Закрытый клуб

Натали не отрывает взгляда от дороги, по которой они едут в Новый Орлеан, но она не видит совсем ничего, и огни фонарей лишь отражаются в остекленевших глазах, потому что она, кажется, совсем не здесь. Чертовы мысли сплетаются в ее голове, душат, вновь и вновь воскресая в памяти картины произошедшего всего несколько часов назад и слова того, кого Берг совсем недавно считала своим женихом. Милый Кристофер, окружающий ее заботой. Прекрасная партия, вызывающая зависть коллег. Внимательный собеседник, готовый помочь с любой проблемой. Характеристик и эпитетов слишком много, но ни одна из них не вяжется с правдой, поверить в которую просто невозможно. Маньяк, хладнокровный убийца, настоящий психопат. На фоне этого его нетрадиционные сексуальные пристрастия кажутся мелочью, крошечным штрихом, но Натали как никто другой знает, что именно детали зачастую и определяют суть. Отверженный, непонятый миром, вынужденный скрывать свои истинные страсти, Даймонд перешел черту. Не то, чтобы это оправдывает его поступки, но Натали неожиданно чувствует что-т о вроде отголосков жалости, особенно вспоминая о том, как тело Кристофера замертво повалилось на пол, ставя окончательную точку в их истории. Его больше нет. Но девушка не сомневается, что сделанное им надолго не оставит ее в покое. Натали прикрывает глаза, стараясь сдержать не прошенные слезы, и в этот миг чувствует прикосновение сильных пальцев к своей дрожащей ладони. — Золотце, ты в порядке? Голос Элайджи звучит низко и тихо, и Берг, слишком погруженная в свои мрачные мысли, даже не сразу узнает его, вздрагивая от неожиданности, но резко открыв глаза, она ловит его взгляд, замирая. Майклсон выглядит непривычно с синяком на скуле и растрепанными волосами, его безупречный костюм смят, на белоснежной рубашке видна грязь, и в этот миг Натали вдруг накрывает осознании того, что она была всего в миллиметре от того, чтобы потерять его. И то, что они сидят сейчас рядом — живые и относительное целые, нельзя назвать ничем иным кроме чуда. Мысли о Даймонде, вина за то, что не смогла распознать в нем убийцу раньше, сожаление, угрызения совести и страх за собственную жизнь будто исчезают из ее головы, растворяясь в понимании того, что чертов Элайджа Майклсон, раз за разом разбивающий ей сердце, мог бы быть мертв. Что его могло бы просто не быть. — Нет, нет… — только и может прохрипеть Натали, прежде чем истерика накрывает ее, сметая все на своем пути. Не говоря ни слова детектив рывком притягивает ее к себе, заключая в объятья, рискуя сломать кости, но Берг лишь прижимается ближе, словно пытается впечатать его в себя, слиться во одно целое. Она не чувствует слез, от которых рубашка Элайджи становится совсем мокрой, не слышит собственных рыданий, потому что в голове бьется единственная мысль. Он жив, мы вместе, я люблю его. Натали не говорит этого вслух. Теперь она слишком хорошо знает цену словам, способным убедить в чем угодно, обмануть, затуманить рассудок. Но есть другой способ. И Берг на миг отстраняется от Майклсона, глядя ему в глаза. — Натали, все закончилось, я… — Помолчи, — перебивает его она и подается вперед, отчаянно целуя мужские губы. Только теперь она верит, что он реален. Только так она ощущает, что они оба живы. Элайджа на миг замирает, пораженный ее поведением, но вскоре его ладони обхватывают лицо Натали, и он отвечает ей, грубо врываясь языком в девичий рот. Ни капли нежности, грубость, граничащая с болью, почти звериные инстинкты — они сталкиваются зубами, кусают друг друга, все сильнее притягивая к себе, и болезненное возбуждение окутывает их, когда сдерживаемая страсть вступает в свои права, а ладонь Берг ложится на ширинку детектива, с силой сжимая напряженный член. Тот на миг отстраняется, смотрит в ее горящие глаза и говорит так тихо, что Натали едва разбирает слова: — Ты уверена? Я хочу тебя, безумно хочу, всегда… Но после всего… — Прошу, — шепчет в ответ она, придвигаясь ближе, — я хочу почувствовать, что жива. И ты жив. Мы оба. Ты мне нужен. Сейчас. Этих слов более чем достаточно, и в темных глазах на секунду отражается что-то такое, что манит и пугает одновременно. И Натали понимает, что это мгновение значит гораздо больше, чем любое признание в любви. Она словно в руках дикого зверя, которого смогла приручить и которому принадлежит. Она на своем месте. И Элайджа больше не медлит. Треск ткани нарушает напряженную тишину, и Берг отбрасывает в сторону остатки платья, которое безнадежно испорчено, когда Майклсон наклоняется к ее груди, с силой прикусывая сосок. Она кричит, задыхаясь от желания, когда он после проводит по нему языком, очерчивая набухшую ореолу, в то время как ладони детектива тянут ее бедра, заставляя Натали сесть ему на колени. И она подчиняется. Девичьи руки смыкаются на мужской шее, притягивая ближе, пока Элайджа ласкает напряженные вершинки ее грудей, вызывая горячие стоны. Натали выгибает спину, позволяя ему делать с ней все, что ему заблагорассудится, и Майклсон тут же использует этот карт-бланш, срывая с нее трусики. Его ладонь оказывается между бедер, касаясь горячих, влажных складок плоти, и Берг кричит от того, насколько сильны ее ощущения. Теперь все по-другому. Потому что она больше не боится. Потому что она принимает свои чувства. Мужские пальцы сжимают нежные складки кожи, дразня и возбуждая, давят на клитор, трут его, пока ее промежность не становится совершенно мокрой, а пик так близок, что Натали хватает сил только на то, чтобы прохрипеть, цепляясь за ширинку брюк Майклсона. — С тобой… Я хочу с тобой! Элайджа ничего не отвечает, только прожигает ее тяжелым взглядом окончательно почерневших глаз, прежде чем его каменный член наполняет собой пылающее лоно, когда он с силой подается вперед. И останавливается. — Твоя очередь, золотце. На его губах появляется привычная улыбка, от которой у Натали перехватывает дыхание, и она приподнимает вверх бедра — больше Берг не намерена терять ни секунды. Их стоны, шлепки разгоряченных тел наполняют собой все вокруг, пока Натали раз за разом насаживается на плоть детектива, лишь ускоряя темп. Она знает — ее хватит совсем не на долго. Элайджа возбужден ничуть не меньше — стискивает ее бедра, направляет, подается вперед, делая проникновение более глубоким, и обжигающее наслаждение не заставляет себя долго ждать, накрывая их с головой. Натали кричит, кусая губы — ей хорошо до боли, до темноты в глазах, она наконец-то чувствует себя живой. Майклсон тянет ее на себя, покрывает легкими поцелуями разгоряченное лицо, нежно гладит по волосам, и их тела все еще единое целое, когда он говорит так тихо, что Берг с трудом разбирает слова. — Ты — моя, золотце. Навсегда.