Ответить молчанием

— Мы сделали укол. Но усталость сразу после пробуждения не пройдет. Он гипотоник? — спросила женщина в красном жилете, закрывая свой чемоданчик-аптечку. — Нет. Я не знаю. Он не говорил. Но такое уже было, — флегматично ответил Кирилл, пялясь в одну точку — Никите, который неподвижно лежал у него на кровати, где-то в районе живота — и отвечал на автомате. Все было словно в тумане. Медики ушли, посоветовав проследить за температурой тела больного. Кирилл их даже не проводил и не поблагодарил. Пусть поймут и простят, подумал он. Было глупо представляться другом, когда он даже дату его рождения назвать не смог. Хорошо, что на это смогли закрыть глаза. Кирилл пересел на стул у кровати, который притащил с кухни, когда еще был в состоянии, и взял Никиту за руку. Господи, как он перепугался… у него чуть сердце не остановилось, когда Никита потерял сознание! Такой паники Кирилл еще не испытывал никогда. Хотя нет, было. Когда Данила в аварию попал, вот это была нервотрепка. Особенно когда решалась его дальнейшая судьба. Кирилл тогда бесчувственным телом сидел в коридоре, даже не спрашивая, как там родители Данилы, потому что его состояние было намного тяжелее, да и все равно на них ему было. Главное — друг! Именно в те несколько часов ожидания Кирилл понял, насколько поглощающим может быть страх смерти. Не своей — близкого человека. Позже вышел врач, сообщил, что они сделали все возможное, только вряд ли Данила будет чувствовать ноги. Кирилл даже не помнил, как отнесся к этому факту, потому что сразу же выдохнул. Он жив, и это уже хорошо. Потом рядом со ним с болезненным вздохом кто-то сел, и он повернулся. Вот кто отделался лишь царапинами — его мать. У нее глаза были на мокром месте, рука в гипсе и голова обмотана бинтом, ссадины на лице и всем теле. Того лихача, что их подрезал, в итоге посадили. Там был полный набор нарушенных правил, да и пострадавший больше всех Данила стал очень весомым обвинением. Хорошо, что все это проходило без него. Тот еще стресс. Кирилл не завидовал его родителям. А они любили Анисько. Он единственный так пекся за Данилу. Приглядывал за ним, подбадривал, пока шли разбирательства. Он заслужил их уважение, как бы самонадеянно это ни звучало. Кирилл вернулся из воспоминаний, почувствовав давление на руке. Сначала не понял, что к чему, потом прорвало. — Никита! Ты пришел в себя! — он поместил его ладонь в обе свои в порыве радости. Почему-то хотелось его расцеловать в благодарность за пробуждение. Веки у Никиты были приоткрыты только слегка. Кирилл не был уверен, что он его хорошо видел. Какая-то дрянь, что ему вкололи, однозначно мешала полной концентрации. Ник вяло помотал указательным пальцем свободной руки. — Ничего страшного уже, не волнуйся. Я скорую вызвал, тебе помогли. Ты что, гипотоник? Никита напрягся. — Ладно, потом, все потом. Сейчас отдыхай. Может, пить или есть хочешь? — чувствуя себя очень странно, Кирилл продолжал тараторить из-за волнения. Потом дал Никите телефон. «Ничего не надо, спасибо. Не нужно было вызывать скорую, у меня в рюкзаке всё есть на такие случаи. Прости, что ничего не сказал. Мне казалось это неважным. Но все равно спасибо, что не растерялся.» Он улыбнулся одними губами, и Кирилл почувствовал облегчение. Да, он снова пригласил Ника домой. Только уже совершенно без повода и в пустую квартиру. Оказалось, тот очень привык к обществу Ульяны, и одному ему было безбожно скучно. Кирилл просто решил помочь. Только вот во что это вылилось… — Может, Ульяне позвонить? Она тебя заберёт, — предложил невесело Кирилл. Он чувствовал какую-то вину за случившееся. «Не надо. Она меня тогда к тебе больше принципиально не пустит. Ты этого хочешь?» Кирилла написанное будто взяло за живое. Что-то екнуло в груди и превратилось в тепло. Конечно, он этого не хотел. «И еще, тут душно. Можно попросить тебя открыть форточку?» Или ему просто жарко? — Не вопрос, — согласился с радостью Кирилл, вставая со стула. Хоть в чем-то он был полезен. Он откинул края шторы в разные стороны. В комнату пробились вечерние солнечные лучи. Окна выходили на западную сторону, поэтому закаты были для него привычным пейзажем. Впрочем, довольно-таки приятным. — Я всё же принесу воды, — опомнился Кирилл, буквально сбегая из собственной комнаты. Что-то не давало покоя, заставляло быть чересчур подозрительным. Будто неспроста все это. Ладно, он узнал, что у Никиты гипотония. Это мелочь, сейчас все можно держать под контролем, успешно пользуясь лекарствами, если он правильно понял суть. Но такие приступы разве могут быть на пустом месте? И это предчувствие, смешанное с облегчением, что в конце концов Ник не болен смертельной болезнью и вполне себе жив, пусть и ослаблен, все-таки оправдало себя. Когда он вернулся, Никита рассказал ему о том, что с ним случилось. Кириллу было неловко, особенно — держать лицо, читая его небольшие отрывки в телефоне. Он совсем не ожидал, что Никита так внезапно решит излить ему душу. Когда Ник упомянул психотерапевта, к которому ходил, Кирилл понял, где тот мог видеться с Арсением. Всё встало на свои места. — Я думаю, у тебя всё получится, — улыбнулся Анисько, все еще не веря, что смерть мамы могла настолько повлиять на Никиту, чтобы лишить дара речи. Кирилл подумал, что сейчас никак бы не отреагировал на известие о смерти матери. Но за восьмилетнего, каким был Никита, себя он не был так уверен. Все же маленьким он долго не мог ее отпустить, даже зная, что она поступила непростительно. «Ты считаешь, я ненормальный?» Кирилл посмотрел на Никиту так, будто он бредит. — Нет, ты что. Я в этом ни черта не понимаю, прости. Но мне приятно иметь с тобой дело. И мне, честно, все равно, что ты чем-то там отличаешься от других. Похоже, его речь была смущающей, потому что Никита сначала удивился, потом улыбнулся и отвернулся к стенке. Кирилл был не в лучшем состоянии, поэтому снова ретировался из комнаты под каким-то глупым предлогом. Прикрыв дверь, он прислонился к ней спиной, медленно и бесшумно съезжая на пол. Он был в полном раздрае. Пегас выглянул из-за угла, наблюдая за парнем, фыркнул и обиженно отвернулся. Кирилл как прикрикнул на него, когда был в состоянии аффекта, так пес решил вообще ретироваться из комнаты. Ну и правильно, Анисько понимал, конечно, что он тоже волновался за Ника — не чужой человек все-таки, — но лезть под руку не нужно было. Ничего, потом помирятся. Кирилл был благодарен Никите, что тот не побоялся рассказать правду про себя. Он ведь давно задавался вопросом, почему Ник немой. Тот также поделился страхом повторения истории со средней школы, поэтому Кирилл пообещал держать всё в секрете. Благодаря Платону ему было знакомо положение, когда умалчивание дает больше плюсов, чем наоборот. Посторонние должны знать ровно столько, сколько необходимо. В таком виде Кирилла застал пришедший с работы Станислав. Арсений сейчас редко появлялся у них дома: его, как и обещали, перевели на какой-то другой режим работы. Поэтому он погряз в клинике надолго, оставаясь ночевать у себя дома. Квартира, казалось, перестала быть такой уютной без этого рыжего засранца. Домочадцы уже привыкли к нему и тёплому уюту, почему-то возникающему в его присутствии, его удивительно вкусной стряпне. Кириллу нравился Арсений: как приятный человек, как друг и советник, как любовник отца. Наверное, из-за этого и ощущалась некая тоска без него. — Ты чего там грустишь? — усмехнулся Станислав, замечая Кирилла. Тот сразу же подскочил, чтобы Никита не услышал, что он все это время был за дверью, и пошел на кухню, ища что-нибудь перекусить. Есть не хотелось, но Никите нужно было что-то закинуть. В холодильнике Кирилл отыскал какое-то творожное пирожное, типа сырка с вафлей с черничной начинкой. Сойдёт, если Никита, конечно, такое ест. Вот и спросит заодно, что он любит. Кирилл вывалил сладость на маленькую тарелочку, проверив срок годности, потому что, вроде бы, их еще Арсений покупал, он любил подобное. — О, ты же не любишь сладкое, — заметил отец его приготовления, когда переоделся. Кирилл поставил чайник. — Ну и что. Я не могу поменять предпочтения? — сказал Кирилл. И только после понял, как это прозвучало. — Только не говори мне, что ты еще бунтовать вздумал, когда Арсений не здесь. — Нет. Я уже принял твой выбор. И могу смело сказать, что одобряю. — Надо же, какая щедрость, — прозвучало с сарказмом. — Спасибо, Кирилл. Мне очень важно твое мнение, — неожиданно вкрадчиво закончил он. И что за странный разговор? — Я не один, кстати, — решил предупредить Кирилл. Вода вскипела, и он залил ее в кружку. — А-аа, и кто же с тобой? — улыбнулся Станислав. Вот же ж кривляка. От Арсения перенял? — Губу закатай. Никита со мной. И ему плохо стало, — Кирилл не знал, чего ожидал отец, но выражение его лица ничуть не исказилось в разочаровании. Он извлек из кружки размокшие листья мяты. — Что ж ты делал, что ему поплохело? — не успокаивался отец. — Молчи уже, эксперт! — возмутился Кирилл, загребая с собой тарелочку и кружку с горячим чаем, и ушел из кухни. И все же удивительно — он общался с отцом, как со своим ровесником, и никакого дискомфорта не ощущал, кроме его дебильных шуток, конечно же. Наверное, это прогресс, либо же наоборот. Пока он шел по коридору, почувствовал прохладную тягу по полу. И вспомнил, что там открыто окно. Никита лежал, свернувшись в клубок и накрывшись одеялом. Кирилл обозвал себя болваном. На улице еще не лето, да и вечер уже, похолодало. — Прости. Сейчас закрою окно, — сказал он, как только вошел и поставил принесенное на тумбу. Никита обратил внимание на еду, приподнялся и потянул носом воздух. Смешной. Растрепанный и домашний, каким Кирилл его еще не видел никогда. «Знаешь, я тут подумал. Я в постели в одежде… Это не гигиенично», — написал тот Кириллу, когда он присел на стул у кровати. Нашел о чем волноваться, подумал Анисько. — Не волнуйся. Я не брезгливый. На крайняк белье поменяю. «А ничего, что я здесь? Твой отец ничего не скажет? Я слышал, как он пришел.» — Нет, он знает, и не против. Это моя комната, и я делаю здесь что хочу. Повисла тишина, Никита больше ничего не писал. Кирилл обратил его внимание на сырок с чаем. — Хочешь перекусить? Это покупное, но другого ничего предложить не могу. Арсений живет у себя некоторое время. И мы с отцом на диете. Хотя нам не привыкать. Станислав будто растерял приобретённые навыки и к плите пока не притрагивался, преданно ожидая теперь уже полноправного хозяина кухни. Никита пару секунд подумал, видимо, прислушиваясь к своему организму, а потом кивнул. Он устроился на кровати спиной к стене, не отпуская одеяла со своих ног. «Можно я тут поем? Если испачкаю, уберусь» — Не парься, на, — Кирилл передал ему тарелку с кружкой. Ник отложил телефон — неотъемлемую часть их общения. И Кирилл вдруг словил себя на мысли, что неплохо было бы получше узнать язык жестов, чтобы хоть что-то понимать. Никите будет приятно — он уверен. Вечерело, за окном опускались сумерки. Ульяна написала Никите смс и поинтересовалась, где он пропал. Никита лишь сказал, что он у Кирилла. Девушка в свою очередь попросила не стеснять его семью и возвращаться поскорее. А, подумал Кирилл, она же вроде не знала про Арсения. Или Белка мог рассказать? Да какая ему разница. И ей тоже. У них взаимная незаинтересованность друг другом, а объединяют их, как ни странно, общие друзья. Кирилл подорвался проводить Ника домой — мало ли чего, уже поздно, да и неизвестно, вдруг он привирает и на самом деле ещё плохо себя чувствует. Он бы, честно, вообще оставил его ночевать у себя, чтобы наверняка, но не решился предложить. Шли они относительно недолго: до перекрестка, где обычно расходились, и ещё через улицу, к новым пристройкам. Кирилл чуть не присвистнул, когда они пришли к дому. Многоэтажка, балконы полностью за стеклом, все так чистенько и опрятно, почти девственные детские площадки, еще не познавшие агрессии малолетних вандалов. Так непривычно. Теперь они квиты — Кирилл знал, где живет Никита, и это еще раз доказывало, что с финансами у них нет проблем. Никита благодарно кивнул Кириллу и улыбнулся, остановившись у своего подъезда. Анисько не в тему подумал, что по классике жанра сейчас должен последовать прощальный поцелуй, и тут же захотелось влепить себе по голове. Желательно сильно, желательно кирпичом. Что за херня? Никита махнул ему рукой, прежде чем скрыться за дверью. Кирилл с непонятными чувствами поплёлся домой. Стало стыдно за мимолетное замешательство.