***
Кристина Даае сидела на деревянной скамейке и смотрела на серое мрачное море. Кристина думала о том, как выглядят другие моря из книжек её отца. Море в Позитано, которое называли изумрудным: говорят, через него можно даже видеть дно. Море на Сицилии, солёно-голубое. Кристина поймала себя на мысли, что Позитано и Сицилия делят одно и то же море. Тогда Кристина подумала об аравийском море, омывающем берега Персии, из рассказов о пиратах и морских разбойниках. Наверно, пираты были очень счастливыми людьми, если могли просыпаться каждый день на своём корабле, выходить на палубу и видеть такую красоту. Кристина услышала позади себя шаги. Девочка обернулась: по гальке топал мальчик, закутанный в шарф по самый нос. Его светлые волосы взъерошивал ветер. «Опять без шапки», подумала Кристина. Как же он рискует получить нагоняй от своего отца! Достигнув скамеечки, мальчик присел на её край рядом с Кристиной — но не слишком близко к ней. Кристина почувствовала запах пирогов с грибами. — Опять ел? — Кристина сощурила глаза. — Без меня? Рауль де Шаньи виновато покраснел. — Нэнси заставила, — оправдывался мальчик. — Я их терпеть не могу, ты же знаешь. — Твоя гувернантка? — подначивала его Кристина. — Я и сам не знаю, зачем отцу каждый раз тащить её сюда из Парижа. Между прочим, у Филиппа не было гувернантки. — А может, ты у отца просто любимчик, — Кристина легонько толкнула Рауля в бок локтем. — Кто бы говорил! Твой отец с тебя просто пылинки сдувает, «крошка Лотти». Девочка вдруг сделалась серьёзной и задумчивой. — Мне всегда не нравилось это море, — сказала Кристина. — Слишком мрачное. Слишком холодное. — Когда-нибудь, мы поедем в Италию, — воодушевленно говорил Рауль. — Тебе там очень понравится. Однажды мы были в Таормине, и… Кристина жестом остановила его. — Нет. Не нужно говорить про Италию. Расскажи мне Уппсалу. Рауль смутился. Мальчик огляделся вокруг, наспех соображая, что же ещё можно рассказать об этом крошечном тихом городке, да ещё что-то такое, чего не знает Кристина. — Ну… Если честно… — Рауль замялся. — Кристина, ты обидишься. — Не обижусь, — честно пообещала девочка. — Хорошо. Мне этот город совсем не нравится. И Швеция мне не нравится. Единственное, что мне тут нравится — это дни, которые я провожу с тобой. Кристина слушала. — Мне нравится как замерзает Фирис, и мы бегаем по льду, каждый раз рискуя, что нас заметит мой или твой отец. Кристина, я не думаю, что это то, что ты хочешь слы… — Именно это мне и нужно, — быстро сказала девочка. — Пожалуйста, Рауль, продолжай. Холодный ветер влепил мальчику невидимую пощёчину. — Мне нравится, как после прогулок на холоде мы приходим к тебе домой, и твой отец заваривает для нас облепиховый чай с молоком. Нравится запах шурпы, которую он готовит по субботам. Нравится, как после сытного ужина мы забираемся на чердак, укрываемся пледом, и читаем сказки, когда за окном шумит вьюга. — Какая твоя любимая? — вдруг спросила Кристина. — Ну… Не знаю, наверно, про «Калейдоскоп Северного Сияния». Помнишь, та, которую мы не понимали, пока твой отец не объяснил нам? Кристина помнила. Серые волны бились о такую же серую гальку, подгоняемые холодным ветром. — Рауль, почему взрослые так любят обманывать? — вдруг спросила Кристина. Рауль не знал. Мальчик смотрел на Кристину, на её мягкие золотистые кудри, смешно торчащие из-под шапки, на её грустные глаза цвета облепихового чая. Он не знал ответа на её вопрос, но точно знал, что никогда бы сам не обманул её. — Мой отец всегда говорил, что не оставит меня, — сказала Кристина. — Но это была неправда. Рауль снял перчатку со своей руки и осторожно дотронулся до холодной ручки Кристины. — Он бросил меня. А до этого он говорил, что если с ним когда-нибудь что-то случится, он пришлёт ко мне вместо себя Ангела Музыки, и он всегда будет со мной. Но и это была неправда. — Твой отец отправился на Север, — тихо сказал Рауль. — Как в «Калейдоскопе Северного Сияния». Кристина подняла на него глаза. — Ты думаешь? — Конечно. Наверно, сейчас он бродит где-то там, где снег переливается радугой. И его скрипку слушают полярные медведи. Кристина улыбнулась. — Если он только мог слышать, как ты пела вчера, — сказал Рауль. — Он бы так тобой гордился. Ты очень сильная, Кристина. Кристина снова посмотрела на него. Молодое лицо виконта со следами лёгкой небритости напомнило ей, как далеко то время, когда они в последний раз сидели на лавочке на сером пляже, а ветер норовил унести их шапки в море. Ей хотелось снова заставить Рауля говорить о всех неважных мелочах, вроде пирогов мадам Нэнси, вкусе облепихового чая зимой и замерзшей реки. Рауль де Шаньи был живой частью давно забытой картинки, винтиком от старой, давно разбившейся вдребезги музыкальной шкатулки. Казалось, что если взять этот винтик и крепко сжать его в руке, давно забытая мелодия снова начнёт играть. Каждый раз, когда Рауль говорил о тех днях, его высокая статная фигура исчезала, и на его месте появлялся мальчик с растрёпанными волосами, вечно закутанный в шарф. И Кристина чувствовала себя спокойно.***
В театре погасили последние фонари. Теперь главный зал освещал только бледный зеленоватый свет трех-четырёх газовых ламп. Все обитатели давно спали, но Кристина знала, что не сможет заснуть. Обычно, в это самое время ночи она шла в западную часовню, зажигала масляную свечу и ждала. Но сегодня ей там нечего было делать. Сегодня, её там никто не ждал. «Никогда больше не возвращайся!», Кристина прокрутила у себя в голове последнюю сказанную ему фразу. Ужас снежным комом прокатился у неё внутри — от подбородка до ступней. Что, если Голос и правда никогда больше не появится? Что, если она потребовала от него слишком многого? Кристина вовремя взяла себя в руки. — Ну и пусть, — сказала девушка вслух. Не нужно было давать обещаний, которые не собираешься выполнять. Кристина поднялась на колосники. Болтаться в пятнадцати метрах над сценой в почти неосвещенном зале — рискованное предприятие, но её мысли находились где-то ещё выше. В другом конце зала скрипнула половица. Девушка рефлекторно обернулась. Никого. Кристина верила в чудеса. Она знала, что сейчас Ангел Музыки наблюдает за ней, так же, как и всегда. Но в этот раз она не будет умолять его заговорить с ней. Пусть сам умоляет её. В конце концов, своё обещание-то она сдержала. Кристина снова почувствовала, как внутри всё сжалось. А что, если это точка невозврата? Что, если… Половица снова скрипнула, и на этот раз — намного ближе. Кристина встрепенулась всем телом. Он здесь. Девушка закрыла глаза и замерла. — О-ля-ля, — раздалось за её спиной. Внутри Кристины всё упало. Мерзкий, прокуренный тембр Жозефа Бюке нельзя было спутать ни с чем. Нет, ну какого черта? Кристина обернулась. Ещё бы. Жозеф Бюке балансировал на колосниках в паре метров от неё с грацией разжиревшего гепарда. От него несло перегаром, струпьями и чёрт знает чем ещё. — Почему маленькая мадемуазель не спит ночью? — поинтересовался мужчина. — Не вашего ума дело, — Кристина постаралась придать своему голосу максимальное спокойствие и уверенность, несмотря на то, что полупьяный сценический техник в пустом тёмном зале сильно напрягал её. В конце концов, стоит ей нажаловаться месье Мушармену, и эре существования Бюке в театре придёт конец в тот же день. Кристина развернулась, чтобы уйти, как вдруг Бюке схватил её за локоть и повернул к себе. — Не играй со мной, — прошипел Бюке. В зеленоватом свете она видела его омерзительное лицо. — Ты же хотела этого, не отрицай. Кристину охватил такой ужас, что она почти забыла, как её зовут. — Ты давно проявляешь ко мне интерес, не так ли? Сначала шутки твоей подружки, потом то, как ты сказала Жаку Шарпенье, что я — Призрак Оперы… Кристина сделала попытку вывернуться, но Бюке искуссно перехватил её локоть. — Отпустите меня немедленно, — Кристина старалась звучать спокойно, но её голос ломался, как расстроенное пианино. — Отпущу, но не сразу, — и Бюке со всей силы дёрнул её за руку. Леденящий ужас полоснул её изнутри. Месье Ришар, месье Мушармен, все давно спали. Зал был абсолютно пуст. Девушка быстро посмотрела вниз, на сцену. Если она вывернется и прыгнет… Нет, это будет ужасно. Наверно, она даже не сразу умрёт, а это будет ещё хуже. Можно закричать, тогда есть шанс, что Бюке испугается и убежит. Кристина набрала в лёгкие воздуха и испустила пронзительный вопль. В следующую секунду тыльная сторона руки Бюке врезалась ей в скулу. Щека онемела от тупой боли. — Не смей играть со мной… Бюке обхватил Кристину и лизнул её шею. Кристина снова извернулась, стараясь вцепиться зубами ему в руку. Буке поймал её локоть в воздухе и приложил об доски. В затылке расплылась тупая боль, в глазах потемнело. Кристина закрыла глаза. Она ощущала омерзительное дыхание Бюке над собой. Только бы ничего не видеть. Ничего не чувствовать. Не существовать. Раздался глухой удар о колосники, и Кристина почувствовала, что руки Бюке исчезли с её груди. Кристина открыла глаза. В тусклом зеленоватом свете она могла различить искаженное от ужаса лицо Жозефа Бюке. Его что-то держало за края рубашки. Кристина постаралась сфокусировать взгляд. Ей показалось, что за Бюке не было никого, кроме темноты, и только когда Бюке вцепился руками во что-то, держащее его шею, Кристина смогла различить тёмную фигуру, стоящую прямо за ним. «Призрак Оперы», пронеслось в голове Кристины. До этого момента это имя (или, как заметил месье Мушармен, скорее вымышленный титул) не внушало Кристине страха. Но сейчас, когда предполагаемый Призрак находился от неё в каких-то нескольких футах, это имя обрело для неё и плоть, и кровь, и ужас к ним прилегающий. Ещё секунда — и Бюке потерял всякое равновесие, и теперь держался на колосниках только за счёт душащих его рук. — Не надо! — вдруг крикнула Кристина и тут же закусила язык. Секунду назад ей больше всего хотелось, чтобы Жозеф Бюке слетел с колосников и разлетелся об сцену. Невидимые руки притянули Бюке обратно, позволив ему шлёпнуться на подпорки. Кристина увидела, как в темноте исчезает край чёрного плаща. — Стой! Пожалуйста, стой! — Кристина бросилась за темной фигурой, оставляя корчащегося Бюке позади. Кристина знала, что бегать по колосникам в ночное время было сроду самоубийству. Кристина не знала, зачем она несётся за тем, кто держит театр в ужасе, и кого месье Ришар и месье Мушармен любезно называют "террором". Кристина знала, что если это и взаправду был Призрак Оперы, его бесполезно пытаться догнать. Конечно, она за ним не успела. Фигура в чёрном плаще попросту растворилась в темноте.***
На следующее утро Кристина первым делом разыскала Мэг. Она знала, что Мэг всё еще на неё обижается. Она так же знала, что Мэг имеет на это полное право. Кристина застала подругу на подмостках у сцены. Мэг только что закончила репетировать, а значит, она была свободна. Едва завидев Кристину, Мэг Жири демонстративно отвернулась. — Мэг, нужно поговорить. — С «Мастером» не наговорилась? — Мэг смерила её холодным взглядом. Кристина подобралась к ней и села на краешек галёрки. Она знала, что была виновата перед Мэг. — Мэг, я видела его. Призрака Оперы. Мэг тут же развернулась на все три шестьдесят градусов и вытаращила глаза по десять сантимов. — Это сейчас совершенно неуместно, — холодный тон Мэг шёл вразрез с её возбуждённым лицом. — Вчера вечером я пришла в этот зал, и на меня напал Жозеф Бюке. Там, на колосниках. Мэг невольно закрыла рот рукой. — Кристина, что ты… Как он… Так он?.. — Да, — подтвердила Кристина и повернулась к Мэг левым боком. Мэг заметила здоровый алеющий синяк у неё на щеке и вскрикнула от ужаса. — И он бы сделал это, — продолжала Кристина. — Но его остановил Призрак Оперы. Мэг совершенно позабыла о своей недавней обиде на подругу. — Откуда ты знаешь, что это был именно он? — возбуждённо спрашивала девушка. — Фигура в чёрном плаще, двигающаяся бесшумно, как кошка, похоже на описания наших, не находишь? Мэг слушала, затаив дыхание. — Он спас меня. — Но… — На лице Мэг отобразился глубочайший мыслительный процесс: девушка старалась сложить в голове сложный пазл. — Я видела Бюке этим утром… Выглядел он конечно не очень, но… Он был жив. Если бы это правда был Призрак, он бы убил его. — Он и хотел, — спокойно ответила Кристина. — Я попросила его отпустить Бюке. Теперь Мэг даже не пыталась скрыть своего возбуждения. — Ты уже рассказала об этом директорам? Кристина отрицательно покачала головой. — А маме? — Нет. Ты первая, кто об этом слышит. — Господи… — прошептала Мэг. С несколько секунд девушка старалась переварить услышанное. — Что-нибудь новое? — будничным тоном осведомилась Кристина, оглядывая сцену, на которой мадам Жири и мадам Вильнёв поочередно издевались над юными балеринами. Совершенно позабыв об их раздоре, Мэг кинулась в объяснения. — Ага. Директора притащили новую оперу, так что теперь параллельно с «Ганнибалом» собираются поставить «Тита Андроника». Глаза Кристины округлились. — Чего поставить? — Не знаю, плохо разбираюсь в Шекспире, — пожала плечами Мэг. Тут Кристина заметила, что Мэг была чем-то расстроена. И, кажется, это началось ещё до её появления. — Шарль, кстати, уехал, — как бы невзначай сообщила Мэг. — Обратно в Пикардийский университет. — Жаль, — равнодушно ответила Кристина, продолжая наблюдать за сценой. Жак Шарпенье в его нелепой шляпе всё еще торчал возле неё, как пятая колонна. — Зато Рауль де Шаньи до сих пор здесь, — и Мэг украдкой посмотрела на подругу. — Я знаю, — Кристина едва заметно улыбнулась. — Мы вчера даже кофе пили вместе. — Здесь — это прямо здесь, — уточнила Мэг. — Прямо тут. Вон там. Кристина встрепенулась. — Где? Кристина посмотрела туда, куда показывала рука Мэг. Виконт де Шаньи тоже уже заметил девушек, и бодро направлялся в их сторону. За ним последовал ещё один молодой человек, невысокого роста, слегка полноватый и с причудливыми усами. Кристина его не знала. Мэг закатила глаза. — А вот собственно говоря и замена Шарлю, — протянула она, когда виконт и его товарищ подошли к ним. — Кристина, — поздоровался виконт. — Мэг. Рауль поочередно поцеловал руку каждой из девушек. — Это мой друг, Гастон, — он представил усатого товарища. — Очень успешный начинающий журналист. Гастон улыбнулся и так же поцеловал руки девушек. Мэг демонстративно тяжко вздохнула. — Гастон будет писать рецензию на «Ганнибала», — сообщил Рауль. — Кристина, ты наверняка удостоишься отдельного абзаца. — Про Призрака Оперы пусть лучше напишет, — уныло протянула Мэг. — Про кого? — с интересом спросил Гастон. — Да есть тут у нас штатское приведение, которое время от времени убивает людей, — отозвалась Мэг. — Это неправда, — вдруг сказала Кристина. Все посмотрели на неё. — Ну, точнее, в смысле… — Кристина почувствовала, что её щеки заливает румянец. — Не было же подтверждения, что месье Дюрана именно убили, да? Возможно, он поскользнулся, когда двигал ту Венеру, и сломал себе шею… Ситуации это не сильно помогло, и трое продолжали тупо на неё смотреть. Про такие объяснения говорят: «лучше просто промолчать». — Это всё очень интересно, — наконец сказал Гастон. — Господи, Кристина, что с тобой случилось? — Рауль только что заметил огромный синяк на её левой щеке. — В дверь врезалась, — соврала Кристина. Рауль осторожно дотронулся рукой до её щеки. Кристина закусила губу и закрыла глаза: было всё еще очень больно. — А это кто? — вдруг спросил Гастон, указывая на человека в шляпе-треуголке с воткнутым в неё пером. — Жак Шарпенье, — ответила Кристина, всё ещё не открывая глаз, хотя Рауль уже убрал свою руку. — Ловит Призрака, кстати. — Очень интересно. — Весьма. Какое-то время они просто наблюдали за происходящем на сцене. Костюмеры носились туда-сюда, рабочие перетаскивали декорации с места на место. Гастон заметил подозрительный атрибут в виде большого серебряного блюда с чем-то, напоминающим человеческую голову на ней. — А это для чего? — Тут собираются поставить оперу по «Титу Андронику», — ответила Мэг. — Чего-чего поставить? — переспросил Гастон. Кристина понимающе глянула на него и издала короткий смешок.***
На следующий вечер Кристина была там же, на том же месте, в том же зале, освещенном тусклым зеленоватым светом. Она точно знала, что Жозеф Бюке, напуганный вусмерть событиями прошлой ночи, сегодня здесь не появится. Но мог появиться кое-кто ещё. Кристине было страшно, но не так страшно, как вчера, когда Жозеф Бюке уложил её на колосники и трогал её своими отвратительными руками. Это был другой страх; наверно, такой страх испытывают участники археологических экспедиций, когда входят в подземелья египетских пирамид. Кристина встала посреди пустой сцены. Ей показалось, что сзади неё промелькнула чья-то тень. — Кто здесь? Представься. Встань на свет! — крикнула девушка, и её голос эхом раскатился по залу. Кристина закрыла глаза, обрубая последние нити тусклого света. Наступила абсолютная темнота. Сердце лихорадочно билось. — Кто размышление моё тревожит? Передо мною покажись.** Её голос надломился. Кровь бешено пульсировала в висках. — Я — Месть. Сойди приветствовать меня, — раздалось из темноты. Сердце Кристины качнулось. Голос отражался от сцены, и, казалось, его можно было слышать даже на галёрке. Точно как в легенде про амфитеатр в Аспендосе. Кристина хотела закричать и броситься бежать, но её ноги словно приросли к сцене, а веки отяжелели, не давая ей возможности ни двинуться с места, ни заглянуть в темноту. — Ты — месть? — её голос прозвучал хрипло, а строчки, произносимые ей, звучали насквозь фальшиво, как в низкокачественной постановке. — Но кто тогда с тобой? Позади неё раздался шелест. — Мои помощники, — отвечал ей тот же голос. — Пришли со мной. Кристина ощутила леденящий мороз у себя за спиной. Кто-то стоял прямо за ней, так, что она спиной ощущала бледное тепло его тела. Кристина не смела обернуться. — Твои помощники? Как их зовут? Кристина перестала дышать. Она превратилась в кариатиду, недвижимую мраморную фигуру, но только до предела напряженную. Тронь её — и она расколется на тысячи кусочков. — Насилье и Убийство, — прошептал ей на ухо голос. — Так зовутся они за то, что мстят творящим это зло. Кристина осторожно протянула руку назад. Её пальцы нащупали полы плаща. — Как… Таморы сынов напоминают, — прошептала Кристина. — Вы ж… Тамору. — Зачем ты пришла сюда? — прошелестел голос за её спиной. — Сказать спасибо, — быстро ответила Кристина. Теперь Кристина открыла глаза, и смотрела вперёд себя, в пустую зеленоватую темноту. — Твой обидчик мог бы отправиться к Таморе и её сыновьям, — заметил голос. — Почему ты остановила меня? — Мне не нужна кровь на руках, — сказала девушка. — Она была бы не на твоих руках. — Я не хотела видеть её и на твоих руках. Кто-то за её спиной усмехнулся. — Не беспокоишься ли ты о душе Призрака Оперы? При упоминании этого имени, по спине Кристины пробежали мурашки. — Его душа точно чище, чем душа Жозефа Бюке, — сказала Кристина. Она снова услышала шелест за свой спиной, и наконец перестала чувствовать его незримое присутствие. Протянув руку назад, Кристина поймала пальцами воздух. — Тебе тоже не нравится идея с постановкой «Тита Андроника»? Кристина резко обернулась. Теперь голос раздавался из угла сцены. — Если они только покажут мне партию Лавинии [3], — ответила Кристина в темноту. По залу разнёсся ужасающий хохот. — Её может играть Карлотта, и я останусь доволен. Кристина снова закрыла глаза. — Кто здесь, представься, встань на свет… — снова сказала девушка. Её голос дрожал. Её руки тряслись. — Кто размышление… Моё тревожит… Передо мною покажись… Шелест плаща. Кристина открыла глаза. Перед ней стояла фигура, такая же темная, как и сама темнота. В тусклом зеленоватом свете была различима только одна половина лица незнакомца — белая, неподвижная, мраморная. — Я — месть, — прошептал ей в лицо человек. — Сойди приветствовать меня.