A week (to fall in love)

      Поздно ночью, когда все студенты в общежитии, даже самые активные и энергичные, засыпают, Сону и глаза не может сомкнуть, лишь пялясь в стену и слушая мелодичное сопение Джэхвана куда-то в подушку. Вскоре старший, которому наскучивает просто лежать и прожигать ночь обдумыванием кучи мыслей, тянется за телефоном, чтобы проверить время, но колеблется, думая, так ли он хочет расстраивать себя осознанием полностью бессонной ночи. Но все же посмотрев на злосчастные цифры на экране, Сону вздыхает и начинает считать, сколько часов у него еще есть на сон, из-за чего только дольше остается в бодрствовании. После, совсем отчаявшись, он кидает подушку в ноги, а следом и сам меняет позу, надеясь, что это поможет ему уснуть.       Минуты все это время безжалостно пролетают мимо парня, который просто продолжает лежать с плотно закрытыми глазами и считать воображаемых овец, понемногу выходя из себя. Его ярость останавливает лишь внезапная вибрация его телефона, который он тут же хватает с полки и подносит к уху, даже не взглянув на звонящего. — Алло? — Хён, я разбудил тебя? — Нет, — слабо нахмурившись, Сону все же смотрит на экран и резко садится на кровати, готовясь бежать на помощь в случае чего. — Я еще не спал, Линь. Что-то случилось?       И судя по тому, как Линь сонно зевает прямо в микрофон, пока Сону терпеливо ожидает ответа, последний понимает, что волноваться не стоит, ибо младший звучит очень даже расслабленно. — В общем, хён. Я проснулся, потому что выпил слишком много содовой и хотел сходить отлить, — начинает младший, сонно бормоча слова в трубку. — Короче, не знаю, нужна ли тебе эта информация, но Даниэль-хён спит около твоей двери.       Сону на секунду замирает, едва ли не срываясь на удивленный крик, но вместо него переходя на громкий шепот. — Что, прости?! — Сначала я подумал, что это какое-то огромное животное, потом, что это кто-то в шутку оставил огромный мешок мусора рядом с твоей комнатой, но нет, это точно Даниэль-хён. — Линь, где ты сейчас? — спрашивает Сону, делая несколько больших шагов к выходу, пока не оказывается у двери. — У себя. У меня с собой не было телефона, так что пришлось вернуться. — Хорошо, тогда просто ложись спать, хён позаботится об этом, — говорит Он, кидая мимолетный взгляд на счастливо сопящего в обе дырки Джэхвана, который радостно и абсолютно полностью забивает на весь мир. — Ладно, хён, — а после слышится очередной затяжной зевок, — тогда спокойной ночи. И не ругайся с Даниэлем-хёном, а то даже во сне он выглядит грустно. — Не буду, а ты иди отдыхать.       После Сону отключается и пихает телефон в карман пижамных штанов; все его существо хочет поскорее распахнуть двери, но что-то удерживает его, так что в итоге он просто немного приоткрывает ее. Естественно, это дается с трудом, потому что снаружи ее подпирает что-то тяжелое, что-то Кан Даниэль, так что Сону приходится присаживаться на корточки и аккуратно ловить спящего младшего, чтобы его фейс не познакомился с полом слишком близко.       Даниэль оказывается даже тяжелее, чем себе представляет Сону, к тому же, его неудобные домашние тапочки делают в совокупности свое дело, и старший со смачным «шлеп» падает на пятую точку, в то время, как Ниэль почти полностью наваливается на него.       Он тихо и очень недовольно фырчит себе под нос проклятья, а затем просто встряхивает младшего за плечо, из-за чего тот резко распахивает глаза, а в них читается четкое «Где я? Кто я? Как меня до сих пор не выгнали отсюда?».       Старший медленно выбирается из-под сонного и дезориентированного младшего, а последний, не долго думая, заваливается спать дальше между кроватями Сону и Хвана. — Ну эй, — тихо шепчет Он, слабо и безуспешно пихая младшего ногой, — вставай.       Последний только что-то бормочет себе под нос, а после хватает ногу Сону и сжимает ее в объятиях, из-за чего старший глубоко вздыхает и с сомнением поглядывает в сторону своей кровати. Вообще-то, общажная кровать рассчитана на одного человека и кому же, Сону все еще помнит, как неудобно спать с широкоплечим щенком-переростком, что бесцеремонно забирается в его кровать пару дней назад.       Самое верное решение, которое Сону может предпринять — продолжать расталкивать Ниэля, пока тот не проснется, а затем отправить его домой, даже если во всем этом хаосе они разбудят Джэхвана. Однако чувствуя его дрожь и вспоминая, насколько холодна его кожа, он не может просто выставить его за дверь.       Так что забивая на все крики здравого смысла внутри своей головы, Сону тянет Ниэля к своей кровати, удивляясь, что ни младший не просыпается из-за грубоватого обращения, ни его сосед из-за шороха. На этот раз Сону перекатывает Ниэля к стене и укрывает всеми своими одеялами, доставая даже то, что предназначено, по сути, для зимы.       Осторожно, он опускается рядом с младшим, и когда касается его холодной руки, недовольно морщится. Без лишних раздумий, он берет ладонь младшего своими руками и начинает потирать ее, пока та не восстановит уровень необходимого тепла.       После, когда Сону пытается убрать руки, Ниэль лишь сильнее сжимает их своими, а после переплетает пальцы. Старший еще несколько минут борется за свободу своих рук, а после так и засыпает, недовольно ворча себе что-то под нос.       На другом конце комнаты Джэхван, уставший притворяться спящим, тихо сползает со своей кровати и открывает камеру на телефоне. — Божечки, как очаровательно, — бормочет он, делая тысячу и одну фоточку Сону и обернутого вокруг него Ниэля, — они оба такие долбаебы, и черт возьми, как же это прелестно. Божечки, мама родная.       К счастью, вспышка не тревожит сон ни одного из спящих парней, а потому Джэхван тихо хихикает себе под нос и отправляет фото в их общий чат с Минхеном и Джонхеном.       Посмотрите на наших голубков, подписывает он, прежде чем вернутся ко сну. Ночь только начинается, а Хван уже не может дождаться момента, когда эти двое будут оправдываться за этот случай.

***

      И так, свернувшись калачиком и сжимая в руке брелок, Ниэль и засыпает у дверей в комнату старшего, слишком напуганный, чтобы стучать снова и слишком упрямый, чтобы просто так уйти. В итоге снова он ловит свое сознание только когда ему становится невыносимо жарко, из-за чего он вяло скидывает с себя одеяло и ближе прижимает к себе огромную подушку, желая снова провалиться в свои сны.       И у него почти выходит, однако на самых последних секундах он чувствует как подушка в его руках начинает двигаться, и именно это заставляет его распахнуть глаза и сделать вывод, что это вовсе не подушка, а человек. И не просто какой-то человек, это именно его Сону-хён, мирно посапывающий ему в грудь во сне и сжимающий края его футболки пальцами. В тот же момент Ниэль решает, что он спит. Это невозможно, мечты так просто не превращаются в реальность и вероятность того, что все это взаправду — хоть Ниэль и вовсе не против просыпаться так каждый день — равна нулю процентов.       Однако затем он вспоминает, что засыпает у двери старшего и задумывается о том, как будет убеждать Она, что их отношения для него вовсе не шутка и о том, что вмиг самые простые вещи могут стать самыми сложными испытаниями.       Возможно, думает он, Сону просто жалеет его и поэтому затаскивает внутрь, чтобы он не умер от холода. Он вздыхает, а после зарывается в волосы старшего носом и глубоко вдыхает аромат его шампуня с нотками лайма, базилика и еще какой-то приятной травы, смешанной с его естественным запахом. Запах Сону невероятен; Ниэль даже думает, что было бы здорово, если бы его дом был наполнен таким же ароматом, даже, возможно, если он вдыхает его в последний раз.       Когда Ниэль просыпается снова, его всего трясет от холода, несмотря даже на кучу одеял и Сону в роли живой грелки. Его горло першит, нос заложен, конечности сводит от тяжести, а глаза слезятся и зудят. Он ненавидит себя за беспечность и сон снаружи всеми фибрами души и нехотя признает, что он болен. Затем, когда где-то совсем рядом он слышит тихое хныканье и чихание Сону, который затуманенными глазами смотрит на него, а потом, когда открывает рот, чтобы что-то сказать, только и может, что хрипеть, Ниэль понимает, что и Сону заражается тоже.       Видимо, Сону тоже все понимает буквально за несколько секунд, потому что лицо его приобретает весьма невеселое выражение, и по факту, это самое милое, что за последнее время видит Ниэль, прежде чем его бесцеремонно выталкивают из постели. Он падает на зад с глухим звуком, а потом тихо смеется, но смех его звучит так, будто его горло натерли наждачкой. А потом просыпается еще одна проблема.       Джэхван, у которого отсутствует даже один процент жалости к лучшему другу, смеется так, словно перед ним ряд стэндаперов со своими лучшими шутками. Вскоре Сону не выдерживает и кидается на него с кулаками, угрожая надышать ему бациллами куда только можно и нельзя, если он не заткнется. — Господи, ладно! — сдается младший. — Я и забыл какой ты вредный, когда болеешь. Я передам преподам, что ты заболел. Кстати, вы что, целовались? Думаю, болезнь передалась со слюной.       Вместо ответа Сону громко чихает прямо в лицо друга, который с оглушительным визгом тут же несется в ванную. — Так теперь ты у нас чистюля, м? — вслед ему хрипит Сону. — Думаю, мне можно присудить медаль, да и Минхен должен быть благодарен мне!       А после Сону возвращается назад в свою кровать, пока Ниэль так и продолжает сидеть на полу, неуверенный до конца, что ему следует делать теперь. Старший заворачивает себя во все одеяла, а после перекатывается на край кровати, уставившись на молчаливого Кана. — И почему ты до сих пор тут? — с подозрением спрашивает Сону. — Если ты болен, то иди домой и лечись, хватит распространять тут свои микробы. — Не уверен, что смогу, — тихо говорит младший, опустив взгляд на свои ноги. — Тогда попроси кого-нибудь забрать тебя?       Даниэль замолкает, думая, что его родители не в городе, а у старшего брата до сих пор нет водительских прав, а затем слабо качает головой. Сону только отчаянно стонет и падает на подушки. — Тогда забирайся сюда. — Что? — переспрашивает Кан, уверенный, что неправильно услышал, а после видит, как Сону похлопывает по кровати рядом с собой. — Быстрее, мне и так холодно, — ноет Он, — а смотря на тебя становится еще холоднее. Если не уходишь, то хотя бы будь полезен.       Именно так Ниэль снова оказывается в одной кровати с Сону. Последний слабо сжимает руку младшего в своей, а лбом утыкается в чужое плечо, чтобы снова уснуть. Джэхван, к слову, возвращается в комнату совсем ненадолго, только берет свои вещи и оставляет парням пакет с лекарствами и две бутылки воды.       После того, как оба выпивают что-то горькое от простуды, Сону вновь засыпает, а у Даниэля не остается выбора, кроме как последовать его примеру. Болеющий Сону значит прилипчивый Сону, думается Ниэлю, потому что старший категорически отказывается отпускать чужую руку и недовольно хнычет каждый раз, когда Кан пытается пошевелиться.       На самом деле, выглядит это настолько очаровательно, что Дани с восторгом думает, что хочет наслаждаться таким уязвимым состоянием своего хёна подольше, хотя когда он с силой обнимает его, пытаясь согреться, это становится тяжело.       Во второй половине дня в комнату, вооруженные супом и горячей рисовой кашей, врываются Минхен с Джонхеном. Хван только недовольно смотрит на Даниэля, явно не одобряя его присутствие, но ничего не говорит, стараясь сфокусировать свое внимание на том, чтобы заставить Сону сесть. — Сону, ну же, — говорит он, усаживаясь на край кровати и проводя рукой по лбу друга, — тебе нужно поесть, чтобы набраться сил.       Он только недовольно щурится, прежде чем отпустить руку Ниэля и вместо нее атаковать руку Минхена. — Не хочу. — Сону-я, — на этот раз его зовет Джонхен, убирая мешающие волосы назад со лба Она, — от тыквенной каши тоже откажешься? Мы взяли ее в твоем любимом магазине, поешь, м?       С огромным нежеланием Сону все же приподнимается и садится на кровати, позволяя Минхену кормить его с ложки. В это время Джонхен передает Ниэлю его порцию, а младший даже больше, чем просто счастлив и благодарен за то, что про него не забывают, пусть даже их отношения и натянуты. Он начинает тихо есть и наблюдать за тем, как друзья Сону нянчатся с ним, пока Он ноет о том, что он и сам может себя накормить. Внезапно Даниэль думает, что из Минхена и Джонхена выйдут отличные родители.       Тут две пары глаз резко переводят на него свои удивленные взгляды, и Даниэль краснеет даже сильнее, чем обычно, понимая, что говорит последние слова вслух. Джонхен только смеется, протягивая руку, чтобы взъерошить волосы Кана, а взгляд Минхена тем временем немного смягчается.       Впрочем, вскоре им приходится оставить Ниэля и Сону одних снова, однако Мин соглашается уйти только после того, как заставляет Сону еще раз выпить таблетки от простуды, а заодно и проверяет, чтобы и Ниэль их выпил, оставляя на их лбах влажные полотенца, снова показывая свою поистине материнскую заботу.       И только после того, как старшие закрывают за собой двери, Сону, надув губы, смотрит на Ниэля, а тот не в силах сопротивляться очарованию своего маленького хёна, раскрывает руки в приглашающей манере и заключает противоречивое создание в своих объятиях. — Хён, — шепчет он в чужую макушку, — ты же знаешь, что нравишься мне?       После этих слов Сону отстраняется и нахмуренно смотрит на младшего. — Обязательно нужно говорить об этом сейчас? Я выгляжу как дерьмо на палочке и чувствую себя соответственно. — Да, сейчас, — настаивает младший, — иначе ты снова сбежишь от меня. Ты правда очень нравишься мне, а еще мне правда очень жаль за вчерашнее. Я проспал, а вовсе не забыл о тебе. И вообще все, что я делал до этого, я делал только потому что ты правда мне нравишься, а не потому что я должен притворяться идеальным бойфрендом.       Несколько секунд Сону просто смотрит ему прямо в глаза. — Почему я должен верить этому? Почему я должен верить тому, кто уходит в конце недели? — Это твой выбор, — с тихим вздохом отвечает Даниэль, притягивая Сону ближе к себе, — потому что я не знаю, как доказать тебе, что я серьезен. Просто доверься мне. — Довериться парню, который в конце просто свалит? — Что, если не свалит?       На этот раз в комнате слышится лишь тишина. Несмотря на невысокую температуру и тяжелое дыхание, взгляд Сону ясен и пронзителен; Он направляет его прямо на младшего, будто бы пытаясь заглянуть тому в душу, а Кан не сопротивляется, с готовностью обнажая все свои мысли перед старшим и буквально предлагая их ему.       Даниэль не знает наверняка, что творится в голове старшего, однако последний внезапно подается вперед, все ближе и ближе, пока их носы не касаются друг друга, а тела соприкасаются.       Но и этого Сону оказывается мало; он наклоняется до тех пор, пока его губы при каждом слове не касаются губ младшего и пока последний не просто отчетливо слышит каждую фразу, а буквально чувствует ее своим телом. — Я бы назвал тебя лжецом, — выдыхает тихо Сону, сжимая пальцами широкие плечи Даниэля, — а себя дураком, позволяющим себя обманывать.       Затем старший делает последний рывок и наконец накрывает губы своего бойфренда мягким поцелуем.