Ответить молчанием

— Итак, можешь рассказать, что считаешь причиной своего нынешнего состояния? — твердо попросила Евгения Анатольевна. Вот так вот сразу, по живому. Тут же нахлынули воспоминания. Отнюдь не приятные и радужные. Хотя раннее детство у Никиты проходило вполне обычно, можно сказать, хорошо, не считая утраты отца, даже если он его и помнил очень плохо. Для него это остался лишь смутный образ человека, которого он называл «папой». В принципе, всё, что знал он об отце, ограничивалось рассказами мамы. Она говорила о нем только хорошее, пусть и довольно редко, потому что ей больно было вспоминать его. Потом появился Валерий. Никита был слишком мал, чтобы понимать хоть что-то. Но он усыновил его с братом, подарив полноценную семью, прекрасную сестру и новую фамилию. Он был сам с России, но в юности, находясь на отдыхе в Германии, познакомился с человеком, отпустить которого уже не вышло. С Теодором они были на одной волне, даже несмотря на трудности общения в плане языка. В первое время Валерию приходилось мешать английский и немецкий — Тео с русским не ладил вообще. После выяснилось, что он не просто парень с забегаловки, а полноправный наследник компании по производству медицинского оборудования. Теодор и Валерий продолжали общение, приезжали друг к другу в гости, и в какой-то момент Тео сказал, что отец уходит с поста, передавая управление ему, и что он не видит никакого другого исхода, кроме как главенствовать вместе с Валерием. Уговаривать того пришлось долго. Да, в немецком он подтянулся, как раз недавно окончил экономический институт и искал себе работу. Перспективы открывались не шуточные, но он до конца не мог поверить в то, что действительно с этим справится. Теодор принял Валерия в Гамбурге, обучил всему, что знал, а затем дал задание — проконтролировать открытие нового филиала в Москве. И пока он этим занимался, пережил множество счастливых и, наоборот, трагических событий. Встретив женщину своей мечты, Валерий не долго думая сделал ей предложение. В конце девяностых, казалось, все стремились поскорее создать семью, потому что будущее было туманным. Очень скоро они узнали о пополнении, стали жить мыслью о дочке, но жена Валерия умерла при родах, и он вынужден был растить девочку самостоятельно. Через год он познакомился с Еленой, матерью Никиты, которая тоже потеряла своего супруга. Ульяне и Никите тогда было по три года, и они сразу же подружились, десятилетний Алексей смирился с появлением в их жизни отчима. Возможно, этот союз был лишь попыткой залечить раны, но они были счастливы в браке. Вскоре Елена слегла с непосильным диагнозом «рак», который определили слишком поздно. Валерий не смог бы передать словами, как ужасно иметь деньги и связи с самыми лучшими врачами, но не иметь возможности помочь члену своей семьи уже во второй раз. В тот период у него пошатнулась вера в свое дело и свои стремления. Вдобавок Никита из-за внезапной для него смерти матери стал немым. На фоне психического расстройства он просто перестал говорить, при том что голосовые связки оставались невредимыми. Елена совершила огромную ошибку, когда до последнего не говорила Никите о своей болезни и просила всю семью молчать, поэтому это и принесло мальчику такую огромную травму. Валерий и Ульяна поддерживали сироту и выучили язык жестов вместе с ним. Брат Никиты, Алексей, тоже остался на попечительство отчима, но он был в курсе скорой кончины матери, поэтому перенёс это не так плачевно. Удалиться окончательно в депрессию Валерию не позволил груз ответственности за троих детей, оставшихся на его попечении. Не будь их — прямого напоминания о том, что когда-то с ним были его возлюбленные, — Валерий не был уверен, что оставшись совершенно один, не отправился бы вслед за ними. Взвалившиеся на его плечи обязанности и новые трудности просто не дали даже времени подумать о том, как ему тяжело. Алексей был с самого начала не сильно дружелюбен по отношению к новому мужу мамы и после ее смерти стал еще более колючим и замкнутым. Со временем он, конечно, понял, что сделал для них Валерий — принял и вырастил чужих ему детей. Ульяна пошла вся в маму и по приходу подросткового возраста все чаще напоминала ее, как будто специально давя на болевые точки в сердце отца. Сама она свою биологическую мать видела только с пары фотографий. У Никиты же после обследования по поводу потери речи обнаружилась хроническая гипотензия. Он по жизни был болезненным ребенком, со слабым иммунитетом, чересчур бледной кожей, температурой тела ниже нормы, сонливостью. Все это объяснялось пониженным давлением. Однако это не сильно повлияло на его жизнедеятельность, поэтому Никита развивался как и все его сверстники, разве что были некоторые ограничения в физических нагрузках, подготовительная группа в школе и постоянный контроль здоровья. Он как сейчас помнил тот день. Последний день, когда он видел маму живой. Она, измученная и истощенная физически, лежала в постели и чудовищными усилиями пыталась выглядеть хоть немного лучше настоящего. Растягивала светлые губы в улыбке, морщила привычно нос, раскрывала широко свои потухшие зеленые глаза. Постриженные редкие волосы распластались на подушке. Она еле сдерживала слезы радости, увидев обоих сыновей у себя в палате. Никита — в то время худощавый мальчик, которому на вид точно не дашь его восьми лет, — с застывшим на лице ужасом медленно делал шаги в сторону женщины. Он не верил словам брата, который стоял позади и что-то говорил о неизлечимой болезни матери. Как так? Почему он не был с ней все это нелегкое время и застал только тогда, когда ее нестерпимую боль с полным безнадёги лицом гасил лечащий врач наркотиками? Осознание этого к нему, конечно, пришло не сразу. Было лето, Никита снова уехал с Ульяной к бабушке, потом они были в лагере, две смены подряд… Будто все было умышленно подстроено. Как жизненная энергия человека может иссякнуть за несколько месяцев? Никита упал перед мамой на колени и разрыдался. Елена спустила свою холодную руку и дотронулась до его подбородка, заставляя взглянуть на неё. А затем ее губы зашевелились. — Тише, тише, мальчик мой, всё будет хорошо. Ты справишься, только успокойся, — молила шепотом она, а Никиту словно переклинило. Он уткнулся в ее грудь и обнял, сильно-сильно. «Я? Да мне-то что будет? Это же она сейчас умирает! Я буду в порядке!» — Все, хорошо, мам, — сбивчиво говорил он, продолжая плакать маме в плечо. — Я с тобой. Не волнуйся. Елена горько усмехнулась и посмотрела куда-то мимо него. Никиту за живот перехватили руки Леши и стали тянуть на себя. Мальчик начал отбиваться и кричать. Но Леша был намного выше и сильнее его в свои пятнадцать лет. А их мама… она приложила к губам указательный палец, и Никита услышал тихое «тс-сс». Этого хватило с лихвой, чтобы он замолчал навсегда. Сначала этого не понял никто. Никита успокоился, перестал сопротивляться, и Леша вывел его из палаты мамы, которую он больше уже не видел. Даже на похороны его не взяли. Выходя в коридор больницы, Никита заметил сидящих на скамье осунувшегося Валерия и Ульяну у него на коленях. Он поднял глаза на Лешу, который перестал держать его за руку, и рванул оттуда, услышав напоследок испуганное «стой!» брата. Ему было больно смотреть на этих людей не меньше, чем на маму. Они же знали! Насчет Ульяны Никита сомневался, но ОНИ — мужчины их семьи. Он забежал в какой-то закуток, минуя возмущенных таким балаганом медсестер и уборщиц. Там Никита отыскал дверь, которая оказалась открытой. Он осел на пол в темном помещении, как только закрыл ее. Никите было все равно, что это за место, его сковывала обида и подозрение, что Ульяна была в курсе, поэтому и находилась с ним все это лето. Как же несправедливо! Огораживать его от собственной матери! Мальчик беззвучно плакал неизвестно сколько, только совершенно не к месту нужда заставила его выйти. Никита блуждал по больнице ещё немного времени, перед глазами все расплывалось из-за слез, а потом его остановила женщина в халате. Он испуганно зажал руку между ног, надеясь, что она поймёт его, и чудо случилось. А потом, как только Никита справился с проблемой, за дверью туалета его схватила за обе руки Ульяна и начала читать трёхэтажные нравоучения, что он уже, как бы, не маленький, чтобы убегать и прятаться, плакать и истерить, и что они уже обыскались его везде. Никита не смог ничего сказать в ответ, отводя взгляд в сторону, но стоящая напротив девочка не придала этому значения. Амебное состояние еще долго не отпускало Никиту. До него не могли достучаться ни родные, ни врачи. Потрясение было слишком глубоким, непосильной ношей повисшим на неокрепшей детской психике. — То есть. Ты просто не смог ничего сделать, когда захотел? — вывела логичный итог девушка, после того как Никита в общих чертах объяснил ситуацию. — Да, это так. На самом деле вспоминать тот период было настоящим мазохизмом для него. И как ему всё это может помочь, если от собственного монолога у него пальцы на буквы не попадают, руки трясутся, в носу неприятно щиплет? — Я помню, ты рассказывал про друга, — неожиданно перевела тему Евгения Анатольевна. У Никиты в голове сразу всплыл образ Кирилла. Впрочем, понятно — некому больше. Хотя Данила парень тоже хороший, но он не близок ему. Он больше с Ульяной. Удивительно, как они с ней отдалились друг от друга за такой короткий период времени. Но Никита не жалел. Его нездоровая потребность в ее постоянном присутствии прошла. Но казалось так, что она просто перекочевала на другого человека — Анисько. И это еще более страшно. Кто знает, что может случиться: с ним, с Кириллом, в жизни, в их общении. С Ульяной ведь надежнее, она его сестра, всегда будет на его стороне, а он — на ее. — И я так понимаю, он ничего не знает? — продолжила Евгения Анатольевна. Никита кивнул. Она все равно читала его как открытую книгу. — Твой… дефект — чистой воды психосоматика. Я уверена, тебе уже это много раз говорили. И диагноз звучит точно так же. Но я, правда, не понимаю, почему это продолжается так долго. Ты разве не хочешь вылечиться? — Я не болен. Девушка вздохнула, приложив пальцы к виску, Никита подумал, что раздражает ее. Это даже позабавило. — «Все так говорят». Это крутится у вас сейчас в голове? — догадался он. — Я пробовал. Много чего. Самостоятельно, с семьей, с врачами, в больнице. Это бесполезно. Я думаю, мне и так неплохо. — Ты серьёзно? — скептически переспросила девушка, но не дождалась ответа Никиты. — В любом случае теперь я вижу, откуда эта травма. Поэтому задание тебе — научиться относиться к случившемуся восемь лет назад проще. Подумай об этом, посоветуйся с кем-нибудь. Можешь с сестрой. Желательно прокручивать это у себя в голове почаще, рассказать кому-нибудь. Так ты сможешь облегчить собственную ношу. Потому что некая вина или сожаление мешают тебе двигаться дальше. Лучше не игнорируй мои слова. Вот увидишь, станет легче. Ее советы показались Никите разумными. Но сможет ли он им следовать? Как и предложила Евгения Анатольевна, он решил попробовать с Кирилла. Ему следовало бы тщательно обмозговать свои действия, приступить к исполнению задуманного только после душевного осмысления. Никита сильно волновался, когда пошел к Кириллу домой, в то время как Ульяна снова пропадала на тренировке, переживал, когда всю дорогу усиленно думал, с чего начать и нужно ли вообще всё это. Не разрушит ли его откровение что-то важное и хрупкое, что успело наладиться между ними. Совсем недавно он боялся, что Кирилл узнает о его визитах к врачу, а теперь должен был готовиться к чему-то более серьезному. Переживания вылились для него не самым лучшим образом.