Обманы Локи

Буря разыгралась не на шутку. К поселению йотунов она добралась чуть позже — ветер пригнал тучи и снегопад вслед за Тором и Локи, перешедшим по тропе. Локи даже упомянул о том, как же жаль, что Тору не подвластны любые погодные явления, а потом оба уставились на темнеющее небо над Железным лесом. Лафей принял их в свою пещеру, где жарко горел костёр, а на большой тарелке лежало только что поджаренное мясо. Замёрзший Тор первым уселся около огня, торопясь согреть руки и прозябшее тело. Первым делом пришлось сообщить безрадостную новость: пленники остались в Утгарде, а цена за освобождение слишком высока. — Перевёртыш хочет, чтобы ты женился на его дочери, которая тоже перевёртыш и готова даже обернуться для тебя мужчиной? Ничего смешнее в жизни не слышал, — Лафей действительно рассмеялся. — Йотуны не вступают в брак, я уже говорил. — Да, но они выглядели… иначе. — Носили одежду, подобную асгардской, — вставил Тор, который обратил на это большое внимание. — Возможно, жили они совсем не в Йотунхейме. — Как, говоришь, их зовут? — постучав пальцем по подбородку, уточнил Лафей. До имён Локи не добрался, предпочтя сначала описать ситуацию в целом. — Дочь зовут Скади, а его самого — Тьяцци. — Тьяцци, — алые глаза Лафея вспыхнули недобрым огнём. Больше не оставалось сомнения, что имя было ему по крайней мере знакомо. Подхватив с тарелки маленький кусок мяса, Локи тщательно прожевал его, продолжая наблюдать за задумавшимся Лафеем. Он совершенно точно знал о Тьяцци, именно поэтому сейчас молчал. Грубые морщины, проступившие на лице, говорили о неприятных воспоминаниях, и Локи дал ему время перед тем, как задать следующий вопрос: — Не расскажешь, с чем мы столкнулись? Взгляд Лафея уже не был столь уверенным и дерзким, как раньше. — Дело ведь не только в том, что они помешались на мне, — он заметил, как повернулся Тор, полностью обращаясь в слух. Оказывается, выудить от Лафея правду было не так-то просто. Наводящие вопросы только оттягивали нужный момент, а потрескивающий костёр, заполняющий моменты тишины, начинал раздражать. — Не только, — наконец откликнулся Лафей и, перестав отводить в сторону глаза, посмотрел на него прямо и открыто. — Когда-то я изгнал Тьяцци из Йотунхейма, потому что он стал неконтролируемым. Это было началом одной длинной истории, занимающей много лет жизни. Локи стоял, не шелохнувшись, и сжимал в кулаки руки, сложенные на груди. Тема изгнания навсегда останется для него болезненной, как бы ни хотелось признавать, а слышать, что стать изгоем возможно за любой проступок, было вдвойне неприятно. Лафей этого не замечал, или делал вид, что не замечал, когда продолжал говорить. Зато заметил Тор, смотревший только на Локи. Перевёртыши, как и было известно ранее, считались магами с очень редким даром, поэтому даже здесь, в Йотунхейме, где магия была на каждом шагу, они воспринимались исключением из правил. Примерно то же самое ощущал Локи, находясь среди асов, будучи обычным колдуном. Тьяцци прибился к поселению Лафея после войны Йотунхейма с Асгардом, когда большая часть йотунов пала в смертельном бою. В те времена ценился каждый, кто остался жив, и Тьяцци приняли без особых предубеждений. Странный забитый йотун, дёргавшийся от любого шороха, постепенно расправил плечи и превратился в настоящего самоуверенного наглеца, стоило ему только понять суть своих отличий. Безобидные шутки, которыми он то и дело веселил, чтобы поднять дух выживших, приобрели серьёзный и порой жестокий характер. Вместо того, чтобы обращаться в животных, Тьяцци стал перекидываться в йотунов — сначала выдуманных фантазией, а затем вполне реальных, тех, с которыми встречался изо дня в день. Началась череда бесконечных интрижек, которыми Тьяцци с упоением наслаждался. Женщин он соблазнял, обращаясь в самых достойных мужчин, с мужчинами поступал с точностью до наоборот. Иногда приходилось оборачиваться мужчиной для мужчины и женщиной для женщины, однако, как после выяснил Лафей, это не было всего лишь способом для успокоения плоти. Йотуны легко относились к подобным связям, не загоняя себя в рамки постоянных отношений, но Тьяцци использовал это для того, чтобы столкнуть жителей поселения, а иногда и рассорить их. Он получал гораздо большее наслаждение, наблюдая за последствиями своих игр, чем непосредственно от заигрывания и секса. Однажды и Лафей оказался втянут в его игру — именно тогда правда всплыла на поверхность. Чтобы не выделяться на фоне женщин, которым Лафей всё же отдавал предпочтение в любовных утехах, Тьяцци обернулся одной из тех, что грела его ложе чаще остальных. Однако именно это сыграло с ним злую шутку. Несмотря ни на что Лафей быстро заметил изменения в поведении и раскусил Тьяцци, заставив его обернуться собой настоящим. К тому времени до Лафея уже доходили слухи о смуте в поселении и о том, что к ней приложил руку Тьяцци, но не обращал особого внимания — никто не жаловался, все предпочитали решать проблему самостоятельно. Теперь, когда он лежал под ним с совершенно шальным взглядом, Лафей не мог спустить такую выходку ему с рук. Прижав его, обнажённого, всем своим весом к постели, Лафей впервые догадался, зачем это было нужно. Ответ оказался очень прост — занять его место. Стать предводителем йотунов, чтобы напасть на Асгард и вернуть Йотунхейму былое величие и, конечно, ларец. Узнав это, Лафей сильно разъярился и даже не знал, от чего сильнее: от обмана Тьяцци, которого он столь великодушно принял к себе, или от дерзости, с которой тому хватило духу заявить о своих истинных намерениях. «Ты слаб, — сказал тогда Тьяцци, — и боишься асов». «Я ценю оставшиеся жизни, — возразил Лафей, гневно сверля его взглядом. — Если ты займёшь моё место, йотуны вымрут, а Йотунхейм превратится в пустынный мир». От желания убить Тьяцци сразу Лафея уберегла всё та же мысль — их мало, а перевёртышей ещё меньше. Насколько бы силён ни был его гнев, Тьяцци уничтожать нельзя, ведь его потомкам должен передаться редкий дар. Поэтому он изгнал его. Куда — было неважно, лишь бы подальше от Йотунхейма. Перевёртыши могли жить где угодно, притворяясь и оборачиваясь теми, среди кого им приходилось находиться. В этом смысле изгнание Тьяцци было куда легче, чем жизнь Локи в Асгарде, о происхождении которого знали все. Выслушав историю Лафея, Локи уставился на него с нескрываемым гневом. — Дар перевёртыша передался Скади. Надеюсь, ты доволен, — процедил он сквозь зубы. — Тьяцци знал, что ты мой потомок? Локи неприятно оскалился: — Многие об этом знают — Один ничего не скрывал. Он не заметил, как Тор тихо подошёл сзади и заботливо обнял за талию, уткнувшись носом в затылок. — Не надо, — шепнул он, баюкая его в своих руках. — Ссора ничем не поможет. Последствия решений Всеотца ему уже сполна пришлось ощутить на своей шкуре, не хватало только прошлого Лафея, которое тоже ударило по его настоящему. Локи, изрядно запутавшийся в ощущениях, ловко вывернулся и встал с Тором грудью к груди, так, чтобы не видеть взгляда Лафея. — Если он знает, кто ты, то просто может использовать, чтобы подобраться ко мне, — зазвучал рассудительный голос. — А если нет? — Локи вздрогнул, когда на затылок легла рука Тора, не позволяя обернуться. — Если Скади, выросшая в совершенно иных условиях, просто привыкла получать всё, что хочет, а я должен только пополнить её коллекцию «хочу»? — Никто не вынуждает тебя отвечать его требованиям. — Тогда будешь сам спасать своих бесценных пленных? Локи прекрасно понимал, что Лафей опасался соваться к Тьяцци лично. Сила перевёртышей действительно заключалась не столько в магических способностях, сколько в умении обвести окружающих вокруг пальца. — Гуттунг — очень умелый йотун и мой важный соратник. Я не могу его потерять, — добавил Лафей. — Мы что-нибудь придумаем, — вставил Тор. — Но подставлять Локи я не намерен. У нас есть три дня, чтобы найти выход. Воспользуемся ими по уму. Голос Тора звучал прямо около самого уха, и Локи крепче стиснул пальцы на складках его одежды. — Пойдём в Асгард, — шепнул он. — Пойдём в Асгард, Тор, сейчас я не хочу здесь оставаться. Сейчас они всё равно не могли ничего придумать. — Как скажешь, — тут же ответил Тор.

***

В Асгарде было… Хорошо. Да, именно так. В Асгарде было хорошо. Локи неожиданно осознал, насколько сильно его тянуло обратно после морозного Йотунхейма. Но сейчас, когда причиной беспокойства стал Лафей, Локи чувствовал страшную необходимость оказаться в золотом городе, где правил Тор, который точно не позволит никому причинить ему вред. Первой мыслью было послать всё к Хель. Проблемы Лафея — пусть сам с ними и разбирается! Локи уже достаточно отвечал за ошибки тех, кто был старше на несколько сотен или тысяч лет, поэтому считал себя вправе вообще отказаться возвращаться в Утгард. Здесь было две сложности. Первая заключалась в том, что он больше не простой изгнанник и не посыльный Одина. Раньше он мог поступать так подло, как посчитал бы нужным, главное — выполнить поставленную задачу. Однако теперь на плечах была ответственность, к тяжести которой Локи удалось привыкнуть, наверное, только благодаря поддержке Тора. Если бы он не получал настолько хорошего отношения, вряд ли когда-нибудь ощутил бы себя действительно важным. А главное — на своём месте. Вторая заключалась в самом Лафее. Когда-то именно Локи уговорил Тора принять его в союзники и отдать ларец, чтобы заключить нормальный мир между Йотунхеймом и Асгардом и искоренить возможность мести за войну, устроенную Одином. Они не были обязаны помогать в личных разборках, но Тор, свято уверенный в своём долге, ни за что не отступится, даже если придётся найти безумно сложный обходной путь. Для царя Асгарда и всех девяти миров он был слишком совестным. К вечеру неожиданно вернулся Нарви. Локи был удивлён новостью о его прибытии и мгновенно забыл о собственных проблемах. Быстро переодевшись в асгардскую одежду, он покинул покои, где провёл несколько часов в глубоких раздумьях, и вышел встретить сына, которого не видел несколько месяцев. Казалось, за прошедшее время Нарви ещё немного подрос, уступая Локи в росте примерно полторы головы — Магни частенько дразнил его, что он останется самым мелким в семье. Но Локи верил: у Нарви ещё есть время, однако не считал вопрос роста настолько важным. Впрочем, для кого-то именно рост становился болезненной темой, а для кого-то — способность колдовать. Локи был рад, что благодаря его жизни в Асгарде асы постепенно свыклись с мыслью, что мужчине может передаваться колдовской дар. Никто не задумывался о невозможности выбора. Магия — это как рыжие волосы или карие глаза. От неё так просто не избавиться. Она либо есть, либо её нет. И Нарви не пришлось переживать то, что пережил Локи в его возрасте. Возможно, именно поэтому он когда-то настоял на обучении в другом мире, где магов живёт куда больше, чем здесь. Никакого визита домой на сегодняшний день не было запланировано. Локи предчувствовал, что рано или поздно нечто подобное может произойти и даже знал причину — неспособность Нарви к альвийским магическим трюкам. У них уже случался подобный разговор (и не только разговор — из Альвхейма приходила пара писем на тему природы магии Нарви), но Локи не предполагал, что выдержки Нарви хватит так ненадолго. Подойдя к радужному мосту, Локи остановился, дожидаясь, когда Нарви — странно сердитый и насупленный — сам доберётся до него. — Судя по твоей сердитой мордашке, у Альвхейма пропал последний шанс, — весело крикнул Локи. Нарви, быстро глянув на него, остаток пути преодолел бегом и крепко обнял, стиснув худыми руками. Локи, сдержанный в проявлениях подобных чувств, неловко замер под взглядом наблюдавшего за ними Хеймдалля и всё же обнял сына в ответ. — Что случилось? — мягко спросил он, погладив Нарви по тёмным волосам. — У меня ничего не получается, — буркнул Нарви и, кажется, даже всхлипнул. Локи вспомнил себя самого, когда Фригга давала ему первые уроки. Они казались настолько сложными, что хотелось всё бросить, но было нельзя — неумение контролировать магию грозило опасностью самому носителю. — Получится, — вздохнул он. — Но не в Альвхейме! — вскричал Нарви и сразу съёжился, устыдившись своего порыва. — Я предлагал тебе Йотунхейм, — осторожно напомнил он. — Знаю, там холодно. В тебе больше крови асов, чем йотунов, поэтому жизнь в снегах не для тебя. Но Лафей пообещал мне, что примет тебя в ученики и даст несколько важных уроков. Тебе нужно только согласиться. На этот раз Нарви не стал так сильно вредничать. Видимо, теперь подобный вариант не казался настолько плохим, как раньше, и Локи испытал приятное предвкушение скорой победы. Шмыгнув носом, Нарви поинтересовался: — Ты был в Йотунхейме? — Только сегодня. Нужно было разобраться с одной… проблемой, — он не считал необходимым вмешивать сюда Нарви. — Всё хорошо? — уточнил он, подняв голову с внимательными рыжими глазами. Порой в проницательности ему было не уступить. Это Нарви тоже позаимствовал у Локи, но бороться с тем, кто настолько на тебя похож, было вдвойне сложно. Вздохнув, он признался: — Не совсем, — пришлось выдавить слабую улыбку. — Но ты не должен переживать. — Почему? Если мне придётся остаться в Йотунхейме, меня тоже касается благополучие этого мира. — Как бы тебе объяснить… порой у нас с Тором бывают трудности из-за того, что мы не состоим в браке, — говорить с ним о Торе всегда было непросто, но Нарви и Магни являлись их сыновьями. Их общими сыновьями, а потому никогда не воспринимали союз Тора и Локи как что-то странное. Пожалуй, вся проблема заключалась именно в Локи, которому пришлось многое преодолеть, чтобы наслаждаться их отношениями, а не страдать. Нарви смотрел очень внимательно, пока не сказал: — Так заключите брак, — пожал он плечами. — В чём проблема? — В законах Асгарда. К его удивлению, Нарви никогда не интересовался тем, почему Тор не мог просто изменить их (ведь он царь!), тонко чувствуя мнение асов. Всё-таки оградить его от нежелательных слухов никто был не в силе. — В Альвхейме таких законов нет. Услышав это, Локи с удивлением поднял бровь. — Я имею в виду, в Альвхейме брак может заключить кто угодно. Я, например, пока жил там, видел пары цвергов и альвов, асов и йотунов. Даже обычный человек был! Представляешь? Побывал на свадьбе двух альвиек. Мне было нужно наколдовать им летающие огоньки, но вместо этого облил водой. Случайно получилось… Локи, конечно, был наслышан о том, что в Альвхейме к любви относятся совсем иначе, чем в Асгарде или Йотунхейме, где такого понятия вообще не существует. Альвхейм славился принятием любых отношений. Это считалось настоящим чудом, если два живых существа начинали испытывать друг к другу любовь. Раньше Локи старался не пересекаться с альвами, даже когда прибывал в их мир. Очень лёгкие и вечно улыбчивые, альвы не стеснялись высказывать то, что творилось на сердце, и прекрасно вступали в любые отношения. Брак, правда, заключался на каких-то особых условиях, в тонкости которых Локи никогда не вникал, потому как считал бесполезной для себя информацией. Если бы не Нарви, он бы никогда не задумался о такой возможности. — Пап, — Нарви потряс его за руку, выводя из ступора, — что с тобой? — Ничего, — тут же ответил Локи. — Просто задумался о твоих словах. Нарви широко улыбнулся. — Так я сказал что-то хорошее? — Возможно, — Локи пока не знал, как реагировать на новость, но эту лазейку можно было однозначно использовать против Тьяцци. — Голоден? — Безумно! — воскликнул Нарви. — В Альвхейме столько сладкой еды, что я соскучился по нормальному солёному мясу! Рассмеявшись, Локи пообещал: — Думаю, у поваров найдётся что-то по твоему вкусу.