реквием

Мин Юнги — маленькая заноза в одном месте. Он застал Тэхена, когда тот, корчась над раковиной, красил свои волосы по рецепту Ханена в красный. Краска была из чистых растительных продуктов, и, скорее всего, слезет через пару дней, поэтому Тэхен решил покраситься на рождество. Уж очень ему хотелось выглядеть как-то необычно, потому что именно этот день станет особенным не только для него, но и для его семьи. Совсем, конечно, не потому, что впервые за столько лет оно пройдет с человеком извне — с Чонгуком. На удивление, папа дал добро, и Тэхен чуть не запрыгал от радости, но сдержался. Папа и так смерил его сканирующим взглядом, и нервировать его еще больше омеге совсем не хотелось. Рождество — особенное время для их семьи. Они все собираются у Тэхена и Намджуна, Ханен печет много пирогов и варит вкусный компот, Джойз и сам Тэхен наряжают небольшую ель, а Намджун с больной спиной вешает праздничные растяжки над дверными проемами. Вечером они все собираются за столом, разговаривают, шутят, иногда папа играет на гитаре, а Тэхен поет, а после они обмениваются подарками — небольшие сувениры, которые они находят или делают собственными руками, а после оборачивают в газету и обтягивают веревочкой. В этом году у Тэхена было ну очень много мороки с подарками прежде всего, потому что теперь их нужно было дарить всем — папе, Юнги, Ханену, Джойзу, Гююн, Чонгуку и… Чимину. Хотя Тэхен совершенно понимал, что альфа не придет, ведь после свадьбы он ни разу с ним не связался, не пришел в гости, не дал о себе знать что-либо. Тэхен подсознательно знал, с чем это связано, но все равно яростно отрицал. Не мог ведь Чимин любить его так… ну, по-другому? Не как друзья. Конечно же, не мог. Но и одновременно Тэхен думал, что это бессмысленно отрицать, только сделать с этим он не мог абсолютно ничего. Он долго сидел на своем чердаке и перебирал всякие побрякушки, которые когда-либо находил за пределами общины. Самым первым он приготовил подарок Чонгуку, и на удивление быстро он нашел его. Омега потянулся пальцами к своему дневнику, где собирал и бережно хранил свои воспоминания о тех деньках, проведенных на прогулках. Эта вещь ему была самой дорогой и бесценной, а потому Тэхен почувствовал, что может подарить ее только Чонгуку. С остальными же было намного сложнее, и Тэхен буквально сломал себе голову, пока придумывал, что и кому подарит. Вот Юнги вился возле него постоянно и выпытывал, что же омега ему подарит, но одновременно с этим советовался, чего бы такого подарить Намджуну, и тогда им с Тэхеном пришла в голову гениальная мысль. Под шумок Тэхен стащил у папы его ракушку, пока убирался в доме, и они проделали в ней небольшую дырочку и вдели тонкую веревку. Конечно, до прекрасной подвески, которую сделал Чимин, далеко, зато своими руками и с огромным смыслом. С тех пор, как появился Юнги, им стало намного веселее, вот и сейчас Юнги допытывался до него и угрожал, что, если омега не покрасит ему хотя бы несколько прядок, он все расскажет Намджуну. Тэхен передразнил его и сказал «А папа уже знает», и бете оставалось лишь возмущенно ловить воздух ртом. Но Тэхен все-таки сжалился над ним и покрасил несколько прядей оставшейся краской. Они приобрели розовый оттенок из-за слабой концентрации, а волосы самого Тэхена стали бледно-красными. Он был очень доволен результатом. Теперь он был как настоящая Русалочка из той сказки, что рассказал ему папа. — Ну что вы тут возитесь? — возмутился Юнги, наблюдая, как Намджун вешает растяжку. — Намджун, ты что, не видишь, что правая сторона висит? — хитро улыбнулся бета, дразня альфу, который бросил на него убийственный взгляд. — Вешай ровнее! — А ты там не издевайся, а то сам полезешь вешать, — пробурчал альфа, но правую сторону все-таки поправил. Тэхен хихикнул над ними. Ну такие они дети, такими непосредственными становились рядом друг с другом, и не зря омега говорил, что у него теперь появилось два ребенка. Он подвязал волосы банданой и закатил рукава, отправившись на чердак, чтобы вытащить елочные игрушки и старую мишуру. Юнги принялся доставать Намджуна своей болтовней о какой-то ерунде, Гююн с Ханеном обосновались на кухне. Младшая чистила картошку, а Ханен ловко нарезал овощи для запекающейся в печи рыбы. Джойз же, охая от боли, когда иголки кололи его руки, пытался установить в горшке, прикрытом тряпкой, ель, но она постоянно кренилась вбок. Солнце едва начало садиться, окрашивая их дом темно-оранжевым светом. Снег мягкими хлопьями укрывал землю и блестел в закатных солнечных лучах, отражаясь в окне. В их доме царило спокойствие и тепло, звучал тихий смех и переговоры, а в печи трещали дрова. Тэхен, неся к Джойзу коробку с игрушками, вдохнул теплый воздух полной грудью и прикрыл глаза. Тэхену давно исполнилось девятнадцать, но свой день рождения он не праздновал — не любил, однако все уже договорились, что приготовят ему вдвойне больше подарков, и свой главный подарок приготовил ему Чонгук. Правда, какой, он не сказал. — Ого-го, тебе идет такой цвет, — присвистнул Джойз, завидев Тэхена. Он отвлекся на мгновение, и елка сразу же начала падать. — Зараза, — прошипел альфа, вовремя поймав ее за макушку. — Я старался, — просиял омега и указал пальцем на Юнги, который придерживал стул для Намджуна: — А Юнги сделали мелирование. Тебе нравится? — Очень, — улыбнулся альфа и кивнул. — Другой вопрос, где вы краску нашли? — вопросительно выгнул он бровь, а Тэхен хитро улыбнулся. — Все на самом деле очень просто. Я думал, что с соком бирючины будет намного проще, но прогадал с сезоном, у меня-то эта мысль еще осенью появилась, а осуществить только сейчас решил. Короче, пришлось использовать многие запасы мака, раствор из квасцов, уксуса и воды. Это хен мне помог, я бы сам никогда не сделал такую краску. — Я удивлен, что вы не взорвали дом, — усмехнулся Джойз, а омега закатил глаза. — Тэхен-а, подержи вот тут аккуратно, — попросил альфа, указывая на проем между ветками ели. Тэхен сразу же поставил коробку на пол и выполнил его просьбу, придерживая ель, чтобы она стояла ровно. — Все мало ей песка, постоянно падает. — А может камней положить? — вскинул брови Тэхен. — Она тогда будет твердо стоять и не будет крениться. — Черт возьми, — чертыхнулся альфа и треснул себя по лбу. — Ну и где ты был раньше, а? Русалочка, ты гений. Жди меня тут, я быстро. Джойз, накинув куртку, понесся на улицу прямо мимо идущего с тарелками Ханена и едва не сбил его с ног. Омега улыбнулся и закатил глаза, вперевалочку подходя к столу и раскладывая по нему тарелки для всех членов семьи. Тэхен с улыбкой наблюдал за ним, придерживая ель двумя руками. Ханен стал таким уютным и домашним после того, как его живот заметно увеличился. Хенджин стал очень спокойным ребенком, зато его папа с каждым месяцем нервничал все больше. Буквально через три месяца малыш родится, и все, особенно молодые родители, находились в предвкушении. Тэхен любил укладывать Ханена на спину, чтобы не смог сам подняться, ложиться рядом и гладить без конца его живот, разговаривая с любимым племянником. Ему было и радостно, что племянник скоро родится, и грустно, потому что ему очень нравился беременный животик Ханена, хотя сам он такой грусти не разделял, ибо Джойз пообещал ему сделать как минимум десятерых детей, а Ханен попросил, чтобы его сразу тогда убили. — Детка, ты своим большим задом закрываешь ель, — сказал Джойз, вернувшись в дом с камнями. Он обил прилипший к ботинкам снег о ковер, разулся и пошел прямиком к Тэхену, не забыв поцеловать любимого омегу в макушку. — Да брось, Ким Джойз, я знаю, что тебе нравится мой бегемотный зад, — улыбнулся омега и, поставив последнюю тарелку, повернулся к альфе. Он сложил камни вокруг ствола ели, Тэхен отпустил ее, отряхнув руки, и отошел на несколько шагов, осматривая проделанную работу. — По-моему, очень даже ровно. — Это потому что мы делали вдвоем, — Тэхен улыбнулся и дал «пять» Джойзу. — Вот родится мой богатырь, будем втроем ставить ель, — сказал Джойз, поглаживая широкими ладонями живот Ханена. Он прильнул к альфе на несколько мгновений и прикрыл в удовольствии глаза, наслаждаясь любимыми ласками. Может быть, именно поэтому ему хотелось оставаться беременным подольше. — Он будет нашей главной звездочкой на макушке, — хихикнул младший омега и полез в коробку, доставая елочные украшения. — Юнги-я, дуй сюда, елку наряжать будем, — крикнул Тэхен, и Юнги, услышав его, сразу же отпустил стул Намджуна и рванул к нему, отчего альфа едва не завалился. — Ну да, ну да, — пробурчал альфа. — Кому я нужен, не так ли! Старый беспомощный человек, которого бросят при первой же возможности. Правда, Мин Юнги? — крикнул он в ответ, заставляя смеяться всех. — Гююн-а, он такой невоспитанный, — пожаловался подошедшей девушке мужчина. — Ты ему мало ремня давала, да? — Тут ремень уже не поможет, — улыбнулась Гююн и сложила руки на груди. Ханен, в последний раз поцеловав мужа в губы, ушел вместе с Гююн на кухню продолжать готовить. Рыба томилась в собственном соку, посыпанная сверху петрушкой и рубленным базиликом. В казане запекались ребра дикого кабана с бобовым соусом, который Гююн сварила сама, кусочки помидоров тихо шипели, насыщая мясо своим соком, а два больших пирога с вишней и яблоками подходили под полотенцем. На кухне было жарко и вкусно пахло готовящейся едой. Гююн принялась нарезать козий сыр тонкими ломтиками и выкладывать на красивую расписную тарелку, а Ханен вернулся к нарезке овощей и картошки, которую они планировали сварить. В графины разлили вино, которое разрешили выпить в честь праздника и Юнги, и тот с радостью облизнулся, даже зарекавшийся не пить Тэхен решил выпить стаканчик. Все-таки это особенный день для них всех. Втайне от Тэхена, Ханен в сговоре с семьей приготовил ему торт. Он состоял из четырех коржей и был смазан топленым молоком. Юнги самостоятельно взбивал для него сладкий крем, который тихо воровал из тарелки, пока Гююн обмазывала торт и украшала сверху кусочками размороженных фруктов — абрикосами, черешней и дольками лимона. Они даже нашли маленькую свечку, которую собирались воткнуть прямо в центр. В зале отодвинули к стене диван и поставили посередине длинный стол, накрытый белой скатертью. Стульев на всех не хватало, потому Джойза послали за дополнительными к ним домой, а Намджун накидывал темно-зеленого цвета мишуру на шкаф с книгами, чтобы он выглядел презентабельно. Юнги залез в коробку едва не с головой, восхищенно рассматривая небольшое количество украшений. Круглые стеклянные шарики блестели и переливались, дождик искрился в свете горящих свечей, и когда Юнги поднял маленькую балерину с отломанной ногой на уровень глаз, он едва не захлебнулся восхищением. Юнги никогда не видел таких прекрасных игрушек! Он покрутил ее меж пальцев, и она закружилась вокруг своей оси. Ее изящные пластмассовые руки были раскинуты, а сама она словно присела в реверансе. Ее светло-голубой наряд был покрыт блестками, которые при каждом движении осыпались. Тэхен, повесив на ветку очередную игрушку, глянул на бету и улыбнулся, присев перед ним на корточки. — Мне ее папа подарил, — мягко сказал Тэхен, рассматривая игрушку балерины. — Она мне очень дорога. — А почему у нее нога отвалилась? — поинтересовался Юнги и перевел взгляд на омегу. — Не знаю, — пожал плечами тот. — Она была такой уже тогда, когда папа подарил ее, но она прекрасна. Этот маленький недостаток не делает ее хуже, — улыбнулся он. — Да, — шепнул Юнги. — Она такая красивая… — Давай, повесь ее на самое видное место! — Тэхен поднялся с корточек и указал пальцем на свободное место на ели. Юнги тут же подскочил и повесил игрушку, чтобы она была видна всем, а омега вновь расплылся в улыбке. Так счастлив, как сегодня, он не был ни в одно рождество. — Чудесно смотрится, а? — Она королева этой елки! — улыбнулся бета и принялся помогать Тэхену развешивать игрушки. Намджун, закончив раскидывать мишуру, открыл для принесшего стулья Джойза дверь и помог их расставить. Альфы успели даже втайне от мужа и сына покурить и растереть снег между ладонями, чтобы они не узнали. Люди спешили разойтись по домам, чтобы встретить рождество с любимыми. В окнах горел теплый свет и мельтешили силуэты людей. Обычно в такой день люди прощают друг друга, отпускают старые обиды, вкусно ужинают и дарят друг другу подарки. Это особенное время для всей общины. Время, когда они просто могут побыть с родными и сказать им теплые слова, которые обычно не говорят. Намджун сидел на ступеньках, покручивая между пальцев сигарету. Мимо бегали дети, которых выпустили поиграть на улице в любимую игру — снежки. Они выстраивали целые башни из сугробов, за которыми прятались и обкидывали друг друга снегом. — Хен! — крикнул омега Есан лет двадцати пяти, размахивая ладонью. Он подпрыгнул выше, чтобы Намджун его увидел, и альфа повернул к нему голову. Его ботинки тонули в снегу, но он спешил к лидеру, держа что-то в руках. Альфа поторопился встать и пошел ему навстречу. Его шея была укутана в большой шарф, а щеки раскраснелись от мороза, но на пухлых губах играла искренняя улыбка. — Ох, не думал, что успею увидеть вас сегодня, — запыхавшись, сказал он, подходя к Намджуну. От волнения у него тряслись коленки и в животе скручивалось приятное чувство, когда он видел улыбку альфы, но он старался не выдавать себя. — Что-то случилось, Есан-а? — аккуратно спросил лидер, видя, как замялся омега перед ним. Он мял в руках какой-то сверток. — Я просто… — смущенно начал омега, опустив взгляд на подарок в своих руках. — Хотел поздравить вас. Вот, это вам, — сказал он, протягивая альфе сверток. — Мне? — удивился Намджун, но сверток все-таки забрал. Старая газета захрустела под пальцами. — Есан-а, за что? — Как, за что? — улыбнулся омега, глянув на него. — Просто за то, что вы есть, — сердце у него колотилось, как бешеное. — Я хотел сказать вам спасибо за все, что вы делаете для нас. Вы… потрясающий лидер и альфа, — скороговоркой выговорил он, отчего язык начал заплетаться, а щеки заалели не только от мороза. — Ну что ты, — покачал головой альфа и улыбнулся. — Ох, Есан-а, я даже не знаю, что сказать… Спасибо большое, — альфа хотел развернуть подарок при нем, но Есан тут же кинулся прикрывать его ладони, чтобы не разворачивал. — Нет, нет, пожалуйста, посмотрите, когда я уйду, — попросил он, заглядывая в его глаза. Альфа понимающе улыбнулся и кивнул. — С рождеством вас, лидер, — слегка поклонился омега и тут же оказался заключенным в объятия. — Спасибо за твой подарок, Есан-а. Хорошо проведи рождество со своей семьей, — сказал ему альфа и отстранился, подарив напоследок искреннюю улыбку с ямочками, от которых перехватывает дыхание. Когда смущенный Есан поспешил удалиться, альфа вернулся в дом. Тэхен и Юнги уже закончили наряжать елку, сверкающую от обилия украшений и мишуры, и болтали о чем-то на диване в углу, пока Джойз помогал омегам на кухне. Вернее, он просто развлекал их своими рассказами, пока они готовили. Намджун прошел в зал и отодвинул стул, усаживаясь на него. Сверток в его руке был небольшим и совсем легким. Тэхен глянул на папу и подошел к нему, укладывая ладони на его плечи, а подбородок — на макушку, и заглянул в его руки. — Вау, — вскинул он брови. — Кто это тебе подарил, папуль? — Юнги нахмурился и тоже подошел к ним, но слишком близко не приближался. — Есан, — ответил альфа, развязал кусочек веревки и распечатал сверток. Внутри лежала маленькая записка и браслет, который, очевидно, омега сделал сам. На черного цвета веревочку были вдеты крупные темные бусины и металлический прямоугольник с выгравированным «К. Н.». Альфа восхищенно выдохнул и провел большим пальцем по своим инициалам. — Как красиво! — восхитился Тэхен, и Юнги поджал губы, непроизвольно сжимая руки в кулаки. В его груди разлилось какое-то неприятное чувство, и бете совсем не нравилось его чувствовать, хотя названия ему он не знал. Ему просто хотелось… заплакать! Неужели Намджуну нравятся подарки от какого-то чужого омеги? Мин заглянул ему за плечо, рассматривая подаренный браслет. — Можно посмотреть, папуль? — спросил омега. — Конечно, сынок, бери, — кивнул альфа и отдал ему браслет, к которому Юнги сразу же припал носом, детально рассматривая каждую бусину. Тэхен заметил мелькнувшую на его лице злость и едва не прыснул от смеха. Мелкий что, ревнует? Хотя это было очевидно. Намджун взял в пальцы небольшую свернутую записку и развернул ее. Перед глазами предстал аккуратный почерк, и альфа улыбнулся уголком губ, читая ее:

«Здравствуйте, лидер. Я очень волнуюсь, пока пишу вам это, но очень хочу поздравить вас с рождеством. Надеюсь, что мой скромный подарок придется вам по вкусу, и вы будете его носить. Желаю вам и вашей семье счастья, крепкого здоровья и удачи в новом году. С большой любовью, ваш Есан».

Тэхен положил ладонь на плечо Юнги и покачал головой, серьезно смотря на него, мол, не стоит оно того, не злись. Но Юнги не мог. У него от обиды и злости задрожали губы, а Намджуна хотелось ударить кулаком. Чего он так лыбится, читая эту дурацкую записку? Ему захотелось расплакаться и выкинуть к черту эту идиотскую ракушку, ведь этот подарок альфе наверняка понравился больше. А Юнги ему кто? Никто. Вот пусть и носит свой браслет, Юнги ему ничегошеньки дарить не будет. Пусть идет к своему Есану и с ним встречает рождество! Мину захотелось расплакаться, как маленькому ребенку, а Тэхен лишь тяжело вздохнул и потер пальцами переносицу. Намджун с улыбкой посмотрел сначала на Тэхена, который отдал ему браслет, а после на Юнги, и улыбка сразу же сползла с лица. Омега молился лишь о том, чтобы Юнги ничего не выпалил поспешно… — Юнги? — удивился Намджун. Он отложил записку на стол и поднялся, взяв бету за плечи, но тот стряхнул его руки и сжал губы, зло посмотрев на альфу. — Ты чего, волчонок? — Мог бы сказать, что у тебя парень появился, — сказал Юнги и пихнул альфу в грудь, когда тот попытался приобнять его с улыбкой. — Не надо трогать меня! Иди к своему омеге, не трогай меня, — Тэхену захотелось хлопнуть себя по лбу, но Юнги он понимал. Если бы Чонгуку какой-то омега подарил такой подарок с явным подтекстом… Даже думать не хочется. Ему одновременно с этим было неловко, что он застал такую сцену. — Носи его браслеты, да пожалуйста. Мне плевать, ясно? Ты еще его записку в рамочку вставь и на стену повесь! У вас как раз там рамка пустая есть, я видел. Для этой записки хранил, да? — Чего ты разбушевался? — усмехнулся альфа, все-таки взяв его за руки. Юнги всхлипнул и отвернул голову в сторону, чтобы альфа не видел его слез. Намджун глянул на Тэхена, и тот лаконично удалился из зала, оставив их вдвоем. Такое зрелище точно не для лишних глаз, пусть даже если это Тэхен. — Юнги-я, посмотри на меня, — серьезно сказал альфа, но тот не послушался. — Юнги. — Иди к Есану, — снова повторил бета тихо. По его щеке побежала слеза, которую Намджун стер ладонью. Юнги переполняла злость, обида и… и что-то еще! Он не хотел, чтобы его альфе дарили подарки и писали любовные записки, потому что это его альфа и ничей больше! Намджун тихо рассмеялся над ним, привлекая к себе внимание удивленного Юнги. — Ты смеешься надо мной? — Да, потому что ты очень мило ведешь себя, когда ревнуешь, — улыбнулся уголком губ альфа. — Я не ревную, — буркнул Юнги и снова отвернулся. После недолгого молчания он спросил: — А что такое ревновать? — М-м-м, — промычал задумчиво Намджун, думая, как ему объяснить. — Это, например, когда твои самые любимые лепешки с вареньем ест кто-то другой. — Я бы убил за лепешки, — мрачно сказал Юнги и шмыгнул носом. — Ты моя лепешка с вареньем, почему он дарит тебе подарки? — обиженно спросил бета. Он свел брови к переносице и нахмурился. — Ты ведь мой альфа! — Намджун чуть не подавился воздухом, но все-таки улыбнулся. Вот здесь было тепло от его слов, и хотя ревность — плохое чувство, ему было приятно. Юнги вел себя, как настоящий малыш. — Он нравится тебе? — С чего ты взял такое, Юнги? — хрипло рассмеялся Намджун и крепко обнял не сопротивляющегося бету, прижав к себе. — Нет, он не нравится мне. Дай сюда руку, — сказал альфа и взял его ладонь, приложив ее к своей груди. — Чувствуешь? — Чувствую что? — тихо спросил Мин и лишь крепче прижал ладонь к его груди. — Как тепло. Ты чувствуешь? — Да, — шепнул он. — Так тепло не от Есана, а от тебя, — Юнги почувствовал, как щеки вспыхнули огнем. — И ты должен всегда помнить об этом. Этот омега, он мой человек, он часть моей общины, и я должен его защищать. А ты… — Намджун оглядел его и слегка усмехнулся. — А ты мой волчонок, поэтому когда в следующий раз захочешь закатить сцену ревности, подумай над моими словами. Хорошо? — Хорошо, — ярко улыбнулся Юнги и крепко обнял его за шею, заставив альфу неудобно сгорбиться, но все же рассмеяться. К девяти часам все приготовленные блюда уже стояли на столе. От горячего мяса и рыбы шел пар и дурманящий голову запах, на который Юнги был готов накинуться, как дикий тигр. Гююн с трудом удержала бету, у которого слюна висела до колена. Семья начала рассаживаться по своим местам. Намджун и Джойз обсуждали укрепление забора, Гююн отчитывала Юнги за нетерпение, а Ханен и Тэхен доносили последние приборы. Старший омега, у которого уже ныла спина от долгой готовки, плюхнулся рядом с Джойзом и уставшим голосом промычал, когда альфа, не отрываясь от разговора, принялся массировать его плечи и лопатки. Он бы замурчал от удовольствия, как кот, если бы мог. В центре стола стояла зажженная свеча, обрамленная веточками ели — символ рождества. Тэхен поспешил поставить на стол последний графин с переливающимся ароматным вином и упер руки в бока, оглядывая стол. И Тэхен, и Ханен понимали, что Чимина даже ждать не стоит, и потому безмолвно друг другу кивнули — лишняя тарелка тут не потребуется. Не успел омега расстроиться, как в дверь постучали. — Я открою, начинайте кушать, — улыбнулся Тэхен и усадил поднявшегося папу обратно. Получив команду есть, Юнги сразу же кинулся накладывать себе побольше, чем вызвал смешок Намджуна. Альфа самостоятельно потянулся к пиале со свежим салатом и положил его Юнги, чтобы волчонок отъелся от души. Тэхен снял фартук и наскоро вытер влажные от мытья посуды руки. Он глянул в зеркало и поправил свои красные волосы, не забыв подмигнуть своему отражению для уверенности. Ему не нужно быть экстрасенсом, чтобы знать, кто стоит за дверью и мерзнет, ожидая, когда ему откроют, а оттого Тэхен в лишь большем предвкушении. Сердце гулко забилось в груди, когда он потянулся к дверной ручке и распахнул ее. В волосах Чонгука запутались снежинки, а нос от холода стал красным, но на его губах расцвела самая любимая Тэхеном улыбка. Омега сразу же кинулся в его объятия, а Чонгук обнял его одной рукой, прижимая к себе. Они слились в непродолжительном поцелуе, жадно урывая сладкие моменты их единства. — Тэхен-а, твои волосы… — удивленно сказал Чонгук, наконец, оторвавшись от него. — Но как? — Тебе нравится? — просиял омега, тряхнув волосами. В свете вечерних факелов они были огненными, и альфа завороженно кивнул. Получать комплименты от своего любимого человека это так… по-особенному. Это не папа, не Джойз и не Ханен. У Тэхена появилась полная уверенность в себе, потому что Чонгуку понравилось. Он не мог перестать счастливо улыбаться и затянул альфу в дом. Намджун вытянул шею, чтобы узнать, кто там, но из-за угла никого не увидел. Зато Джойз увидел и широко улыбнулся, приветствуя пришедшего в гости Чонгука. — Сколько лет, сколько зим! — сказал альфа и поднялся из-за стола, пожимая альфе свободную руку. — Кто там? — спросил Намджун и тоже поднялся. — О, Чонгук-а, здравствуй, — улыбнулся альфа и тоже пожал младшему руку. — Чего ж вы стоите? Проходите давайте, а то Юнги там все сам съест. — Эй! — послышался возмущенный голос из зала, и альфы вместе с Тэхеном засмеялись. — Чонгук, а ты чего так руку держишь сзади? — поинтересовался Джойз, пытаясь заглянуть ему за спину. — Тэхен, — обратился Чонгук к омеге, который вскинул брови вопросительно. — Ты очень давно хотел это, а у нас в общине совсем недавно беременная кошка окотилась, поэтому… — альфа, наконец, вытянул руку, в котором был маленький сверток. Тэхен и Намджун шокировано уставились на шевелящийся комок. — Он чуть не расцарапал мне лицо, пока я нес его к тебе, надеюсь, что тебя он полюбит, — издал хриплый смешок альфа. Тэхен от шока даже рот ладонями прикрыл. — Это котенок? — прошептал Тэхен, подняв на улыбающегося альфу глаза. — Это… это правда котенок? — на его глаза накатили слезы. Он был так счастлив, что спустя столько лет у него, наконец, появился котенок! Это была его давняя и самая заветная мечта, которую альфа исполнил. У Тэхена от радости побежала по щеке слеза, которую Чонгук сразу же утер тыльной стороной ладони, и Намджун раздул ноздри, вызывая у Джойза приступ смеха. — Боже мой, — Тэхен бережно забрал малыша из рук Чонгука и развернул сверток, выпуская дрожащего от холода котенка. Он тихо мяукнул и посмотрел на Тэхена так, что омега сразу понял — именно этого малыша он ждал так долго. — Юнги, Гююн, Ханен, посмотрите кто у меня тут! — радостно и громко сказал он и рванул в зал, откуда сразу же послышались счастливые голоса. — Чонгук, это отличный подарок, — улыбнулся Джойз и похлопал альфу по плечу. — Он очень давно хотел кота, теперь ни на шаг от него не отойдет, — засмеялся альфа. — Спасибо, хен. Если счастлив он, счастлив и я, — искренне улыбнулся Чонгук, разулся и повесил куртку к остальным вещам. Он прошел в зал, словно не замечая убийственного взгляда Намджуна с дергающимся глазом. — Да ты его сейчас взглядом испепелишь, — прикрывая рот руками, чтобы остальные не услышали, откровенно смеялся Джойз. Омеги приветствовали Чонгука, и с каждым он здоровался, интересовался здоровьем, особенно здоровьем Ханена. Все были рады видеть его на этом празднике. — Нет, ну ты видел? — прошипел альфа, тыкая пальцем в сторону Чонгука. — Видел, видел? Сначала он флиртует с моим сыном, потом они танцы свои странные на свадьбе вашей танцуют, а потом мой сын смотрит на него глазами-сердечками и улыбается так, как мне в жизни не улыбался! Еще и кота подарил, — процедил сквозь зубы Намджун, заставляя Джойза взорваться очередной порцией смеха. — Я столько не разрешал, а тут какой-то щегол приперся и дарит моему сыну кота! — он был буквально багровым от недовольства. — Назови хоть одну причину, чтобы я не убил его, — мрачно заключил он, пиля улыбающегося рядом с Тэхеном альфу. — Ну, — отсмеявшись и утерев слезу, ответил альфа, — Тэхен будет грустить, как минимум. — Не будет, у него теперь кот есть, — сморщился Намджун. — Да хватит тебе, старик, — усмехнулся Джойз. — Просто признай, что наш малыш уже вырос, и ему нравится этот альфа, как не нравился ни один другой. Когда-нибудь он покинет наше гнездышко и создаст свою семью, — альфа улыбнулся и похлопал Намджуна по спине, а после пошел в зал, возвращаясь к своему омеге. Намджун недовольно сжал губы и тоже последовал за ним. Нет, он, конечно, понимал, что его сын уже достиг возраста, когда хочется любви, и это вполне нормально, а Чонгук достойный человек, который выручил его семью, но для Намджуна он всегда будет малышом, которого нужно защищать, особенно от каких-то щеглов, покусившихся на его сокровище. Альфа сидел в напряжении, пока рядом Юнги уплетал смачный кусок мяса, сок тек по рукам, и он его слизывал, а Тэхен и Ханен придумывали имя для блохастой живности. Котенок сидел на коленях Тэхена, а Чонгук чесал его мордочку, закинув вторую руку на спинку стула Тэхена, и внимательно слушал Джойза. Кот был маленьким, с приплюснутой мордой и рыже-белой шерстью. Он мурчал под ласками Чонгука и тыкался мордочкой с влажным носом Тэхену в руку. — Мне кажется, что ты сейчас вилку согнешь, — хихикнул Юнги, ткнув альфу локтем в бок. — У них друг от друга тепло вот здесь. — Знаю, — вздохнул Намджун и наколол на вилку кусочек вареной картошки, отправив ее в рот. Да и какой смысл это отрицать, если правда тепло? — Дай мне тоже картошки, — кивнул подбородком бета на овощ. Намджун наколол на вилку приличного вида картошину и понес ее над ладонью ко рту Юнги, кормя его. Он, наконец, расслабился и улыбнулся, смотря на бету, который с счастливой улыбкой смотрел на альфу своими бледно-голубыми глазами. В такие моменты Намджун думает о том, насколько же прекрасен этот бета, когда он просто улыбается вот так и смотрит на него своими лисьими глазами. Котенок, имя которому так и не придумали, спрыгнул с колен Тэхена и принялся обнюхивать свой новый дом. Он медленно перебирал худыми лапками и, найдя на полу какую-то бумажку, начал ее гонять. Тэхен сразу же сбегал на кухню и достал две небольшие миски, в одну налил воды, а в другую положил приличную порцию мяса, которое порвал на мелкие кусочки. Пока Тэхен отвлекся, Ханен достал припрятанный на тумбе за шторой торт, а Гююн подожгла одинокую свечку. Все приготовились петь поздравительную песню, вручив торт Чонгуку, который стоял в центре полукруга. Альфа такой песни не знал, а потому решил просто открывать рот. Рядом с Чонгуком стоял Намджун, положив ладонь на его плечо и сжимая чуть сильнее, чем нужно. — Я же тебя убью, если ты его обидишь, ты знаешь? — не переставая улыбаться, прошептал старший альфа. — Знаю, хен, — в такой же манере ответил Чонгук, смотря на проход, из которого должен появиться Тэхен. — Если я обижу его, я не буду против, что ты меня убьешь. — Хорошо, ты мне нравишься, — усмехнулся альфа, и в этот момент в зале появился удивленный Тэхен. Все хором начали петь «С днем рождения тебя», а Тэхен застыл на месте, как вкопанный. Он смотрел на свою семью, которая пела для него песню, на торт, который они испекли сами, на их искренние улыбки и блестящие глаза, и не смог второй раз за вечер сдержать слез. Тэхен повернулся к ним полубоком и прикрыл лицо ладонью, а по щекам бежали слезы. Слезы искреннего счастья оттого, что все они с ним. Тэхен бы собственную жизнь отдал за этих людей, за то, чтобы так было всегда. Ханен засмеялся и подбежал к младшему, заключая его в крепкие объятия и одевая на его голову праздничный колпак, и Тэхен, хотя не мог перестать плакать, все же рассмеялся. Они вместе подошли к Чонгуку, который держал торт. — Загадай желание! — улыбнулась Гююн, подбадривая смущенного Тэхена. Омега прикрыл глаза и сложил ладони вместе, загадывая, чтобы они всегда были вместе и никогда не расставались, а после дунул на свечу, и та потухла под аплодисменты. Намджун первый вызвался обнимать и целовать своего малыша, сжимая его в своих медвежьих объятиях до хруста костей. — Да ты же его убьешь! — засмеялся Джойз, оттягивая расчувствовавшегося альфу от сына. — Он красный уже, ты посмотри на него только! — Да все в порядке, пап, ты всего лишь парочку ребер мне сломал, — засмеялся Тэхен и прижался к папе, закрывая глаза. Все начали смеяться, а Джойз макнул палец в торт и обмазал лицо улыбающегося Тэхена, который не хотел выходить из папиных объятий. Ему так было хорошо, настолько счастлив он был, что сердце колотилось о грудную клетку, и он совсем не верил в реальность происходящего. Все вновь расселись по своим местам и принялись есть праздничный торт. Шутки и веселые разговоры не смолкали ни на минуту. Юнги ловко сполз со стула и нашел свой полароид. Он подловил момент, когда Намджун рассказывал ужасно позорную историю из детства Тэхена, чем заставлял сына смущенно улыбаться так, что тому хотелось провалиться под землю, и сфотографировал его. Ему не жаль было тратить немногочисленную бумагу для своего полароида на это. Бета потряс фото между пальцев, чтобы оно проявилось, и с улыбкой посмотрел на результат. Теперь улыбка Тэхена будет навсегда запечатлена, и даже если пройдут столетия, она будет жива. Положив полароид и фото в коробочку, Юнги вернулся к ужину и внимательно начал слушать рассказ Намджуна. К двенадцати все начали обмениваться подарками. К тому времени Юнги уже значительно перебрал с алкоголем, и ему было очень весело. Пухлые щеки раскраснелись, взгляд стал блестящим, и хотя Намджун такое не особо приветствовал, ему было несколько смешно наблюдать за ним. Со стола потихоньку собирали угощения и лишнюю посуду, Гююн помогала Тэхену переносить грязные тарелки и миски, чтобы вымыть и расставить по местам, пока остальные распечатывали свои подарки. Для Юнги Тэхен приготовил особое печенье с живыми, вернее, засушенными цветами. Оно было сладким и рассыпчатым, а в центре были красивые цветы. Гююн досталась красивая длинная заколка для волос с фигурками тюльпанов у основания, эту заколку можно было надевать по особым поводам на празднике. Для Намджуна Джойз приготовил новенький нож с длинным лезвием, которым удобно будет разделывать мясо, а для своего омеги он сделал самый драгоценный подарок. В старом доме он нашел несколько детских вещичек и пеленок, которые сам постирал, высушил и аккуратно сложил в коробочку. Ханен так растрогался, что даже начал плакать. Он сидел на диване и разглядывал маленькие вещи для их ребенка, и сердце его разрывалось. Чонгук улыбался, хотя и чувствовал себя лишним, он поглаживал плачущего омегу по плечу и успокаивал, а Джойз смеялся над своим сентиментальным мужем. Все начали медленно расходиться. Первой сдалась Гююн, у которой от тяжелого дня и количества выпитого алкоголя разболелась голова. Она обняла каждого и попрощалась, но перед уходом отдала Чонгуку запечатанное письмо, предназначенное Фэйт, и альфа пообещал, что обязательно передаст. Котенок уснул на ковре у печи, наслаждаясь теплом, а Тэхен, проходя мимо него, каждый раз зависал на пару мгновений, улыбаясь. — Так, ну, нам пора, — Джойз засобирался домой, помогая своему толстому пингвину встать с дивана. — Что-то вы прям рано в этом году, — заметил Намджун. — Так и обстоятельства другие, — улыбнулся Ханен, поглаживая свой живот. Он сложил вещи обратно в коробку и принял помощь от мужа, когда тот помог ему надеть пальто, в которое он почти не влезал. — А у тебя вон, есть одна забота, — хихикнул он и кивнул на Юнги, который перевесился через подлокотник дивана и почти заснул. Намджун посмотрел на него и ухмыльнулся, потирая переносицу. — Чонгук, Тэхен, пойдемте к нам в гости, чай попьем, — подмигнул тихо переговаривающимся у лестницы молодым людям омега. — Пап, а… можно? — неуверенно спросил Тэхен, с жалобным видом посмотрев на хмурого отца. Как бы сильно он ни любил Чонгука, папа на первом месте. Папа первый альфа, к чьему слову он прислушается, и лишь потом будет Чонгук. Если папа скажет нет — Тэхен просто проводит своего альфу, пусть и будет свербеть, но Намджун спустя две минуты молчания все же улыбнулся. — Ладно уж, молодежь, идите, — махнул он рукой. — Но утром чтобы в целости и сохранности был дома. — Спасибо! — счастливо улыбнулся Тэхен и подбежал к папе, крепко обняв его за шею. Когда Намджун повернулся к Чонгуку, омега был готов упасть Ханену в колени за то, что сподвиг папу и дал им возможность побыть вдвоем. Конечно, никакой чай они пить не будут. Тэхен планировал улизнуть из общины, пока папа будет занят Юнги и думать, что они преспокойно пьют чай у Ханена и Джойза или гуляют по территории общины. — Я вас не подведу, хен, — сказал Чонгук, серьезно смотря на альфу. — Утром он будет дома. — Знаю, знаю, — улыбнулся Намджун, и Чонгук расслабился. — Проведите хорошо время. Все четверо покинули дом и прежде, чем разойтись, Ханен пригрозил Тэхену, что если Намджун прознает, что они покидали общину, он собственноручно оторвет головы обоим, и беременность ему не помешает. Но кто бы его слушал — эти двое уже умчались, держась за руки, а Ханен, вздохнув, прильнул к своему альфе, и они не спеша двинулись домой. Намджун прислонился плечом к дверному косяку и с улыбкой смотрел на Юнги, который бормотал что-то под нос, и потер пальцами переносицу. Ну и что ему делать с этим малолетним алкоголиком? Со вздохом альфа оторвался и подошел к нему, присаживаясь рядом на корточки. — Ну кто ж так пьет, Юнги? — Я, — буркнул бета, заставив его усмехнуться. — Пойдем, я отведу тебя в спальню. Юнги не сопротивлялся, когда альфа закинул его руку себе на плечи и помог подняться. К удивлению, он почти шел сам, только иногда у него заплетались ноги, но не страшно. От него пахло печеньем, которое он начал трескать сразу же после вручения подарка, вином и… пионами. Почему он снова пахнет пионами? Намджун свел брови, решив, что бета откуда-то взял духи и брызгает свое тело. Он принюхался, едва приблизившись к его шее. Но так пах весь Юнги. Альфа отбросил эти мысли и толкнул ногой дверь в свою комнату, аккуратно укладывая Мина поверх одеяла. Он наклонился, чтобы завернуть его в кокон, иначе бы замерз, но Юнги вдруг приоткрыл глаза и покрепче сжал плечи альфы. — Что такое? У тебя что-то болит? — шепнул Намджун. Между их лицами были всего лишь какие-то сантиметры, и он чувствовал дыхание беты на своих губах. Ему вдруг стало жарко, и ужасно захотелось пить. Он неотрывно смотрел в глаза Юнги, неожиданно трезвые. Он ничего ему не ответил, лишь заскользил взглядом по его лицу. Юнги был не в силах оторваться от него, перестать смотреть на величественный лоб, выступающие скулы и едва заметную щетину, которой хотелось коснуться ладонью. Мин тихо сглотнул, а после перевел взгляд на его блестящие от слюны и вина губы. И решил, что если не сейчас, то никогда. Юнги зажмурился и прижался к его губам своими, неуверенно целуя. У Намджуна внутри произошел взрыв сродни вулкану. Там его нейроны молниями трещали, там, внутри, все искрилось и пенилось, а дыхание перехватило от желания ответить своему бете на поцелуй. Первый в его жизни поцелуй. Юнги неумело целовал его, как мог, проводил языком по сомкнутым губам альфы, прося ответа, но так его и не получил. Первый шок отошел, и Намджун не знал, что ему делать. Юнги его целует лишь потому, что пьян, а Намджун так не хочет. Он не хочет пользоваться своим волчонком, не хочет, чтобы их первый поцелуй был вот таким, чтобы Юнги его даже не запомнил. Потому он усилием воли заставил себя оторваться от него и заглянул в глаза. Бета опустил взгляд, расстроенный. Наверное, ему всего лишь показалось, и Намджун совсем, ни капельки его не любит. На глазах выступили обжигающие слезы обиды, и Юнги поспешил отвернуться, чтобы альфа не видел их. — Теперь ты уйдешь? — шепотом спросил Юнги, с трудом сдерживаясь, чтобы не всхлипнуть, чтобы не завыть в голос от обиды и боли. Намджун не хочет его целовать. Намджун его… не любит? — Доброй ночи, Юнги, — вздохнул альфа и укрыл его, чтобы не замерз. Намджун заставил себя оторвать ноги от пола и покинуть комнату. Его сердце обливалось кровью от вида такого Юнги, ведь он абсолютно понимал, что обидел бету, но что будет завтра, когда он выспится и вспомнит то, что было? Что будет, если он начнет жалеть? Намджун не хочет этого для своего волчонка. Он хочет, чтобы он целовал Юнги не под пеленой вина, а под пеленой собственного желания и желания самого Юнги. Альфа спустился на первый этаж и сел на диван, потирая лицо ладонями. На губах все еще горел поцелуй. Его горячие губы обжигали кожу, но к нему хотелось вернуться. Грудь альфы распирало, его тянуло обратно в комнату, ведь, он уверен, Юнги там плачет, свернувшись в клубок, от обиды. Наверняка думает, что альфе он не нужен, глупый мальчишка. Намджун подскочил на ноги и принялся ходить по комнате. Ну что же, что ему делать? Одна сторона кричит, чтобы он просто лег спать и поговорил с Юнги завтра, но вторая рвалась к нему, к своему бете. Второй стороне хотелось целовать его, хотелось обнимать его, согревать в объятиях. Намджун — взрослый мужчина, у него был секс, у него были и поцелуи, но ни с одним омегой он не желал лежать рядом, не желал обнимать его и гладить по волосам. Такое было лишь с погибшей женой, но то время уже безвозвратно ушло. Больше нет смысла, нет причин цепляться за прошлое, а потому вторая его сторона победила. Намджун, перешагивая по две ступеньки, поспешил вернуться к Юнги, который, как он и думал, всхлипывал под одеялом. Альфа захотел ударить себя по лицу за то, что заставил своего волчонка грустить. — Боже, малыш, не плачь, — тихо сказал Намджун и подошел к Юнги. Он скинул обувь и поднял одеяло, ложась позади него. Юнги сразу же прильнул к нему, зарываясь носом в пахнущую кофе грудь. — Я не пьян, — тихо сказал Юнги, всхлипнув. — Я не пьян, — бета поднял голову и посмотрел на Намджуна, который не выдержал сам. Он взял Юнги за подбородок и поцеловал его. Юнги сразу же откликнулся, разомкнул губы и подался вперед, отчего стукнулся зубами о зубы альфы. Намджун не напирал, он спокойно целовал поочередно то верхнюю, то нижнюю губу, едва ощутимо посасывал, а после целовал вновь. Он учил Юнги целоваться, ведь целуют только того, от кого тепло вот здесь. Альфа гладил его щеки и волосы, наслаждаясь теплом и мягкостью своего маленького волчонка, а Мин стискивал пальцами футболку на его груди, не желая выпускать из своих объятий. Когда у него заболели губы, он отстранился от альфы и уткнулся лбом в его лоб, прикрывая в наслаждении глаза. На губы просилась нежная, расслабленная улыбка. Он посмотрел в глаза Намджуна и сказал: — Это мой тебе подарок, — Юнги достал из заднего кармана ту самую ракушку, в которую была продета веревочка, и завязал ее на шее альфы. Намджун коснулся пальцами ракушки, смотря на своего бету. — Спасибо, — шепнул он. — У меня от тебя тепло вот здесь, — Мин провел большим пальцем по его щеке и вновь улегся на грудь, а альфа крепко его обнял, прижимая к себе. — Я знаю, — улыбнулся уголком губ альфа. — Ты тоже у меня вот здесь, малыш. Вот здесь.

***

Тэхен и Чонгук ввалились в их домик, смеясь, и хотя внутри было холодно, им было ужасно жарко. С тех пор, как они перемахнули через забор, их бег не остановился ни на секунду. Снег громко хрустел под ногами, сухие замерзшие палки лопались под ботинками, Тэхен дважды едва не поскользнулся на скользком камне, но Чонгук вовремя его подхватил. Своим смехом и громким бегом они нарушали спокойствие ночного леса, и даже филин, стряхнув с себя прилипший снег, громко ухнул. Тэхен не из робкого десятка, но в одиночку бы никогда в лес не вышел ночью, особенно зимой, но с Чонгуком не страшно ничего. Казалось, что даже если бы на них напала орда озлобленных зараженных, они бы отбились, как в их самую первую встречу. Рядом со своим альфой Тэхен не боялся абсолютно ничего. Чонгук поспешил разжечь в камине оставшиеся с последнего раза дрова и ворошил их тонкой палочкой, чтобы поскорее разгорелись, а Тэхен расстелил на полу принесенный в прихваченном рюкзаке плед, бутылку вина и два стакана он поставил рядом, а после с самого дна поднял свой дневник и глянул на Чонгука. Он сидел к нему спиной и держал руки возле огня, грея их. Тэхен подсел к нему и положил ладонь на плечо альфы, заставляя его с улыбкой повернуться к нему. Чонгук мягко коснулся родинки на кончике носа, заставляя того прикрывать глаза. Его волосы снова окрасились в огненный, он был самим воплощением огня, который сжигает Чонгука изнутри, но на выжженной пустоши рождались прекрасные цветы. Это Тэхен сажал их, на месте сорняков он взращивал цветущий сад внутри альфы. — Это для тебя, — тихо сказал Тэхен и протянул ему небольшой исписанный блокнот в черном переплете. Он был припухшим и нелегким на ощущение. Чонгук вскинул брови и взял подарок, пролистывая его. Он весь был исписан кое-где неаккуратным и кривым почерком, где-то светились неумелые зарисовки и были вложены сухие цветы. — Это мой дневник, в котором я собирал и хранил очень много лет каждое воспоминание о том, как мог гулять по лесу. Это… очень дорогая для меня вещь. — Ты не должен ее отдавать, Тэхен, — покачал головой Чонгук и свел брови к переносице. Он перевернул хрустящую страницу и пробежался взглядом по строкам. Разве такие дорогие сердцу вещи отдают кому-то, преподносят в подарок? Но Тэхен улыбнулся и положил ладонь сверху ладони альфы. — Я ее не отдаю, я ее дарю. Моя самая дорогая вещь должна быть у моего самого дорогого человека, — перешел на шепот Тэхен, заглядывая ему в глаза. Его сердце бешено колотилось, казалось, оно вот-вот выпрыгнет, но омега выдохнул: — Я люблю тебя, Чонгук. Альфа посмотрел на него и почувствовал разливающийся по телу жар. Я люблю тебя. Три слова, способные вдохнуть жизнь в человека. Он смотрел в бесконечно голубое летнее небо, спрятанное в глазах омеги, и часто, гулко дышал. На его губах была улыбка. Мягкая, теплая и согревающая. Чонгук отложил его дневник в сторону и коснулся щеки омеги, поглаживая ее нежно и невесомо. Тэхен прикрыл глаза и прильнул к нему, потираясь щекой о ладонь, как котенок. На улице стояла холодная зима, но им двоим было так жарко и вовсе не из-за разожженного камина. Это летнее тепло выходило из самого Тэхена и согревало альфу. Омега потянулся к нему, обвивая руками за шею, а лбом уткнулся в его лоб. Он почти не дышал, не было сил вдохнуть раскаленный воздух, не было сил смотреть в глаза Чонгука. Альфа поддел его нос своим и мягко коснулся приоткрытых алых губ, аккуратно целуя нижнюю губу. — Я люблю тебя, Тэхен. Тэхен опустился спиной на плед, чувствуя, как плавится кожа под поцелуями Чонгука. Он целовал его шею, касался языком кожи и слизывал тонкий аромат ландыша, круживший голову. Пальцы альфы один за другим расстегивали пуговицы на рубашке Тэхена, оголяя непревзойденную, девственную красоту. Грудь Тэхена быстро вздымалась от желания, волнения и переполняющей его любви. Коленки слегка дрожали, но это был Чонгук. Его альфа, его любимый человек, его охотник на оленей и вредитель природы. Тэхен любил его так, что сердце в груди щемило меж ребер, а вены наливались раскаленным железом. Ему хотелось всего Чонгука, с головы до пят, хотелось слиться с ним воедино и никогда, никогда больше не покидать друг друга. Когда последняя пуговица на рубашке Тэхена расстегнулась, Чонгук едва не задохнулся восхищением. Его подтянутое спортивное тело плавно изгибалось под ласками альфы, а в свете горящего в камине огня кожа приобрела медный оттенок. Чонгук пробежался губами от его пупка, заставляя омегу вдохнуть от восхищения, вверх, и остановился возле губ. Тэхен сам к нему потянулся, вовлекая в очередной поцелуй, и когда альфа нашел в себе силы оторваться от него, он прошептал: — Ты уверен, что хочешь этого? — Да, — шепнул Тэхен, распахнув глаза. — Я хочу тебя. Чонгук начал тяжело дышать. Этот человек сводил его с ума своими словами, взглядами, неумелыми касаниями. Альфа стянул свою черную футболку и отбросил ее в сторону, позволяя Тэхену разглядеть каждый кусочек его кожи. Омега жарко выдохнул от восхищения и заскользил ладонями по лоснящимся под кожей мышцам, восхищаясь их твердостью, он скользнул взглядом по черным татуировкам, обвивающим шею и плечо альфы. Ему хотелось коснуться их губами, языком, зубами, попробовать на вкус так же, как Чонгук пробовал его. Омега с трудом сдержался, чтобы не закрыть лицо руками от стыда, когда альфа помог ему снять джинсы и белье, и на Тэхене осталась лишь рубашка, висящая на запястьях. Превозмогая смущение, которое отразилось тяжелым дыханием и алыми щеками, омега дрожащими пальцами расстегнул пуговицу на штанах Чонгука. Он провел ладонями по прессу альфы, изучая каждую линию, каждый изгиб. Они сидели друг перед другом на коленях, обнаженные телом и душой, и целовались. Чонгук углубил поцелуй, позволяя омеге исследовать его рот языком. Звуки поцелуев, тихих вздохов и треск дров в камине наполнили комнату. Альфа даже не пытался скрыть своего возбуждения, но Тэхен глаз ниже пояса опустить не мог. Однако постепенно смущение отходило на второй план, а на первое выходили они — любовь, желание, страсть. Ладони Чонгука сжимали его талию, и когда они заскользили вниз, касаясь подтянутых ягодиц, омега не удержался от резкого вздоха. Никто и никогда не касался его так, как касался Чонгук. Тэхену казалось, что еще немного, и он умрет прямо здесь от остановки сердца. Их языки сплетались в поцелуе. Чонгук лизал его губы, никак не насыщаясь их вкусом, теплотой и мягкостью, а Тэхен глухо стонал, путая пальцы в волосах альфы. Чонгук сел, прислонившись спиной к дивану для точки опоры, а Тэхен сел сверху на его бедра. Он взял омегу за подбородок, заставляя посмотреть в свои глаза. Тэхен раскраснелся от возбуждения и смущения, и сводил его с ума. Чонгук занимался сексом десятки раз, но он никогда не занимался любовью. Любовь может быть только с одним человеком, и теперь альфа понимал, в чем разница. Она в том, что сердце с другими не замирает, его нутро не разрывает от одного взгляда на такого податливого и ласкового мальчика, ведь так, как с Тэхеном, не могло быть больше ни с кем. — Сделай это сам, — прошептал Чонгук в его губы, слегка прикусывая и сразу же зализывая укус. Тэхена бросило в крупную дрожь от осознания, что он собирается сделать. Он так много раз делал это сам, но все это… не то. Эти ощущения, что дарил ему Чонгук, сводили его с ума. Тэхену казалось, что они не на Земле, а где-то в космосе, парят меж галактик и дышат друг другом, а не воздухом. Он целиком доверился своему альфе и распахнул перед ним душу, но его трясло от волнения и одновременно желания. Омега встал на колени, расставив ноги по обе стороны от бедер альфы, и громко сглотнул. Чонгук ласково целовал его шею, ключицы и плечи, утешая и успокаивая, а его ладони легли на ягодицы омеги, разводя их в стороны. Тэхен просунул руку меж их телами и обхватил член альфы пальцами, заставляя Чонгука напрячься и чуть сильнее сжать пальцы. Омеге было так страшно, но он доверял Чонгуку. Он знал, что если ему станет больно, альфа остановится и не станет продолжать, а потому, собравшись с остатками сил, начал медленно опускаться на его член. Чонгук зажмурил глаза от удовольствия, а Тэхен замер от несильной боли и непривычных ощущений. Он заломил брови и до боли прикусил губу, вцепившись ногтями в плечи Чонгука, который безостановочно целовал его шею и лицо, пытаясь успокоить, унять боль. Под ресницами скопились слезы, но Тэхен аккуратно двинул бедрами, когда привык, насаживаясь чуть больше. Чонгуку сносило голову от жара и узости омеги, но он терпел, оглаживая его выгнутую спину пальцами и шепча куда-то в шею что-то, что Тэхен даже не слышал. Естественная теплая смазка Тэхена потекла по члену альфы, словно пробуя на выдержку его силу воли, но Чонгук даже не дернулся. Главное, чтобы Тэхену не было больно, чтобы он привык и не чувствовал дискомфорта. — Все хорошо, мы можем прекратить, — тихо сказал Чонгук, заглянув в лицо омеги. Его красные щеки пылали огнем и по цвету почти слились с волосами. — Ты не должен продолжать, если тебе больно. — Мне не больно, — дрожащим голосом сказал Тэхен и опустился полностью на его член, издав тихий, полный боли стон. Чонгук стиснул зубы, думая, что лучше прекратить, но омега не позволил. Вопреки всему, он поцеловал альфу и прильнул грудью к его груди, наслаждаясь непрекращающимися поцелуями, которые отодвигали постепенно сходящую боль на задний план. Привыкнув, Тэхен начал медленно двигать бедрами вверх-вниз, все так же целуя альфу — его губы, щеки, подбородок, лоб, лицо. Тэхен наслаждался каждым его вздохом, и через некоторое время почувствовал, как к нему самому подбирается наслаждение, когда он нашел ту самую точку. Омега не удержался от вскрика, когда сладкая истома прокатилась по телу, а Чонгук самому себе мысленно жал руку за такую выдержку. Его пальцы крепко держали омегу за талию, помогая насаживаться на член, и когда боль совсем притупилась, он начал быстрее двигать бедрами, желая испытать эти чувства еще и еще. Чонгук целиком наполнял его собой. Он был в каждой клеточке тела, в каждом прикосновении к раскрасневшимся от поцелуев губам, к горящей коже. Тэхен, казалось, вот-вот рассыплется в его руках, но Чонгук взял все под свой контроль. Он уложил омегу на спину и начал сначала медленно, а потом все быстрее и глубже двигаться в нем, заставляя Тэхена под ним метаться в томящейся истоме, вскрикивать и громко стонать. Он целовал его губы и забирал стоны себе. Омега сжимал пальцы на плечах альфы, а от удовольствия поджимал ноги и сам, как мог, двигался ему навстречу. Тэхен выгибался и жмурился до белых мушек перед глазами, а после распахивал ресницы и без конца смотрел на альфу. Они не отводили друг от друга взгляд, не переставали целовать друг друга и даже после того, как, умирая в руках Чонгука от наслаждения, Тэхен кончил на собственный живот, Чонгук не нашел в себе силы оторваться от него. Омега кричал, не в силах сдерживаться от нахлынувших ощущений, он метался под Чонгуком, раскидывая по пледу алые волосы, что были похожи на огонь, в котором они горели. Огонь — это их любовь. Альфа и сам не мог сдержаться от стонов, когда Тэхен непроизвольно сжимал его в себе и откидывал голову, подставляя шею для поцелуев. Он кончил прямо в Тэхена и, не выходя из него, лег сверху на его грудь, шумно дыша. Под ухом колотилось сердце омеги, а сам Тэхен даже не шевелился, лишь поглаживал любимого по спине и волосам. — Нет такой высоты, на которую я не взлетел бы ради тебя, — тихо, дрожащим голосом пропел Тэхен. Чонгук провел ладонью по его ладони и переплел пальцы в замок. — Каждый свой вдох я хочу делить с тобой, — хрипло продолжил Чонгук. — Я сдержу любое обещание, я заберусь на гору, какой бы высокой она ни была. Тэхен улыбнулся уголком губ, оглаживая костяшки альфы большим пальцем. Он смотрел на дрожащий в топке огонь, искры которого отражались в его глазах, а Чонгук слушал размеренное сердцебиение под ухом, которое подстраивалось под ритм сердца альфы. Когда дело касается Тэхена, не бывает недозволенного. Их две души соединились под треск дров в камине и тихий падающий за окном снег, укрывающий собой землю.