***
Чимин интересуется у остальных хёнов, какие напитки они предпочитают по пробуждении, и разучивает несколько новых рецептов. Он гордится приложенными усилиями и называет себя домашним бариста, хотя Тэхён вскоре находит ему более подходящее наименование — карманный бариста. Намджун работает на эспрессо как на топливе, а Сокджин предпочитает начинать день с чашечки ирландского капучино. Чтобы угодить Хосоку, он учится делать лимонад на спрайте, младшим готовит с утра по кружке какао. Помимо прочего, Чимин против воли и сам подсаживается на утренний кофе, неожиданно найдя вкус латте освежающим, нежным и крепким одновременно. Так у него появляется привычка готовить сразу две порции любимого напитка Юнги. Однако этим утром, обнаружив банку из-под кофе ошеломляюще пустой, Чимин понимает, что и ему, и хёну придётся сегодня обойтись без ободряющего напитка. Пошарив по полкам и не обнаружив больше запасов, Чимин обречённо вздыхает. Насколько он знает, именно Намджун был тем, кто закупался на этой неделе. И именно он виноват в том, что Паку нечем будить человека, который скорее отправит его топиться, чем поднимется с постели без чашки кофе, сунутой под нос. — Юнги-хён… — неуверенно зовёт Чимин, приседая на краешек чужой постели. — Кофе закончился. — Тогда иди нахрен, — сонно ворчит Мин, сильнее заворачиваясь в одеяло. Чимин вздыхает, посылая гневный взгляд на лежащую перед ним сосиску в тесте, и лезет в карман за мобильным телефоном. Он вводит в поисковик немало волнующий его вопрос: «Как разбудить человека?» и принимается переходить по ссылкам, закрывая один сайт за другим, так и не обнаружив там дельных советов. Холодная вода — смерть. Погреметь посудой — смерть. Стянуть одеяло и отдернуть шторы и вовсе звучит как насмешка над его бедой. Юнги слишком крут, чтобы проснуться от подобного. Чимин вновь закрывает сайт и переходит по очередной ссылке, сходу пробегаясь глазами по тексту. «Чтобы человек проснулся, да ещё и в хорошем настроении, лучше всего легонько прикоснуться к нему и тихо позвать по имени». — Серьезно? — хмыкает Пак. — Я Юнги-хёна пытаюсь разбудить или котёнка? Но он продолжает читать дальше. «Если это ваш родственник или близкий вам человек, можно поцеловать его в щеку или в лоб». Чимин поднимает неуверенный взгляд на спящее тело, замотанное в одеяло. Ему становится интересно, как отреагирует Мин на подобную его выходку. Не станет же он топить человека за безобидный поцелуй? Нет, с Юнги как раз станется. Чимин ему никакой не родственник, не близкий человек — простой сожитель, каждое утро мешающий его сну. Они не в тех отношениях, чтобы хён позволил себя где-либо поцеловать. Но Чимин всё равно залезает сверху с отвагой безумца, медленно стягивает с Юнги одеяло и склоняется над ним, нервно сглатывая. — Ты что делаешь? — Юнги моментально открывает глаза, чтобы окинуть недоверчивым взглядом тонсэна — и никакого кофе не потребовалось. — Закрой глаза, хён, — просит Чимин, уверенный, что, стоит ему остановиться, Юнги продолжит спать. — Мне слишком неловко это делать, когда ты смотришь. — Делать что? — переспрашивает Мин, нахмурившись, и прежде, чем ему удаётся осознать произошедшее в следующую секунду, Чимин с воплями уносится вон из чужой комнаты. Ошарашенный действиями тонсэна, Мин подносит ладонь к щеке. Кожей он ещё помнит мимолётное трепетное касание чужих губ. К удивлению обоих, поцелуй в щеку в самом деле заставляет Мин Юнги проснуться.***
— Юнги-хён, проснись! — с лучезарной улыбкой зовёт Чимин, перекидывая ногу через хёна. Усевшись, предположительно, на бёдрах Юнги, он находит края одеяла и, схватившись за них, уверенно стягивает вниз, но неожиданно ему оказывают сопротивление. Мин, глядя на него с опаской, спрашивает: — Что ты собираешься сделать? Чимин многообещающе ухмыляется, и лицо хённима скривляется в гримасе то ли отвращения, то ли ужаса. Он силится натянуть одеяло обратно. — Я собираюсь сделать то же, что и вчера, хён, — запоздало отвечает Пак, рывком стягивая одеяло вниз. — Я встаю, встаю, встаю! — вопит тот, упираясь руками в чужое лицо. — Только не надо меня больше целовать! Чимин уступает, слезая с хёновых бёдер, и Мин незамедлительно скидывает с себя одеяло, ретируясь из спальни. Пак с отражающимся на лице ликованием глядит ему в спину. Он не мог поверить, что поцелуи работают. — Ты сделал мне кофе? — раздается удивленный возглас с кухни. — Как ты любишь, хён! — восклицает Чимин, падая в объятья согретой теплом чужого тела постели, и зарывается в излюбленное одеяло Мина. Он не мог нарадоваться своему открытию, благодаря которому все проблемы, возникающие при попытках разбудить Юнги, отпадают сами собой. Чимин переворачивается на бок, вытягивая конечности и блаженно стонучи, прижимаясь лицом к подушке. В этот момент его носа касается запах, который на всём белом свете может принадлежать лишь Мин Юнги. Наверняка Чимин ощутит его вновь, если поведёт носом у ворота хёновой рубашки или и вовсе уткнется ему в шею. Пак находит природный запах старшего более чем приятным, его хочется вдыхать и вдыхать, и еле уловимые примеси аромата сигарет и терпкого цветочного одеколона лишь добавляют запаху особенной нотки. Чимин приходит к выводу, что эта постель ему нравится больше собственной, начиная запахом Мина, которым пропахло постельные белье, и заканчивая простором, которым не обладает его, Чимина, одноместная кровать. Было бы славно поменяться со старшим комнатами и занять эту потрясающую постель. Чиминов сон наверняка станет лучше и крепче — с такой-то кроватью! — Ты где там пропал? — раздается голос хёна, и Чимин в ужасе вскакивает. Пак бледнеет, слезая второпях с кровати и глядя на неё как на смертельную ловушку, в которую он чуть было не угодил. Неожиданно побледневшие щеки опаляет румянец, когда он вспоминает о том, как давеча утопал в подушках, раз за разом вдыхая чужой запах, уподобившись настоящему фетишисту. Иначе как временным помутнением рассудка его извращённые порывы не объяснить. Он невольно задаётся вопросом, как повёл бы себя Юнги, застав младшего за подобным бессовестным поведением в собственной постели. Наверняка его лицо скривилось бы в презрении. — Чимин? — в этот момент Юнги заходит в комнату и застает Пака, стоящего у его кровати. — Что с лицом? — спрашивает он, попивая кофе. — А что с лицом? — Чимин прикидывается дурачком. «От прислуги до ручной собаки, валяющейся в постели хозяина. Молодец, Чимин, хороший мальчик! В следующий раз, наверное, вылижешь ему лицо?!» — сокрушается он, сохраняя на удивление бесстрастное выражение лица. — Твое лицо приобрело очень забавный густо-розовый оттенок. Явно не без причины, — Мин приподнимает брови в ожидании объяснений. — Мне душно, — на ходу оправдывается Пак, покидая чужую комнату и запираясь в своей. Он прислоняется спиной к двери, шумно выдыхая. Взгляд сам скользит по спящим безмятежным лицам соседей по комнате, а после — к собственной криво заправленной кровати, которая более не кажется ему такой уютной и комфортной. Ведь существует кровать Юнги, и с ней ничто не идёт в сравнение. Пак снова вздыхает.