Золотой Лотос

В саду царила умиротворенная атмосфера, действительно романтичная во всем своем великолепии: среди уже привычных деревьев виднелась робкая, не тронутая ни цветением, ни плодами молодая яблонька. — Д-Дева Цзян, могу ли я надеяться… — юношу в золотых одеждах пробивала дрожь волнения, а рука невольно тянулась к наверняка нежной ладошке наследницы дружественного ордена, — что вы примите этот скромный подарок. Девушка была обескуражена таким жестом от будущего мужа и откинув все нормы привитые с детства переплела их ладони, густо краснея, отводя прекрасные глаза в сторону. Они молча стояли в свете искристых лучей солнца и совсем не понимали, что делать дальше, ведь еще никогда не заходили так далеко. Шелест листвы успокаивал звонкие удары сердца. — Это для меня? Прекрасное деревце, Цзысюань, я никогда не видела подобных в наших садах, — Яньли прикрыла улыбку кончиками пальцев, и немного замешкавшись, оставила на них легкий поцелуй, перенося его на покрасневшую щеку жениха двумя пальчиками. Большего и желать нельзя было. Любовь окружала их, проносясь с лепестками отлетающих цветов, манила быть открытыми и доверить свои чувства моменту. Сейчас никто не наблюдает, никто не будет их осуждать, потому Цзинь Цзысюань обхватил в неловкие объятия утонченную фигуру возлюбленной и в полную грудь вдохнул запах ее волос, успокаиваясь. — Наследник Цзинь, нас могут увидеть, — ей было волнительно и приятно ощущать сильные заклинательские руки, хоть и было это вопиющим бесстыдием. Но только расслабилась и прошептала в клановый узор на его груди, — люблю… — И я тебя.

***

С наступлением вечерней прохлады две семьи снова собрались за пышным столом в тине, разделяя ужин в хорошем расположении духа. Цзян Чэн весь свой день посвятил медитации и изучению древних свитков о самосовершенствовании отличном от того, которого он придерживался ранее, посему был доволен всем, пока не получил личное письмо от одного из адептов, которое прислал ему отец. Как бы он не желал скрыть ото всех ужасные вести, медлить нельзя было ни в коем случае. Глава Цзинь ленно обмахивался любимым веером и наблюдал за следующим поколением, мирно сидящим за праздными разговорами об новостях из мира юных заклинателей. Цзысюань улыбался другу и почти незаметно подкладывал самые красивые кусочки десерта в сторону девушки. И все решили не замечать подобного, наслаждаясь свежим воздухом и приятным запахом блюд. — Наши родители требуют нашего возвращения в Пристань Лотоса. — Цзян Чэн грустно улыбнулся явно расстроенной сестре, которая смотрела вниз и думала о чем-то пока он продолжил, — Отец обеспокоен твоим нахождением здесь, шицзе, все же, молва разная среди людей. Считают, что у вас ребенок вне брака, оттого и помолвка восстановлена… У всех слушающих лица окрасились невозможными эмоциями: мадам Цзинь с ужасом и отвращением смотрела на юношу, держась одной за стол, а вторую положив на сердце, господин Цзинь был не удивлен, но очень опечален, почернев лицом он сверлил самым злым из своих взглядов и без того растерянного наследника. Юная госпожа плакала в пурпур ханьфу брата. — Что за вздор?! Я вынужден задержать ваш отъезд и предпринять некоторые меры, — Глава ордена поспешно покинул сад в окружении слуг и велел позже привести в его кабинет сына и наследника Цзян. Им предстояла длинная ночь, по истечению которой должен был найтись выход из ужасного позора для обеих семей, хотя, деву Цзян мужчина жалел больше своего непутевого сына. «И за что ей такое наказание? В заклинательском мире столько прекрасных юношей, а ей по душе самый глупый из женихов!» Сейчас, уже в окружении праведных советников и двух юнцов, Цзинь Гуаншань перебирал различные варианты — от убийства недовольных, на чем настоял разозленный до искор из глаз Ваньинь, и до скорейшей женитьбы, которой не противился Цзысюань. — Нельзя сейчас играть свадьбу, таким образом мы допустим ошибку и подтвердим их суждения о ребенке, но убивать никого мы тоже не будем, А-Чэн. Здесь необходима стратегия, подразумевающая неспешное продвижение к истине. Завтра вы с девой Цзян должны посетить несколько мест, где вас увидят главные рассадники сплетен — люди среднего сословия. — Конечно! Беднякам и ремесленникам до великих семей дела нет — у них кипит работа, а вот купцы и горожане жадные до новостей, и праздных разговоров будут только рады увидеть, как будущая чета Цзинь прогуливается вдали от владений и «скрывается» от людей знающих их, — Цзян Чэн ненароком перебил Главу, яростно высказываясь, но заметив множество удивлённых взглядов покраснел и сошел на шепот, склоняя голову в извинении, — Прошу меня простить, глава Цзинь, ваш план прост и восхитителен. Юноша не мог оставаться равнодушным рядом с человеком, один взгляд которого вызывал в нем трепет и желание быть приласканным. Старший заклинатель смотрел на него не осознавая, как непозволительно долго наслаждается смущенным румянцем его щек, поджатыми губами, вкус которых все еще был свеж в памяти. Если бы не хорошие отношения, что были между ними, смог бы он признаться в своих порочных помыслах этому белому лотосу, покорившему сердце разгульного человека? Но не страшнее ли получить отказ, скандал и ненависть в свою сторону, если все не взаимно и отвратительно для объекта его любви? Так много вопросов, но ни одного ответа на них ему никто не дал, потому что не спрашивал. После длительного заседания все покинули зал и направились по комнатам. Сон не шел никому из троих господ — Цзинь Цзысюань закрылся в личной мастерской, не выходя из нее ни на миг; Цзинь Гуаншань отвлекал себя прелестницами и вином, но только одно оно приходилось по душе, все эти прекрасные цветы его садов не могли сравниться с юношей в фиолетовых одеждах, который позволял ласково называть себя и улыбался во сне. Отослав всех девушек, он остался один, горько принимая эту простейшую истину — он один был почти всегда, топя одиночество в праздном разврате. — Г-господин Цзинь, — покой его потревожила весьма нежданная в такое время гостья, — прошу прощения за подобную дерзость, но я не могла не попросить вас об одолжении. Яньли склонилась перед старшим, ожидая его решения. — Если юная дева Цзян хочет — я не могу отказать моей прелестной невестке ни в чем, к тому же, отбрось эти ненужные сейчас формальности, все же, мы не чужие люди. — Может ли господин поведать мне, какое решение вы приняли, шиди ничего не говорит, а с Цзысюанем… мы не можем говорить без свидетелей, — мужчина только и мог сдерживать улыбку, вспоминая как эти негодники сбежали в сад посреди дня, слушать ее сейчас было приятно, что-то в этих добрых глазах, а может речи успокаивало, наделяло силами духовными, — если вы позволите мне знать, вы ощасливите эту деву. — В этом нет тайны, дорогая, вам позволят посетить город без ненужной охраны и экипажа, — Цзинь Гуаншань ухмыльнулся и надпил вина, — а также, мы с вашим братом отбудем в Пристань Лотоса и близлежащие к ней земли Юньмэна на охоту за слухами. Конечно, не уверен, что ваша матушка будет рада моему визиту, но оставим переживания на потом, сейчас вам стоит отдохнуть и, конечно, приготовиться к длительной прогулке. — Вы правы, господин Цзинь, разрешите откланяться. Эта юная особь хорошо отвлекла его и сон совсем не шел, что было прекрасной вестью для него — ход времени успешно приближал подъем юного господина, не может же быть так, что сегодня он не выйдет понежиться в рассветних лучах. И он был прав не отводя взгляда от заветной комнаты, где сейчас, вопреки здравым размышлениям не спали, а готовились к дороге медитациями нового образца, которые намного лучше помогали циркуляции энергии по мередианам и совсем не вызывали усталости или дискомфорта в золотом ядре. Ваньинь верил, что его счастливая звезда привела его в этот орден и при любом удобном случае, он мог бы пройти обучение и здесь, рядом с сестрой и Цзинь Гуаншанем. Уже с наступлением зари он снова смог повторить свое «омовение солнцем», все так же распуская волосы он взял гребень с собой, желая расчесать их на ветру, пока душа будет наслаждаться покоем, а голова легкостью после тугой прически. Тяжелое ханьфу аккуратно покоилось на кровати, там же и рубаха со штанами и облаченный лишь в приятную холодящую пустоту, юноша взобрался на свое излюбленное место, укрывая плечи и спину каскадом послушных прядей. — Как же ты прекрасен, А-Чэн, — Цзинь Гуаншань наблюдал за действом и снова пропадал в омуте непозволительных чувств. Застывшее на губах вино казалось сладким напитком с губ юноши, а руки не знали себе места, желая ощутить бархат невинной кожи этих светлых ножек, свешеных с массивной конструкции. Он желал этого мальчишку не только душой, но и бренным телом, горячо отзывающимся на прекрасный вид, что был сравним разве что с ликом божественного, сошедшего с небес ради смуты в сердце смотрящего. Не касаясь, заклинатель ощущал обиду внутри себя, если бы он только мог сорваться и укрыть это сокровище ото всех, даря все свое восхищение, страсть и чувства. И снова вынужден был держать себя в узде, отказываясь от собственного счастья во благо чужого. — Гуаншань, я люблю тебя. Утренний ветерок унес шепот с собой, охраняя тайну.