О дирёже

Дима курит в отдалении, облокотившись об дверной косяк. Наблюдает, как яростно Антон собачится с неприятным типом — обстановка накаляется, грозит достигнуть предела всеобщего терпения. Матвиенко подошёл позже всех и мало что узнал. Парень — их работник. Накосячил, но с пеной у рта готов доказывать обратное. Кричит так, что окна в соседних домах дрожат. Конфликт вспыхнул частично из-за того, что парню не повезло наткнуться именно на Антона — человека с обостренным чувством справедливости и полным отсутствием инстинкта самосохранения. Негатив беспрепятственно брызжет из него ядовитыми каплями, отравляя пространство. Дима стоит неподвижно, как каменное изваяние — верный признак того, что он сильно раздражён. А если раздражён Дима, то дело требует вмешательства государственных служб. Довести до белого каления единственного человека, который обычно не теряет рассудок в критической ситуации — вот, что страшно. Дима ведь всегда собран. Но в этот раз от его спокойствия Серёже не по себе. Резко наступает тишина — Антон срывает голос. Растерянно хватается за горло и делает шаг назад, отступая перед угрозой, полной сил и энергии. Угроза победоносно блестит глазами и на каблуках поворачивается к Диме, готовясь разразиться новой тирадой. Дима отвечает усмешкой. Парень подходит ближе, и Серёжа ощутимо напрягается. Он довольно щепетилен в плане Димы — в том скромном смысле, что готов за него глотки рвать. Дима предусмотрительно загораживает Серёжу спиной, оказываясь вплотную с источником всех бед. Затягивается и медленно выпускает дым в лицо парню. Тот свирепеет. Выставляет указательный палец перед его носом, замышляя поучительную речь, но не успевает произнести и слова. Доли секунды. Все самое ужасное всегда происходит за доли секунды. Дима как-то странно выворачивает ему выставленный палец. Парень орёт от боли, ноги его не держат. Он падает на пол, и Дима аккуратно опускается на корточки вместе с ним, не отпуская руки. Все стоят в нерешительности, колеблясь между желанием помочь и не вмешиваться. Серёжу обдает жаром. Он никогда его таким не видел. Это какая-то невероятная концентрация гнева в темных глазах. Столько злости, что даже непрошибаемому Матвиенко становится некомфортно. От Димы буквально веет холодом. Он не кричит и не бьётся в истерике, но — честное слово — лучше бы так. Дима снова подносит сигарету к губам. Смотрит на парня с холодным интересом, как на зверька в зоопарке.  — Видишь этот сгиб, — Дима слегка стучит пальцем по косточке чужой руки, — это пястно-фаланговый сустав. Он будет сильно болеть, если вывернуть твой палец в неестественную сторону. Примерно вот так, — парень изливается потоком оглушающей брани. — И это только руки. Ты не представляешь, сколько ещё интересных фактов о твоем паршивом теле я знаю, — Дима наклоняется ближе к его уху и понижает голос. — Либо уёбываешь отсюда добровольно, либо ногами вперёд. Намёк ясен? Парень пыхтит, но не отвечает. Дима ещё сильнее скручивает ему пальцы, дожидаясь, пока очередная волна громкого мата сменится тихим скулежом.  — Ясен? — повторяет Дима. Тот кивает. Дима отпускает его руку, и парень убегает. Позов поднимается на ноги и бросает потухшую сигарету в урну. Антон не шевелится, когда Дима молча проходит мимо. Лишь Серёжа смотрит ему вслед до последнего и выдыхает, словно только что вылез из проруби.  — Такое бывало раньше? — спрашивает он, обращаясь к Антону. Антон бессильно мотает головой из стороны в сторону. Серёжа кивает и задумчиво смотрит в пустой проход.  — А он горяч, да? — глаза Антона округляются, и Серёжа не сдерживает лёгкой ухмылки. — Пойду проверю его.

***

Он находит его в полумраке пустой гримёрки. Дима методично бросает резиновый мяч в стену: тот отпрыгивает и с нечеловеческой точностью попадает прямо в руку. Серёжа тактично стучит в приоткрытые двери. Дима бросает на него короткий ясный взгляд из-под очков. В глазах — ледники, смотреть в них холодно и немного страшно. Поза расслабленная, но тело напряжено так, будто сейчас в его жилах течёт электричество. Разительный контраст. Серёжа впитывает каждую деталь, каждое мимолётное движение. Чем больше он живёт с Димой, тем больше понимает, что этот человек непредсказуем. Граней у его характера как граней у звёздчатого икосаэдра — завались и больше. Они ссорятся, очень много ссорятся. Меняют хрупкие фарфоровые тарелки на пластмассу, чтобы экономнее было бросать их друг в друга. Но Серёжа никогда не видел, чтобы Дима был так взбешен. Так взбешен внутри, что абсолютно спокоен снаружи. И честно говоря… Честно говоря, это особый вид порнографии. Ему по душе его Дима, — его очаровательный, рассудительный Дима — но сейчас колени дрожат, а в лёгкой футболке становится жарко. Он не знает, чего ему хочется больше: разозлить его еще сильнее или успокоить. И решает — он хочет его всего. Закрывает двери изнутри. Несколько смелых черепашьих шагов, и он встаёт прямо перед Димой. В голове воздух, особого плана действий нет. Мяч теряется, отскакивая в сторону. Дима смотрит снизу вверх, растворяя всю решительность Серёжи. На выдохе он ставит колено между ногами Димы, слегка раздвигая их, садится сверху и легко толкает Позова к спинке дивана. Дима не сопротивляется, послушно отклоняясь. Это катастрофа — лучше бы прогнал, лучше бы накричал. Сережа припадает к его губам, медленно обводит их языком — ноль реакции. Тогда Серёжа больно кусает и нагло лезет под кофту — Дима едва заметно морщится. Да где это видано? Такое ощущение, что он боится убить Серёжу в припадке неконтролируемой ярости. Серёжа еще разок вглядывается в его лицо и вдруг понимает. Дима далеко от него — все ещё ругается с тем типом, все ещё переживает.  — Достал, — рычит Сережа, — прекрати думать о нем. Дима переводит взгляд на Серёжу и слегка приподнимает брови.  — Боже правый, не говори, что ревнуешь, — ледники слегка оттаивают, и в глазах мелькает интерес. Матвиенко поджимает губы. Да, ревнует. Своеобразно. Имеет законное право — этот тип забирает все внимание его мужчины. С каких пор кто-то бесит Диму больше, чем это делает сам Серёжа? Дима не сдерживает совершенно матвиенковской усмешки и смотрит так, что внутри всё дрожит.  — Ты меня больше всех раздражаешь, — ласково сообщает Дима и кончиком пальца приподнимает чужой подбородок, — ему я просто хочу сделать больно. А тебе — и больно, и хорошо.  — Успокоил, — Серёжа сминает его губы в поцелуе. На этот раз Дима отвечает. Как-то грубо, настойчиво, с укусами. Раньше он всегда старался быть аккуратным, но в этот раз его щетина сильно царапается, а оставленные на шее засосы приобретают опасный фиолетовый оттенок. Серёжа ёрзает на месте, пытаясь потереться о джинсы. Дима сильно хлопает по его бёдрам — прекрати немедленно. Серёжа перестает и разочарованно стонет. В какой-то момент Дима чувствует привкус крови на языке — своей или чужой, непонятно — и вдруг отстраняется. Придирчиво, с лёгкой тревогой рассматривает лицо Серёжи. Тот слегка улыбается. Ну наконец-то — вот его Дима.  — Все нормально, Позов, — заверяет он и переходит на доверительный шёпот, — знал бы ты, как сексуален, когда злишься. Я бы разложил тебя прямо тут, но боюсь, после этого нас вышвырнут с работы. Дима слегка краснеет и опускает взгляд. Каким образом в этом человеке уживается такая сталь и такая чувствительность?  — Отвратительно, — бурчит он. Серёжа смеётся и валит его ничком на диван — теперь они лежат в обнимку в странном переплетении ног и рук, ёрзая от лёгкого возбуждения. Дима чувствует, как размеренно дышит Серёжа. Всё, что кипело внутри, обжигая кости, постепенно остывает. — Серёг, — зовет тихо Дима. — М? — лениво отзывается Серёжа и приоткрывает один глаз. Дима открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает. Вместо этого он неожиданно мягко целует Матвиенко в щеку. Матвиенко против воли расплывается в улыбке. И честно говоря… Честно говоря, это особый вид любви.