реквием

Чонгук разлепил болящие глаза и прищурился, взглядом выискивая в темноте хрупкую фигуру. Полная луна светила в незашторенное окно, блуждая бледным светом по давно не мытому полу. Альфа потер лицо ладонями и с тихим скрипом пружин поднялся с дивана, натянув на обнаженные плечи брошенную на пол толстовку. Слепому мальчику он отдал свою кровать, хотя он долго отпирался и утверждал, что нормально поспит и на диване, умалчивая, что ему и на полу спать приходилось. Но Чонгук его возражения и слушать не захотел, сказав твердо, что тот спать будет в постели. И точка. У самого альфы болела натруженная спина от торчащих пружин, да и спать на крохотном диване ему было неудобно, потому что целиком он туда не помещался — ноги и правая рука свисали вниз, касаясь пола. Но мальчику об этом знать совсем не нужно. Когда он только привел его сюда, тот был крайне тих и даже незаметен, насколько мог. Он забился в дальний угол комнаты Чонгука и сидел там, подав голос лишь тогда, когда по его же просьбе Чонгук принес все необходимое для перевязки — спирт, перемолотый шалфей в ступке и бинты желтого цвета. Он ко всему этому относился скептически, потому что не первый и не последний порез получил, и повода переживать настолько у мальчика не было. Но тот все же сделал перевязку, а после вновь замолчал и сидел в темном углу на стуле, скребя ногтем по грязным джинсам, на которых засохла грязь. Чонгуку подобная картина доставляла боль. Хотелось пойти и набить рожу Хосоку за то, что он и без того угнетенного мальчика буквально поставил на колени и дал понять, что он тут за животное. К вечеру Чонгук его покормил небольшим кусочком мяса и картошкой в соусе, ибо усердствовать нельзя. Неизвестно, сколько он не ел, и мало ли какие последствия у этого могли быть потом. Привыкать к жизни в окружении людей мальчик стал лишь на третий день. Начал потихоньку исследовать комнату Чонгука, руками ощупывать предметы и запоминать их расположение. Поначалу он даже спать хотел на стуле, но после тирады Чонгука настаивать на своем перестал. Затем мальчик выучил и дом, правда иногда все же путался в коридорах и спотыкался о порожки, но Чонгук всегда, как только мог, оказывался рядом и помогал ему, наставляя и подсказывая. Беспокоила его и палка, с которой тот ходил. Она натирала его руки и загоняла занозы, которые сам мальчик потом вытащить не мог. Поэтому ему в голову пришла мысль, которую он сразу же принялся воплощать в жизнь. Он нашел подходящего размера палку на складе и отнес ее в мастерскую, самостоятельно отшлифовывая. На один конец он собирался приклеить специальную ручку, а на другую — наконечник, чтобы, когда он ударял кончиком по предметам, звук был чище и отчетливее. Перед тем, как Чонгук ушел на встречу с Чимином, он отвел его в псарню, и впервые увидел настоящую, искреннюю улыбку мальчика. Внутри пахло собачьей шерстью и досками, но он словно и не обратил на это внимание. Чонгук усадил его на невысокий стульчик и подал ему таз с водой, куда можно было ставить собак, а также дал ему самодельное мыло и шланг с переключателем, чтобы мальчик без проблем смог заниматься своими делами. Присматривать за ним он оставил Билли — омегу, который занимался приготовлением пищи. Вид на псарню прекрасно открывался с кухни, поэтому Чонгук не переживал, что с ним могло что-то случиться. А после встречи с Тэхеном у него в голове постоянно крутилось имя, данное ему омегой. Хаку. Ему было интересно, как мальчик отреагирует на подобное. Понравится ли ему и будет ли он рад вообще? Чонгук, щурясь, вышел из комнаты и огляделся. Во всем доме была кромешная темнота и тишина. Он спустился по лестнице, тихо скрипя половицами, но ни на кухне, ни в зале его не оказалось. Альфа подошел к окну и отодвинул в сторону черную шторку. На улице горели зажженные факелы, на которые слетались мошки, тут же сгорая. Она была абсолютно безлюдная, вся община еще спала. Кроме одного человека. Чонгук улыбнулся уголком губ и поправил шторку. — Почему не спишь? — мальчик повернул голову на звук голоса и улыбнулся, подвинувшись, чтобы освободить место для альфы. Он сидел на крыльце, на самой верхней ступеньке, подтянув колени, которые обнял, к груди. Длинные шорты Чонгука, невероятно большие для него, оголяли худенькие ноги и торчащие костлявые коленки. Чонгук порой думал, сколько этого мальчишку голодом морили? Ну ничего, он с этим разберется. Откормит его так, что у него и щечки появятся, и милое пузико, а не ввалившийся живот с торчащими ребрами. Это ему рассказал Билли, который и купал мальчишку. Сам Чонгук не мог, это наверняка смутило бы его. Альфа как-никак. — Ночь хорошая, — ответил он, положив подбородок на колени и устремив подернутый серой поволокой взгляд в небо. — И луна полная… — Откуда ты знаешь? — удивился Чонгук, опустившись рядом с ним. — Я считаю лунные дни, — улыбнулся мальчик. — Этому меня научил один человек очень давно, в детстве. Раньше сложно было, а сейчас как-то само собой… Для этого есть нехитрая формула с определенными обозначениями, но это лишняя информация. По сути, никакой пользы от этого нет, но когда вся твоя жизнь — вечная тьма, пользуешься всем, чтобы ее разнообразить, — Чонгук услышал грустный вздох и глянул на его аккуратный профиль. — Совсем не понимаю, как это сделать можно, — покачал головой альфа, вытащив из кармана самокрутку и спичку. Мальчик слегка сморщил нос, почуяв запах сигарет. — Расскажешь? Я, может, тоже это делать начну. — Разумеется, — воодушевился омега и выпрямился. — Конечно, неплохо было бы все записать, на словах трудно объясняться… — О, секунду, — Чонгук сунул самокрутку меж губ и наклонился за валяющейся на земле небольшой палкой, которую тут же вручил мальчику в руки. — Вот. Можешь на земле писать, все равно все видно отлично. — Хорошо, — кивнул тот и сел на нижние ступеньки, принявшись писать. — Смотри, сама формула выглядит как произведение лунного числа года на одиннадцать, минус четырнадцать, плюс день месяца и порядковый номер месяца, — Чонгук наблюдал, как мальчик писал на земле обозначения латинскими буквами. — А затем нужно от полученного числа отнимать тридцать столько раз, чтобы получить число, меньшее тридцати. — Так, а каким образом мне узнать лунное число года? — вскинул бровь альфа, делая короткую затяжку. — Вообще, для этого существуют таблицы специальные, но вот у меня их под рукой нет. Просто нужно помнить, что число двухтысячного года — шесть, следовательно, предыдущего — пять, и так до одного, а следующего — семь, и до девятнадцати, а потом все начинается снова по порядку. — Оу… — Это совсем не сложно, если запомнить, — улыбнулся мальчик. — Сейчас двадцать девятое августа две тысячи пятнадцатого года… — Ты знаешь тысячелетие? — альфа уставился на него широко распахнутыми глазами. — Ну, да, — омега прикусил губу, повернув голову в сторону Чонгука. — Это плохо? — Нет, совсем нет, — помотал головой Чонгук. — Просто ты первый человек, которого я знаю, который следит за календарем. Я думал, что до этого уже никому нет дела, да я и сам как-то забыл. Дни, месяцы и года потеряли свое значение после пандемии, — он стряхнул пепел на землю. — А ты явно после нее родился, да? — Да, я был рожден в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, — кивнул он и слегка улыбнулся. Чонгук вздохнул и подпер щеку кулаком — как он и предполагал, он совсем малыш еще, а уже такое пережил, что не многие в свои сорок повидать смогли. — Удивительно. Ну так, как ты рассчитал? — А, ну так вот, — вернулся мальчик к теме. — Я знаю, что лунное число две тысячи пятнадцатого года — два, умножаю его на одиннадцать, затем отнимаю четырнадцать, прибавляю двадцать девять и восемь, — он диктовал сам себе и записывал расчеты на земле. — В сумме все это равно сорока пяти, от этого числа отнимаю тридцать и получаю пятнадцать, следовательно, сегодня пятнадцатый лунный день, а я знаю, что на четырнадцатый, пятнадцатый и шестнадцатый лунный день выпадает полнолуние. Все просто. — У меня чуть мозг не взорвался, слишком много вычислений, — хрипло засмеялся Чонгук, покручивая меж большим и указательным пальцем самокрутку. — Ты хорош в математике. — Это так, ерунда, — махнул рукой мальчик. — С такой математикой даже ребенок справится. — А зачем вообще знать эти лунные сутки? — альфа затянулся, наблюдая, как омега оттряхнул руки и сел вновь рядом с ним, отложив палочку на землю. — На самом деле это полезно для посадки растений, например. Растения зависят от окружающей природы, в том числе от дневного и ночного времени, поэтому садоводы пользуются лунным календарем, чтобы определить, когда и какой сорт лучше всего будет посадить. Вот, — протянул мальчик и слегка улыбнулся. — Серьезно? — Чонгук свел брови. — Может быть, ты и нам сделаешь такой календарь? — альфа по-доброму взлохматил его волосы и улыбнулся. — Ты любишь это делать, а нам полезно будет, потому что на этой земле ни черта не растет, а если и растет, то уродливое и карликовое. Сам понимаешь, таким всю общину не накормить. — Конечно! — с радостью согласился он, широко улыбаясь. В уголках его глаз залегли морщинки, а ушки оттопырились, и это выглядело крайне умилительно, отчего Чонгук не мог сдержать улыбки. — Я буду счастлив, если буду вам полезен. — Не говори так, — покачал головой Чонгук. — Здесь нет полезных и бесполезных. То, что ты с нами, это прекрасно, даже если ничего не умеешь делать. Вот я, допустим, совсем не умел стрелять, потому что у меня были проблемы с гневом. Каждая мелочь могла буквально вывести меня из себя настолько, что гнев застилал глаза, и я постоянно промахивался. — Почему так случалось? — спросил мальчик, прикусив губу. — Я долго думал, почему, — усмехнулся Чонгук и перевел взгляд на небо. — И ответ нашел не так давно. Все дело в моем брате. — Он сделал для тебя что-то плохое? — он понизил голос, словно кто-то мог услышать, что он плохо отзывается о Хосоке, а этому альфе он и так не понравился. — Наоборот. Он сделал для меня слишком много хорошего, думаю, он слишком меня любил и опекал, что потом это вылилось в мое неумение вести себя адекватно и контролировать. Он буквально все делал за меня, прикрывал, как мог, приносил все на блюдечке. А это не работает так, бусинка, — такое ласковое обращение само собой вырвалось, смущая мальчика. — Каждый человек должен сам на себя работать, с этим мне было сложнее, потому что я этим заниматься начал с подросткового возраста, когда уже мой гнев выходил из-под контроля, — вздохнул Чонгук. — Но, по крайней мере, я вовремя одумался и начал над этим работать, да и работаю до сих пор. — Как? — Чонгук не знает, как ему удавалось это, но смотрел он прямиком Чону в глаза. — Я очень долго наблюдал за песочными часами, сидя в абсолютном одиночестве, я думал о многом, разбирался в себе самом, выискивая проблемы внутри. Я пытался анализировать собственное поведение, и это дало свои плоды. А не так давно я начал рисовать, правда, времени сейчас совсем нет, — мальчик почувствовал улыбку в его голосе. Чонгук вспомнил маленькую родинку на кончике носа Тэхена, и почему-то именно сейчас у него жглись руки от желания сделать это. Повисло молчание, только цикады играли свои песни в зарослях шиповника. — Можно спросить? — первым подал голос Чонгук. Мальчик просто кивнул, подняв голову к ночному небу. — Почему у тебя нет имени? — Потому что… он все у меня забрал, — он прикусил губу, вновь окунаясь в болезненные воспоминания, и прикрыл глаза. — Буквально все, что только смог. — Кто он? — Мой брат. Моя семья была богатой и влиятельной до пандемии. У отца было две нефтяные вышки, а у папы какой-то салон, он не вдавался в подробности. Не знаю, любили ли они друг друга или терпели, но у них родился сын, мой брат. Отец с раннего детства держал его в кулаке, не позволяя вольностей, воспитывал в строгих правилах, и, может, это сыграло свою роль, я не знаю… Но человеком он был жестоким, по крайней мере, со мной точно, — вздохнул мальчик, потирая шею. — Я не был желанным ребенком, не думаю, что родители вообще собирались меня оставлять, но и избавиться не могли. Это брат рассказывал, — он уткнулся подбородком в сложенные на коленях локти. — Уебок, — хмыкнул Чонгук. — Папа умер при родах, потому что они были сложными. Перед человеком, который оказался рядом, стоял выбор — или он, или я. Как видишь, выбрал он меня… Если бы папа был в состоянии, не думаю, что случился бы такой исход, — грустно улыбнулся он. — Отец не то чтобы горевал по нему, скорее вывалил всю свою злость на меня, а позже к нему присоединился и брат. Тогда я думал, что это самое худшее, но нет, мое и без того плохое зрение пропало. Хеджун, тот самый человек, принимающий роды у папы, сказал, что в младенчестве отец уронил меня и повредил затылок, с тех пор мое зрение стало стремительно ухудшаться. — Кто ему вообще тебя доверил? — альфа поджал губы. — А больше и некому было, у Хеджун-хена была своя семья… Я не злюсь на него, — покачал головой он. — Отец просто не умел держать детей, этим всегда занималась няня, по крайней мере, с моим братом. Но когда мне исполнилось десять, отец умер от воспаления легких, и мы с братом остались одни, — омега поежился, как от холода. — И моя жизнь превратилась в ад. Я все думал, куда же еще хуже, но он находил, куда, — у Чонгука сердце сжалось от грустной улыбки мальчика. — Не подумай, что я жалуюсь или сетую на свою жизнь, совсем нет. Иногда он меня кормил, порой даже пускал поспать на диван, но в основном я готовил для него еду, убирал дом, ухаживал за его собакой, к которой и сам привязался. Она стала для меня единственным другом, и того он отнял. А после он… — мальчик сглотнул. — Бусинка… — Чонгук нахмурился и сгреб его в объятия, прижимая к своей груди. Омега от неожиданности навалился на него и застыл, сжимая пальцами толстовку на его груди. — Если он тронул тебя хоть одним гребаным пальцем, я ему оторву их и заставлю сожрать вместо ужина. — Нет, нет, — шмыгнул носом мальчик, утыкаясь лицом в грудь Чонгука. Впервые он чувствовал себя настолько защищенным в теплых объятиях, буквально ощутил, каково это — иметь старшего брата, а не тирана. — Просто он… Он говорил, что я должен терпеть, что все терпят, что все братья делают так, а я… — его спина начала дрожать, а в голосе послышался скопившийся комок слез. — Он сделал с тобой что-то плохое? — Чонгук поджал губы, заглядывая в лицо мальчика. Да это было и без подтверждения ясно, иначе не реагировал бы он так на воспоминания о своем брате, которого Чонгук с каждым новым словом сильнее хотел убить. Он с радостью спустил бы в него всю обойму своего автомата, если бы знал, где эту мразь искать. — Он трогал меня не как брат, — дрожащими губами прошептал омега, шмыгнув носом. — Говорил плохие вещи, называл… Неважно, — мотнул головой он. — Я знал, что это неправильно, знал, что так быть не должно, но я не мог противостоять ему. Я просто не имел сил, а он… каждую ночь… делал это. Он шептал о пороке и грехах и целовал мою шею. Но утром вновь бил и унижал, — по его щеке покатилась слеза, которую Чонгук бережно утер тыльной стороной ладони. — А несколько недель назад его словно перемкнуло. Он вышвырнул меня за ворота и пожелал смерти. Я не знал, что мне делать, куда идти, в глубине души даже надеялся умереть. Шли дни, но никто так и не вернулся за мной… И я ушел. И встретил тебя, — на его губах появилась легкая, дрожащая улыбка. — Может быть, ты мой ангел? — Нет, Хаку, это ты ангел, но не я, — покачал головой Чонгук и вновь прижал его к себе, положив подбородок на его лохматую макушку. — Хаку? — осторожно переспросил мальчик, прижавшись щекой к его плечу. — Да. Этот ублюдок забрал твое имя, и плевать. Пусть подавится. Знаешь, не так давно я встретил одного человека, с которым обязательно тебя познакомлю. Я рассказал ему о тебе, а он рассказал мне, что у каждого человека есть свой цвет. И знаешь, какой он дал тебе? Белый, — Чонгук погладил его по спине с выступающими позвонками. — Он придумал это имя и очень надеялся, что тебе понравится. — Правда? — Хаку улыбнулся уголком губ и вытер нос ладонью. — Оно такое… красивое. А кто он, этот человек? — на губах Чонгука появилась улыбка в ту же минуту. — Он, Хаку, как и ты, ангел. Его зовут Тэхен, и он очень отважный и добрый омега, и я больше, чем уверен, что вы друг другу понравитесь. Он знаешь как сильно хочет с тобой познакомиться и узнать тебя поближе? — Хаку… — протянул омега, не переставая улыбаться. — Ты передашь Тэхену спасибо от меня? Ты подарил мне новую жизнь, а он — новое имя. Я не знаю, как мне вас отблагодарить, что сделать, чтобы показать, как я благодарен… — Поверь, что твоего счастья будет для нас достаточно. Я хочу, чтобы ты знал, что в мире есть не только такие уроды, как твой отец и брат, но и такие люди, как Тэхен. Здесь ты в безопасности, никто не причинит тебе боль, об этом я позабочусь. Хаку молча прижался к нему, обхватил руками поперек талии и зажмурился до цветных пятен перед глазами — единственное, что он еще способен увидеть. Чонгук широко улыбнулся и сгреб его в медвежьих объятиях, оставляя теплый поцелуй на макушке, совсем как родитель своему ребенку перед сном. Альфа ощущал ответственность перед этим одновременно беззащитным, но отважным ребенком, который как никто другой заслужил крыши над головой, теплой еды, постели и любви. Чонгук станет для него братом, которого у младшего никогда не было. Он представляет, как Тэхен обрадуется их встрече и как заботиться он будет о ребенке, которому дал имя. Они сидели так, оба чувствуя тепло друг друга и приятную атмосферу единства. Чтобы быть окончательно счастливым, Чонгуку нужен еще один упрямый и до жути колючий омега, но он уверен — всему свое время. — А теперь топай спать, — Чон взъерошил его волосы и улыбнулся. — А ты? — Хаку поднял голову. — У меня есть еще одно дело, которое я должен выполнить. Давай-давай, бегом спать, время видел? — в шутку нахмурился альфа, щекоча ребра мальчика и вынуждая того смеяться, изворачиваясь от вездесущей щекотки. — Ну ладно, ну ладно! — смеясь, ответил младший. Взявшись за перила лестницы, он встал на ноги и медленно поднялся на крыльцо. — Сладких снов, Чонгук, и… спасибо за все. — Доброй ночи, бусинка, — улыбнулся уголком губ Чонгук. — Спи спокойно. Хаку зашел в дом, укрываясь в тепле, а Чонгук остался сидеть на улице. Он вытащил из кармана вторую, последнюю самокрутку и сунул меж губ, поджигая спичкой. У него из головы не выходила история Хаку, которую он ему поведал. В столь юном возрасте пережить такое… Чонгук бы, наверное, умом тронулся, а Хаку не только выжил, но и сохранил в себе добросердечность, сострадательность и чистую, искреннюю доброту. Теперь он еще больше понимал, насколько Тэхен был прав, придумав для него именно такое имя. Хаку действительно был чист, как первый снег, несмотря на то, что его заставили пережить. Он, как никто другой, заслужил спокойствие, и если Хосок посмеет его нарушить, Чонгук за себя не ручается. Уж слишком хорошо он знает своего брата, особенно под воздействием наркотиков. То, что Хаку рассказал о лунных сутках, наверняка понравится Тэхену, но Чонгук не собирается пересказывать. Он хочет, чтобы они познакомились и лично поговорили, чтобы Тэхен рассказал ему о медицине, а Хаку о луне и любви к собакам. Чонгук сделал затяжку и подумал, почему же именно ему достаются такие прекрасные люди? Фэйт, Тэхен, Хаку… А Хосок? Рассказ Хаку заставил его задуматься о Хосоке и об их отношениях. Чонгук прекрасно помнит все, что сделал для него Хосок, но вряд ли он в полной мере осознавал весь масштаб ситуации. Было что-то невысказанное между ними, что заставляло Хосока строить барьер между ним, Чонгуком и Фэйт. Чонгук не хочет с ним расставаться, не хочет, чтобы их отношения были так же омрачены грязью, как отношения Хаку и его брата. И он понимает только одно — настала пора поговорить, как двум взрослым мужчинам. Чонгук затушил самокрутку о ступеньку, откинул окурок в сторону и поднялся с крыльца, заходя обратно в дом. В зале, в котором стоял старенький диван, низкий кофейный столик и обеденный стол по центру, стоял шкаф с десятью книгами. Там покоились часы, подаренные Чонгуку Фэйт, там же стояла и маленькая коробка бордового цвета с крышкой. Чонгук выудил ее из недр шкафа и присел за стол. Когда он откинул в сторону крышку, лунный свет заполз внутрь, рассматривая лежащий сверху рисунок простым карандашом. На том рисунке была Долина светлячков и сгорбленная фигура, скрытая тенью высоких елей. Чонгук вытащил свой карандаш и чистый лист, положив его перед собой. Только полная луна была его свидетелем в эту ночь. Альфа прикусил кончик карандаша, смотря в пустой белый лист. А потом нарисовал плавную линию — изгиб носа с маленькой родинкой на самом кончике.

***

Хаку звонко рассмеялся оттого, что большой пес лизнул его щеку. Пес стоял лапами в тазу и усиленно махал хвостом, расплескивая капли воды с шерсти, которые летели во все стороны, включая и мальчика. Он взял шланг и открыл напор, смывая пену и мыло с шерсти пса, который гавкал и тыкался мордой в плечо Хаку, которое уже было насквозь мокрое. Его водолазка прилипла к телу, и прохладный воздух неприятно холодил тело, но Хаку был по-настоящему счастлив и рад тому, чем он занимается. Когда пес был полностью чист, он похлопал его по спине, вынуждая вылезать из таза, и пес в благодарность вновь лизнул его лицо. Чонгук сидел в стороне и с улыбкой наблюдал за тем, как Хаку моет псов. Этой ночью сомкнуть глаз он больше не смог, до самого рассвета занимаясь рисунком, а теперь сидит поодаль и смотрит, как счастливо Хаку занимается любимым делом. Фэйт подошла к нему, как и всегда, беззвучно, но Чонгук уже научился чувствовать ее холодное присутствие за спиной. Она тоже смотрела на мальчика, а ее щенок, которого она назвала Клифф, сел рядом с ней, кусая ее за штанину. Он тихо порыкивал и тащил ее, прося поиграться, но девушка подняла его на руки и принялась поглаживать по голове, чтобы он успокоился и не докучал ей. Для Чонгука вообще было странно, что такой человек, как Фэйт, обратил внимание на обычного щенка. Но это то, что заставляло его уважать ее еще больше. Фэйт глубокий человек со своими демонами внутри, но в ней есть место сочувствию и доброте. Не к людям, но к животным точно. — Познакомься с ним, — сказал Чонгук, глянув на нее. Фэйт поджала губы. — Он хороший мальчик. — Я вижу, — ответила она. Щенок слегка укусил ее за пальцы, требуя внимания. — Как он? Обжился? — Да, уже вполне легко ориентируется дома, — кивнул альфа, вновь наблюдая за Хаку. У него на волосах осела пена, которая медленно таяла. — Но снаружи ему требуется помощь, а я не всегда рядом. — И ты думаешь, что я ему нянькой стану? — Не-а, — покачал головой Чонгук. — Наставником. Фэйт тихо хмыкнула и двинулась к мальчишке, который мыл псов. Один запрыгнул к нему на колени, отчаянно требуя внимания и вылизывая языком его светящееся радостью лицо. Мальчик смеялся, поглаживая его по голове одной рукой, а второй гладя пса, стоящего в тазу, по холке. Фэйт видела, что ему действительно нравится делать это. Может, если бы конец ебаного света не настал, он стал бы отличным ветеринаром. Он спешил подарить свою любовь и заботу всем псам, которые окружили его, как коршуны, но ему это только доставляло удовольствие. Услышав чужие шаги, мальчик тут же замолчал и вскинул голову, прислушиваясь. Ботинки грязли во влажной от воды земле и неприятно чавкали. — Всех уже помыл? — спокойно спросила девушка, смотря на внезапно притихшего мальчика. — Да, почти, — тихо ответил он. Пес тут же лизнул его в прохладную щеку, вызывая улыбку. Фэйт дернула уголком губ, а Клифф заскулил, начиная скучать, и заерзал у нее на руках, желая выбраться. — Меня зовут Фэйт, — она протянула ему руку, но мальчик, конечно, этого не почувствовал. Она взяла его прохладную мокрую ладонь в свою, отчего тот немного дернулся, и пожала ее, чувствуя, как он сжимает ее ладонь в ответ. — А я… Хаку, — улыбнулся он. — Очень приятно, Хаку, — Клифф завыл, привлекая его внимания. Фэйт закатила глаза и протянула щенка мальчику, который тут же взял его на руки, а щенок, почувствовав незнакомого человека, принялся его обнюхивать. — Это мой щенок, Клифф, но как по мне, он настоящая свинья. Вчера извалялся в навозе, я почистила ему шерсть, но не до конца, искупать нужно. Поможешь? — Конечно, — мальчик несколько раз кивнул, почесывая бродившего по его коленям щенка за ухом. — Он у тебя забавный, — улыбнулся уголком губ Хаку. Он наклонился, чтобы вылить из таза воду и поставить в него щенка, но Фэйт сразу пришла ему на помощь и занялась этим самостоятельно. — Ага, забавный, — закатила глаза она, выливая порциями воду, пока Хаку возился с щенком, под радостное завывание почесывая его полный животик. — Он ест больше меня, грызет не только мебель, но и мой автомат, а вчера испортил любимые кроссовки. Единственные кроссовки. Я думала, что это его последний день на планете Земля, — Хаку рассмеялся, и Фэйт почти улыбнулась ему в ответ. Почти. Омега опустил щенка в воду, который сначала начал жалобно скулить и гавкать, сопротивляясь, но, привыкнув, принялся носиться по всему тазу, расплескивая воду, и лаять. Фэйт этот дуралей окончательно задолбал, но без него ее жизнь была какой-то… неполной. Только с появлением четвероногого недоразумения она поняла, как сильно его ей не хватало. Она присела на корточки рядом, пока Хаку намывал его шерстку и мылил ее, и наблюдала за ними. Это было мило, нужно ей признать. Два живых существа, которых они с Чонгуком спасли, нашли общий язык. На лай Клиффа стянулись и другие собаки, принявшись играть с озорным щенком, а Хаку всем старался уделить внимание и никого не оставить без нежных поглаживаний по шерсти. У Фэйт на мгновение создалось впечатление, что они живут не в мире, где каждый день нужно рвать глотки за место под солнцем, а в том, прежнем, где можно беззаботно смеяться и не думать о завтрашнем дне. В общей атмосфере ей самой захотелось улыбнуться. Хосок, наблюдая за развернувшейся перед ним картиной, хмыкнул. Он цепким взглядом наблюдал за слепым пацаном и воркующей над ним Фэйт. Альфа курил, прислонившись плечом к стене дома, и никак не мог перестать смотреть на него. Когда он только появился тут, Хосок подумал, что он похож на букашку под его ботинком, которую раздавить ничего не стоит. Но когда он осмелился открыть рот и ответить альфе, Хосок… удивился. И даже немного зауважал слепое существо. Но он все равно не мог понять, зачем Чонгук притащил его сюда. Лишний рот, который ни черта не умеет, разве что собак купать. Чонгук хрустнул пальцами и глянул на стоящего позади всех брата. — Не смотри так на него, — предупредил Чонгук, поднявшись со своего места. — Так? — ухмыльнулся старший, посмотрев на брата. — Ты и сам знаешь это, не нужно заставлять меня пояснять, — альфа закатил глаза. — У меня нет желания препираться с тобой, давай набьем друг другу морды в другой раз. — Как он справляется? — спросил вдруг Хосок, кинув сигарету на землю и потушив ее носком ботинка. Сам не знает, почему вдруг интересно стало. — Потихоньку, — пожал плечами Чонгук. — С помощью он освоится, тем более, я начал делать для него трость. Вскоре будет знать всю общину, как свои пять пальцев. — И ты решил оставить его в псарне? — Хосок вскинув бровь. Они вместе с братом двинулись к хижине, в которой был кабинет Хосока. — Ни на что большее он не способен? — Он тяготеет к математике и медицине, многое знает об этом, — возразил Чон. Хосок глянул на него и открыл дверь, пропуская брата вперед, а следом зашел и сам. Они поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в кабинет Хосока с задернутыми шторами. Чонгук развалился на диване, а Хосок сел в свое любимое кресло, закинув ноги на стол. Он только что докурил, но хотелось сделать это вновь. Альфа сцепил пальцы в замок и откинулся на спинку кресла, прищурив глаза. — Умный малый, значит. — Именно, — кивнул Чонгук. — Не понимаю, почему ты не хочешь ему помогать, ведь в свое время нам тоже помогли и забрали в эту общину. — Помогли? — поджал губы Хосок. — Если это ты называешь помощью, то лучше бы я сдох на улице. Ты не знаешь и половину того, что творилось, Чонгук, ты не можешь меня упрекать в этом. Я, блять, через Ад прошел, чтобы ты сейчас сидел тут передо мной и умничал, будто знаешь все на свете. Это нихуя не так. — А ты позволяешь мне узнать? — понизил голос Чонгук, резко присев и подавшись вперед. — Рассказывал ли ты когда-нибудь мне о том, что было? Нихуя. Я всю жизнь для тебя «младший братец», которого лучше держать в сторонке, а не посвящать в дела и позволять самому развиваться. Скажешь, это было не так? — Ты рвешься меня осудить, не зная моих мотивов, — прошипел Хосок. — Если ты не знаешь этого, значит, тебе не положено знать, но это не дает тебе право упрекать меня или осуждать. Кто угодно, но, блять, не ты. — Я не собирался упрекать тебя, мудак, я тебя прошу лишь рассказать мне о том, что было, — поджал губы Чон. — Я не понимаю, что творится с тобой, а ты не хочешь рассказывать ни мне, ни Фэйт, ни кому бы то ни было еще. Ты можешь быть дохуя крутым и всемогущим там, — кивнул альфа за окно, — но не здесь, когда мы вдвоем. Каким бы уебком ты ни был, ты мой брат, и я сделаю все, чтобы оказать тебе помощь. Но ты все равно ее сторонишься и не подпускаешь к себе никого. Почему? Хосок сжал губы в тонкую полоску, пиля брата прожигающим взглядом. И когда он стал таким взрослым и понимающим? Хосок так потонул в себе самом, что даже и не заметил, как его брат из психованного мальчишки стал мужчиной, а вот Хосок, наоборот, стал тем самым мальчишкой. Он зарылся глубоко внутри, спрятал голову в песок, похоронил под слоем психотропных препаратов, которыми уже сыт по горло, и делает вид, что все хорошо. И на самом деле все становится только хуже. С каждым днем он все больше теряет себя, теряет связь с реальностью и чувствует, как собственная жизнь утекает сквозь пальцы. Хосок прикрыл глаза и помассировал пальцами переносицу. Он знает, что брат абсолютно прав. Хосок во многом проебался. Вовремя не рассказал, не поделился, слишком опекал и заварил кашу, которую до сих пор не в силах расхлебать. Но кто его поймет, если он сам себя понять не способен? Он предпочитает делать вид, что у него все хорошо, чтобы не обременять своими проблемами близких, но только сейчас понимает, что тем самым делал хуже не только им, но и самому себе. Хосок окончательно запутался в этой паутине, которую сам и сплел. Не может он рассказать, почему не даст ответа на вопрос Чонгука. Ему так легче — отталкивать чужую помощь, ведь иначе ему придется рассказать, через что он прошел на самом деле, что испытал на собственной шкуре и какой ценой ему досталась эта община. Люди на самом деле самые странные существа на планете. Как много проблем могло бы решиться, если бы они просто умели разговаривать друг с другом и понимать. Но нет. Молчат и сами себя топят, а ведь так мало надо — попросить руку помощи у тех, кто протянет ее без лишних слов. Но каждый боится быть отвергнутым, каждый боится посмотреть своему страху в глаза и пережить тот ужас вновь. — Как прошла встреча с Джином? — Хосок разлепил глаза и посмотрел на Чонгука, поджавшего губы. — Вместо него был Чимин, — сухо сказал Чонгук и вновь лег на диван, подложив руку под голову. Он уставился в потолок, испещренный мелкими трещинами. — Они решили продлевать договор? — Ага. — Отлично, — кивнул Хосок. — От них многое зависит. В этом году урожая совсем не было. — Может, потому что лунный день неправильно выбираем? — Чего? — вскинул бровь старший, глянув на Чонгука, как на идиота. — Это Хаку рассказал, — Хосок хмыкнул. Хаку, значит. — Типа, это влияет на посадку растений. — У нас почвы не плодородные, хоть с бубном вокруг них пляши, ничего не будет. — Ясно. — Больше ничего Чимин не говорил? — спросил старший. — Нет, — твердо ответил Чонгук, смотря в потолок. — Больше ничего.

🍃

Ханен жарко выдохнул в приоткрытые покрасневшие от поцелуев губы Джойза и выгнул изящную спину, подставляясь под жаркие поцелуи альфы. Тот прикусил его шею и тут же зализал укус горячим языком, жадно вдыхая свежий запах цветущей акации. Омега протяжно застонал от очередного толчка и обхватил альфу ногами за пояс, сцепив их. Джойз взял его руки и поднял над головой, вжимая в постель, не прекращая толчки. Их пальцы сплелись в крепкий замок. Альфа жадно припал к его губам, никак не насыщаясь сладким привкусом. Он будет тосковать по ним, как солдат по дому, будет представлять их бессонными ночами, он уверен, ровно как и омега. Ханен часто задышал, чувствуя скорую разрядку и горячий шепот в самое ухо. Джойз без конца шептал ему «люблю», повторяя раз за разом, словно молитву. Альфа заскользил ладонями по его влажной от пота груди, очерчивая большими пальцами покрасневшие бусинки сосков и вырывая с искусанных губ стон наслаждения. Он касался ладонями его тазовых косточек, его стройных бедер и впалого живота, всего сразу, жадно пытаясь запомнить каждый и без того изученный изгиб. В их комнате температура подскочила до тысячи градусов по Цельсию, и были слышны только шлепки тел друг о друга, сбитое дыхание и бесконечное «люблю». Ханен прикрыл глаза, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. В его голове вперемешку с наслаждением были мысли о предстоящей разлуке, которую омега не представлял, как переживет. Как будет один просыпаться в их постели, как будет готовить завтрак для себя одного, к кому будет льнуть по ночам в поисках тепла? Джойз поймал губами соленую слезу и поцеловал трепещущие ресницы. — Я всегда буду с тобой, — прошептал он ему в висок, сделал очередной толчок в его тело и замер. — Слышишь, малыш? — Да, — шепнул Ханен, обхватив его за шею и посмотрев в глаза. — Всегда-всегда, — его нижняя губа задрожала, и Джойз поцеловал его, забирая горечь и дрожь. Он взял омегу за бедра и возобновил толчки, но двигался медленно и нежно, вкладывая все свои скопившиеся теплые чувства и любовь. Они прижались друг к другу грудью, ни на мгновение не разрывая нежный поцелуй. Ханен вплел длинные пальцы в его жесткие волосы и сжал у самого основания, слегка оттягивая, а после ласково поглаживая. Губы к губам и кожа к коже, у обоих сложилось ощущение, что они сливаются воедино. Омега зажмурился и выгнулся, получая разрядку. Перед его глазами вспыхнули созвездия, в которых он отчетливо видел лицо любимого, а следом за ним кончил и Джойз, утыкаясь лбом в его лоб. Они дышали в унисон, и сердцебиение обоих сердец подстраивалось друг под друга. — Ты сегодня забыл о том, что делать нельзя, — с легкой улыбкой сказал омега, похлопав альфу по плечу. Он навалился на Ханена и прижался щекой к его груди, прислушиваясь к биению его сердца, и широко улыбнулся. — Знаю. Я сделал это специально, — просто сказал альфа. — Джойз, но… — вдруг растерялся Ханен, — ты ведь говорил, что еще не готов к такому шагу? — Мало ли, что я там говорил. Это было столько лет назад, и говорил я это даже не тебе, мой глупый малыш, — хмыкнул Джойз и взял лицо Ханена в ладони. — Ты мой омега, мой будущий супруг и папа моих детей. Я с тобой всю свою жизнь проживу, а то, что было раньше и с кем, не имеет значения. Они в прошлом, и то, что было с ними, в прошлом. Сейчас лишь ты. У омеги на губах расцвела улыбка, полная тепла и любви. Он обнял Джойза за шею и всем своим телом прижался к нему, утыкаясь носом в его волосы, пропитанные запахом акации и сандала, а сам альфа прижался щекой к его груди и слушал, как быстро бьется любимое сердце под ухом. Он поцеловал Ханена под левым соском и взял его ладонь в свою, крепко переплетая пальцы. Несмотря на все вставшие перед ними препятствия, вместе. Сейчас, завтра и всегда. Тэхен сидел перед окном, за которым на небе висели тяжелые тучи. Он уперся локтем в подоконник и подпер щеку, сжимая подрагивающие прохладные губы. Сегодня папу он решил не будить, то ли отчаянно надеясь, что он не уйдет, то ли давая ему возможность подольше поспать перед трудным днем. Глаза его потускнели под цвет неба, когда по стеклам забарабанил дождь. Дождинки скатывались к уголкам глаз и катились по покрасневшим щекам, пока снаружи ветер яростно трепал желтеющие листья. Слеза очертила щеку Тэхена и скатилась к губам. — Сынок, почему не разбудил? — хрипло спросил отец, спускаясь по лестнице и лениво натягивая на себя черный свитер. Тэхен резко утер рукавом водолазки слезы и повернулся к отцу с легкой улыбкой. — Уже седьмой час… — альфа, прищурившись, посмотрел на часы. В их доме, привычно освещенном светом свеч или солнцем, витал полумрак, и даже воздух словно потяжелел. Тэхен поднялся со стула и подошел к отцу, по привычке чмокнув солеными губами в небритую щеку. — Доброе утро, пап. Я сегодня замотался, прости. — Ничего, — слегка улыбнулся Намджун и погладил сына по волосам, но тот в ответ не улыбнулся. Тэхен выпутался из его рук и скрылся на кухне, собирая в руки приготовленный для отца завтрак. Сегодня он решил достать бекон, и пусть отец не разрешает готовить его не по праздникам, Тэхену все равно. Три кусочка бекона лежали рядом с омлетом со свежей зеленью, кусочками болгарского перца, резаного помидора и хлебной лепешкой. На десерт Тэхен приготовил пирог с яблоками и ягодами, а также заварил ароматный чай. Пока он нес тарелки отцу под его внимательный взгляд, он едва сдерживал комок в горле. Не хотелось ему нагнетать атмосферу, ведь папе, в точности, как и ему, тяжело. Он оставляет не только общину, но и своего сына на длительное время, и хотя он не показывал этого, Тэхен знал. Намджун тяжело вздохнул и поймал сына за локоть, когда тот ставил перед ним чайник с горячим чаем. — Сынок, присядь. Может, позавтракаем вместе? — улыбнулся уголком губ альфа, слегка щелкнув сына по покрасневшему носу, стараясь хоть как-то его развеселить. Тэхен криво улыбнулся и сел рядом с отцом, покачав головой. — Не хочется, — омега подпер щеки кулаками и опустил взгляд вниз, на старенькую потертую местами скатерть. — Я просто немного… грущу из-за того, что мы долго не увидимся, — у Тэхена на глазах вновь навернулись слезы, и он крепко зажмурился. Он и так нос повесил и свое грустное настроение отцу передает, когда ему надо боевой дух держать, а тут сын, как маленький, капризничать начал. Тэхен все это прекрасно понимает, но с какой-то детской грустью с трудом управиться может. — Знаю, малыш, — Намджун вздохнул и придвинул стул к сыну, крепко обнимая его и прижимая к себе. Тэхен сопротивляться не стал и уткнулся носом в папину грудь, чувствуя, что слез больше сдержать не сможет. — Ну, что же ты плачешь, дурачок мой? — слегка засмеялся Намджун, поглаживая подрагивающую спину Тэхена. Он наклонился и поцеловал сына в макушку. — Я не ухожу навсегда, сынок, слышишь? Мы вернемся еще до того, как выпадет первый снег. — Я знаю, просто… просто буду очень сильно скучать, — Тэхен вцепился в папу, отчаянно желая залезть ему на колени, как в детстве, и прижаться мартышкой к его телу, чтобы никуда не отпускать. Но Тэхен уже не ребенок, он взрослый и самостоятельный омега, чей черед настал взять в руки управление общиной. — И я буду сильно скучать, — альфа взял лицо сына в ладони и вытер его щеки от слезы, оставляя смазанный поцелуй на кончике носа. — Я всегда буду с тобой, Тэхен-а, до конца своих дней. Можешь поверить, что твой старик вернется домой целым и невредимым, и будет тебе докучать еще очень долго. — Да ладно тебе, пап, — Тэхен засмеялся сквозь слезы, почувствовав облегчение от папиных слов. Он улыбнулся уголком губ, и Намджун тут же улыбнулся ему в ответ. — Ты вовсе мне не докучаешь… Ну, если не считать прошлых миллионов раз. — Ха-ха, — сморщил нос альфа. — Шутник нашелся, тоже мне, — Намджун вытер лицо Тэхена тыльной стороной ладони и взъерошил волосы, напоследок поцеловав в лоб. — Не плачь, сынок. Сейчас нам трудно расставаться, но зато представь как хорошо будет, когда мы воссоединимся вновь! Хотя я уверен, что ты тут без своего старика затухнешь, — ухмыльнулся он. — Ой-ой, — закатил глаза омега и улыбнулся. — Ешь уже! Жду не дождусь, когда ты уйдешь. — И поэтому ревешь, как маленький? — подколол его отец, за что сразу же получил тычок под ребра и рассмеялся. — Вот в следующий раз даже не подумаю стараться, чтобы тебе что-то приготовить, — показал язык Тэхен. Намджун прыснул в кулак, потому что знает — старается его сын или нет, результат один. Но важно то, что в эту еду он вкладывает свою любовь и заботу, а вкус ее уже и не важен для Намджуна. Поэтому он принялся уплетать приготовленный сыном завтрак, пока сам Тэхен смотрел на него с улыбкой. Утром температура заметно опустилась до пятнадцати градусов. Намджун надел свой походный рюкзак, в который Тэхен умудрился даже гитару запихнуть, и застегнул застежки на груди, чтобы крепко зафиксировать его. Тэхен вился вокруг него, то тут, то там поправляя одежду и оружие. Он подал отцу его верную подругу Мию, которую он повесил на правое плечо, а после посмотрел на себя в зеркало, треснувшее у правого верхнего угла. Выглядит на твердую четверочку, а по словам Тэхена всего лишь на двойку. Но Намджун думает, что сын ему просто завидует. Около ворот уже стояли мужчины и провожающие их родные — жены, мужья, дети. Они прощались с ними, обнимая каждого, давая указания и целуя в макушки. Там же стоял и Джойз с Ханеном, который выглядел, как и Тэхен, грустным, но улыбался, глядя на своего альфу. Тэхен почувствовал, что у него подкашиваются колени. Он вцепился в руку Намджуна и крепко сжал, шмыгая носом. Он будет сильным для своего народа и своего отца, потому что сейчас они все нужны друг другу, им нужен человек, который протянет твердую руку помощи и переймет бразды правления. Отец растил его достойным лидером, и теперь он не может показать слабость перед людьми, которые верят им обоим. Поэтому Тэхен выпрямляет спину, когда к ним обращают взгляды. Намджун спокоен, но его тело напряжено, как натянутая струна, и омега понимает одно — его отцу тоже может быть страшно. Не за себя, но за своего сына. — Доброе утро, — громко сказал Намджун, оглядывая толпу и, кажется, заглядывая в глаза каждому. Тэхен коротко кивнул и спокойно улыбнулся. — Сегодня для нас настал важный и, возможно, даже судьбоносный день. Как бы сложно нам ни было в последующие дни, мы должны помнить, что делаем это ради них, — альфа провел рукой, оглядывая женщин, омег и детей. — Ради наших семей. Уходя, помните, что мы уходим не навсегда, и вскоре вновь с ними воссоединимся. Поэтому обнимите их еще раз, а после мы выдвинемся в путь. — Мы, те, кто останется в общине, будем ждать вас, — подал голос Тэхен. Намджун посмотрел с улыбкой на своего сына, у которого голос даже не дрогнул от слез. Он был ровным и спокойным. — Мы возьмем на себя ваши обязанности, будем пахать землю, пасти скот, растить наших детей и поддерживать вас буквально всем, чем мы сможем вам помочь. Община останется в наших крепких руках до тех самых пор, пока вы, наши мужчины, не вернетесь домой, — Тэхен улыбнулся уголком губ и посмотрел на отца. — Поэтому пусть ваши сердца будут спокойны, а умы чисты от переживаний за нас. Даю слово, что мы вас не подведем. Джойз начал хлопать в ладони, и его тут же подхватили остальные. Ханен с гордостью смотрел на Тэхена, замечая его красные от слез глаза, которые сейчас были спокойны и тверды. Люди продолжили прощаться и постепенно мужчины начали выходить за ворота. На их спинах, в точности как у Намджуна и Джойза, были рюкзаки, а им предстояло еще и тяжелую телегу везти со стройматериалами. Намджун тысячу раз пожалел о том, что так и не смог приручить диких лошадей, а ведь сейчас они так нужны. Джойз и Ханен подошли к ним. — Хорошая речь, русалочка. Думаю, ты вдохновил людей, — улыбнулся альфа, глянув поверх головы Ханена, который слегка ущипнул его за задницу. — Ай! Ну, и моего плаксу тоже. — Не только у тебя есть такой плакса, — с легкой улыбкой сказал Намджун и поцеловал сына в висок. — Ну пап, — проворчал омега и слегка стукнул отца кулаком по плечу. — Спасибо, хен, — с улыбкой обратился он к Джойзу. — Надеюсь, что им правда это поможет, да и я постараюсь всегда быть рядом, чтобы подставить плечо в трудный момент. — Ты справишься, Тэхен-а, — сказал Ханен. — У тебя есть мы, и вместе мы сможем все. — Боюсь, мы обречены, — наигранно вздохнул Джойз, за что сразу же получил от обоих омег и рассмеялся. — Брось, Джойз-а, как минимум половина общины наверняка останется целой… Ну, хотелось бы верить, — ухмыльнулся Намджун, на что Тэхен сморщил нос и слегка подтолкнул папу. — Идите уже, шутники, — проворчал он, но тут же прильнул к папе и крепко обнял его на прощание. Ханен повернулся к Джойзу и слегка надул губы, ведь им снова приходится прощаться. Но ничего не поделаешь, он будет, как и всегда, ждать своего альфу и верить, что с ним все будет хорошо. Джойз наклонился и поцеловал его в губы, слегка прикусывая нижнюю, а после прошептал, крепко обнимая за талию: — Скоро вернусь, малыш. Помни о том, что я тебе сказал. — Хорошо, — вздохнул Ханен и прикрыл глаза, вновь получая поцелуй в губы. Намджун хлопнул Джойза по плечу, и они вместе двинулись к воротам. Четверо мужчин взялись за ручки телеги и принялись толкать ее за ворота. Намджун, не теряя времени, тут же присоединился к ним, не обращая внимания на и без того тяжелый рюкзак за спиной и винтовку на плече. Ханен грыз губу, а потом сделал несколько шагов вперед и выкрикнул: — Джойз! — А? — крикнул в ответ альфа, развернувшись уже за воротами. — Я согласен! — прокричал Ханен, сложив ладони рупором. Альфа вопросительно вскинул бровь, и омега, едва не закатив глаза, пояснил: — Мужем твоим стать согласен! Счастливое лицо Джойза скрылось за захлопнувшимися воротами, и омега тихо рассмеялся, покачав головой. Тэхен с визгом тут же налетел на него и принялся обнимать, а стоящие рядом женщины принялись поздравлять новоиспеченного жениха со скорой свадьбой. Ханен обнял Тэхена в ответ и широко улыбнулся, окрыленный тем, что вскоре он и Джойз станут «законными» супругами, а Тэхен уже трещал о том, какую шикарную свадьбу он им закатит.

***

Все оказалось намного сложнее, чем Намджун и Джойз могли себе представить. Добираться до притока, обнаруженного Джойзом, было как минимум два часа налегке, но с целой толпой альф, припасами, да еще и массивной телегой, которая застревала и не могла пройти через небольшой проем между деревьями, дорога растянулась на шесть часов. Поочередно альфы менялись, чтобы толкать телегу. Некоторые припасы, например, доски и ящики с инструментами, мужчины несли на себе. Джойз нес два ящика и рюкзак за спиной. У каждого человека в рюкзаке были спальные мешки, у Джойза, например, был спальный мешок и палатка. Каждому была собрана съестная провизия, этим занимались омеги, но также Ханен позаботился о лекарствах, а старшие женщины о еде для всех. Им нужен был котел, чтобы греть и готовить еду, им нужны были тазики, пилы, топоры, гвозди, и это только малая часть того, что было в телеге, накрытое клеенкой. Намджун уже пятый час толкал телегу, обливаясь потом. Предложение Джойза поменяться он отклонил, хотя руки уже были стерты в кровь, а ноги отказывали двигаться. Ни о какой постройке в тот же день и говорить было нельзя. Все люди выбились из сил, хотя хором напевали песни, которые знали. В основном за это отвечал Минхо, с которым Джойз горланил во всю. Намджун молился только о том, чтобы внезапно не хлынул дождь, потому что тучи не спешили расходиться, а, наоборот, сгущались над головой. Они не только не дойдут до лагеря, также намокнет провизия, просядет земля, и вести телегу будет просто невозможно. Альфа вытер пот со лба и убрал прилипшие волосы. Несмотря на холод, он весь был мокрый от пота. Только к вечеру, когда стало совсем темно, они дошли до назначенной цели. Они шли целый день, изредка делая остановки по десять минут, которые в общей сложности ничего им не давали. Даже покурить не успевали. Их шеренга тянулась далеко. Впереди шел Джойз с тремя мужчинами, в центре был Намджун, который вместе с альфами толкал телегу, замыкали те, кто вызвался защищать их от диких животных и зараженных. Которых, кстати, встретили немало. — У меня ощущение, словно я сейчас концы отдам, — сказал Джойз, поставив на землю два ящика с инструментами и скинув свой рюкзак. — Мать твою, — сморщился альфа, разминая спину. — Ну, по крайней мере все живы и относительно здоровы, — устало сказал Минхо, оглядев располагающихся по широкой поляне. У него самого гудели ноги и жутко затекла спина от рюкзаков, килограммов по восемь каждый. — Но вид отсюда потрясный, — сказал альфа и пошел к обрыву, с которого и открывался обзор на приток Матерь-реки. Внизу бурлила и пенилась темная вода, а Джойз стоял и смотрел на нее, уперев руки в бока. — Будет сложно строить с таким напором, — Минхо потер подбородок ладонью. — Даже не знаю, есть ли шанс… — Шанс всегда есть, главное попробовать, — бесцветно сказал Намджун, подойдя к альфам. Он с трудом передвигался, а ведь им предстояло еще лагерь разбить и приготовить поесть. — Было бы хорошо построить дамбу, чтобы напор воды… — Так, все, — покачал головой Джойз и, закинув руки альфам на плечи, насильно потянул к лагерю, который остальные мужчины уже начали возводить. — Об этом думать будем завтра, а сейчас давайте уже пожрем и завалимся спать, иначе я серьезно душу дьяволу отдам. Намджун спорить не стал, потому что и сам был жутко уставшим, а ко всему прочему добавилась еще и головная боль. Хорошо, все-таки, что Ханен заранее позаботился об этом и дал им целую сумку с различными склянками, которые даже подписал, например, «От боли в желудке» или «От головной боли». Ангел, а не омега. Намджун принялся помогать ставить палатки. Он вбил колья в землю, а после начал соединять жерди. Минхо расстелил брезент под палаткой, чтобы в случае дождей дно палатки не намокало. Собрав жерди, Намджун вместе с младшим альфой вставил их в отверстия в тенте, а после ловко подняли палатку. Спальное место было готово, и Намджун прямо так готов был завалиться в нее и проспать до самого обеда. Пока альфы возились с палатками, Джойз уже развел костер, над которым повесили котелок для приготовления пищи. Сегодня у них на ужин картофельный суп и кусочки жареного мяса — они расчехлили припасы, которые принесли из дома. Более-менее подготовив лагерь, альфы расселись возле костра и, получив каждый по порции в медной тарелке, принялись есть. — Минхо, а сыграй-ка, — попросил его Хек, доедая свой суп. Альфа сразу же кивнул, радостный оттого, что сможет порадовать товарищей любимым делом. Он залпом осушил свою тарелку и запихнул в рот оставшийся кусочек мяса, активно пережевывая и проглатывая. Достав гитару из чехла, он поставил корпус на колени и зажал пальцами гриф, прикидывая в уме, какую бы веселую мелодию сыграть, чтобы разрядить обстановку и расслабить уставших альф. Намджун отставил свою тарелку в сторону, и, пока тот отвлекся, Джойз стащил его порцию мяса с тарелки. Ким подпер стертыми до заноз руками голову и посмотрел на играющего Минхо полусонным взглядом. Из-под его пальцев рождалась веселая мелодия, и Намджун подумал о том, что ему следует взять пару уроков игры на гитаре у Минхо. И почему он не сделал этого раньше? Мужчины явно повеселели от музыки, сытной еды и совсем немного — прихваченного домашнего вина. Джойз залпом осушил свой стакан и подскочил на ноги, крикнув: — Эй, пошли купаться, а то воняете, как свиньи, — раздался хохот, а кто-то бросил в альфу пустую тарелку, от которой он со смехом увернулся. — А что? Хорошая идея, — подхватил Хек. — Минхо-я, а ну, пошли. Или боитесь, что над вашими размерами все посмеются? — хохотнул разморенный алкоголем альфа. Намджун тихо прыснул, потому что поднялась шутливая перебранка, и каждый из альф хотел доказать, кто тут «настоящий мужик». Джойз откровенно смеялся с них, но вот уже все начали резво подниматься с поваленных пеньков и спускаться к устью реки, постепенно раздеваясь, даже несмотря на опустившийся градус. Джойз тоже пошел за ними, но остановился, заметив, что Намджун остался сидеть на месте. Он развернулся к нему, вопросительно вскинул бровь и сложил руки на груди: — Чего расселся? Все вон уже достоинствами меряются. Хочешь, чтобы мы последние места заняли? — Намджун хрипло рассмеялся и покачал головой, поставив свой стакан с вином на землю. Он утер уголки рта ладонью и тоже поднялся со своего места, идя следом за Джойзом и снимая, наконец, пропитавшийся потом свитер. Что же он за лидер такой, если не участвует во всем вместе со своими людьми? Альфы начали с разбегу забегать в реку и кричать от холода, заставляя оставшихся на берегу смеяться. Но и те не долго сидели сухими, потому что их тоже начали брызгать холодной водой. Джойз с криком забежал в воду, и с точно таким же криком едва не выбежал обратно, но его вовремя схватил Минхо, принявшись обливать водой. Намджун тихо посмеивался над ними, но, сняв брюки вместе с бельем, тоже зашел в холодную воду. Кожа тут же покрылась крупными мурашками, а ступни провалились под жидким песком. Никто не сидел на берегу, все с криками плескались в воде, совсем как малые дети. Только Намджун не участвовал в общем веселье. Он зашел чуть подальше, за заросли камышей, где было спокойнее и тише. Смешанные голоса и громкий смех остались позади, а его спутницей осталась лишь луна. Намджун не знает, почему, но думает о том, что Мин Юнги здесь бы понравилось. И почему его пьяный мозг думает о Юнги? Намджун тряхнул головой и набрал в ладони воды, резко умыв лицо. Альфа зажал нос ладонью и погрузился под воду. Его кожу тут же пронзили острые холодные иглы, отрезвляющие разум. Грязные волосы взмыли вверх, а после облепили лицо. Намджуну было спокойно и хорошо. Он чувствовал себя хорошо и комфортно в компании своих друзей и со-общинников, но мысли неизменно возвращались к одному маленькому и очень колючему бете. Намджун думал о том, где он сейчас, в порядке ли, нормально ли он питается? Радовало то, что завтра он должен был прийти в лагерь вместе со Ставо. После того дня, проведенного с Юнги на пляже, эти странные мысли все чаще лезут в его голову. Стоит ему присесть и отдохнуть после тяжелой работы, как в голове в то же мгновение всплывает улыбающееся лицо Юнги, его искренние любопытные глаза и шляпа Намджуна на его голове, стоит ему остаться ночью один на один с собой, он вновь думает о Юнги непроизвольно. Намджун думает, это потому, что он слишком много новых пазлов получил, и как никогда сейчас близок к разгадке. Намджун резко вынырнул и едва не ударил Джойза в нос, потому что тот возник перед ним, как приведение. — Твою мать, не пугай меня так, — выдохнул альфа, прижав ладонь к груди слева. — Что, подумал, что это топляк по твою душу пришел? — усмехнулся Джойз. — Это всего лишь я. Ты все веселье пропустил, Хек все же начал мерять… — Здорово, — усмехнулся Намджун, убрав прилипшие ко лбу волосы назад. — И кто победил? — Конечно, я, — гордо сказал альфа. — Да брось, Джойз-а, — засмеялся Намджун. Они вместе с младшим альфой двинулись к берегу. — Ну ладно, ладно, я не участвовал, но если бы участвовал, то обязательно выиграл бы. Ты все пропустил, старик, — усмехнулся Джойз, поглядывая на мужчин. Некоторые еще купались и пытались утопить друг друга, а некоторые вылезли и курили одну сигарету на пятерых. Дружба, братство и единство. — Я уже правда стар для такого, и как хорошо, что Ханена мы все-таки не взяли, — заметил Ким, вылезая из воды. Он постелил свой свитер на песке и сел на него. — Да я бы ни за что этого не предложил, будь он здесь, — начал улыбаться альфа, усевшись рядом с Намджуном на его же свитер. Он принял самокрутку от мужчины, который сидел неподалеку, и затянулся, отдав ее Намджуну. Тот кивнул и тоже сделал короткую, последнюю затяжку, а после затушил ее о песок. — Хорошая ночь… — Ага, — улыбнулся уголком губ Намджун, смотря на луну. — А завтра будет тяжелый день. — Поэтому я пошел спать, — зевнул Джойз и, похлопав альфу по спине, сунул ноги в ботинки. Хек и Минхо последовали за ним, следом ушли и другие альфы. Через пятнадцать минут небольшой пляж начал пустовать, и только Намджун, успевший одеться, остался сидеть на берегу, перекатывая во рту травинку. Он смотрел на серебряную луну и даже не заметил, как мысли вновь вернулись к нему, мальчику с волосами цвета этой луны. Он сунул руку в карман потертых джинсов, вытащил маленькую ракушку, которая слегка блестела в свете луны, и провел подушечкой большого пальца по ребристой поверхности. На следующее утро Намджун хотел ударить себя за то, что выпил, потому что алкоголь вкупе с недосыпом сделал свое дело, и наутро у альфы голова просто раскалывалась. Но дела не могли ждать еще больше, поэтому после завтрака все приступили к работе. Первым делом требовалось построить крепкую основу, для этого нужно было вбить в дно реки толстые колья. Чтобы облегчить задачу, Намджун решил строить максимально приближенно к берегу, а не по центру устья. Альфы перетаскивали крупные, уже обработанные доски из телеги к пляжу, на котором вчера отдыхали. Ким откинул полотно и не без помощи вытащил крепкий металлический кол, который взвалил себе на спину и понес к берегу. Минхо поспешил помочь, но Намджун помощь отклонил. Он не настолько стар, чтобы не смог донести его. Этот и еще один кол должны были послужить основой для станции, которую как раз и поместят в воду, ведь дерево быстро разрушится под действием воды. Конечно, в идеале было бы использовать бетон, но за неимением ничего довольствоваться приходится малым. Работа кипела, как в улье. То с одной, то с другой стороны то и дело слышались поручения, стук молотков и звук пилящегося дерева. Солнце во всю светило, и даже припекало головы, поэтому Намджун повязал на лоб бандану и снял рубашку, оставшись в одной майке, которая от пота прилипла к груди. Джойз, закатив рукава своей майки, пилил бревно. Вены на его руках вздулись от напряжения, а кожа покраснела от жара. Пот струился по его лбу и стекал к вискам, но мысли были заняты только одним омегой, который наконец-то сказал ему «Да». Он видел, что сегодня Намджун какой-то… не такой. Словно взволнован чем-то, даже немного рассеян, но спрашивать ничего не стал — все равно не скажет. Старший альфа часто отрывался от работы и поглядывал на лагерь, вернее, на ведущую к нему дорожку. Джойз знал, что сегодня должны прийти другие альфы и принести дополнительную еду или какие-то вести от Тэхена, но все равно это было странно. Он, всегда внимательный, все равно отвлекался, рискуя отбить тяжелым молотком себе палец. К обеду первый кол уже был вбит в дно. Это оказалось сложнее и проблематичнее, чем казалось на первый взгляд. Из-за сильного потока появилась проблема — тот постоянно кренился в сторону, а Намджуну пришлось экстренно думать, что же делать, чтобы зафиксировать его. Тогда подсказал Минхо — он указал пальцем на небольшие валуны, лежащие вдоль берега. Больше времени ушло на то, чтобы придать колу статичное положение, для этого они использовали много камней, которые сохраняли баланс. Но это наверняка не могло быть прочно на долгое время, потому что течение все равно собьет один камень, и все обрушится. Намджун слегка сжал свои волосы, думая над тем, что же ему делать. И тут он, наконец, увидел то, чего так долго ждал. Идущих к лагерю людей. — Перерыв на обед! — прокричал Намджун, подняв ладонь. Обрадованные такой новостью мужчины сразу отложили все свои дела, а Джойз, вытирая пот, подошел к альфе. — Пойдем, может, есть какие новости, — кивнул он на людей. Намджун спешно поднялся на пригорок, на котором они разместили свой лагерь. Пришли пятнадцать альф, в том числе и Ставо, с которым должен был прийти Юнги. Ким вытягивал шею, смотря поверх, но нигде не увидел блондинистую макушку, что сильно его насторожило. Он пошел прямиком к Ставо, который разговаривал с Хеком. Сам не зная почему, он вдруг начал испытывать сильную тревогу и беспокойство, взявшееся буквально из ниоткуда. Намджун взял альфу за локоть, и тот сразу повернулся. — Ставо, бета, такой, светловолосый и голубоглазый. Он не нашел тебя? — Здравствуй, хен, — кивнул альфа. — Я ждал его, поэтому мы и задержались. Но он не пришел. — Оу… — Намджун отпустил его локоть и отошел, сведя брови. — Ясно. Спасибо. Альфа отвернулся и тихо хмыкнул, поджав губы. Значит, в последний момент он решил все же уйти и больше не контактировать с Намджуном. Что ж, он его за это винить не может, даже несмотря на то, что надеялся его увидеть. Мало ли, что могло случиться, Юнги и сам говорил, что не привык жить в социуме. Но почему-то у Намджуна в груди стянулся неприятный узел грусти, разочарования и… беспокойства.

🍃

Тэхен клевал носом, едва не проваливаясь в сон прямо на старом дереве, в котором полностью сгнила сердцевина. Он сидел и наблюдал за пасущимися коровами, которые лениво пережевывали траву, а Тэхен валился с ног от усталости. Эти дни у него выдались очень насыщенными. В общине остались только те альфы, которые физически не могли выполнять тяжелую работу, но их нагружать женщины и омеги не могли, за ними и так требовался уход. Многое на себя взвалил Тэхен, не чураясь ни работы со скотом, ни уборки в коровниках, ни огорода, который предстояло вскопать. Он хватался за каждую работу, стараясь поспеть везде и помочь каждому. Дел у них было хоть отбавляй, ведь их собственные заботы никуда не делись, а к ним прибавились еще и работы по починке, уборке, перекопки огорода и многое другое. Даже хлипкий Ханен, который доселе был занят только работой в своей хижине лекаря, взялся за тяжелую работу. Тэхену смотреть на это было больно, ведь несмотря на то, что Ханен был порядком старше, телосложение у него было явно не спортивное, скорее даже болезненное худое. И так, Ханен себе чуть не отбил молотком палец. Сейчас Тэхен мог выдохнуть и перевести дух, потому что нужно было следить за коровами, а это не требовало никаких физических усилий. Разве что, чтобы не заснуть. Он сидел, прижав коленки к груди, и чертил палочкой на сухой земле какой-то узор. Все эти дни он ни на мгновение не забывал, что следующей ночью он вновь встретится с Чонгуком, и было даже волнительно оттого, в действительности ли альфа покажет ему звезды, или просто накидывает на себя пух. Тэхена будоражила мысль, что Чонгук научит его рисовать. Он всегда восхищался рисунками в своих книгах по общей биологии, и даже пытался сам повторить нечто подобное, но получались какие-то каракули. После долгих попыток Тэхен все-таки бросил эту затею, потому что лишний раз бумагу переводит, а толком ничего и не получается, а, насколько он знал, никто из общины ранее рисованием не увлекался, да и не до этого сейчас всем. Кто будет рисовать природу, когда тебя в любой момент могут сожрать зараженные? Ну, кроме Чонгука. Тэхен от этой мысли внезапно рассмеялся. Он представил, как вокруг кишат полчища щелкунов, а Чонгук просто сидит и рисует. Ему было интересно, а что же он рисовал, кроме пейзажей? Или его интересовала только природа? А портреты? Если рисовал, то чьи они? Тэхену было так любопытно, что он едва не ерзал на месте, желая, чтобы следующая ночь поскорее наступила. Когда отец выходит наружу в недолгие «экспедиции», то, как правило, приносит Тэхену какие-то подарки. Например, простые карандаши, бумагу, зеркало, картины, которыми увешан их дом и которые Тэхен едва носом не обтер, изучая, а еще — книги. Это самые драгоценные для Тэхена подарки. И вот однажды отец принес ему книгу о великих художниках, и омега едва не захлебнулся слюной от восхищения. Весь день он провел как на иголках, метеором выполняя каждое поручение, чтобы ночью спокойно и с особой жадностью от корки до корки рассмотреть эту книгу. Как много новых имен он узнал, сколько картин увидел! Ван Гог, Пикассо, Вермеер, Моне, Бугро — да он до бесконечности мог продолжать. Его интересовало, а где же сейчас эти картины? Спас ли кто-нибудь их или они так и висят в галереях, плесневея от влаги и холода? И от этой мысли сердце в его груди болезненно сжалось. Конечно, кто будет думать о спасении мирового наследства, когда на пятки наступает пандемия? Всякий человек будет думать лишь о спасении собственной жизни, будь то политик, бизнесмен или просто разнорабочий. Люди думают, что их жизнь — самая бесценная вещь на этой планете, но Тэхен не совсем с таким согласен. В этой природе люди все равно что паразиты, которые долгое время терзали ее, изнуряли и истощали. Когда в доме заводятся тараканы, что делает человек? Травит их. И люди — все равно что тараканы в доме природы, от которых настала пора избавиться. Тэхен грустно вздохнул и подпер щеку кулаком, посмотрев на верхушки деревьев. Тэхен никак не ожидал, что они с Чонгуком смогут найти общий язык. Ему всегда казалось, что такие люди, как Чонгук, будут относиться к нему снисходительно и не считаться с ним на равных, но, кажется, он жестоко ошибся, и ему даже стыдно перед альфой. Первое, что он сделает при встрече — извинится за свое поведение и объяснится, почему повел себя именно так, как какой-то напыщенный индюк. Всю прошлую ночь Тэхен провел без сна, рассматривая в своих руках пистолет Чонгука. Он был тяжелый, намного тяжелее его лука, и идеально ложился в руку, холодя ладонь металлом. Но такое оружие не по омеге, он предпочтет всякому автомату, пистолету или винтовке свой старенький лук, доставшийся ему от мамы. Чон Чонгуку Тэхен посвятил целую главу в своем дневнике воспоминаний, потому что Чонгук, нужно сказать, самое интересное, что случалось в жизни с тех пор, как он начал выходить за забор. — Эй, Тэхен-а! — крикнула Элль — девочка пятнадцати лет, дочка главной кухарки в их общине. Женщиной она была грузной и неповоротливой, с проседью на висках и жидкими волосами, которые она всегда прятала под чепчиком. Ее муж тоже ушел строить гидростанцию, и они остались с дочкой вдвоем. Элль родилась у них поздно, и роды у ее матери были тяжелые, но они того стоили, потому что ребенок укрепил их союз и вдохнул в обоих желание жить и бороться дальше. Несмотря на грузность матери, сама Элль была худенькой девочкой, буквально порхающей над землей. Ее темно-каштановые волосы были собраны в толстую косу, а на стареньком платье с длинными рукавами красовался фартук с кармашком, в котором торчали веточки базилика. Она бежала к нему и махала рукой, чтобы привлечь внимание. — Да? — откликнулся Тэхен и поднялся с дерева. — Что-то случилось, чего так спешишь? — улыбнулся уголком губ Тэхен, смотря на девочку. — Матушка и Ханен зовут тебя, нужна помощь на кухне, а меня прислали вместо тебя пасти, — кивнула она на коров. — Прощай, отдых, — вздохнул омега и отдал палочку, которой отгонял назойливых мошек и гнал коров обратно в стойла. — Хотя даже не знаю, кому из нас повезло больше, потому что следить за ними — та еще скукота, — с улыбкой подмигнул омега. — Я каждый день за курицами слежу, у меня уже выработался иммунитет к скуке, — со смешком сказала девочка и уселась туда, где несколько минут назад восседал омега, а он сам двинулся к столовой, в которой во всю уже кипело приготовление ужина. Женщины гудели о чем-то своем, во что Тэхен особо не вслушивался, но, кажется, они обсуждали методику стирки — лучше использовать камни, чтобы отбивать белье, или доски. На кухне было жарко и вкусно пахло различными травами, вареным мясом и жареным луком. Тэхен проскользнул между двумя женщинами в фартуках и самодельных чепчиках, взглядом выискивая Ханена. Тот оказался возле углового стола и нарезал сладкий перец, который отправится в суп. Один кусочек он сунул в рот и, подняв голову, увидел Тэхена, которому сразу махнул, чтобы подошел. — Ты вовремя. Вот это все нужно порезать, — кивнул он на два ведра перца. Тэхен коротко кивнул, взял свободный чепчик, любезно предложенный женщиной-кухаркой, положил на стол разделочную доску и взял нож, принявшись нарезать овощ не так умело, как Ханен, но тоже неплохо. Старший омега думал о том, как бы Тэхен себе палец не отрезал, с его-то предрасположенностью к готовке. Он нарезал и одновременно смотрел на притихшего в последние дни омегу, который опустил взгляд вниз, усердно нарезая перец кубиками. Ханен вновь закинул кусочек в рот, ощущая сладковатый привкус, и склонил голову вбок, пиля Тэхена взглядом. — Тэхен-а, ты устал, — покачал головой омега. — Неправильно это, делать все, сразу и за всех. Ты же не робот. — Я знаю, но ведь у папы как-то получается, — вздохнул Тэхен, коротко глянув на Ханена. — Но ты не твой отец, — улыбнулся тот в ответ и положил ладонь Тэхену на плечо, насильно усаживая на стул. — Слушай, отдохни сегодня, а? Ты не обязан вкалывать до седьмого пота, ты все еще молодой омега, которому слишком большие нагрузки не пойдут на пользу. Ты не должен подражать Намджуну, ведь, во-первых, ты не такой выносливый, как отец, а, во-вторых, ты можешь быть хорошим лидером со своим особым отношением. — Думаешь? — устало улыбнулся Ким, подняв голову. — Ты, наверное, прав… Я так много взвалил на себя, что уже с ног валюсь, — он потер лицо ладонями. — Просто в общине так много дел, все нужно переделать, за всем успеть, я же не могу заставлять всех делать это. — Как раз можешь, на то ты и за старшего остался, — пожал плечами Ханен. — Тэхен-а, это нормально — сказать кому-то что-то сделать или попросить о помощи, потому что к тебе прислушаются. Секрет твоего отца в том, что он не делает все сам и не взваливает все на других, а делает со всеми. И ты так сделай, — подмигнул омега и принялся вновь нарезать перец. — Спасибо, хен, — Тэхен вдруг обнял старшего поперек талии и прижался щекой к его животу, зажмурившись. Ханен с улыбкой погладил его по волосам. — И что бы я делал без тебя, а? — Ну, вероятно, помер бы от усталости, — тихо засмеялся Ханен. — Ну перец все же дорезать нужно. Одно ведро мы хотим заморозить, а второе пойдет на суп. Слушай, ты ведь говорил, что твой новый друг должен прийти? — вскинул бровь омега. Тэхен грустно вздохнул и надул губы, вернувшись к работе. — Да, но он почему-то не пришел. Честно говоря, я волнуюсь, вдруг что-нибудь случилось? — Не знаю… — протянул Ханен. — А ты знаешь, где он живет? Сходил бы к нему. — В том и дело, что не знаю, — покачал головой Тэхен. — Так бы уже давно сбегал к нему, но даже папа не знает, что уж обо мне. — Ты во сколько лет вообще начал общину покидать? — О, ну, — усмехнулся омега, призадумавшись. — В двенадцать, кажется… Сначала один, потом ко мне присоединился Чимин. — Так вы заодно? — ахнул Ханен. — Хотя разумно было бы догадаться, вы же двое неразлучны. — Ты это о чем? — нахмурился Тэхен. — Да так, — пожал плечами в ответ омега с легкой улыбкой. — Ни о чем существенном. — Ну ладно… Так вот, когда я просек, что меня никто не собирается ловить, я начал вылезать за забор глубокой ночью. Хен, не смотри так, я знаю, что это было опасно! Но, а что мне оставалось, если при свете дня меня к забору и на метр не подпускают? Тем более, Чимин был рядом большую часть времени. И вообще, если бы я тогда так глупо не застрял, ты бы до сих пор ничего не знал. — Рано или поздно все тайное становится явным, — заметил Ханен. — Ты бы не бегал за забор вечно. Уж лучше я, чем твой отец. Я даже не представляю, что он сделал бы с тобой, если бы поймал. Он бы тебя к черту запер в подвале, и был бы прав, поверь, я ничего не сделал бы, чтобы тебе помочь. — Хен, — мрачно отозвался Тэхен, подняв взгляд. — Я думал, мы пришли к пониманию! Но слушай, главное не это… — Ну, давай, удиви меня еще больше, хотя казалось бы… — Я встретил там парня, — Тэхен резко разрезал перец и сбросил его с досточки в глубокую миску. — Такого… странного? Я не знаю, как его описать, но он, кажется, не один из тех людей, о которых всегда говорил отец. Убийцы, насильники, каннибалы, контрабандисты, он ни на кого из подобных людей не похож. Завтра мы с ним должны встретиться вновь, — улыбнулся уголком губ омега, что заставило слегка нахмуриться Ханена. — Ты пойдешь? — Конечно! Знаешь, сколько я ждал этой встречи? Хен, он умеет рисовать, а еще он обещал показать мне нечто особенное, он спас слепого мальчика по имени Хаку, и это так… Я не знаю, это заставляет меня уважать его? Я думаю, он не тот человек, которого я должен бояться. Нет-нет, я имею в виду, что я держу с ним расстояние и если он только даст мне повод сомневаться в себе, то я дам отпор, но пока… — Тэхен прикусил губу. — Мне очень интересно, кто же он такой, хочу с ним побольше поговорить, узнать, как человека, посмотреть его рисунки… Понимаешь? — Он тебе понравился, — вынес вердикт Ханен, и Тэхен посмотрел на него, как на идиота. — Чего? Нет, конечно не понравился, — возразил омега. — Тэхен, почему ты думаешь, что можешь ему доверять? — Он дал мне свой пистолет, чтобы, в случае чего, я смог в него выстрелить, — Тэхен положил на доску новый перец, принявшись его нарезать. — Ты бы дал первому встречному в руки пистолет, хен? Я знаю, что нет, и я бы тоже не дал. Но есть кое-что другое. Я просто… ну, не чувствую, что он может причинить мне зло, и мне даже немного стыдно за то, как я вел себя. Ну, знаешь, угрожал и вел себя, как не знаю кто. Мне кажется, он подумал, что я придурок какой-то. — Я не знаю, кто этот человек, но тебе следует быть осторожным, — вздохнул Ханен. — Я не имею в виду, чтобы ты перед ним своим клинком размахивал, просто держи ухо востро. Меня не очень радуют твои знакомства за пределами общины, с чужими людьми, но, зная тебя и твое упорство, я вряд ли смогу сделать с тобой что-то, поэтому прошу только быть осторожнее. Никогда не знаешь, кто окажется перед тобой. — Да, конечно, — покивал омега. — Я буду осторожен, правда. — И все же, он тебе, видимо, понравился, — усмехнулся Ханен и, подмигнув опешившему от возмущения Тэхену, ушел на другой конец кухни, чтобы высыпать порезанный перец в кастрюлю с супом. Тэхен сидел красный от злости и жары, пиля спину Ханена возмущенным взглядом, а после начал зло резать перец. Но постепенно его злость, вспыхнувшая спичкой, сошла на нет, и тогда он почувствовал смущение. Чонгук ему понравился? Ну да, понравился, как человек и новый друг. А Ханен что вообще имел в виду? Тэхен никого, даже Чимина не рассматривает, как своего альфу. Он в этом не заинтересован, да и вообще слишком молод еще для альф. Понравился! Вот ведь противный Ханен, скажет ведь такое. Чон Чонгук ему понравился, как же… Тэхен прикусил губу и покачал головой. Как вообще может понравиться альфа, которого в жизни всего два раза видел? Бред какой-то. «Ха-ха», подумал Тэхен. Чонгук совсем ему не нравится, как альфа. Тэхен отвел взгляд в сторону, поймав свое отражение в оконном стекле. Не нравится же? К восьми вечера с перцем было покончено, и Тэхен официально был свободен. О Чонгуке он думать больше не хотел, этот альфа и так слишком много мыслей в последнее время занимает. После тяжелого дня все жители общины стянулись в столовую, чтобы насладиться ужином и приятной компанией. Матери кормили детей, помогали пожилым людям и просто беседовали между собой, обсуждая минувший и предстоящий день. Тэхен положил ладонь на дверной косяк, оглядывая столовую. Гром ложек о тарелки, стаканов и голоса людей сливались воедино. Множественные свечи осветили столовую, когда за окном сгустился вечер. Улыбнувшись, Тэхен вышел через заднюю дверь на улицу, ибо сам голода не чувствовал. Хотелось немного перевести дух и побыть наедине с собой, но у него этого не получилось. У самого порога его ждал куривший Чимин. Завидев Тэхена, он докурил и отбросил окурок на землю, затушив его ботинком. — Ты чего здесь делаешь? — с улыбкой спросил Тэхен. Он сбежал по ступенькам и попал прямиком в объятия альфы, который чмокнул его в макушку. — Я тут, потому что Намджун-хен ушел, и я знаю, что тебе может быть одиноко. Собственно, вот он я, собственной персоной. — Вот так радость, — ухмыльнулся омега, слегка ударив его по плечу. — Думаешь, значит, что я без тебя ничего не могу? — Ну, возможно, — улыбнулся Чимин и пожал плечами. — Ладно, пойдем, выпендрежник. Ты голоден? Чимин голоден не был, разве что по общению с Тэхеном, которого уже давно не видел. Давно по меркам самого Чимина, которому омеги всегда будет мало, сколько бы времени он с ним ни проводил. Тем не менее, Тэхен разогрел для него мясо, которое готовил еще для отца, добавил овощей и вытащил бутылку вина, на что старший Ким вопросительно изогнул бровь, посмотрев на Тэхена, мол, что это такое? А омега пожал плечами и просто сказал: — Я хочу немного отдохнуть, — на это Чимину было что возразить, но все же он не стал. Слишком ярко он помнил день рождения Намджуна, чтобы сметь говорить что-то против. — Ну, как дела у вас в общине? — спросил омега, поставив перед Чимином тарелку с едой и стакан с вином. Свой стакан он держал в руках и сел напротив альфы. — Все по-старому, — немного погодя, ответил Ким. Кусок в горло не лез, но он все же начал есть небольшими кусочками. Тэхен прищурился, разглядывая его, а после улыбнулся и сделал большой глоток. Настоявшееся вино тут же обожгло горло, заставив омегу сморщиться. — Отец с папой передавали тебе привет. Папа испек пирог, хотел впихнуть мне его в рюкзак, но он бы помялся и превратился в хрен знает что, так что сегодня без пирога. — М-м-м, помню его вишневый пирог, — от удовольствия Тэхен даже зажмурился, вспоминая нежный вкус вишни. Он вновь отпил вина и облизал губы. — Так жаль, что я не могу приходить к вам в гости, как ты к нам… Мне так интересно посмотреть на вашу общину хоть одним глазком, узнать, как живут ваши люди, чем они занимаются. — Чего ты вдруг поднял эту тему? — удивился Чимин, пережевывая кусочек мяса. — Раньше вроде не так рвался ко мне домой, — усмехнулся альфа, прищурившись. — Тэхен-а, ты хотя бы закусывай, иначе опьянеешь очень быстро. — Да ладно тебе, — отмахнулся омега. Его стакан стремительно пустел, поэтому решил не отставать и тоже выпил половину в несколько больших глотков. — Я просто вот думал… — Тэхен откинулся на спинку стула и поднял задумчивый взгляд вверх. — У нас всех не так много времени тут, на земле, а я так мало видел за свою жизнь. Хочу больше. Хочу не только на вашу общину посмотреть, хочу в Париж, хочу бургеры, хочу на выставки ходить! Да только одна проблема — все это давно погребено под слоем пандемии, — тихо хмыкнул Тэхен и поднял свой стакан, допивая остатки. — Кажется, кому-то хватит на сегодня, — улыбнулся уголком губ Чимин, подперев щеку кулаком. Он смотрел на слегка покрасневшие щеки Тэхена и его алые губы, которые манили к себе магнитом. Омега то и дело пробегался по ним языком, слизывая капельки вина. Его взгляд уже был несколько опьяненным, ведь Тэхен совсем пить не умеет. Ему вполне хватит двух стаканов, чтобы напиться вусмерть. — Чимин-а, не будь занудой, я ведь серьезно говорю, — нахмурился Тэхен, изо всех сил пытаясь серьезно посмотреть на альфу. — Вот Ч… Омега вдруг замолчал, вовремя прикусив язык. С его пьяных губ едва не слетело «Вот Чонгук, наверное, меня бы понял», хотя он сам не понимает, с какого черта он вообще решил сказать это? Тэхен поджал губы и потянулся к бутылке, наливая в стакан еще бордовой жидкости. Он чувствовал себя очень странно, даже не знал, как можно описать свое состояние. Не то, что бы он напился до безобразия, нет, просто… Странно. Будто чего-то не хватает, но чего — не знает. Его настроение вмиг сгущалось, как те самые тучи за окном. Он не понимал, как чувствует себя. Может быть, просто устал из-за взятой на себя ответственности? Или скучал по папе? Или это из-за слов Ханена о Чонгуке? Как бы то ни было, Тэхен ответа не знает. Он взял стакан и сделал большой глоток, жмуря глаза от содержащегося спирта, который обжег горло. Жар потек по пищеводу к желудку, изнутри сжигая грудную клетку. Чимин больше не улыбался, а смотрел на омегу с беспокойством. Он не привык видеть Тэхена таким несдержанным, дерганным и даже немного злым. Омега ничего не говорил, но Чимин видел это в его потемневших глазах, и очень он хотел бы спросить, в чем дело, но вряд ли Тэхен расскажет. Наверное, это из-за грусти по отцу, иначе альфа объяснить его поведение не может. Тэхен раздражен из-за того, что не понимает своих ощущений и эмоций. Лучше бы, наверное, Чимин сегодня не приходил, лучше бы Тэхен просто сбежал в лес и побыл наедине с собой, чем допивал второй стакан. Омега поставил его, опустошенный, на стол и вновь потянулся за бутылкой, но Чимин вдруг перехватил его запястье, нежно сжав его пальцами. — Тэхен, я не думаю, что это хорошая идея, — мягко сказал он. — Лучше давай почитаем что-нибудь или выйдем погулять, но не нужно пить. Тэхен сжал губы в тонкую полоску, злым пьяным взглядом пиля Кима. А потом резко подался вперед, неуклюже врезаясь зубами в его зубы. Чимин от легкого удивления приоткрыл рот, но тут же подхватил Тэхена, наклонившегося к нему, под бедра и усадил на стол. Тэхен целовал его жадно и пьяно, стараясь дотянуться губами везде. Его губы, скулы, подбородок, щеки, брови, даже ресницы — он целовал все, до чего мог добраться. Чимин сжал пальцами его тонкую талию, ни на мгновение не отставая от распаленного омеги. Он наслаждался вкусом самых сладких губ, рядом с которыми ничьи другие в жизни не встанут. Тэхен прильнул к его груди своей и обхватил длинными ногами за бедра. Чимин почувствовал, что ему медленно, но упрямо срывает все тормоза, и через несколько мгновений остановиться он уже не сможет. А омега словно чувствует и подливает масла в огонь, целуя настойчивее и более жадно, в кровь сгрызая кожу на губах альфы, а после ласковым котенком лижет выступающие бусины крови. У Чимина секс уже был, и не один раз, но каждый из них он закрывал глаза, чтобы не видеть этих тел под собой, и представлял его ярко улыбающееся голубоглазое солнце. Столько раз он думал об этом, столько мечтал, а сейчас все это происходит наяву. Тэхен распален, опьянен, жаждет рук Чимина на своем теле и получает это. Альфа пробрался ладонями под рубашку Тэхена, оглаживая раскаленную кожу, пересчитывая каждый позвонок и сжимая его талию до побеления. Тэхен разорвал поцелуй, откинул голову в сторону, отчего слюна между их губами порвалась и упала альфе на подбородок, и хрипло застонал в голос. Будь Чимин сейчас с кем-то другим, для него это послужило бы триггером и призывом к действию, но нет… Не здесь и не сейчас. Чимин убрал руки из-под рубашки омеги и услышал хныканья разочарования, но вместо этого он приник губами к манящей его шее и принялся целовать каждый ее сантиметр, жадно вдыхая аромат любимых ландышей. Тэхен прикрыл глаза и вплел пальцы в волосы Чимина, сжимая их в кулаке у основания. Отчего-то это мерзкое зудящее чувство, которое притупилось желанием, все равно свербело внутри его груди, там, где сердце, и даже губы Чимина не могли его выветрить. Альфе было тошно от одной мысли, что он сейчас хотел заняться сексом с Тэхеном не потому, что любит его до ломоты в костях, а потому, что ему приказали сделать это, не беспокоясь ни о чьих чувствах. Это не искреннее желание, которым полон до краев Чимин, это приказ. Он не может перестать думать об этом, и это чувство мерзкого предательства перекрывает все желание. Как бы сильно он ни хотел ощутить тепло тела Тэхена, но не может. Тэхен для него большой ребенок, перебравший знатно с алкоголем. Чимин с улыбкой отстранился от него и уткнулся лбом в его лоб, игнорируя попытки младшего поцеловать себя. — Эй, эй, подожди, — сказал альфа, обхватив лицо Тэхена ладонями. Он погладил нежную щеку большим пальцем и заглянул в туманные глаза. — Чего ждать? — прошептал Тэхен влажными от поцелуев губами. — Этого хочешь не ты, а алкоголь в твоем организме, — Чимин поцеловал его в лоб. — Давай, слезай, — альфа помог Тэхену, у которого подкашивались коленки, слезть со стола и обхватил его за талию, ведя к лестнице. — Ты потом пожалеешь, а я этого не хочу, не хочу, чтобы ты жил с чувством вины и стыда. Поэтому сейчас я уложу тебя спать, хорошо? — Почему ты вообще решаешь за меня? — пробубнил Тэхен, цепляясь пальцами за свитер Чимина. Но в нем осталось что-то трезвое, которое говорило, что альфа прав. Но это нечто и язык омеги друг другу противоречили, а сам Тэхен уже ни черта не понимал, поэтому просто поддался импульсивному желанию, не осознавая, что может потом очень крупно пожалеть. — Потому что сам ты пока не в состоянии, — вздохнул альфа и отворил перед Тэхеном дверь в его комнату. Тэхен ввалился в нее, схватившись за край стола, чтобы не свалиться, потому что ноги отчего-то дрожали. То ли оттого, что перепил, то ли оттого, что чувства импульсивного желания и последующего за ним стыда одолели. — Давай, ложись, — Чимин поддержал его за талию и помог лечь на спину, стягивая с омеги ботинки. Тэхен промычал что-то невнятное и зарылся лицом в подушку, чувствуя блаженное тепло и горизонтальную поверхность. Пока Чимин возился с одеялом, чтобы омега не замерз во сне, Тэхен уже давно спал, распахнув рот. Он выглядел действительно мило и забавно, потому что его щеки раскраснелись, а взгляд был блестящим, но то, что он делал, было совсем не забавно. Если бы Чимин сорвался и не провалил задание, кто знает, как Тэхен чувствовал бы себя наутро? Но Чимин ни о чем не жалеет. Он присел рядом с ним и убрал спутанные волосы с его лица, слегка улыбнувшись. Мысли о том, какое наказание ждет его, меркнет на фоне спящего Тэхена. Это было такое… странное чувство. Тэхен его не держит, но и не отпускает, и сколько бы Чимин не пытался, с другими не получается. И не получится, наверное, никогда, потому что альфа в нем по уши погряз. Чимин поставил рядом с его кроватью стакан с водой и на всякий случай пластмассовый тазик, ибо в последний раз омега так пил на дне рождения отца, но там он хотя бы что-то ел, и опьянение было не таким выраженным. Альфа наклонился над мирно сопящим Тэхеном, погладил по грязным волосам, нарочито касаясь пальцами теплой щеки, и мягко поцеловал его в лоб, нежными поцелуями спускаясь по скуле к виску, а после прошептал: — Я люблю тебя. Спи спокойно, мой ангел, я буду охранять твой сон, — Чимин улыбнулся уголком губ и подоткнул одеяло. Тэхен издал громкий храп, и альфа едва удержался от громкого смеха. Этот омега, как и всегда, умеет испортить момент даже во сне, но Чимин совсем на него не злится. Альфа спустился вниз и убрал со стола грязную посуду, остатки еды и алкоголь. Если Намджун узнает, что сын распивал алкоголь просто так, ему точно влетит, но Тэхен уже привык сначала рубить дрова, и только потом думать, нужно ли это ему. Этот омега рождает в Чимине такие теплые и светлые чувства, что в пору рассмеяться. Однако Чимин не может не думать о том, что будет утром. Пожалеет ли Тэхен об этих поцелуях и своей настойчивости? И будет ли помнить что-то вообще? Сейчас Чимин действительно хочет, чтобы ему отшибло память. Сожаление — это последнее, что Чимин хотел бы видеть в его глазах. После разочарования, конечно. Он открыл на кухне окно и сел за стол, вытащив из заднего кармана штанов коробочку с сигаретами и спичками. Увидь это Тэхен, он бы Чимину шею свернул, но альфе хочется посидеть так еще немного, вдыхая запах ландышей, прежде, чем он уйдет.

***

Тэхен сквозь сон почувствовал, что его голова лопается буквально на части. Он тихо простонал и накрылся одеялом с головой, желая к черту отсечь болящую голову, к которой добавились и яростно жгущие глаза. Омега захныкал и вынырнул из-под одеяла, приоткрыв один глаз. Но, кажется не проспал. По комнате бродили бледные рассветные лучи и сочащийся через приоткрытое окно холодок. Тэхен сглотнул скудную слюну и упал на спину. У него во рту пустыня, а по небу, кажется, пошли трещины. Он повернул голову в сторону и увидел стоящий стакан с водой, который он тут же осушил, не поленившись резко подняться. Сколько он спал? Ощущение, что вечность, не меньше. Омега привстал с постели и потер глаза, морщась. Голые ступни неприятно холодил пол, а от вещей, в которых он уснул, исходил неприятный запах пота. Тэхен сморщил нос и стянул свою рубашку через голову, глянув на подушку, на которой остался след от слюны. Она же засохла на уголке губ и щеке. Омега стукнул себя ладонью по лбу и шикнул от боли. Хотелось бы верить, что Чимин не видел этот позор. Вспомнив Чимина, Тэхен вспомнил и жаркий поцелуй на кухонном столе, из-за которого его уши вновь обжег жар. Омега сморщился и закрыл лицо ладонями, резко его потерев. — Господи, вот ведь придурок, — прикусил губу Тэхен. — Дебил! Чтобы еще раз я так напился… Тэхен поднялся, прикрыл укус и вышел из комнаты, аккуратно оглядываясь. В доме стояла гробовая тишина, которая начинала на омегу давить. Никто не откликнулся, когда Тэхен спросил, есть ли дома кто-то. Ему было ужасно стыдно перед Чимином за то, что он так несдержанно себя повел. В последнее время все, что испытывает Тэхен — это чувство стыда. Вот уже второй человек, перед которым Тэхен повел себя, как полный дебил. Ему пора заводить список под названием «Люди, перед которыми я полностью опозорился». Хотя ничего позорного в его поведении не было, Тэхен ощущал себя грязным. Он стянул штаны и кинул их в корзину для белья. Греть воду ему совершенно не хотелось, да и времени не было, наверняка все уже нещадно проспал. «Алкаш малолетний», пробубнил себе под нос Тэхен. Самому себе по лицу хотелось врезать так сильно, что аж руки жгло, но самобичеванием заниматься ему некогда. Приняв ледяной душ и покрывшись мириадами мурашек, Тэхен вытерся махровым полотенцем и поспешил натянуть свой свитер и джинсовый комбинезон, одну лямку которого оставил болтаться, влажные волосы подвязал банданой, чтобы не мешались и слегка побил себя по щекам, чтобы те хотя бы немного порозовели. Он был похож на зараженного — кожа бледная, губы синие, а круги под глазами фиолетовые. Здорово, конечно. Оставалось надеяться, что Чонгук не примет его за зараженного и не убьет в первую секунду их встречи. И снова Тэхен думает о Чонгуке, когда о нем и речи нет. Нахмурившись, омега поджал губы и выбежал из дома, оглядываясь. Работа шла своим чередом. Он увидел Элль, которая встряхивала белье и вешала его на веревки и помахал ей рукой. Ханена видно не было, наверное, снова в своей хижине засел. Несколько женщин взбивали масло, а вдалеке виднелись фигуры, вскапывающие огород. Тэхен решил наведаться в коровник. — О, Тэхен-а, — махнул рукой Ханен, сидевший на маленьком стульчике с алюминиевым ведром. В ведре оказалось свежее парное молоко, которое омега зачерпнул кружкой и протянул младшему. — Выглядишь так, словно тебя ногами били. Все нормально? — вскинул бровь Ханен. — Доброе утро, — хрипло сказал Тэхен и глянул на молоко, отчего в желудке стянулся тугой узел. — Я не буду, спасибо, — покачал он головой. — Мы вчера с Чимином выпили немного, поэтому я действительно чувствую себя так, словно меня ногами отпинали. — А, так у тебя похмелье, — усмехнулся омега. — Отлично, значит молоко тебе как раз будет кстати. Пей, ничего не знаю, — Ханен настойчиво протянул Тэхену кружку молока. Младший сморщился, но возражать не стал. Он взял кружку из пальцев хена и начал медленно отпивать теплое молоко с пенкой. — Похмелье? — Тэхен свел брови и призадумался. — А… постинтоксикационное состояние, да? Тогда понятно, — вздохнул омега. — Раньше не доводилось с этим встречаться на собственном опыте. — Пожил бы ты с Джойзом… — Тэхен усмехнулся и отдал пустую кружку хену. — Я вообще пришел спросить, нужна ли моя помощь, — он кивнул на коров, которые лениво отгоняли хвостами мух, ударяя себя по бокам. — Но, вижу, вы уже подоили их. — Да, сегодня очередь Джемина пасти, — омега указал пальцем на мальчика, который собирал сено вилами. — Так что, сегодня у тебя относительно свободный денек. — Слушай, я вот спросить хотел, ты не знаешь, могу ли я забрать сетку из курятника? Мне немного нужно, а кур в этом году как-то очень мало… — Нет, из курятника нельзя, но я видел немного остатков на складе. А зачем тебе? — поинтересовался старший омега. — Я хочу посадить виноград за домом, папа дал добро. Планирую сегодня этим и заняться. — Благое дело, — улыбнулся Ханен. — Только палец себе случайно не отпили. — Ха-ха, кто бы говорил! Сам свой палец едва в фарш не превратил, — хихикнул Тэхен и тут же побежал в сторону склада, чтобы не выслушивать старческие причитания хена. На склад относили все, что в данный момент не нужно, но может пригодиться в будущем. Например, гвозди, бочки, дрова и вот, например, зеленую сетку, которая была нужна Тэхену. На ее поиски ушло гораздо больше времени, чем Тэхен предполагал, потому что она оказалась под завалами ящиков, коих было немерено. Некоторые были пустые, а некоторые заполнены и были вполне тяжелые, поэтому потребовалось время, чтобы снять их друг с друга. Но, когда с этим было покончено, Тэхен сунул подмышку сетку, взял коробку с гвоздями и молоток и отправился на задний двор. Под своим окном он собирался посадить виноград, но для этого ему нужна была сетка, чтобы виноградные лозы могли ее оплетать. Развешенное чистое белье колыхалось на ветру, простыни взмывали вверх. Листья тихо шелестели, а некоторые отрывались и планировали на землю. Температура с каждым днем опускалась все ниже, и Тэхен как никогда чувствовал наступление осени. Осень и зима — два самых нелюбимых времени года у Тэхена. Вечный холод, темнота, сырость и унылое настроение. Обычно от такого спасал папа, к которому можно завалиться в комнату и трещать без остановки, пока он играет на гитаре, но сейчас папы нет, и Тэхен чувствует себя так, словно у него отняли часть сердца, однако утешал себя тем, что это временно, и папа еще вернется. Другой волнующий его вопрос — Юнги. Тэхен не понимал, почему он не пришел, случилось ли с ним что-то или просто не захотел? Эта неизвестность его пугает. Омега взобрался на небольшую лестницу, с которой обрывал яблоки, и расправил сетку. Сильный ветер то и дело сдвигал ее, заставляя Тэхена недовольно мычать, сжимая губами гвозди. Но вот, первый гвоздь уже был вбит в стену, и сетка была более-менее закреплена. Оставалось надеяться, что гвоздь не пробил стену изнутри. Когда сетка была натянута, Тэхен вынес заранее заготовленные семена и принялся закапывать их в подготовленные лунки. Конечно, результаты своего труда он увидит нескоро, но лет через десять тут точно будут виноградные заросли, и Тэхен сможет есть фрукт прямо из окна. Даже из комнаты выходить не нужно. Полив напоследок прикопанную землю, омега похлопал в ладони, оттряхивая их от грязи, и довольно посмотрел на результаты своей работы. Сетка была прибита криво. Тэхен закатил глаза и едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну, ничего другого он от себя и не ожидал. Чтобы не сидеть весь оставшийся день без дела, Тэхен принялся за домашнюю работу. Перво-наперво убрал дом, уже покрывшийся слоем пыли. Он тщательно подмел полы, которые затем помыл, вытер пыль и перемыл посуду, даже валяющиеся в стирке вещи перестирал в тазу, а после вывесил на веревке, предварительно стряхнув. На удивление, в общине сегодня выдался действительно свободный денек. После обеда люди просто гуляли, сидели на лавочках, разговаривая, а дети носились по траве, громко крича и смеясь. Ханен тоже сидел на лавочке и беседовал с мамой Элль, пока сама девочка бегала с детьми. Тэхен улыбнулся, наблюдая за ней. Он бы и сам не прочь присоединиться к их беседе, но вечером он должен выдвинуться в путь, и эта мысль его будоражила до слегка подрагивающих пальцев. В последние дни он не мог выйти за пределы общины, потому что ужасно уставал и на это просто не оставалось сил, а утром все вновь начиналось по-новой: дела, заботы, обязанности, и на самого себя времени совсем не оставалось. Но буквально через несколько часов он, наконец, выйдет наружу и увидит Чонгука. Тэхен вернулся в дом и принялся собирать свой рюкзак, в который уже положил книгу о великих художниках, парочку бутербродов с вареньем, термос теплого чая и плед — на всякий случай, если они захотят посидеть на земле. Из-за волнения и предвкушения Тэхену кусок в горло не лез, но он все же заставил себя проглотить два кусочка огурца и четверть лепешки. Омега с трудом дождался наступления темноты и, как только солнце начало садиться, он схватил свой рюкзак, закинул его на спину и полез уже знакомой дорожкой. Он вполне мог бы выйти и через дверь, но почему-то вылезть через окно ему казалось правильным и таким родным, уже привычным. Пистолет Чонгука он тоже прихватил, чтобы отдать его альфе, и сунул за пояс. Он запрыгнул на забор, зацепившись ладонями за ветку дерева, и спрыгнул с обратной стороны, тут же сорвавшись с места. В лесу уже было достаточно темно, а луна скрылась за тучами. Но Тэхен знал, куда ему нужно идти, почти интуитивно, словно сам лес ему подсказывал. Он улыбался от мысли, что Чонгук все-таки проиграет их маленький спор, ведь Тэхен ненавидит проигрывать. Но даже если альфа проиграет, это не будет их последней встречей, ведь, омега уверен, у них есть еще так много вещей, которые они друг другу еще не рассказали. Тэхен выбежал на ту самую полянку, где впервые увидел олениху. Он подумал, что это очень символично. Не увидь он эту олениху, он и Чонгука бы не увидел, и ее саму от альфы не спас. Тэхен даже не знает, что это было — судьба или случайность, но сейчас это и не важно. Он на всех парах несся к их поляне. Иногда вскрикивали совы, птицы резко слетали с веток или играли цикады. Ночной лес был погружен во мрак. Но тут Тэхен увидел маленькое сверкающее… нечто. Он внезапно остановился и нахмурил брови, выхватив свой лук и направив в сторону светящихся точек стрелу. Тэхен крался через заросли высокой травы к их поляне, не сводя глаз с огоньков. Этими огоньками были… светлячки в банке. Эта банка стояла в самом центре поляны, а самого Чонгука нигде не было. Тэхен удивленно огляделся и сунул стрелу обратно в колчан, а лук повесил на плечо. Он подошел к банке, о стенки которых бились светлячки, и присел на корточки. К крышке банки была прикреплена небольшая записка: «Следуй за звездами». Тэхен улыбнулся уголком губ и поднял голову. Вдалеке светились еще одни огоньки в банке. Тэхен открутил крышку, выпуская светлячков на волю, и пошел на свет. Следующие банки, которые вели его куда-то, были без подписи, но, каждый раз встречая светлячков, Тэхен выпускал их наружу, и они медленно разлетались в стороны. Когда Тэхен в очередной раз открыл банку, один светлячок задержался и опустился омеге на указательный палец, заставив его тихо рассмеяться. Но то, что Тэхен увидел в следующий миг, выбило из него весь дух. Прямо за деревьями мелькали сотни таких огоньков, а эта банка стала последней, которую он встретил на своем пути. Выпустив насекомых, Тэхен побежал вперед, шокировано смотря, как над поляной кружат в причудливом танце огоньки. Омега перешел на шаг, который постепенно замедлялся, а после и вовсе остановился, не имея сил оторвать взгляд от парящих светлячков. На небе не было ни единой звезды, потому что все они опустились на землю, на эту поляну. Чонгук, стоящий перед ними, обернулся на Тэхена и улыбнулся уголком губ, разворачиваясь к нему полностью. — Я ведь обещал подарить тебе звезды, — тихо сказал Чонгук. — Чонгук, это… — начал Тэхен, но альфа приложил палец к губам и взял омегу за запястье, подводя ближе к светлячкам. Те сначала испугались и отлетели на небольшое расстояние, но Тэхен замер, даже дыхание затаил, и те постепенно начали возвращаться к неподвижно стоящим людям. Омега смотрел на них так восторженно, словно перед ним действительно были те самые звезды. В его глазах отражались мерцающие огоньки, в них целая Вселенная рождалась. Чонгук глянул на него краем глаза и слегка улыбнулся, потому что омега от восхищения даже губы распахнул. Он поднял ладонь вверх, и несколько светлячков подлетели к его пальцам, садясь на кончики. Они парили вокруг, как маленькие фонарики, освещая своим светом беспроглядную, безлунную ночь. Тэхен поднес ладонь ближе к лицу, разглядывая ползающих по пальцам насекомых. У одного светлячка огонек был особенно ярким, и он периодически потухал, а после вновь загорался. Он вспорхнул с пальца омеги, заставляя его рассмеяться. Тэхен развернулся к Чонгуку и посмотрел на него полными чистого восхищения глазами: — Чонгук, это волшебство! — громко сказал омега. — В жизни так не бывает, я не могу поверить, — он перешел на шепот и вновь посмотрел на парящих светлячков. — Почему они так двигаются? — его голос был полон восхищения и удивления. — Они танцуют вальс, Тэхен, — улыбнулся Чонгук. — Это своеобразный ритуал, чтобы найти своего партнера среди сотни светлячков. А с наступлением холодов они впадут в спячку. Это последний вальс в этом году, последний раз, когда мы можем увидеть именно этих светлячков. — Вау, — выдохнул омега завороженно. — Вальс… — Давай, иди сюда, — кивнул Чонгук в сторону. Он скинул свой рюкзак на землю, Тэхен мигом проделал то же самое, только колчан со стрелами аккуратно положил сверху. Чонгук взял его за руку и повел ближе к центру поляны, туда, где он обычно сидел и раскладывал свои мысли по полочкам. Альфа вдруг остановился, а Тэхен встал перед ним, не совсем понимая, что ему делать дальше, но Чонгук тихо ухмыльнулся и покачал головой, решив взять все в свои руки. — Вот, эту руку мне на плечо, — он аккуратно обхватил левую руку Тэхена и положил на свое правое плечо. — Не знал, что ты умеешь танцевать вальс, — улыбнулся Тэхен, склонив голову вбок. — А я и не умею, — Тэхен рассмеялся, отчего у него появилась квадратная улыбка на лице. — Довелось однажды увидеть картинку, но это совсем не важно сейчас, верно? — альфа подмигнул ему. — А правую руку вот сюда, — тише сказал он, обхватывая ладонь Тэхена и вытягивая ее в сторону. Он аккуратно положил свою ладонь ему выше талии, а Тэхен внимательно проследил за траекторией его руки, а после посмотрел в глаза. — Позволишь? — шепнул альфа. Тэхен безмолвно кивнул. Да. Позволит. Они стояли так некоторое время, смотря друг другу в глаза, а потом Чонгук начал двигаться. Он медленно кружил Тэхена в танце, шепотом подсказывая, куда ему двигаться. Омега понял, что танец повторяет движения, и дальше танцевал без подсказок Чонгука. Тот ни на мгновение не отводил взгляд от глаз Тэхена, в которых мерцали огоньки. Постепенно они начали ускорять танец, больше похожий на мазурку, чем на вальс. Вокруг них летали светлячки, стрекотали кузнечики и напевали цикады. Они, словно оркестр, исполняли мелодию для танца Чонгука и Тэхена. У омеги было ощущение, что они танцуют не посреди леса, а в огромном замке, окруженные светом дорогих люстр и многочисленными людьми во фраках и бальных платьях. И они на самом деле танцевали в замке, только в замке природы, окруженном вековыми деревьями, животными и светом живых огоньков. — Голубой, — тихо сказал Чонгук, улыбаясь краем губ. — О чем ты? — засмеялся Тэхен, переведя взгляд на Чонгука. Его ладонь согревала прохладные пальцы омеги, а взгляд проникал через глаза в самую душу и согревал изнутри. Тэхен не знает, как это возможно, но он не знал и как возможно волшебство в мире, давно погрязшем в пандемии. — Твой цвет — голубой. Бездонный голубой. Затягивает и привлекает к себе внимание. Тэхен счастливо рассмеялся, заставляя Чонгука растягивать губы в улыбке. Альфа действительно сделал это? Действительно почитал о значении цветов и выбрал для Тэхена тот самый, самый подходящий? Цвет бесконечного неба, цвет глубокого моря, цвет его глаз. Чонгук вдруг поднял руку и закружил Тэхена вокруг своей оси. Омега смеялся, кружась, а после потерял равновесие и всем своим весом навалился на Чонгука, который тут же с хриплым смехом его поймал. Через несколько мгновений смех стих, а Тэхен понял, что смотрит в его глаза и молчит, держась ладонями за крепкие плечи, обтянутые кожаной курткой. Чонгук улыбнулся, а Тэхен смущенно отошел, поправляя бандану на своей голове и буквально не зная, куда деть руки. Альфа, чтобы дать Тэхену минутку передышки, вернулся за рюкзаками, чтобы никто из бродячих животных не растащил их. Вернувшись, он обнаружил омегу, сидящим прямиком на траве. — Заболеешь же, — свел брови Чон. — Подожди, я плед принес… — Серьезно? Ты тоже? — улыбнулся Тэхен, посмотрев на альфу. — Я подумал, что ты замерзнешь, сидя на голой земле, так что, — с улыбкой ответил альфа. Тэхен покачал головой, с трудом пряча улыбку. Он что, действительно позаботился о комфорте Тэхена? Тем не менее, Тэхен достал свой плед, а Чонгук свой, и они оба постелили их на траву, чтобы было больше места. — Я никогда не видел ничего подобного прежде, — омега, сидя напротив Чонгука, поднял взгляд вверх. Над ними пролетали светлячки. — Потрясающее место. — Однажды, когда я был очень зол из-за того, что не умел стрелять, я ушел из общины, куда глаза глядят. Знаешь, я бродил достаточно много прежде, чем нашел это место. Я сидел тут и смотрел, как песок перетекает в часах, а светлячки садились на меня. Это был волшебный момент для меня, я бы даже сказал, переломный. Так это место стало моим пристанищем, о котором никто, кроме тебя, не знает, — Тэхен удивленно посмотрел на альфу. — Правда? — Правда, — кивнул он. — Долина светлячков, так я называю его. Но теперь ты тоже можешь приходить сюда, когда захочется подумать или побыть одному. Я с радостью разделю его с тобой. — Чонгук, послушай… — Тэхен прикусил губу и опустил взгляд на свои колени, торчащие через джинсовую ткань. — В общем, в наши первые встречи я вел себя, как настоящий идиот, и… — Что? — вскинул бровь альфа. — Тэхен, ты чего? — Нет, Чонгук, послушай, — омега помотал головой, отчего несколько прядей упало ему на лоб. — Я себя так вел, потому что, ну… Защитный механизм, понимаешь? Я не знал, могу ли доверять тебе, поэтому пришлось надеть маску «мистер-мне-все-по-плечу», но это просто попытка защитить себя. Ты сделал вещи, которые действительно вселяют доверие, и в последние дни я чувствовал вину, ради бога, не смейся! — нахмурился Тэхен, увидев легкую улыбку альфы. — Я и не думал. — Я хочу сказать… В общем, Чонгук, прости меня за такое поведение. Не хочу оправдываться, хотя, в общем-то, уже это и сделал, просто прости. Мне правда стыдно. — Тэхен, я и не думал злиться на тебя или что-то такое, — Чонгук протянул ему ладонь. — Но если ты так хочешь, хорошо. Я принимаю твои извинения, — Тэхен облегченно улыбнулся и пожал его ладонь, глянув на альфу исподлобья. — Но это правда забавно. — Ну все, отстань, — усмехнулся Тэхен. Несколько светлячков сели на их плед и начали по нему ползать. — О, знаешь, я принес кое-что! — омега полез в свой рюкзак и вытащил оттуда бутерброды, которые приготовил для себя и альфы, и чай в термосе. — Как ты узнал, что я голоден? — Я ведьма, — улыбнулся омега и пожал плечами, протягивая Чонгуку бутерброд побольше. — Но если честно, я и сам жутко голоден. За сегодня почти ничего не смог съесть по кое-каким обстоятельствам… Хочу сказать, что моя семья не рискует есть еду, приготовленную мной, так что если ты умрешь, я чур ответственность не несу, — хихикнул Тэхен. — Ты совсем не намазал мой бутерброд ядом, не так ли? — подмигнул Чонгук. — О, нет, что ты, — улыбнулся Тэхен. — Я добавил его в чай. — Не удивлюсь, — рассмеялся альфа и принял крышечку с чаем с чабрецом, любезно предложенный омегой. Он откусил бутерброд и облизал губы, на которые попало варенье, а после выпил чай. Альфа медленно пережевывал, наслаждаясь вкусом. Хотя сладкое он и не сильно любил и в принципе не ел, но то, что принес Тэхен, было вкусно. — Зря ты наговариваешь, вкусно получилось, между прочим, — вскинул брови альфа и продолжил есть. — Ну, по сути я просто подогрел хлеб на сковороде и намазал его маслом и вареньем, — Тэхен издал нечто, похожее на смешок. Он тоже набил щеки бутербродом и спешно жевал, а после словно что-то вспомнил и выпрямился, во все глаза уставившись на альфу. — Чонгук, рисунки! Я принес кое-что для тебя, секунду, падавди, — сказал он, запихнув в рот весь кусок бутерброда. У Чонгука уже болели скулы улыбаться, но он не мог перестать. Тэхен был слишком забавным. А сам омега едва ли не с головой залез в свой рюкзак, вынимая оттуда толстую книгу, которую сразу же протянул альфе. — Вот, — он забрал бутерброд изо рта и облизнулся. — Это… подарок для тебя. — Правда? — удивился Чонгук. — Эта книга выглядит очень дорогой… Откуда она у тебя? — альфа отложил на тарелочку бутерброд и принял подарок из рук Тэхена. Он открыл книгу на первой же странице и пробежался глазами по аннотации. — Папа принес мне ее, — омега подпер щеку кулаком и наблюдал за реакцией Чона. — Нравится? — улыбнулся он уголком губ. — Очень, — серьезно ответил альфа, не отрывая взгляда от книги. Он несколько минут листал ее, рассматривая художников и картины, а Тэхен терпеливо ждал. Хотя Чонгук и близко не был хорош, как они, да и рисовал по сравнению с ними по-детски, его это не расстраивало. Он мог почерпнуть от этой книги вдохновение и выбрать стиль, который считал подходящим для себя. — Мне нравится этот художник, — Чонгук указал пальцем на страницу примерно в середине книги. Тэхен заглянул внутрь. — Вильям Бугро… Интересное имя. — О, да, — оживился Тэхен и подсел поближе, чтобы тоже удобно было смотреть в книгу. — Он рисует в стиле романтического реализма, и хотя я предпочитаю романтизм, но мне нравится его стиль. Вообще, Бугро был что-то вроде феномена в свое время, потому что своих моделей, вот, смотри, — Тэхен перелистал пару страниц и указал пальцем на картину с подписью внизу страницы «Портрет Габриэль Кот», — он рисовал с фотографичной точностью. — Мне есть к чему стремиться, — заметил Чонгук, разглядывая портрет девушки. Хотел бы он так однажды Тэхена нарисовать, чтобы навсегда запечатлеть его красоту. — Хотя мне больше нравится вот эта картина, — альфа кивнул на вторую страницу. — А-а-а, ну, это классика. Его знаменитая «Данте и Вергилий в аду». Папа говорил, что раньше об этой картине знали все, а сейчас… — вздохнул омега. — Ну, мы теперь точно знаем, — Тэхен посмотрел на Чонгука с улыбкой, и тот кивнул ему в ответ, улыбаясь уголком губ. — О, а вот дальше мой любимый художник, — омега чуть наклонился, перелистывая к биографии своего любимого художника, но Чонгук смотрел только на Тэхена, на его аккуратный полупрофиль и опущенные ресницы. — Джон Вильям Вотерхаус, «Офелия». Знаешь ведь о ней? — Вряд ли, — покачал головой Чонгук. — Но если ты расскажешь, с радостью выслушаю, — альфа подпер щеку кулаком и обратил все внимание на Тэхена, который присел на колени. — Эта девушка — персонаж трагедии Шекспира «Гамлет». В следующий раз я принесу эту книгу, и мы вместе почитаем, если захочешь. Офелия была любимой девушкой Гамлета, но ее отец, Полоний, приказал ей отвергнуть его чувства, ибо он, — будущий король, не будет волен жениться на Офелии. Отец Гамлета был убит, и как-то раз призрак его явился к молодому принцу и поведал, что убил его собственный брат, Клавдий, чтобы «занять трон и место в постели королевы». — О, это подлый поступок, — прокомментировал альфа. — Ага, — кивнул Тэхен. — Но дальше — больше. Все думают, что Гамлет просто сошел с ума, и тогда королева Гертруда, его мать, приглашает его к себе, а Полоний в это время прячется за занавесом. Гамлет отказывался уходить из покоев матери, пока «не покажет ей суть ее, как она есть», и Гертруда решила, что Гамлет ей угрожает, потому начала звать на помощь. Тогда-то Полоний покинул занавес, чтобы помочь, но Гамлет проткнул его мечом… Офелия, узнав о смерти отца, сходит с ума. «Говорит бессвязно и напевает бессмысленные песенки», но так кажется только на первый взгляд. На самом деле она пела о том, как предал ее Гамлет. Гертруда затем рассказала королю и брату Офелии, что та развешивала венки на деревьях, но сук, не выдержав, сломался, и она утонула… — Оу… — Видимо, Гамлет попросту затащил ее в постель и пообещал жениться. Смерть отца, безумие ее возлюбленного, потеря девственности и даже, наверное, беременность, привели Офелию к замешательству. Никто до сих пор не знает, действительно ли она утонула по случайности или то было самоубийство. — А как ты сам думаешь? — склонил голову Чонгук. — Честно? Не знаю. Но будь я на ее месте, пережив то, что она… — Тэхен откинулся сзади на свои ладони и начал кусать губу. — Даже думать не хочу о том, что со мной было бы. — Это грустная история, — сделал альфа вывод. — Да и в жизни не лучше бывает, — омега слегка улыбнулся и пожал плечами. — Но папа говорит, что описание смерти Офелии было самым красивым за всю историю литературы, а это тебе не шутки. — Принесешь книгу в следующий раз? — Тэхен несколько раз покивал. — Отлично. А я для тебя тоже кое-что принес, — альфа подтянул к себе рюкзак и вытащил коробку с рисунками. У Тэхена вновь загорелись глаза и он заерзал на месте, в нетерпении ожидая, когда альфа откроет коробку. Но Чонгук решил позволить это сделать самому Тэхену. Отдав коробку ему в руки, альфа улыбнулся и подмигнул, а сам лег на спину рядом, подложив руки под голову. — Сразу говорю, я далеко не-как-его-там-Вонхаус. — Вотерхаус, — засмеялся Тэхен и поставил коробку себе на колени. Она была обвязана красной лентой, как подарок. Омега потянул за концы, и ленточка распалась, упав ему на колени. Тэхен прикусил губу в предвкушении и открыл крышку, заглядывая внутрь. Там была приличная стопка рисунков и коротенький карандаш с маленьким ножиком, которым альфа, видимо, стружит карандаш. Тэхен достал первый рисунок, лежащий на поверхности. То были горы, которые можно увидеть с утеса, они утопали в лесах и тумане, а на фоне была луна. Тэхен от удивления даже глаза расширил, изучая взглядом рисунок, сделанный карандашом. Видимо, это был один из самых первых рисунков, потому что дальше шли все более и более мастерски нарисованные картины. Омега вытащил их все и положил на свои колени, наслаждаясь хрустом желтых листов. Рассматривая каждый рисунок, он по одному клал их обратно в коробку, а Чонгук лежал с закрытыми глазами, глубоко вдыхая ночной воздух, запах елей и тонкий аромат ландыша. — Чонгук, ты очень красиво рисуешь, — сказал тихо Тэхен, не отрывая взгляда. Чонгук глянул на него одним глазом и улыбнулся, повернувшись боком к омеге. — Думаешь? — Абсолютно, — кивнул он, положив пейзаж в коробку. Следом за ним шел портрет какой-то девушки. Ее веки были полуоткрыты, а взгляд устремлен куда-то вдаль, за пределы рисунка. Меж ее пухлых губ дотлевала сигарета, а короткие волосы рассыпались по лбу и щекам. На щеке и скуле были две родинки, которые были почти на одной линии. Тэхен выдохнул тихое «Вау», ведь это был первый портрет, который он увидел вживую. Тэхен прошелся большим пальцем по линиям ее лица, чувствуя, как карандаш вдавливал в поверхность стола бумагу. Чонгук глянул на Тэхена и заглянул в листок. — Это Фэйт, моя… сестра. Не кровная. Я говорил тебе, помнишь? Она очень многое для меня сделала, и я многим ей обязан. Хотя мне до сих пор есть, чему у нее поучиться. — Она очень красивая, — склонил голову вбок Тэхен. — Очень. Рисунки уверенно подходили к концу, что не могло не огорчить Тэхена. Пару раз ему встретились портреты, и Чонгук сказал, что это люди из его общины, но в основном он рисовал пейзажи, потому что они его вдохновляли и приносили спокойствие. Тэхен стал совсем грустным и одновременно восхищенным, потому что на его коленях остался последний рисунок. Положив рисунок елей в коробку, он опустил взгляд на оставшийся рисунок, а оттуда на него смотрел… он сам. Тэхен уставился на Чонгука, который просто улыбнулся и пожал плечами, а после вцепился в рисунок, внимательно рассматривая себя со стороны. У людей на прошлых портретах волосы были заштрихованы, но у Тэхена они были нетронуты, только пряди были прорисованы карандашом. А его глаза были устремлены вверх, в небо. Чонгук нарисовал его таким, каким он был там, на пригорке. Тэхен начал улыбаться, разглядывая себя, а после перевел взгляд на альфу. — Чонгук, это… это… У меня нет слов, — восхитился омега. — Я просто не понимаю, как ты научился так рисовать? Так… красиво. Ты действительно видишь меня таким красивым? — вскинул он брови и поднял свой портрет на уровень лица. Чонгук приподнялся на локте, внимательно смотря на Тэхена. — Нет, — хмыкнул альфа. — Ты в тысячу раз лучше, — улыбнулся он, а Тэхен почувствовал, как рдеют щеки. Омега в последний раз взглянул на свой портрет и положил его к остальным рисункам, закрыл коробку крышкой и аккуратно перевязал ленточкой, завязав бантик. Он отставил коробку в сторону и лег рядом с Чонгуком, сложив ладони на груди и устремив взгляд на небо. Светлячки медленно оседали на траву, но некоторые еще порхали, как одинокие звездочки. Они лежали рядом, едва касаясь друг друга плечами. Тэхену было так спокойно и хорошо, как не было в последние дни. Омега скосил взгляд и глянул на Чонгука, который тоже посмотрел на Тэхена. — Как… слепой мальчик? С ним все хорошо? — тихо спросил Тэхен. — Хаку, — улыбнулся уголком губ Чонгук. — Ему очень понравилось это имя и он просил передать тебе, что очень благодарен, — Тэхен буквально просиял от его слов. — Думаю, он в порядке. Медленно, но верно привыкает к новой жизни, к новому имени… — Я счастлив слышать это, — ответил омега и вновь повернул голову к небу. — А когда ты будешь учить меня рисовать? — В следующую встречу. Хочешь? — Хочу, — кивнул Тэхен. — Когда тебе нужно будет уходить? — Чонгук повернул к нему голову. Тэхен проследил за светлячком, который, спланировав, сел на волосы альфы. Омега с улыбкой поднес к нему ладонь, и жучок вскарабкался по его пальцу вверх, а после улетел. — Я не хочу уходить сегодня. — И не уходи. — И не уйду. Тэхен с улыбкой посмотрел на альфу, который прикрыл глаза, и подумал о том, что эта ночь — одна из самых лучших в его жизни, а Чонгук очень хотел, чтобы она не кончалась. Никогда.

🍃

— Ну, как оно было? — с улыбкой спросила Гююн, смотря на Юнги. Младший, вернувшись домой, не переставал улыбаться и ходил с таким видом, словно он не здесь, а где-то далеко. Смотря на него, девушка сама начинала улыбаться, но ей не терпелось разузнать, как же у них там все прошло. — Юнги-я, не томи же! — девушка потрясла его за плечо, и бета тихо рассмеялся, ткнув сестру пальцем в плечо. — Гююн-а, все прошло даже лучше, чем я себе все это представлял! Там было так… хорошо, — Юнги прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, предаваясь воспоминаниям. — Мне очень давно не было настолько хорошо и спокойно. — А Намджун? Как вел себя? Что вы делали? — не унималась девушка. — Сначала я смотрел на волны! Они такие большие и такие пенистые, так шумят, но знаешь, это приятный шум, не раздражающий. Как, например, когда кузнечики перед сном стрекочут. Это успокаивает, понимаешь? Потом пришел Намджун, и он принес всякую съестную всячину. Мы с ним поговорили немного о наших жизнях, ну, о том, что пережили, а после я принялся есть, а он на… м-м-м, такой штуке, — бета развел руки в стороны, стараясь изобразить музыкальный инструмент, — играл. Такая большая штука со струнами, не помню, как называется… — Гитара, вероятно? — с улыбкой подсказала девушка. — Точно! — подскочил Юнги, а Гююн со смехом усадила его обратно. — Он играл на гитаре, и, Гююн-а, это было безумно красиво. Я словно умер и попал на небеса, потому что это было так красиво! В сочетании с ветром и морем эта мелодия, которая у меня до сих пор в ушах, была просто музыкой ангелов. А потом я подскочил и раскинул руки вот так, — бета буквально кричал от восхищения, раскинув руки в стороны, а Гююн смеялась над младшим, прикрывая рот ладонью. Она была так рада видеть его по-настоящему счастливым. — И я чувствовал такую свободу… — Это прекрасно, — ласково улыбнулась она, подперев щеку кулаком и с любовью смотря на младшего брата. — Гююн-а, мы обязательно туда сходим все вместе! — пообещал бета и широко улыбнулся, взяв сестру за плечи. — А еще Намджун мне рассказал о том, что наш мир произошел из ракушки, и я… подарил ему одну, — он смутился и вновь сел на свое место. Гююн, не переставая улыбаться, удивленно вскинула брови. — Правда? Ему понравилось? — Надеюсь, — он посмотрел на девушку с надеждой в глазах. — Гююн-а, мне от Намджуна так… тепло, — прошептал Юнги так тихо, словно поведал какую-то страшную тайну человечества. Он положил ладонь на грудь слева и слегка сжал ветровку Намджуна в кулаке. — Вот тут тепло. Гююн улыбнулась так широко, что у нее даже щеки заболели. Она смотрела на своего младшего брата, внимательно слушая все, что он взахлеб ей рассказывал. Он сразу же переключился на другую тему, рассказывая о наглых чайках, которые растащили лепешки, а у девушки в голове крутилась его смущенная, такая по-детски непосредственная и теплая фраза «От Намджуна тепло вот здесь», и даже если бы он ей не показал, Гююн безошибочно поняла бы, где. У нее сердце щемит от радости, потому что Юнги такой счастливый, накормленный и полный наилучших впечатлений. Девушка бесконечно благодарила бы этого альфу, потому что ее мальчик наконец-то испытал на себе, что такое настоящее счастье. А еще она поняла одну маленькую вещь, о которой Юнги, конечно же, не скажет, иначе он покраснеет от смущения, как рак. Да и Юнги сам знает это, только выразить словами не сможет. От Намджуна у него просто тепло вот здесь. Свой рассказ Юнги закончил только ближе к двенадцати ночи, повторив все десять раз и столько же забрызгав Гююн слюной восхищения. Девушка отправила его мыться после насыщенного дня, Юнги упрямо не хотел, но сестре все же подчинился. Не то настроение у него было, чтобы препираться, поэтому он просто пошел в ванную и начал медленно раздеваться. Он стянул свободные, грязные от песка брюки, кинув их на пол, туда же полетели не по размеру большие трусы и остался стоять в ветровке Намджуна, которая пахла альфой, ветром и морем. Юнги обнял себя за плечи и глубоко вдохнул приятный запах этого дня. Нет, альфе он ее не вернет. Обойдется. Юнги налил в тазик из чайника горячей воды, чтобы разбавить холодную, и сел в него попой. Вода вылилась за края и потекла по деревянному полу, а бета был абсолютно счастливый. Он слегка хлопнул ладонью по водной глади в тазике и засмеялся от брызг, упавших на лицо. В голове свежи воспоминания, как папа купал его в таких же тазиках, а теперь Юнги сам плескается, абсолютно счастливый. Кое-что из детства у него все же осталось — он по-прежнему не любит мыться. Но он тщательно вымыл свое тело и даже отмыл от въевшейся грязи волосы, ставшие на порядок светлее. Вытерев тело полотенцем, Юнги надел чистое белье, шорты и ветровку Намджуна, в которой сразу же утонул и почувствовал себя в безопасности. Когда он вышел из ванны, то застал Гююн, склонившейся над чем-то. Гююн аккуратным почерком писала что-то в черном потрепанном дневнике, горбясь над столом. Свет свечи медленно колыхался, отбрасывая длинные тени от ресниц на ее щеки и желтую бумагу. Юнги тихо подкрался сзади и заглянул ей через плечо. Она, видимо, писала что-то, но Юнги не знает, что. Однако большая часть ее дневника была исписана и выглядела далеко не новой. Бета положил ладонь сестре на спину, и та дернулась от неожиданности. — Юнги, не пугай так, — выдохнула девушка. — Ты меня до инфаркта однажды доведешь. — Прости, — выпятил губы Юнги, скуксившись, но потом вновь с интересом заглянул в ее дневник. — Ты занята, да? — Немного, — виновато улыбнулась она. — Тогда я посижу на улице, — младший чмокнул ее в макушку и оставил наедине с собой и своими мыслями. Ей наверняка это сейчас нужно. Юнги вышел на крыльцо и сел на ступеньки, подтянув колени к груди, которые сразу же обнял и положил сверху подбородок. Ветровка Намджуна спала у него с рук, полностью закрывая ладони. Этот день оставил на душе Юнги приятный тянущий осадок счастья, и так ему не хотелось, чтобы этот день кончался. Но Юнги думал о том, что совсем скоро он встретится с Тэхеном, познакомится с людьми из общины Намджуна, а потом пойдет к нему в гости! Он думал о том, что после стольких испытаний он, наконец, обрел свое место, своих людей, свой… дом? Юнги смущенно покачал головой. Община Намджуна для него не дом, но бете очень сильно хотелось бы, чтобы он стал им. Внезапно его внимание привлекло летящее в небе нечто. Он резко вскинул голову и подскочил с места. Это нечто пронеслось, как огненный шар, и тут же потухло. Юнги ринулся навстречу потухшему огоньку, раззинув от удивления рот. Что такое это было? Почему оно было на небе и почему так быстро потухло? Юнги пробежал через заросли шиповника и выбежал на тропинку, пробираясь через густые ветки деревьев. На небе ярко мигали звезды, освещая Юнги путь. Внезапно у него над головой вновь пронесся огненный шарик в том же направлении, и так же быстро потух. Юнги от удивления вскинул голову, ни на секунду не останавливая бег, и, не заметив торчащую корягу, споткнулся о нее и кубарем покатился вниз. Палки, ветки и камни больно царапали тело Юнги, пока он скатывался в небольшой овраг. Он упал на грудь, больно приложившись подбородком о камень, и начал откашливаться. Вокруг него витала пыль, которая оседала на языке, коже и свежих порезах. Юнги чувствовал, как гудят ребра и стертые в кровь колени, начал кашлять в кулак и приоткрыл глаза, оглядываясь. Он оказался на небольшой поляне, окруженной деревьями, откуда открывался потрясающий сознание вид на небо. Бета тут же забыл о боли и распахнул глаза, смотря на небо. Внезапно по небосводу промчался еще один огненный шарик, и, не успел он потухнуть, как Юнги ощутил тупой удар в район затылка, а после все перед глазами померкло. В нос ударил запах сырости и гниения. Он горькой патокой заполз в дыхательные пути, подбираясь к легким и опутывая альвеолы, как паук сплетая паутину. Юнги глубоко вдыхал затхлый воздух и не мог надышаться. Ему грудь словно чем-то сдавили, а в затылок долбила приступами боль. Бета заворочался и тихо промычал сквозь сомкнутые губы. Ему очень сильно хотелось пить. Язык стал похож на грубую наждачку, которая больно резала изнутри щеки. Юнги разлепил глаза, но ничего не смог увидеть, кроме тьмы. Тогда он попытался во второй раз и прищурился, вглядываясь в тьму. Он глянул в сторону и увидел небольшое окно под самым потолком, в которое лился тусклый вечерний свет. Или утренний? Юнги не понимает, где он, что произошло и какого черта он не может пошевелиться. Бета хрипло выдохнул и перевернулся на спину. Его собственные сжатые кулаки больно впились костяшками в поясницу, и он понял, что его руки связаны. — Юнги? — послышался слабый голос из темного угла. Бета резко вскинув голову, отозвавшуюся резкой болью, и вгляделся в темноту. Там сидела Гююн, связанная точно так же, как и он сам. Она сидела на правом бедре, подогнув ноги под себя, а ее голова была прислонена к грязному кирпичу. — Ты очнулся, слава богу… — Юнги услышал в ее голосе слезы. Она думала, что Юнги умер? — Гююн, что произошло? — с трудом прохрипел бета. Ему потребовалась несколько попыток, чтобы принять сидячее положение. — Где мы? — Я не знаю, Юнги, — по ее щекам катились безмолвные слезы одновременного облегчения оттого, что Юнги очнулся, и страха от неизвестности. — После того, как ты ушел, прошло минут… двадцать. Я хотела позвать тебя, чтобы лечь спать, как вдруг услышала шорох за дверью и подумала, что это ты. Но к нам в дом ворвались какие-то люди, они были вооружены, Юнги, — девушка склонилась к плечу, чтобы вытереть слезу. — Один ударил меня прикладом, и больше я ничего не помнила. Очнулась здесь, и за все это время сюда никто не пришел, но меня не покидает ощущение, что мы не одни, — она понизила голос и огляделась. — Сука, — прорычал сквозь зубы Юнги. Он, опираясь плечом о стену, поднялся на ноги и, игнорируя головокружение, подошел к прутьям. Его вдруг обуяла невыносимая злость, и он пнул решетку. Та задрожала, но не сдвинулась с места. Юнги еще пару раз ударил ее, рыча сквозь зубы ругательства, а потом вдруг подошел к Гююн и сел перед ней на колени. — У меня есть план. Мы сбежим, Гююн, обещаю. — Как? — шепнула она, глянув на брата. Юнги округлил глаза, увидев запекшуюся кровь на ее брови и в уголке губ. Бета сжал зубы и посмотрел ей прямо в глаза. На самом деле, он и сам не знал, как, но план родился сам собой. — Ты сейчас развяжешь мне руки, а я нахрен вышибу эту дверь, — он кивнул себе за спину. — Возьмем первое, что на руки попадется, и будем держать оборону. Но помни, Гююн, что бы они не делали, ничего им не рассказывай! Я буду говорить сам, — Юнги очень хотелось схватить сестру за плечи. — Я защищу тебя, клянусь. — Ты предлагаешь идти с палкой и камнем против автоматов? — с горькой усмешкой спросила Гююн. — Да, мать твою! — прикрикнул Юнги. — Пусть сдохнем, но не чертовыми узниками, а защищая себя. Давай, давай, развязывай, — прошипел бета и повернулся к девушке спиной, чтобы она развязала его руки. — Она права, — послышался ровный спокойный голос из темноты. — Попробуешь выйти отсюда — получишь пулю раньше, чем сделаешь шаг вперед. Гююн нервно дернулась, желая защитить младшего брата, а тот резко вскинул голову, смотря в темноту. Из нее вышла девушка с короткими волосами, которую бета видел впервые в своей жизни, зато Гююн она была отлично знакома. Не раз она видела эти темные глаза в своих снах и сжимала ладонью пулю, которую из ее же тела и вытащила. За все эти годы она совсем не изменилась, разве что лицо стало более мрачным, а волосы немного отрасли. Но та Гююн, кажется, не узнала. — Фэйт… — шепнула девушка, с трудом поднявшись на ноги. Фэйт мазнула по ней равнодушным взглядом, в котором Гююн ничего не смогла прочесть, а после подошла к решетке. — Фэйт, пожалуйста, помоги нам, — прошептала она. — Вы че, знакомы? — прошипел Юнги. — Вот уж не думал, что ты, блин, водишься с убийцами! — повысил он голос, пиля взглядом Гююн. — И чего еще я о тебе не знаю? У тебя, может, подпольная военная база? — Замолчи, Юнги, — у Гююн уже сдавали нервы, и от этого ее всегда нежный и мягкий голос стал грубым по отношению к брату. — Фэйт, послушай, мы… — Ты, — она указала автоматом на Юнги и кивнула в сторону, — пошли. А ты, — она перевела автомат на Гююн, — сиди. — С хрена ли ты решила- Договорить Юнги не успевает, потому что дверь отворяется так, что ударяется о стену. В подвал тут же проникает свет, который на мгновение ослепляет бету. Двое крепких парней выволокли его из камеры и, схватив подмышки, буквально поволокли наружу. Гююн с громким криком «Юнги!» кинулась за ним, но перед ее носом захлопнули дверь камеры. Юнги кричал, брыкался и вырывался, пытаясь укусить каждого, за что получил кулаком в скулу. Сила удара его на мгновение оглушила, и он обмяк. Лицо пылало огнем, а под носом начала скапливаться бордовая кровь. — Я сказала, сиди здесь, — повторила Фэйт, серьезно смотря на Гююн. У той по лицу катились слезы отчаяния. Девушка прислонилась плечом к решетке и обратилась к уходящей Фэйт: — Ты что, правда меня не помнишь? Фэйт хмыкнула, а после хлопнула дверь, и Гююн скатилась на колени. Им действительно никто теперь не поможет. Пощечина Юнги отрезвила. Он с трудом поднял голову, совсем не понимая, куда его тащат, но то и дело ловил на себе взгляды каких-то людей. Они были словно пропитаны злостью и жалостью, они смотрели на него, как на обреченного. Словно его ведут на плаху, и только потом Юнги осознал, что так оно и было. Его ноги почти не касались земли, потому что эти двое несли его буквально на себе, совсем не заботясь о том, что выворачивают бете руки. Они затащили его в какой-то дом, а после потянули по лестнице, специально ударяя ногами о каждую ступеньку, а после кинули его на пол, как тряпичную куклу. Юнги зажмурился, потому что перед глазами все скакало на бешеной карусели. Его голова раскалывалась надвое, а желудок жалобно скручивался. Бете отчаянно хотелось выблевать всю желчь, но он с трудом поднялся, едва не падая назад. Сесть на колени ему помог один из громил, сжал его волосы в кулаке и вздернул голову кверху. Бета прищурился из-за бьющего в глаза света, и только через несколько минут увидел фигуру, стоящую перед ним. Хосок скользил взглядом по окровавленному телу, усыпанному гематомами. Человек, представленный перед ним, был нечеловечески красив. Его блондинистые волосы, перепачканные кровью, прилипли к лицу, обескровленные подрагивающие губы жадно ловили холодный воздух, а глаза цвета инея смотрели прямо на него. Хосок скользнул языком по нижней губе и склонил голову вбок, ухмыльнувшись: — Так вот, как выглядит человек, подписавший себе смертный приговор. Как ангел.