Отражение.

Восхода он ждёт больше чем, чего бы то ни было. Фран сидит на кровати, вжавшись в угол и не сводит глаз с зеркала. Там никого нет. Не было. Но свечи давно потухли, а темень непроглядная. Он просто надеется на это. Глаза болят, они сухие и немного колит в белках глаз. Болит и поясница. Он сидит в такой неудобной позе, что болит каждый сантиметр тела, но он боится пошевелиться. А вдруг оно вернётся?! Нужно расколотить зеркало, решает он. Но нужно дождаться утра, а лучше дня. Когда солнечный свет заполнит собой все пространство. Нет никаких доказательств, что тварь не явится днём. Но если в фильмах прокатывает, то и сейчас прокатит, да? Да? Уследить за тем, как меняется освещение в комнате, невозможно. Кажется только-только была глубокая ночь и чернота, поглощающая все на своём пути, и вдруг светло и свежо. Нужно разбить зеркало, думает Фран. Думает, но засыпает. Сон опять прерывистый, странный. Просыпаться рывком входит в привычку. Так же как глотать воздух ртом, словно задыхаясь. Так же как голодать. За дверью опять суета и шум. И это успокаивает. Баюкает, точно заботливая мать дитя. Проснуться приходиться из-за стука в дверь. Он решает не открывать, но дверь открывается сама. Фран поднимает голову, чтобы взглянуть на вошедшего. Это директриса детского дома. Дама пышных форм. Её белые волосы уложены в строгий, прилизанный пучок. Кружево на рубашке пышное, фиолетовое. А костюм серый. Франу кажется, что у неё большое лицо. Толстые щеки закрывают глаза, прижимая их к бровям. А губы пышные, блестят каким-нибудь некрасивым блеском. Франу кажется, что она страшная и мерзкая, но точно он не знает. — Двенадцатый час, а ты в кровати, — она цокает и подходит к постели. Прежде чем она схватит его за плечо, он успевает подняться на ноги. После стольких часов сна тело ломит. Оно сделано из ваты и желе. — Заберите меня. — сразу же говорит он, без всяких предисловий. И совсем не важно, что в дверях замерли приемные родители. — Что? — Я не хочу здесь оставаться. Они какие-то странные! — слова вдруг льются из его рта словно водопад. Фран тараторит, не успевая набрать кислород в легкие, — В комнате нет света и они не собираются его чинить! К тому же уже третий, или четвёртый, раз они пытаются накормить меня недоеденным ужином. А в нем это мясо! Это не мясо, не нормальное мясо! И в зеркале какой-то человек! На окнах решётки и меня не пускают в школу! Они психи долбанные! Заберите меня! — Последнюю фразу он буквально кричит, выпуская весь кислород из легких. Он бы и продолжил кричать, если бы не пощечина. Директриса бьет сильно, наотмашь, тыльной стороной руки. На ее толстых пальцах перстни с камнями. Они царапают щеку, проезжаются даже по зубам. Она в ярости. Она в гневе. Она кричит: — Будь благодарен! Не проси свыше того, что тебе могут дать! Но Фран противится, взмахивает руками и истерично повторяет: — Это мясо, оно сырое и сладкое! Мясо таким быть не должно. И тогда она бьет его ещё раз, повторяя громче: — Будь благодарен! Не проси свыше того, что тебе могут дать! Фран противится, молчит и она бьет его в третий раз. Крови во рту уже столько, что можно напиться и умыться. Она заполняет губы, окрашивая их и скапливается в уголках. Фран глотает и кровавыми губами повторяет, то что она говорит. Он опускает голову, потому что чувствует, что предаёт сам себя. Опять. Но директрисе мало, она вопит, чтобы он говорил громче. — Прекратите это! — вмешивается «мать». Но Франа не проведёшь. Он то видел как они стояли в проходе без движения, созерцая как его избивает директриса. И он знает, что как только она уйдёт, он получит ещё больше. «Отец» говорит, что они поговорят с директрисой и будут обедать. Франу на это плевать. Он и крови наелся. Стоит им выйти, как он отправляется в ванную. Тут-то зеркало нормальное и есть свет. В отражении он выглядит жалким и избитым. Щека залита кровью и опухает на глазах. Холодная вода не помогает. Зато промыть рот ей удаётся. Не до конца, но все же. Поднимает голову и опять видит это незнакомое лицо. Страх бежит по венам опережая кровь, но он не показывает виду. Разворачивается и пулей вылетает из комнаты, твердя, словно заведённый, — Тебя нет! Тебя нет! Когда он входит в столовую, на столе стоит все та же тарелка с недоеденным ужином. Он решает даже не садиться. Директриса стоит у двери, а рядом с ней «отец». Фран слышит отрывок из их разговора. — Что насчёт вашего старшего сына? Эммет кажется. — Поиски всё ещё ведутся, — трагичным голосом отвечает мужчина, прикладывая ладонь к груди. — А что остальные дети? Где они все? — Фран у нас единственный несовершеннолетний ребёнок. Все остальные разъехались по университетам. Когда дверь закрывается, Фран чувствует что, ловушка, в которую он попал, захлопывается. Он было разворачивается, чтобы уйти в комнату, как «мать» ловит его за руку. — Ты будешь есть! — сурово говорит она. — Нет. — Будешь! — Заставь меня. Это дерзко. Это рискованно. И он надеется, что ей не хватит выдержки, что она взорвется и выгонит его. Но она хватает с тарелки кусок мяса. Он выглядит отвратительно. И она затыкает ему нос рукой. Фран задыхается, но не открывает рта. Только вертится в её руках, надеясь вырваться. С силой наступает ей на ногу и срывается с места. Бежать, думает он, нужно срочно отсюда бежать.