Raging Fire

Стокгольмский порт шумел, дрожал и вздрагивал от бесконечного топота ног снующих туда и сюда приезжих. В воздухе стоял запах копоти, откуда-то раздавались звуки шарманки и медных труб, пахло гнилой рыбой и топливным маслом. Мужчина персидской наружности проталкивался сквозь очередь. Люди — в основном бедно одетые мужчины, женщины и дети — толпились между металлическими столбцами, ограждавшими зону пропускного контроля. — Герр, прошу прощения, здесь очередь, — возразил женский голос, когда перс задел её плечом, пробираясь вперёд. Перс обернулся, и женщина невольно замолчала. — Моя жена сказала, здесь очередь, — тут уже голос подал её муж, светловолосый мужчина средних лет. — Я бы посоветовал вам не нарываться, — тихо, почти шёпотом произнес перс, и его рука дёрнулась к карману его дубленки. Светловолосый мужчина в ужасе отпрянул назад, инстинктивно закрывая собой жену. — Что тут за беспорядки? Обернувшись, все трое увидели полицейского в меховой шапке, шагающего к ним с македонской решимостью. — Герр, этот человек вас беспокоит? — полицейский обратился к светловолосому мужчине и подозрительно покосился на перса. — По правде говоря… Но тут, внимание полицейского, как по щелчку, переключилось на грозный голос, доносившийся из начала очереди. — Молодой человек, либо вы снимаете это со своего лица, либо я сейчас позову полисьена, и на корабль вас не допустят, — кричали из окошка контроля документов. Словно механический солдатик, полицейский развернулся на 360 градусов и все тем же решительным шагом отправился к посту пропускного пункта. Перс проводил его взглядом и всмотрелся в толпу. У окошка пограничного контроля стоял высокий молодой человек. Перс мог видеть только левую часть его лица, но герра на пропускном пункте что-то не устраивало в его правой. — Хорошо, хорошо, — донесся голос молодого мужчины до ушей перса. Мужчина полностью повернулся спиной к очереди, так, что очередь не могла видеть его лица, и поднес руку к лицу. Через секунду перс увидел, как на лице герра в окошке, словно в богомерзком калейдоскопе, одно за другим пробежали ужас, отвращение и презрение. — Н-да, надевайте-ка вы это обратно, — сказал мужчина и поморщился. Перс заметил, как рука молодого человека потянулась к карману его чёрного пальто и замерла: персу было хорошо знакомо это движение. Несмотря на то, что перс старался неотрывно следить за высоким молодым человеком в чёрном пальто, он всё же умудрился потерять его из вида. Незнакомца не было на верхней палубе, не было в общей каюте, и не было в «столовой». Не мог же он в воду спрыгнуть, в конце концов? Сдавшись, перс вытащил из внутреннего кармана дубленки потёртый портсигар и прикурил. — Зачем вы искали меня? — голос за его спиной раздался так неожиданно, что перс чуть не выронил сигару из рук. Обернувшись, он увидел высокого человека в чёрном пальто. Правую часть его лица закрывала белая лакированная маска. — Хотел поблагодарить за перформанс, — с холодной выдержкой ответил перс. — Вы отвлекли от меня полицейского. Человек в маске оценивающе осмотрел его. Левая, незакрытая маской сторона его лица выдавала его: он заметно нервничал, а непрерывно теребящая край его пальто рука только подтверждала это. — Путешествуете по фальшивым документам? -осведомился перс. Левая половина лица мужчины заметно побелела, а рука впилась в подол пальто с неистовой силой. — Убили кого-то? — перс равнодушно поднял левую бровь. — К чему эти расспросы? — огрызнулся незнакомец. Его голос скрипнул, как плохо смазанная дверь. — Вам не о чем волноваться, — сказал перс и повернулся к незнакомцу боком так, чтобы никто из случайных пассажиров не видел того, что он собирался ему показать. Мужчина в маске наблюдал, как рука перса проскользнула в его карман, и через секунду извлекла оттуда кинжал с украшенной рубинами рукояткой. В глазах незнакомца блеснули искры. — Нет ли случайно чего-нибудь похожего в вашем кармане? — осведомился перс. Человек в маске поёжился, будто раздумывая, стоит ли ему откровенничать с подозрительным типом. Очевидно решив, что всё-таки, наверно, стоит, он повернулся в точности так же, как перс, запустил руку в карман своего пальто и извлёк оттуда край верёвки. Перс громко усмехнулся: — Вы — ковбой? — Вы когда-нибудь слышали о пунджабском лассо? Вопрос незнакомца в маске уколол перса, как невидимое шило. Перс резко посерьёзнел; его лицо вытянулось, и он рассматривал незнакомца уже безо всякого намёка на насмешку. — Я-то слышал… — задумчиво произнес перс. — Вопрос в том, откуда знаете о нём вы. Короткая пауза. — И вы умеете его применять? — спросил перс. Человек в маске снова поёжился: — Я полагаю, что да. — В моей стране меня называют Дарогой, — перс протянул ему руку. Человек в маске пожал её: — Эрик. Малхейм, — добавил он, будто бы внезапно вспоминая, что у него есть фамилия. — Настоящее имя и поддельная фамилия, — присвистнул перс. — Интересный случай. Эрик снова побледнел, но постарался не выдать себя. Этот Дарога был явно нечист на руку; значит, не в хороших отношениях с блюстителями порядка; значит, для Эрика он не представляет опасности. На вторые сутки Эрик внезапно обнаружил себя, рассказывающим Дароге про свои этюды за бутылкой винтажного пóрта. Эрик толком не знал, почему вдруг дал сомнительному персу разговорить себя: и это в его положении, когда ему нужно быть осторожным, как лиса. Перса заинтересовали ранние изобретения Эрика в Уппсале, такие как мини-копия римского акведука или самовращающаяся дверь-полка, сделанная им для винной лавки герра Блумквиста. — Где вы всему этому научились, Эрик? — спрашивал Дарога, делая очередной глоток ядрёного пóрта. — Мой отец был архитектором, — отвечал Эрик. — В детстве я мог наблюдать за его работой. Эрик размотал шарф и снова обмотал его вокруг шеи, затягивая потуже. Слова «отец» и «детство», употреблённые в одном предложении, непроизвольно вызвали у Эрика такую же реакцию, с какой фосфат натрия реагирует на цинк. — Куда вы направляетесь, Эрик? Эрик чувствовал себя некомфортно под расспросами перса, несмотря на то, что Дарога изо всех сил старался завуалировать их под обычную светскую беседу двоих попутчиков. Что-то подсказывало ему, что перс не просто так интересуется его биографией. Но какая-то неведомая сила (а Эрик грешил на крепкий порт) заставляла его исправно отвечать ему. — В Париж. Перс молча кивнул головой, будто бы обдумывая что-то. — Вы читали сказку Оскара Уайльда про принцессу инфанту? — вдруг спросил перс. Эрик непонимающе на него уставился. — Ну там, про маленькую испанскую принцессу с холодным сердцем, где… — Я знаю, — нервно перебил его Эрик. — Разумеется, я читал эту сказку. Перс снова сделал глоток. — Тогда вам может понравиться другая сказка, сказка о Розовых Часах. Эрик стянул с себя шарф и снова завязал его вокруг шеи. Перс усмехнулся: за сутки знакомства с Эриком, он успел заметить, что Эрик проделывает эту манипуляцию каждый раз, когда сильно нервничает. — Я не думаю, что сейчас подходящее время для сказок, — резко бросил Эрик. — А вы послушайте, — настоял перс. — Нам ещё дня четыре добираться до Мадрида, у нас очень, очень много свободного времени. Эрик метнул недовольный взгляд на перса. Он понимал, что этот человек не оставляет ему выбора, и знал, что он не может просто встать и уйти. Незримый контроль Дароги над ним не нравился Эрику, но для разработки стратегии бегства или нападения требовалось время. — В Персии, в провинции Мазендеран, стоит дворец невиданной красоты, — тем временем начал перс. — Вокруг него простираются сады, такие величественные, что любой, кто попадает туда, забывает обо всём на свете. Этим дворцом владеет великий Шах, известный своим диким нравом и любовью к деньгам. Шах невероятно богат; он ест и пьёт из золотой посуды, при его дворе сотня скоморохов и несколько дюжин фокусников. С утра до ночи в его дворце звучит музыка, но Шах всё равно несчастен. Причина его несчастий — маленькая султанша, его четырнадцатилетняя дочь. Ни пиршества, ни скоморохи, ни музыка — ничто не радует её. Как-то раз, в Мазендеран заехал талантливый архитектор. Узнав о маленькой султанше, он предложил Шаху построить для неё маленькую часовню из розового кварца. Он утверждал, что использует для маятника слоновую кость, которая сделает их звон прекрасным и мелодичным, и это наверняка осчастливит маленькую султаншу. Расскажу вкратце: маленькая султанша осталась недовольной, и приказала скафизмовать строителя часов. Думаю, вы догадались, чьими костями были заменены слоновые кости в маятнике… Эрик вскочил с места. — Зачем вы мне всё это рассказываете? — почти выкрикнул Эрик. Перс заметил, что его рука снова дёрнулась к карману. «Вот и нервы наконец сдали», подумал про себя перс. Обстановку разрядил женский смех, доносящийся с края палубы. — Нет, нет, и нет! — кричала женщина, ведя шуточную борьбу со своим кавалером. — Хватит Данте на сегодня. На вид женщине было около сорока семи лет. Она была необычно красива не только по меркам Швеции, но и, пожалуй, по меркам всей Европы. Её каштановые кудри струились по статным плечам, корсет подчёркивал почти совершенную фигуру. — Мадлен, но как же ты собираешься совершенствовать свой итальянский?! — недоумевал её кавалер, мужчина её же лет. — А мне и не нужно, я прекрасно обхожусь знанием английского! — отвечала женщина. Перс тряхнул головой и отвернулся. Он пожалел, что на целых несколько секунд отвлёкся на случайных мистера и миссис Никто, когда Эрик (имевший при себе верёвку и умевший завязывать пунджабские лассо, между прочим) вышел из себя. Но, обернувшись к Эрику, Дарога заметил, что его взгляд так же прикован к красивой женщине и её попутчику. Дарога недоумевал. За несколько секунд до того, как Эрик подскочил, как ужаленный, и ломанулся прочь, вглубь палубы, на его лице один за другим отобразились страх, ненависть и непонятного происхождения боль, как будто кто-то всадил ему кусок стекла в ногу. Перс едва успел уследить, в каком направлении исчез Эрик: иначе бы долго он его ещё искал среди многочисленных мужчин, женщин, и детей. — Эрик, я знаю, что вы безумны, что вы в плохом положении и что у вас нет денег, — на ходу выкрикнул перс, догоняя его. Уже на железной лестнице, ведущей в коллектор корабля, Эрик остановился. Перс оглядел его. Левая половина его лица выглядела лихорадочно бледной, губы пересохли. — И что вы предлагаете? — Эрик переводил дыхание, судорожно ловя воздух ртом. — Когда мы прибудем в Мадрид, вы не сядете на паром до Кале. Вместо этого, вы возьмёте другой корабль, и отправитесь в Персию вместе со мной. Работайте на Шаха и маленькую султаншу. — Я музыкант, а не архитектор, Дарога, — сказал Эрик. — Вы не музыкант, а скрывающийся преступник с поддельными документами, — ответил перс. — Но это можно исправить. Шах готов щедро платить тем, кто смог бы развлечь его дочь. Ваши изобретения могут для этого подойти. А потом вы отправитесь в свой Париж, с хорошими документами и деньгами. — Это, конечно, в том случае, если из моих костей не сделают маятник для часов? — будничным тоном осведомился Эрик. К нему вернулась способность контролировать свой голос, и теперь он звучал так же спокойно и уверенно, как раньше. — Вам ничего не грозит, пока вы под моим присмотром, — заверил его Дарога. — Я знаю Шаха очень много лет.

***

— Смотрите на свечу, — голос девушки был похож на звон хрустальной вазы, которую со всего маху кинули на каменный пол. Эрик подчинился. Сквозь закрытые веки он видел колышущееся пламя свечи. В голове все ходило кругом. Во дворце было очень жарко и душно, кислорода катастрофически не хватало, а принятый им опиум заставлял сумасшедшие образы крутиться и искажаться в его голове, словно в сломанном калейдоскопе. — Вы слышите музыку, Эрик? — спросила девушка. Эрик ничего не слышал. В темноте, холодная рука девушки дотронулась до его руки. Эрик инстинктивно отдёрнул руку, словно прикосновение принесло ему боль. — Я их слышу, Эрик, — говорила девушка. — Они в моей голове. Прислушайтесь, вы их тоже услышите. Я слышу шарманку. Эрик прислушался. На секунду ему показалось, что он слышит что-то вроде отдалённых звуков ксилофона. — Не открывайте глаз, Эрик, — сказала девушка. — Смотрите на свечу с закрытыми глазами. Что вы видите? Эрик всмотрелся. Сначала ему показалось, что он видит силуэт змеи; затем змея превратилась в слона. Эрик открыл глаза. Юная девушка стояла рядом с ним на коленях, и смотрела на свечу сквозь сомкнутые веки. Она напоминала ребёнка из племени еху: слишком худенькая, слишком болезненно выглядящая, с копной длинных, тёмных, спутанных волос. Огонь мелькал на её загорелом, осунувшемся лице. Её бескровные губы скривились в блаженной улыбке. — Вы открыли глаза. Эрик невольно вздрогнул: откуда она это знала? Девушка тоже открыла глаза и посмотрела на него. — Ты тоже слышишь музыку в своей голове? — в глазах девушки промелькнул лихорадочный блеск. — Иногда, — признался Эрик. Каждую из мелодий, написанных Эриком на бумаге, он сначала слышал в своей голове. Иногда они звучали так отчётливо, что Эрик не мог точно поклясться, что их слышит только он. — Ты когда-нибудь чувствовал странные, тёмные вещи? Вещи, в которых ты никому не можешь признаться? — в подвале дворца детский голос девушки звучал почти гипнотически. Эрик не мог оторвать взгляда от её лица. Огромные, карие глаза, словно сделанные из стекла. Тёмные, изогнутые брови. Лицо, которое невозможно было прочитать. — Постоянно, — отвечал Эрик. Девушка исступлённо улыбнулась. В темноте она нащупала стеклянный дымящийся сосуд и прикоснулась губами к одному из двух его отверстий. Вдохнув грудью пар, девушка снова закрыла глаза. — Расскажи мне что-нибудь, — попросила девушка. — Я не знаю, что рассказать тебе, Делайла. Услышав своё имя, девушка распахнула глаза в таком изумлении, как будто кто-то только что сообщил ей о начале войны. — Расскажи мне, что происходит в твоей голове, — попросила девушка. Она снова сделала попытку дотронуться до руки Эрика, но тот успел вовремя её отдёрнуть. Девушка звонко рассмеялась. — Тебе не нравятся прикосновения, — печально сообщила Делайла. — У меня есть на это причины, — ответил Эрик. — Мы одинаковые, Эрик, — вдруг сказала девушка изменившимся голосом. Блеск в её глазах тоже изменился, как по щелчку пальцев. — Мы видим вещи одинаково. Вы меня понимаете? Рукой Эрик нащупал стеклянный сосуд, к которому несколько минут назад прикладывалась Делайла. Эрик вдохнул сухой пар. — Иногда я хочу посмотреть, что находится там, за пределами этого мира, — сказала Делайла. — Выйти за границы, понимаешь? Оно зовёт меня, постоянно. Ты веришь, что для нас есть особое предназначение, Эрик? Эрик не ответил. Перед его глазами проносились искры, круги и узоры. — Когда я закрываю глаза, я вижу головы Марция и Квинта, сыновей Тита Андроника, — девушка в очередной раз прочитала его мысли. — Злой Арон принес ему их головы в стеклянных банках. Девушка хихикнула и открыла глаза. Блаженство испарилось с её лица. Девушка исступленно посмотрела на Эрика. — Вы не верите в магию огня, Эрик, — словно в безумном бреду тараторила девушка. — Но когда-нибудь вы поймете, о чём я говорю. Эрик прилёг на локоть. От каменного пола исходила приятная прохлада. — Мне понравилась зеркальная комната, которую ты сделал для меня, — голос девушки снова изменился, в сотый раз за последний час. Она снова звучала умиротворённо, словно находилась в лучшем своем настроении. — Я рад, что смог порадовать тебя, Делайла, — ответил Эрик. Девушка снова хихикнула. — Они так кричали… Так кричали. Так громко… — девушка блаженно улыбнулась. — Почти как в моей голове. Эрик закрыл глаза. Жаркое марево заставляло его кожу исходить потом. — Научи меня кидать пунджабское лассо, — вдруг попросила девушка. Эрик кивнул. Говорить было сложно. В обеденном зале дворца царила приятная прохлада. Зал кричал своей вычурностью: всё в нем, начиная от розоватых стен и заканчивая мраморным полом в белый и черный квадратик, как будто напрашивалось на восхищенные вздохи. Звон серебряных вилок и ножей эхом разносился по залу. Обеденный стол был длинным, с гладкой поверхностью, без скатерти. Во главе стола сидел Шах. По правую руку от него — маленькая султанша; по левую — Эрик. Чуть дальше — тётушки Делайлы в перламутрово-розовых абайях. И в самом конце стола — слуги. Как за такое короткое время Эрик успел заслужить место за столом по левую руку от Шаха, для многих оставалось загадкой. При утреннем свете, Делайла выглядела совсем иначе. Её обычно растрёпанные, дикие волосы были аккуратно собраны сзади рубиновой заколкой. Розовая абайя, расшитая мелким жемчугом, делала её похожей на красивую фарфоровую куклу. — Делайла делает успехи в английском, — Шах обратился к Эрику. — Когда вы поступили ко мне в качестве мастера-архитектора, я и подумать не мог, что вы станете её учителем словесности. Эрик коротко кивнул, прожёвывая засахаренный марцепан. — Я заметил, что свое свободное время Делайла так же проводит с вами, — Шах отхлебнул из крошечной прозрачной чашки в форме песочных часов. — И чем же вы занимаетесь? Едва Эрик успел открыть рот, как нога Делайлы под столом со всей силы саданула его по щиколотке. Очевидно, рассказывать отцу про то, как они с Эриком курят опиум в подвале и рассматривают изображения в своей голове на фоне огня, не входило в её планы. — Мы с Шахдохт* читаем Шекспира, — чинно ответил Эрик. — Наверно, в этом и есть секрет прогресса Делайлы в английском, — Шах был доволен. — На скольких языках вы говорите, Эрик? — Помимо своего родного, шведского, я так же знаю английский, итальянский, французский и теперь — немного персидский. Шах не скрывал своего восхищения. — И вы были во всех этих странах? — Нет, Ала Хазрат.** До Персии я нигде не был, кроме Швеции. Несколько минут в обеденном зале царило молчание, прерываемое постукиванием столовых приборов о фарфор. — Кем были ваши родители, Эрик? — вдруг спросил Шах. Эрик развязал концы куфии на шее, и завязал их заново. Тётушки удивлённо уставились на него, и Эрик пожалел, что не может носить свой шарф. — Отец, Эрик не любит говорить о своей семье, — вмешалась Делайла. — Всё в порядке, — ответил Эрик. — Мой отец был архитектором, а мать — актрисой. Мать отказалась от меня, когда я был еще младенцем, а отец — двенадцатью годами позже. Делайла сидела, не шелохнувшись, словно что-то причиняло ей невидимую боль. — Это его расстроило, — тихо сказала девушка, глядя в свою тарелку. — Отец, твои расспросы его расстроили. Шах тут же засуетился и схватил руку Делайлы, крепко сжимая её в своих огромных руках. — Делайла, солнце моей жизни, только не расстраивайся, — повторял Шах. — Что я могу сделать для тебя? Секунду назад мёртвые глаза Делайлы вспыхнули ярким светом. — Эрик научил меня кидать пунджабское лассо, я могу показать тебе? Шах с облегчением выдохнул. — Конечно, моя луна. Фархад, принеси Шахдохт её лассо, — скомандовал Шах одному из слуг, завтракающих в конце стола. Слуга вскочил с места и встал как вкопанный посреди мраморного зала. — Фархад, ты разучился слышать? — левая бровь Шаха поползла вверх. — Нет, Ала Аалидженаб***, но я… Но как же… Под испепеляющим взглядом Шаха, слуга выскользнул из зала и вернулся через несколько минут с шёлковой петлей в руках. — Если Шахдохт того желает, — его голос дрогнул, когда он передавал лассо в руки Делайле. — Желает! — весело хихикнула Делайла. — Фархад, встаньте на середину зала, пожалуйста. Эрик непроизвольно сжал в руке крошечную вилку. Делайла обернулась к Эрику и посмотрела ему в лицо. — Я посвящаю этот бросок вам, Амухтан****. Лассо выскочило из рук Делайлы, словно обладало отдельной жизнью. Как гадюка, оно обвилось вокруг шеи слуги, и через секунду тот навзничь упал на мраморный пол. Эрику показалось, что он чувствует покалывание на своей шее. Над дворцом Мазендарана взошло полуденное солнце. Кожа Эрика исходила потом. Ему казалось, что его маску раскалили добела и приварили к его лицу. — Эрик, на два слова, — за его спиной раздался знакомый голос. Обернувшись, Эрик увидел перса: из-за куфии, покрывавшей его голову и плечи, его было сложно узнать. — В чём дело, Дарога? — осведомился Эрик. — Ты здесь задержался, — бесцеремонно заявил перс. — Тебе пора в твой Париж. — С чего бы? Всё идет прекрасно, — Эрик опешил от такой наглости. — Ты здесь торчишь уже полтора года, — говорил перс. — Тебе пора забирать заработанное, и отчаливать отсюда следующим кораблем. Эрик скептически поднял левую бровь. — Я могу заработать ещё больше, — отвечал Эрик. — Шах и маленькая султанша пребывают в восторге от того, что я для них делаю. В чём проблема, Дарога? — В чём проблема?! — воскликнул перс, словно Эрик не понимал чего-то элементарного. — Делайла безумна. Я знаю её с рождения. Сначала она влюблена в тебя, приветлива и мила, а потом решает скафизмовать тебя просто потому, что ей так захотелось! Никому не удавалось продержаться здесь дольше года. — Значит, я уже лучше большинства, — усмехнулся Эрик, и в следующую секунду сделался серьёзнее Шаха. — Я её понимаю. Я понимаю, как она мыслит. Знаю, что она чувствует. Тебе не о чем беспокоиться, Дарога. «Понимаю, как она мыслит», думал Эрик ещё через полтора года, проведенных им в Мазендеране. «Понимаю, как мыслит..» — Эрик, Эрик, Эрик! — сквозь сон Эрик почувствовал, как кто-то его тормошит. Открыв глаза, он увидел светящееся от счастья лицо Делайлы. Наверно, такое же лицо было у умершего от счастья слуги Тутанхамона, которому фараон положил на голову ногу. — У меня для тебя сюрприз, — девушка запрыгала и захлопала в ладоши. — Вставай скорее. Едва Эрик успел встать с кровати, как девушка схватила его за руку и потянула прочь из дворца. — Помнишь, ты читал мне Шекспира?.. — спрашивала девушка на ходу. Эрик щурил глаза от яркого солнца. — Какая моя любимая пьеса, Эрик? — «Трагедия о Тите Андронике», — машинально ответил Эрик, плохо понимая, что происходит. Делайла восторженно рассмеялась. — Я нашла, нашла то, что искала… Глаза Эрика постепенно начали привыкать к солнцу. Посреди песчаного карьера, куда девушка его привела, он смог различить контуры трёх фигур в балахонах, и деревянное сооружение, напоминающее собой… Плаху? Эрик недоуменно уставился на Делайлу. — Помнишь момент, где Арон отрезает руку Тита в обмен на жизнь его сыновей, но потом преподносит ему их головы? До Эрика смутно начало доходить. — Я бы хотела твою голову, — весело заключила Делайла и захлопала в ладоши, как ребёнок. Эрик почувствовал, что его тело пробирает дрожь, но тут же постарался взять себя в руки. Эрик знал Делайлу уже три года. Эрик не знал, что архитектор из рассказа Дароги, чьи кости послужили материалом для нового маятника розовых часов, знал Делайлу три с половиной года. Эрик знал, что Делайла считала его своим лучшим другом. Эрик не знал, что система ценностей в её голове выглядела несколько иначе, чем в головах всех остальных. — Делайла, ты не можешь просто так взять и… Делайла кивнула одному из мужчин в балахонах, и в следующую секунду острие копья воткнулось Эрику в плечо. Эрик упал на колени; кровь хлынула из раны на горячий песок. Делайла испуганно кинулась на колени и схватила Эрика за руку. — Эрик, тебе больно? — обеспокоенно залепетала девушка, дотрагиваясь до раны своей холодной рукой. — Не переживай, они тебя не убьют. Я хочу, чтобы это сделал Дарога. «Понимаю, как она мыслит», снова пронеслось в его голове. Затем, свет померк. Эрик смутно помнил, что происходило дальше. Под воздействием палящего солнца и невыносимого персидского климата, рана бешено пульсировала, заставляя его тело исходить белыми кольцами агонии, и даже опиум был не в силах ему помочь. Его швырнули на холодный каменный пол в темнице, и он не был уверен, сколько времени провёл там. Кто-то сделал попытку обработать его рану, но, судя по ощущениям, вышло только хуже. Когда его сознание более-менее прояснилось, Эрик увидел перед собой Дарогу. — Твой паспорт они сожгли, и все деньги забрали, разумеется. Мне дали приказ убить тебя до рассвета, — говорил Дарога. — Я посажу тебя на «Вирджиниан», он за десять дней довезёт тебя до Кале. Оттуда доберешься до Парижа. Плыть придется в трюме, с бутлеггерами. Никому не показывай, что ты ранен. И снова затмение. Дальше Эрик помнил, как его рвало на палубе корабля. Помня наставление Дароги, он никому не давал прикасаться к себе, тщательно пряча рану под плащом. Сам он под плащ тоже не заглядывал, по большей части потому, что не мог удержать сознание в стабильном состоянии дольше десяти минут. Как в тумане, он помнил, как Дарога сказал ему, что нашёл тело моряка, выброшенное на берег, и намеревался презентовать его Шаху и Делайле, выдав за тело Эрика. В том же тумане, перед ним представало лицо красивой женщины с палубы. Она смотрела на Эрика своими огромными, искрящимися глазами, и с каждой секундой, что она смотрела, они наполнялись отвращением и презрением. «Мадлен, как ты собираешься совершенствовать свой итальянский?», вопрошал голос её попутчика. — Мадлен… Мадлен… — повторял Эрик. — Он нелегал, без документов, — Эрик услышал над собой чей-то грубый голос. — Как прибудем в Кале — сразу в наручники его. Эрик открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд. Жандармы. — Чего он за руку держится? Кто-то грубо схватил Эрика за руку и одёрнул его рукав. Плечо пронзило новой волной боли. — Mon Dieu, да он не доживёт до Кале, — раздался другой голос. Эрик дожил до Кале. Более того, он почти уверовал в Бога, когда какие-то сверхчеловеческие силы заставили его боль отступить, а сознание — проясниться, и за несколько минут до того, как жандармы успели вломиться в каюту, куда его перенесли, он смог встать на ноги и украдкой проскользнуть на нижнюю палубу. Правда, едва Эрик успел ступить на доски порта Кале, за ним тут же ломанулось трое жандармов. Эрик едва успел грохнуться всем телом под стоящую повозку, и полицейские пробежали мимо. Снова провал в сознании. Эрик чувствовал, как земля под ним трясется, а значит — он ехал куда-то в повозке. Он искренне надеялся, что это был Париж. Эрик помнил ещё кое-что. Половица под его ногой предательски хрустнула, чуть не выдав его присутствие. Если жандарм решит обойти лачугу Густава Даае, его тут же схватят. Тело Густава уже давно убрали, и его дочери в доме тоже уже не было. Через слуховое окно Эрик наблюдал, как двое мужчин меряют шагами крошечную кухню. Один из мужчин был одет явственно богаче другого. Эрик наблюдал, как он подошёл в креслу-качалке, в котором Эрик раньше сидел часами возле камина, и задумчиво его качнул. Половица под креслом издала знакомый скрип. — Я хочу отправить Кристину в Париж, — сказал тот, что был одет побогаче. — Но я обеспокоен… Как бы сказать помягче… — Душевным состоянием Кристины? — спросил второй. — Именно. Дело в том, что мой сын с ней очень близок, и если Кристина… — О, не стоит беспокоиться. Девочка находится в шоке, но кроме частичной потери памяти, доктор не выявил никаких осложнений. — Прекрасно, — ответил первый мужчина. — И всё равно, по возможности я бы хотел остаться её анонимным покровителем… По крайней мере, до её совершеннолетия… — О да, месье, ваша позиция мне совершенно ясна. Думаю, месье Лефевр с радостью согласится принять Кристину в качестве подопечной в своём театре в Париже, если такой человек, как вы, попросит его об этом маленьком одолжении. — Спасибо, Реми. — Всегда к вашим услугам, граф де Шаньи.