раз так, значит получите то, что вам так нужно, — хмыкнул Чонгук. На этом их разговор завершился, поэтому Чонгук развернулся и пошел обратно, оставив Чимина стоять там, сжираемого собственными демонами. Он так хотел остановить Чонгука и умолять, чтобы он ничего не делал, но не смог сдвинуться с места. Он опустился на поваленное дерево и вцепился пальцами в собственные волосы, сжимая их у корней и смотря перед собой бесцветным взглядом. Мир в мгновение перед ним потух, и сейчас ему как никогда хотелось увидеть улыбку своего солнышка, от которой в Чимине просыпалось желание жить. Хотя бы для того, чтобы защищать Тэхена от собственного отца. И от себя самого. А теперь… он самостоятельно зарядил пистолет и отдал его отцу в руки. Господи, что же он наделал? Раздражение Чонгука сменилось искренним непониманием. Он запрыгнул на камень и спрыгнул с обратной стороны, наступая ботинком в лужу. Мелкие брызги взмыли вверх, пачкая штанину. У него было даже слишком странное поведение, отличное от обычного. Ему доводилось видеть Чимина, чтобы достаточно понаблюдать за ним. Он всегда следовал в тени своего отца, либо не испытывая абсолютно никаких эмоций, либо умело скрывая их от посторонних глаз. Но тут… произошло что-то странное, и странным было то, что он говорил отстраненно, так, словно каждое слово весило неподъемно для его губ. Он говорил о человеке, которого знает лично? Который дорог ему? Да, Чонгук знал Ким Намджуна. Он был лидером самой, наверное, неконфликтной, но в то же время влиятельной общины. В свое время Хосок пытался наладить с ними связь, но они не пошли навстречу, на том все и кончилось. А вот зачем Сокджину понадобилась его смерть? Из-за ресурсов? Глупо, у него их самого немерено. Это все было настолько странно, что Чонгук получил намного больше вопросов, чем ответов. Альфа повесил автомат через плечо, разбежался и подпрыгнул, зацепившись пальцами за ветку дерева, чтобы перепрыгнуть через небольшой овраг и по инерции пробежал немного вперед. Автомат качнулся на его плече и слегка ударил по боку. Он вытащил из кармана черную шапку и надел на голову, пряча выбившиеся на лоб волосы. Он вдруг замер, почуяв, что он не один. Его затылок сверлила пара глаз, он всем своим охотничьим чутьем чувствовал это. Зараженный? Кинулся бы, а не стал разглядывать его. Только если это не сталкер. Дикое животное? Выдал бы себя звуками. А тот, кто на него смотрит, сидит тихо, почти неслышно. Но Чонгук его чувствует. Он глубоко вдохнул теплый воздух, различая в нем запах прогретой земли, сочной листвы, мха и… ландыша. Он вскинул автомат и резко развернулся, но за ним никого не было. Он свел брови к переносице. Неужели он ошибся, и ему показалось? — Немного выше, — подсказал голос сверху. Чонгук резко вскинул голову, а следом и автомат. На толстом суке стоял светловолосый омега, направив лук с вытянутой стрелой в его сторону, целясь прямиком Чонгуку в сердце. Отпустит тетиву — для Чонгука это будет последнее, что он видит в своей жизни. Чонгук нажмет на курок — омега свалится наземь мертвым грузом. Чон широко улыбнулся, даже не пытаясь скрыть свою радость, но автомат опускать не торопился. Омега остался невозмутим, словно нисколько не был удивлен видеть здесь того, кого видел неделю назад на поляне среди деревьев. Он был одет в черные джинсы, слегка порванные выше правого колена, которые плотно прилегали к стройным бедрам и сужались к щиколоткам, массивные ботинки, крепко зашнурованные вокруг ног, видимо, чтобы нога не соскальзывала, на бедре был клинок в ножнах, и смотрелось это так крышесносно, что у Чонгука произошел сбой в голове, а сверху была обычная поношенная толстовка грязно-зеленого цвета. — Чонгук, убийца местных оленей, — хмыкнул Тэхен. Они одновременно опустили оружие. Омега сунул стрелу обратно в колчан, а лук повесил на плечо. Он уперся ладонями в сук, на котором стоял, и спрыгнул грациозно вниз, подняв вверх пыль. В глазах Чонгука омега был похож на лань, с такими же плавными изгибами спортивного тела и грацией, и одновременно на лису своим прищуром. — Омега, чьего имени я даже не знаю, — улыбнулся в ответ Чонгук и протянул ему ладонь, приветствуя. — Почему ты во второй раз пытаешься меня убить? — альфа вскинул бровь, оглядев омегу перед ним. — Я не знал, кто это. Нужно быть осторожным, — Тэхен все-таки пожал его ладонь своей. Чонгук уставился на его длинную изящную ладонь, которая была в разы нежнее, чем у него. — Но, должен признать, чутье у тебя отменное, — он дернул уголком губ в подобии улыбки. — Я почти впечатлен. — Почти? — усмехнулся по-доброму Чонгук, не желая выпускать его руку из своей, но Тэхен ее все-таки убрал. — Ты меня не нашел, — пожал плечами омега. — С кем-нибудь другим это стоило бы тебе жизни. — Но я ведь был близок, согласись? — Не соглашусь. — Вот ведь упрямый, — рассмеялся Чонгук, смотря омеге прямо в глаза. Его небесные глаза, которые не раз снились ему и мерещились под закрытыми веками, вновь перед ним. Они такие ледяные, что больно обжигают и некрозом убивают кожу, но в то же время манят к себе, как сирены манят пиратов, а после утаскивают на дно морское. Так и здесь. Омега буквально тащит его на дно, стоя в нескольких метрах от него. — А имя свое ты мне скажешь? — склонил голову альфа. — М-м-м, — протянул Тэхен, рассматривая Чонгука. Он сложил руки на груди и прищурился, задумчиво толкнув язык за щеку. — Тэхен. Ким Тэхен. — Тэхен… — повторил с улыбкой Чонгук. — Очень приятно познакомиться, Тэхен. Если бы у Чонгука спросили, с чем ассоциируется у него это имя, он бы ответил — цветок. Оно было таким мягким и нежным, что никак не вязалось с колючим и даже немного враждебно настроенным омегой, и хотя Чонгук такого настроя не понимал, его это никак не оскорбляло. Ему нравился Тэхен таким. Он не был похож на тех, кто встречался ему раньше — холодный и неприступный, не готовый открываться первому встречному человеку. Даже имя свое держал в тайне до последнего. А Чонгук не может в полной мере осознать, что же он все-таки чувствует. Заинтересованность? Симпатию? Влечение к неизведанному? Он не знает, но этот омега способен одним своим взглядом прибить к полу и лишить дара речи. Если он ангел, то только ангел смерти. Его личной, чонгуковой. — Ты не слишком дружелюбен, — заметил Чонгук. — У меня просто нет повода быть дружелюбным с человеком, которого я не знаю, — усмехнулся Тэхен так, словно Чонгук сморозил какую-то глупость. Чонгук и сам знает, что ляпнул ерунду, у Тэхена есть причины так разговаривать с ним и относиться так холодно, но рядом с ним его мозг отключается и просто-напросто отказывается работать в штатном режиме. — Ты никуда не спешишь? — спросил альфа спустя пару минут молчания. — Думаю, нет. Ближайшие три часа точно. — Может быть, прогуляемся? У меня есть парочка мест, очень красивых, куда мы могли бы сходить. Вид там невероятный, лес как на ладони. — А если ты вдруг заведешь меня в какую-нибудь глушь, и там убьешь? — прищурился омега. — Почему я должен тебе верить? — Может быть, я совершаю огромную глупость, но, — Чонгук вытащил из-за пояса пистолет и протянул его Тэхену, держа за ствол. В глазах напротив блеснуло удивление. — Ты его достанешь быстрее, чем я автомат. Пользоваться умеешь? — Умею, — твердо солгал Тэхен и выхватил пистолет из его ладони, сунув за ремень. Ему было проще управляться с луком, чем с огнестрельным оружием, но дело тут было совсем не в этом. Этот альфа, вероятно, совсем не думал доставлять ему боль или какой-либо дискомфорт, раз решил отдать свой пистолет. Тэхен был несколько удивлен таким поступком, но удивление это было приятным. Чонгук зашагал вперед, а Тэхен последовал за ним, оглядываясь вокруг. В эту часть леса он забрел совершенно случайно, потому что перепутал заросшие тропинки, вытоптанные непонятно кем. Отец вернется только с сумерками, поэтому Тэхен совершенно бессовестно оставил злосчастные абрикосы на других омег, в том числе и на Ханена, и сбежал, пока никто не видел. Но его пропажу минимум один человек заметил точно, за что ему влетит, но сейчас Тэхен об этом не думает. Он думает об альфе, что идет впереди него. Омега тихо хмыкнул и подбежал к нему, идя на равных, и заметил мелькнувшую на его губах улыбку. — Ну, может, расскажешь о себе? — сказал Тэхен, рассматривая верхушки деревьев. Он придал своему тону отстраненности, хотя ему и в самом деле было интересно. — Трудно рассказывать о себе, но я попытаюсь, — Чонгук призадумался и слегка нахмурил брови. — Я живу в общине на севере леса вместе со своим братом, Хосоком, он и является нашим лидером. Родных, кроме него, у меня нет, но есть одна девушка, которая стала нам сестрой. А что насчет тебя? — У меня большая семья, — голос у Тэхена смягчился, и Чонгук, наверное, впервые увидел легкую улыбку на его пухлых губах. — Папа, Ханен и Джойз. В детстве моя мама умерла от заражения, поэтому сейчас я исполняю ее обязанности. Но не жалуюсь, потому что мне нравится помогать нашим людям. Я почти не помню ее лица и голоса, но помню, как она обнимала меня в свой последний день, — омега вздохнул. — Мне очень жаль, Тэхен, — тихо сказал Чонгук, глянув на рядом идущего омегу. — Со временем боль ушла, оставив после себя приятные воспоминания. Жить прошлым, значит испытывать эту боль вечно. Мазохизм в чистом виде, которого я не хочу, — покачал головой Тэхен. — Я научился жить сейчас и завтра, научился отпускать боль, потому что как иначе можно двигаться вперед, если постоянно тянет назад этот груз? — Я своих родителей даже не помню. — Ох… — Брат заменил мне всех. И мать, и отца, и дедушек, и бабушек. Мне было пять, когда все это произошло, и только благодаря Хосоку остался жив, всегда был сыт и в тепле. Поэтому не думаю, что меня стоит жалеть. — А я и не жалею, — пожал плечами Тэхен, вызвав у Чонгука легкую улыбку. Альфа посмотрел на его невозмутимое лицо и покачал головой. — Ну, а чем ты любишь заниматься в свободное время? — альфа придержал ветвь дерева, чтобы она не задела Тэхена, и дал ему пройти вперед, а следом прошел и сам, отпустив ветку. Та тихо свистнула в тишине леса. — Когда у меня появляется время, гуляю здесь, собираю необходимые травы, иногда охочусь. Я что-то вроде лекаря, но официально эту должность исполняет Ханен. Он мой учитель во всех делах, касающихся медицины. Перевязать, кстати, было бы неплохо, — кивнул Тэхен на руку Чонгука, обмотанную грязной тряпкой. Чонгук удивленно вскинул брови. — Как догадался, что порез? — Просто. Когда ты держал ветку, я заметил капельку крови — видимо, порез глубокий, и от какого-то неосторожного движения начал кровоточить, а еще сбоку торчит лист, правда не понимаю, чего. Кто делал тебе перевязку? — Сначала один… мальчик, который знает все эти тонкости, а затем я сам. — Оно и видно, — слегка усмехнулся Тэхен, глянув на Чонгука. — Я могу сменить повязку, если не хочешь получить заражение, ну, или гангрену. Без руки ты вряд ли что-то сделать сможешь. — Буду очень признателен, доктор Ким Тэхен, — Чонгук улыбнулся уголком губ, рассматривая омегу. — Если ты продолжишь так пялиться, велика вероятность, что ты можешь упасть и сломать себе что-нибудь, — лаконично заметил Тэхен, обойдя неглубокую яму. — Рядом с тобой вообще есть вероятность остаться целым и невредимым? — Вряд ли, — усмехнулся омега. — Ну, так вот. Еще я занимаюсь тем, что записываю все воспоминания о моих вылазках в особую книгу, что-то вроде дневника. У меня не всегда есть возможность выбраться в лес из-за отца, и тогда я беру в руки свою книгу и читаю, вспоминаю, как оно было. Однажды меня и моего друга чуть не убила разъяренная кабаниха, — в голосе Тэхена послышался смешок. — Я захотел покормить ее кабаненка… — Очень опрометчиво. — Я был ребенком, — возмутился Тэхен. — И откуда мне было знать, что этот милый поросенок совсем не голоден и в заботе не нуждается? Ниоткуда! Ну ладно, мой друг меня предупреждал, но… — Ты предпочел не слушать его и самостоятельно набить себе шишки? — усмехнулся альфа, вскинув бровь. — Именно, — Тэхен прищурился, глянув на Чонгука. — Ну и, в общем, мы долго тогда просидели на дереве. Я думал, что отец меня точно убьет и навсегда закроет в подвале. А ты сам? Что любишь делать? — Ну… — протянул Чонгук, задумавшись. Именно сейчас все, что он любил делать в свободное время, вылетело из головы, оставляя после себя звенящую пустоту. Тэхен выжидающе смотрел на него, иногда поглядывая на дорогу, а Чонгук понял, что молчит уже слишком долго. — В основном свое свободное время я провожу наедине с собой. У меня есть много вещей, над которыми стоит подумать и решить все конфликты. Занимался когда-нибудь самоанализом? — М-м, нет, — покачал головой Тэхен. — У меня слишком неустойчивое внимание для того, чтобы сидеть и раскладывать по полочкам все свои мысли. Как правило, на десятой минуте сидения на одном месте мне начинает надоедать, поэтому я ищу себе занятия. — Понятно, — Чон улыбнулся. — Но это очень полезная вещь, помогает рассортировать все мысли и лучше понять себя, — «чего после встречи с тобой я сделать не могу», крутилось у него на языке. — В последнее время я пристрастился к рисованию. Не то, чтобы у меня получалось хорошо, но помогает излить чувства, которые передать не можешь, избавляет от груза тяжелых мыслей, да и просто расслабляет. — Ты рисуешь? — округлил глаза Тэхен, остановившись, как вкопанный. Чонгук кивнул. — Боже, я… Я всегда хотел научиться рисовать! Пожалуйста, научи меня, — в один миг с омеги упал весь занавес легкой заносчивости и отчуждения, и он превратился в заинтересованного парнишку, которому очень нравится то, что делает Чонгук. Альфа в ответ широко улыбнулся, обнажая передние крупноватые зубы, а в уголках его глаз залегли морщинки. — Конечно, — кивнул он в ответ. — Правда, я и сам пока не мастер, но… — Правда? — вскрикнул Тэхен, совершенно бесцеремонно схватив Чонгука за пораненную ладонь. Улыбка на его лице никуда не делась, но омега вдруг опомнился и отпустил его, ойкнув. — Я забыл, прости… — Ничего, — тихо посмеялся Чонгук и покачал головой. — Конечно, правда. В следующий раз я принесу с собой карандаши и листы бумаги, а еще прихвачу свои рисунки. Пойдем, совсем немного осталось до места, которое меня очень вдохновляет, — альфа махнул ладонью, и Тэхен спешно последовал за ним, окрыленный возможностью научиться рисовать. И действительно, ничего. Чонгуку ни капли не больно от прикосновений Тэхена к пораненной руке, наоборот, там, где он случайно коснулся его кожи, осталось приятное тепло. Альфа не способен передать, что внутри него происходит, когда Тэхен рядом. Он даже молчит, не торопится что-то рассказывать, а внутри все равно приятное… тепло. Чонгук привык жить во мраке и холоде, позади своего брата, источника вечной мерзлоты. Он, казалось, и сам давно промерз. Всю свою жизнь он прожил так, что даже начал думать, словно внутри у него пусто. Вечный мрак и беспроглядная пропасть. Да, он учился контролировать себя, разгребал свои мысли, которых был целый ворох, но внутри все равно ничего не было. И никогда. Не было того, что могло бы заполнить его сосуд, абсолютно полый изнутри. Но с появлением Тэхена с ним начало что-то происходить, что-то, доселе неизведанное. Конечно, у него были омеги и раньше, и даже «встречался» с ними, и сексом занимался, но все это было так пресно и обыденно, словно две пустоты столкнулись друг с другом, в результате ничего не производя. Все равно, что в полной темноте выкрутить и без того не горевшую лампочку. Ничего не изменится. Станет только хуже. А Тэхен… он был похож на рассвет после ночи, длиною во всю жизнь Чонгука. Он был очарователен и многогранен, только за два дня их знакомства он успел увидеть его отважным, готовым защищать слабых, милосердным, бесстрашным, дерзким, непосредственно-добрым, и сколько граней у него еще есть? Кажется, сколько бы Чонгук его ни изучал, он никогда не узнает его до конца. Дело ведь вовсе не в его неземной красоте, не в глазах хладного неба, не в растрепанных колосьях пшеницы, не в его утонченной фигуре, а в том, какая атмосфера вокруг него расцветает, и даже само Солнце с ним сравниться не сможет, в том, как он улыбается украдкой, говоря о любимых вещах, в том, как держится перед другими людьми и не позволяет страху захлестнуть себя. Чонгук им восхищен. Как бы сильно он хотел узнать, какие просторы океана скрываются внутри него, какое море у него по венам течет и какие звезды освещают ему путь. Тэхен взбежал на пригорок, на который указал Чонгук. Сам Чонгук поднимался неспешно, наслаждаясь теплым днем и присутствием Тэхена, которого одолевали странные мысли. Альфа, которого он видел всего раз в своей жизни, появился вновь, и Тэхен вряд ли сможет самому себе ответить, что это — случайность, проклятие или… сама судьба? Тэхен смотрит на него украдкой, воришкой, ловит каждое изменение в его лице и мимике и отмечает про себя, что ему нравится. Тэхену всегда было все равно на внешность, она и у Чонгука не вызывает никакой реакции, но то, что скрывается за ней, его привлекает. Ему интересно узнать личность перед ним, человека за маской бесстрашного альфы. Ему интересно, о чем он думает перед сном (и удивился бы, наверное, узнав в этих мыслях цвет своих глаз), интересно, что он переносит на бумагу, какие чувства пытается донести, интересно, почему начал заниматься самоанализом, ему так много интересно и так много хочется узнать. А еще он действительно озабочен порезом на руке Чонгука, потому что тот с легкостью может подцепить инфекцию. Взобравшись на холм, с которого открывался вид на лес, Тэхен замер, даже не разогнувшись. Чонгук, довольный его реакцией, заулыбался. Значит, не ошибся, и омеге действительно нравится созерцать природу в равной степени, как и Чонгуку. Тэхен отмер и побежал вперед, восхищенно смотря вниз. Перед ним, как на ладони, были деревья, над которыми царственно возвышалось солнце, играющее лучами сквозь заросли густых ветвей. В вышине крон, качаемых ветром, пели птицы, а ватные облака были так близко, что протяни руку, и коснешься пальцами. Чонгук скинул автомат с плеча и сел на траву у самого крутого склона, уперев локти в колени. — Когда я нашел его впервые, было сыро и серо. Небо было недружелюбное, грозовое, над лесом парил туман, а после пошел дождь, но я не спешил уходить, — Тэхен перевел взгляд с леса на Чонгука и снял с плеч рюкзак, колчан со стрелами и лук и сел рядом по-турецки. — Дождь был ледяным, в небе гремел гром и сверкали молнии, но мне все равно было спокойно, и даже хорошо, что я не ушел. — Почему? — спросил омега, завороженно наблюдая за размеренной жизнью леса. — Потому что даже после самого сильного шторма наступает штиль, — Чонгук посмотрел на Тэхена, и тот кивнул. — Потому что вместе с ливнем утекли и мои ужасные мысли, а потом наступило спокойствие. Я был мокрый и грязный, но мне было так хорошо, что уходить не хотелось совсем. — Люди боятся дождя и не любят мокнуть, — сказал после недолгого молчания Тэхен, сорвав травинку и сунув ее в рот. — И только немногие способны поистине оценить прелесть дождя и грома над головой, когда можно кричать на весь мир и получить от неба ответ. Никто, кроме него, не услышит, никто, кроме него, не узнает о твоих тайнах. — Ты правда так думаешь? — спросил альфа. — Правда, — вздохнул Ким, перебирая пальцами рукава толстовки. — Потому что я сам не свободен, и я не могу насладиться этим в полной мере, как ты. Я чувствую себя птицей в запертой клетке, и сколько не бейся о прутья, никакого толка не будет. Никто не выпустит и не услышит. — Почему? — нахмурился Чонгук. — Кто лишает тебя свободы? — Мой собственный отец, — Чонгук вскинул брови, собираясь спросить, почему, но Тэхен его опередил: — Потому что мама и деда умерли здесь, снаружи. Он потерял дорогих людей, и теперь боится потерять меня, совсем не понимая, что делает только хуже, — омега свел брови. — Я хочу выходить наружу, хочу гулять, хочу охотиться не тайно, как воришка, а открыто! Раньше мы очень часто ссорились с папой из-за этого, я уже все что можно и что нельзя перепробовал, но он остался непреклонен. — Значит, ты сбегаешь, — улыбнулся уголком губ Чонгук, смотря на Тэхена. — Ну, а что мне остается? — вздохнул омега. — Приходится делать это тайно ото всех, ну, кроме Ханена… Он меня застукал, а я как назло застрял в окне, — ухмыльнулся он. — Зрелище было жалкое и смешное одновременно. — Не могу представить тебя, застрявшим в окне, — хрипло посмеялся Чонгук, усиленно напрягая фантазию. Это действительно выглядит забавно даже на словах. — Самое смешное началось потом! — сказал Тэхен и рассмеялся, вспоминая события тех дней. — Я так боялся, что он расскажет все отцу, что чуть ли все волосы себе не повырывал. Вылизал буквально весь дом языком, наготовил еды, перестирал все белье, а потом сидел как на иголках и ждал отца, и знаешь, что? Когда он вошел в дом, у меня сдали нервы. Я расплакался и кинулся к нему, а он, представляешь, не знал ни черта! Я тогда желал Ханена убить, — Чонгук начал громко смеяться. Тэхен впервые услышал его смех, который вызвал у него искреннюю квадратную улыбку. Омега слегка ударил Чона кулаком в плечо. — Ну, не смейся! Мне знаешь как страшно было… — Прости, но это выглядит очень смешно, — отсмеявшись, сказал Чонгук. — Просто представляю твое лицо, когда ты понял, что отец ничего не знает… — альфа вновь прыснул от смеха. — Это слишком! Ну, не дуйся, — со смешком сказал альфа, видя, как мрачнеет Тэхен. На самом деле он, конечно, не обижался, просто вредничал. — Слушай, а как я научу тебя рисовать, если твой отец не выпускает тебя? — выгнул бровь альфа. — Он скоро уходит надолго, — опечаленно вздохнул омега, моментально погрустнев из-за этих мыслей. Отец еще не ушел, а он уже скучает и хочет к папе, совсем как в детстве. — Вот… Они хотят сделать кое-что грандиозное, но что — не скажу. Секрет, а я тебе пока доверять не могу. — А как зовут твоего отца? — Чонгук подпер щеку кулаком. — Как самого лучшего мужчину в мире, — просиял Тэхен, улыбнувшись. — Намджун. Чонгука словно чем-то тяжелым по затылку ударили. Улыбка в одно мгновение сползла с лица, оставляя вместо себя озадаченность. Неужели это тот самый Ким Намджун, о котором говорил Чимин? И если так, значит, Тэхен его сын? Но какого черта общине Джина понадобилось убивать отца Тэхена? Возможно, Чонгук ошибается, но слишком много фактов указывают на то, что отец Тэхена и есть тот самый Ким Намджун, которого ему нужно будет убить. Вряд ли во всей Корее, особенно в этом лесу найдется еще одна община, в которой лидер Ким Намджун. А Тэхен даже и не подозревает, что завел знакомство с потенциальным убийцей собственного отца. За секунду помрачневшее лицо Чонгука не могло не взволновать Тэхена. — Эй, что-то случилось? Ты вдруг изменился. — Нет, нет, все хорошо, — покачал головой Чонгук. — Задумался на мгновение. — Бывает, — свел брови Тэхен. — Так вот… твоя ладонь, я обещал перевязать. — А, точно, — кивнул альфа и протянул Тэхену руку. — Делайте, что должно, доктор Ким Тэхен, — он мягко улыбнулся, но скорее более рассеянно, чем искренне. Это не могло не насторожить Тэхена, но он только кивнул. Рану перевязать все-таки нужно, иначе заражения точно не избежать. Голову Чонгука штурмовали мысли о том, что ему делать дальше. Стоит ли говорить Хосоку о новом «задании» для них или лучше будет умолчать об этом? Или предупредить самого Намджуна о том, что собирается сделать Джин? Чонгук не знал, что ему делать, на каком варианте остановиться. Способен ли он убить отца Тэхена потому, что это всего лишь его задание, которое он обязан исполнить ради своей общины, которой взамен дадут очень многое, или способен этому самому заданию не подчиниться? Чонгук тихо выругался под нос, и Тэхен подумал, что причиняет ему боль тем, что неаккуратно развязывает грязную тряпочку вокруг его руки. Он глянул на Чонгука и сказал тихо: — Прости, я буду аккуратнее. — А? — не понял Чонгук. — О, нет, мне не больно, — покачал головой альфа. — Просто… дурные мысли лезут в голову. — Ты можешь поделиться, — сказал омега, размотав тряпку и откинув ее в сторону. Лист подорожника прилип к коже и весь пропитался кровью. Тэхен тяжело вздохнул и отлепил его от глубокой раны. — Не переживай, все нормально, — Чонгук решил подумать об этом после, чтобы сейчас не нагонять на Тэхена мрачное настроение. Воздух вокруг них и так потяжелел. — Как ты мог получить такой порез? — хмуро спросил Тэхен. Он достал из своего рюкзака бутылек с водой и омыл рану от грязи, цокнув языком. Вот дурной альфа, совсем не думает об опасности, которую несут такие, казалось бы, безобидные раны. — О, это удивительная история, — улыбнулся Чонгук, наблюдая за манипуляциями Тэхена. — Я как-то раз бродил по лесу, чтобы успокоиться после одного неприятного события, и увидел мальчишку. Он бы никак не смог себя защитить от той опасности, которая над ним нависла. Там был щелкун, и в его руке был нож, как оказалось, очень острый нож. Понятия не имею, откуда он его взял и зачем, как в его гнилую башку вообще пришла такая мысль, но мальчишка выдал себя, и действовать пришлось стремительно, ну и… вот. Эта история удивительна тем, что такой мальчик, как он, смог выжить. — А твой поступок разве не удивителен? — вскинул брови Тэхен, мелко рвущий листья шалфея на расстеленную на его коленях чистую тряпочку. — Нет, — покачал головой альфа. — Я сделал то, что должен был. А этот мальчик слеп, потому мне и удивительно. Удивительно то, как на него наткнулся именно я, удивительно, как он до этого бродил по лесу, не наткнувшись на опасность, понимаешь? В такие моменты я начинаю думать, что случайности не случайны. — Господи, — омега округлил от удивления глаза, уставившись на Чонгука. — Он в самом деле слеп? — Совсем ничего не видит, — вздохнул Чон. — Скажи, что сейчас он накормлен, в тепле и безопасности, — прикусил губу омега. — У меня сердце рвется от мысли, что такой человек… Господи, совсем один в этом лесу! Не могу поверить, — помотал головой он. — Каким моральным уродом нужно быть, чтобы обречь его на такое? Это хуже смерти! Бесчеловечный поступок, — сжал губы Тэхен. — Сейчас он с нами, не знаю, как он, но когда я уходил, он остался с нашими щенками, будет за ними ухаживать, кормить, мыть, расчесывать. Он сказал, что это то, что ему действительно нравится, — улыбнулся альфа, вспоминая лицо мальчика. — Твой поступок человечный, — тихо произнес Тэхен, сведя брови к переносице. Он, дорвав листья шалфея, аккуратно переложил порванные кусочки, пустившие сок, на порез Чонгука, а затем принялся аккуратно перематывать руку тряпочкой, придерживая его ладонь своими изящными длинными пальцами. — Это достойно уважения не только моего, но и всех остальных людей, Чонгук. — Брось, Тэхен, — отмахнулся Чон, прикрывая свое смущение. — Главное то, что сейчас он в порядке. Из тебя вышел бы отличный врач, — заметил альфа, оглядев свою руку. Ему на самом деле не хотелось, чтобы Тэхен заканчивал и отпускал его ладонь, но она была уже как новенькая, хотя слегка пощипывала из-за выделившегося сока из листьев, но так было нужно для скорейшего заживления. На коже остались приятное тепло там, где Тэхен его касался. — Спасибо, — улыбнулся уголком губ омега. Родинка на кончике носа Тэхена была создана для того, чтобы мягко целовать ее, согревать теплом губ и переносить карандашом на лист. Первое, что сделает Чонгук по возвращению домой — нарисует его. — Слушай, а почему ты зовешь его «мальчик», а не по имени? — Не знаю… — протянул Чонгук. — Он не говорил мне своего имени, я думаю, потому что у него его нет или он отчаянно хочет его забыть. Я вспоминаю его первые слова и каждый раз удивляюсь тому, сколько горечи и одновременно надежды в них было. — Что он сказал? — «Ты теперь убьешь меня?», — нахмурился альфа. — Они не выходят у меня из головы, и я не могу представить, что он пережил, чтобы говорить так. — Это ужасно… — прошептал Тэхен, опустив голову. Он замолчал на несколько мгновений, задумавшись о чем-то, а после посмотрел на бескрайний зеленый лес. Солнце медленно плыло по небосводу и кренилось к вечеру, а Тэхену отчаянно не хотелось уходить. Он даже и не заметил, в какой момент ему стало так хорошо и спокойно, в какой момент ему с этим альфой стало так интересно говорить. Если игнорировать его полного чистого восхищения взгляд, конечно. Тэхена это не злило, не выводило, его это скорее… смущало. Но он не из тех омег, которые под подобными взглядами альф будет млеть и таять, как лед на солнце. — Хаку, — вдруг сказал Тэхен, внезапно выпрямив спину и полными энтузиазма глазами посмотрев на Чонгука. — Что? — удивился Чонгук. — Хаку? — Да! Это японское имя, и оно означает «белый». Знаешь, я думаю, что у каждого человека есть свой цвет. У моего папы, у Ханена, у Джойза, у тебя, и у этого мальчика тоже. Я не видел его, не знаю, как он выглядит, но то, что ты о нем рассказал… В моей голове сразу вспыхнуло это имя! И если ему понравится… я буду счастлив знать, что он носит это имя, — смущенно замялся омега. — Тэхен, это прекрасное имя, — серьезно сказал Чонгук. — Если бы ты увидел его, то понял бы, насколько «в яблочко» попал. Я бы идеальнее ничего и не придумал… — Я очень рад, что тебе понравилось, — искренне улыбнулся юноша. Он рад, что альфа не посчитал его мысли бредом и не отвергнул, а поддержал и принял именно так, как омега ему преподнес. Чонгук остался озадаченным, словно обдумывал что-то, а после все-таки озвучил свой вопрос: — Ты назвал всех, кроме себя. Считаешь, что у тебя цвета нет? — Не знаю, — пожал плечами Тэхен. — Знает ли небо, что оно светло-голубое? А бездна знает, что она беспросветно черная? Здесь примерно то же самое. Я не вижу себя так, как вас, поэтому не знаю, есть ли у меня цвет, а если и есть, то какой. Это звучит глупо? Кажется, что да. — Абсолютно нет, — покачал головой Чонгук. — А какой цвет ты дал бы мне? — улыбнулся он, подперев щеку кулаком. — М-м, — промычал Тэхен, разглядывая альфу, а потом воскликнул: — Аметистовый! — Что? — засмеялся Чонгук. — Если бы я давал себе цвет, то это был бы черный. — Неправда, — покачал головой Тэхен. — Далеко не черный. Аметистовый — цвет Вселенной, а также он является единством двух противоположностей — красного и синего. Я думаю, это прекрасно в тебе сочетается. Уверен, что ты — это не только то, какой ты со мной, но и то, какой ты с другими людьми. Это и есть противоположности, только если это не маски и не притворство. — Очень интересно… — вскинул брови Чонгук. — Знаешь, я высоко ценю то, что ты позволяешь мне узнать о своих мыслях и приоткрываешь дверь в свой мир. Взамен я хочу показать тебе свой. — Интригуешь, — улыбнулся Тэхен. — Я подарю тебе звезды, — омега рассмеялся после его слов, прикрывая губы ладонью, а Чонгук даже в лице не изменился, продолжая серьезно смотреть на омегу. — Ты хочешь меня впечатлить несбыточными сказками, Чонгук? Мне ведь не пять лет, и я знаю, что луну достать с неба невозможно. — Через два дня, на нашей поляне, где все началось, помнишь? В восемь вечера. Я буду ждать тебя там вместе со звездами. — Хорошо, — улыбнулся Тэхен с легким прищуром. Он протянул альфе ладонь, и тот ее пожал. — Но если это все просто твои альфьи уловки, на которые я все равно не куплюсь, никакой четвертой встречи не будет. — Идет, — самодовольно хмыкнул Чонгук, а после расплылся в улыбке. — Но я уверен, что будет и четвертая, и пятая, и сотая встреча. — С чего это? — поджал губы омега. — С того, что твоя ладонь все еще в моей руке, — улыбнулся Чонгук, а Тэхен немедленно выдернул свою руку, чувствуя, как горят кончики ушей. Вот ведь чертов альфа. Тэхен, тихо бурча себе под нос под смех Чонгука, поднялся на ноги и закинул на плечи рюкзак и колчан со стрелами. Чонгук резво подскочил за ним и поднял с земли свое оружие. — Я провожу тебя. — Неужто боишься, что я потеряюсь? — съязвил Тэхен. — Нет, — улыбнулся альфа. — Просто хочу провести с тобой как можно больше времени. Тэхен понятия не имеет, как, но за пять минут Чонгуку удалось смутить его дважды, только он виду не подал, раздраженно закатив глаза. Однако Чону было все равно — так или иначе, он сделает свое. Альфа бодро шел чуть позади, рассматривая ссутулившегося от злости омегу. Заставить его быть самим собой оказалось проще простого, Чонгук-то думал, что ему месяцы на это потребуются. А у Тэхена пунцовые щеки обжигал огонь от смущения. — Я буду ждать нашей встречи с нетерпением, — сказал Чонгук спокойно. Он остановился, и омега бессознательно последовал его примеру. Он глянул на альфу и слегка прищурился. — До скорого, Чонгук, — закатил глаза Тэхен и отвернулся, продолжая путь в одиночестве. Может быть, он и сам хотел бы, чтобы Чонгук принес ему звезды, хотя и понимал, что это невозможно. А Чонгук с улыбкой думал о том, что в крышках от банок нужно проделать дырки для воздуха. Пистолет Чонгука впитал в себя тепло Тэхена, так и оставшись у того за поясом.