***
— Тэхён, проснись, — Чимин легонько трясёт друга за плечо. — Вставай! — Ммм… — тянет он низким хриплым голосом. — Зачем? — Я же обещал тебе показать, как Юнги-хён просыпается от одного моего голоса. Уже почти семь. Тэхён медленно поднимается, некоторое время разглядывая Пака так, будто впервые видит. — Сейчас… — отзывается он. Ким слезает с кровати, поправляет задравшуюся пижаму и бредёт в ванную комнату. Возвращается он бодрым и умытым, иначе говоря, привычным Паку Тэхёном. — Идём. Чимин кивает, и они покидают комнату под аккомпанементы спящего Чонгука, шумно сопящего и то и дело посвистывающего. В коридоре их путь сопровождается скрипом половиц, звучащим неприлично громко в стоящей утренней тишине, и храпом Намджуна, слышимым даже сквозь закрытую дверь. Когда они оказываются перед входом в спальню Мина, Чимин прикладывает палец к губам, делая, по его мнению, намёк, занимающий почетное первое место в мировом рейтинге самых очевидных намеков. Тэхён кивает, будто понимает его, и Пак вторгается на чужую территорию. — Юнги-хён, вставай! — пропевает он. Тэхён вторгается следом, в следующую секунду давая понять, что намёк Чимина им очевидно понят не был. — Юнги-хён, Чимин сказал, что ты просыпаешься, лишь услышав его голос, это правда? Пак еле удерживается от того, чтобы приложиться лбом об ближайший косяк. Юнги ведь вовсе не просыпается от одного звучания его голоса. Весь фокус в том, что чиминовы губы представляют для него серьезную угрозу, и, желая миновать её, Мин вскакивает с кровати прежде, чем младший усядется ему на бедра. Голос Чимина является своего рода предупреждением о надвигающейся опасности. Присутствие Тэхёна в этом случае — полный гарант безопасности, ведь Пак, конечно же, не осмелится осквернять щеки хённима в присутствии лучшего друга, который ещё и не так всё поймёт. Очевидно, именно этой логикой и руководствуется Мин, продолжающий спать как ни в чём не бывало. — Юнги-хён, если ты думаешь, что при Тэхёне я этого не сделаю, ты ошибаешься, — угрожает Чимин, но хён, не веря ни единому его слову, предпочитает не отрывать головы от подушки. — Не сделаешь чего? — в непонимании взирает на друга Ким. И всё же человеческая гордость странная штука, иррациональная — Чимин понимает для себя, что доказать другу правдивость своих слов ему важнее, чем не прослыть извращенцем, целующимся со спящими людьми. — Этого! — Пак двигается в сторону кровати, поднимаясь на неё. — Пошел вон! — доносится из-под одеяла, когда Чимин усаживается поверх туши, трусливо прячущейся за ним. — Я знаю, мелкий, что ты видишь себя неким укротителем опасного зверя, сделавшегося вдруг белым и пушистым! И водишь сюда Тэхёна, словно в цирк! И знаешь, что?! Иди к чёрту, Пак Чимин! — Юнги-хён, если ты не встанешь прямо сейчас, клянусь, я заставлю тебя пожалеть об этом, — угрожающе шипит Чимин. — Он не хочет вставать, — замечает Тэхён, утративший всякий интерес к представлению. — Да ладно?! — огрызается Чимин, соскакивая с шипения на гневное рычание. — Раз сегодня у тебя не получилось, я пойду? — интересуется Тэхен, очевидно считающий перспективу поспать ещё один часик более привлекательной, чем наблюдение за очередной ссорой своих хёнов. Так и не дождавшись ответа, он покидает комнату Юнги, скрываясь за дверью, которая закрывается с тихим щелчком. — Слезь с меня. И сделай кофе, иначе я не встану. — Встанешь, Юнги-хён, — хмыкает Чимин, намеренный претворить свои угрозы в жизнь. — Помнишь, я обещал тебе, что ты пожалеешь об этом? — он рывком стягивает с Мина одеяло прежде, чем тот успевает почуять опасность, исходящую со стороны младшего. Ловкости Юнги, однако, можно позавидовать — он немедля хватает донсэна за руки, выражая одним только взглядом намерение утопить младшего, если он вторгнется своими губами на территорию его лица. — Только посмей! — И что ты мне сделаешь, а, хён? — усмехается криво Чимин, перехватывая бледные руки Юнги и фиксируя их над его головой. — Прекрати, Чимин, это не смешно! — восклицает Юнги, когда Пак, соблазнительно облизав губы, склоняется к нему. Мин закрывает глаза, поджимает губы и кривится весь, явственно давая понять, в каком он «восторге» от происходящего. Чимин непроизвольно отмечает, как Юнги задерживает дыхание в ожидании пухлых губ младшего на своих щеках. И Паку нисколько не нравится тот факт, что сердце его заходится в более быстром ритме, а из груди к шее и щекам поднимается предательский жар, говорящий сам за себя. На мысли о том, в каком они сейчас положении, о том, что он намерен делать, тело отзывается приятным трепетом, ласкающими мурашками и новыми волнами жара. — Хён, — зовёт он едва слышимо, неожиданно для себя нежно. — Почему ты не ударишь меня? Лоб в лоб — и я дезориентирован, а у тебя очевидное преимущество. В драках я нередко прибегал к этому приему. — Делай, что собрался, и вали, — грубо отвечает Юнги, открывая глаза на долю секунды, чтобы одарить Чимина острым, словно лютые зимние морозы, взглядом. Чимин наклоняется к чужому лицу, задевает дыханием бледную кожу прежде, чем коснуться ее мимолётным, как лето, и лёгким, словно прикосновение пера, поцелуем. Он отстраняется на жалкие несколько сантиметров, ведёт выше, задевая губами скулы. Оставляет один трепетный поцелуй за другим — на щеке, линии челюсти, подбородке, и останавливается, припав губами к жилке на шее. Пак не отдаёт себе отчёта в собственных действиях, и Юнги, неожиданно нашедший наказание скорее приятным, чем отвратительным, решает взять ситуацию под свой контроль. — Чимин-а… — зовёт он ласково, чтобы не спугнуть, но внезапно охрипший голос выдает его намерения, его состояние. — У меня есть к тебе деловое предложение. Я ведь прав: ты находишь меня весьма привлекательным? — услышав эти слова, Чимин резко отстраняется, округляя глаза испуганно. — Это взаимно. — К чему ты ведёшь, хён? — он убирает захват с чужих запястий, и Мин неожиданно хватает его за руки, перекрывая пути отхода. — Как бы помягче выразиться… Впрочем, буду прям: у меня жёсткий недотрах, понимаешь? — Нет, хён, я не буду с тобой спать, — Чимин пытается отсесть, но его дёргают обратно. — Я же вижу, что хочешь, — в раздражении закатывает глаза Мин. — Чимин-а, ты уже положил неплохое начало прелюдии. И у меня от твоих нехитрых махинаций стоит. Почему бы тебе не зайти чуть дальше, чем ты рассчитывал изначально? — Нет, хён, это испортит наши отношения! — Чимин начинает заметно нервничать, и Юнги чувствует, что вот-вот спугнет свою добычу. — Нет у нас никаких отношений. Мы не друзья, не приятели — просто соседи. И быть ими не перестанем после одного перепиха. Щеки Пака мгновенно вспыхивают. — Нет, хён, — звучит категорический отказ вновь. Юнги мучительно стонет, выражая свое мнение по поводу отказа. Чимин весь напрягается; близко знакомый с характером хёна, он готовится к тому, что его ударят или вновь потащат в ванную за тем, чтобы довести утопление до конца. Однако Мин вовсе не заинтересован в том, чтобы сделать своему донсэну больно. Его цель — склонить Чимина к более тесному контакту их тел. Он решает начать немедля и, отпустив тонкие запястья, обхватывает ладонями пухлые щеки, притягивая младшего к себе. Он прикрывает глаза, когда касается мягких губ своими, и машинально ухмыляется в поцелуй, когда ловит губами шумный ошарашенный выдох Пака. Чимин будет не искренен, если скажет, что ощущения ему противны. Одна из ладоней старшего соскальзывает вверх по щеке, ложится на его затылок, надавливает осторожно, чтобы притянуть, но не причинить боли, и это делает его слабым, заставляет подчиниться чужому контролю, приоткрыть рот и впустить горячий мокрый язык. Внутренности обжигают жаром, равно как обжигает лицо приливающая к нему кровь, а рот — напористые движения языка. Он стонет против воли, и звук выходит по звучанию близким к всхлипу. Его первый поцелуй кажется ничтожным и меркнет в сравнении с тем, что творит с ним Юнги. Хуже всего то, что Чимин чувствует желание ощутить больше, зайти дальше. — Я же говорил, что ты хочешь меня, — с ухмылкой произносит Юнги, отстраняясь. Уложив руки на худые плечи, он опрокидывает Пака на спину, в следующее мгновение седлая его бёдра. Он видит нетерпение в искрящихся глазах младшего и, прильнув к его алеющим, налитым кровью губам вновь, одаривает новой дозой крышесносящих ощущений. Нежно сминает своими губами чужие, иногда покусывая или откровенно их облизывая. Когда он в очередной раз толкается в горячий рот языком, Чимину не удается сдержать протяжный стон. Мин инстинктивно понимает, что его донсэн невинен, оттого как он целуется — неуверенно, неумело, слегка неловко. Осознание, что Юнги первый, кто творит с ним такое, первый, кто заставляет его так стонать от простых поцелуев, немало тешит его самолюбие, заставляя чуть ли не урчать довольным котом. — Юнги-хён, ты снова забыл заплатить за интернет?! — хриплый голос неведомо когда проснувшегося Намджуна ощущается крайне неприятно, если даже не болезненно. — Не входи, я занят! — едва не рычит Мин, недовольный тем, что его прерывают именно в этот момент, когда Чимин практически готов на всё что угодно. — Ой, чего я там не видел! — хмыкает Джун, перед тем как открыть дверь. — Я дрочу! — раздраженным тоном отзывается старший. — Боги, так бы сразу и сказал! — пугается Ким, не особо горящий желанием лицезреть чужое достоинство, и моментально захлопывает дверь. — И все же нет, Юнги-хён, — произносит Чимин, неожиданно упираясь ладонями Мину в грудь, отстраняя его от себя. — Тебя смущает то, что я парень? — делает предположение он, обводя жадно глазами лежащего под ним парня — бери и еби, да вот только сначала требуется получить гребанное согласие, иначе ни о каком самоуважении речи не будет. — Нет, — Чимин качает головой. — То, что здесь нас могут услышать? — Юнги склоняет голову набок, пребывая в искреннем недоумении. — Ну… если хочешь, мы можем уединиться у меня в студии, — его глаза вдруг загораются пониманием: — Извини, забыл: у тебя ведь сегодня занятия. Тогда на выходных? — Нет, вообще не в этом дело! — неожиданно повышает голос Пак, хмуря брови. — Тогда в чём? — терпеливо интересуется старший. — Я… У меня это… Я до этого… Я ещё… — Чимин не находит нужных слов, и Юнги решает помочь ему с этим, спрашивая без какого-либо намека на тактичность: — Ты из-за девственности своей переживаешь? — Нет, просто… Да, — сдаётся Чимин. — У меня не было никакого опыта, а с мужчинами тем более… Это не больно? — Поверь, если в процессе тебе становится больно, значит что-то явно пошло не так. К тому же, у меня богатый опыт, и я точно знаю, что делать. Могу с уверенностью обещать тебе путевку на небеса, — Мин подмигивает. — Это… Я даже не знаю… — Чимин мнётся, глядит из-под ресниц вожделеющим взглядом, и Мин уже предчувствует положительный ответ, готовый в любой момент сорваться с губ младшего. — Сегодня вечером… полагаю. Юнги сразу же сияет, словно малое дитя, получившее долгожданный рождественский подарок. Паку льстит, что причина этой широкой улыбки, оголяющей десны — он. Смотря на хёна, непривычно радостного, Чимин с трудом подавляет желание провести по чёрным вихрам рукой, пригладить их нежным движением и, возможно, услышать в ответ тихое мурчание. Собственные мысли в этот миг кажутся ему бредом, и он отмахивается от них. И всё же, если призадуматься, это знаменательное событие — ведь Пак впервые видит столь открытую, искреннюю улыбку Мина. Ему доводилось наблюдать миллионы насмешек разной степени иронии и жестокости, но подобной улыбки, озаряющей лицо старшего счастьем — никогда.***
Телефон, надёжно спрятанный за грудой вещей, неожиданно заходится в вибрации, до смерти пугая Чонгука. Он снимает трубку, опасливо поглядывая в сторону преподавателя. — Эй, мелкий, — раздается в наушнике, ловко скрытом в рукаве, знакомый голос с ленивыми интонациями. — Юнги-хён, тебе заняться больше нечем? У меня пары! — шипит Чон в микрофон на наушниках. — Слушай сюда, мелкий, тебя это заинтересует: я дам тебе два билета в кино и двадцать тысяч вон. — Тридцать. — Ты даже не узнал, что к чему, и уже торгуешься? — усмехается Юнги поражённо. — Ладно, тридцать тысяч вон и два билета. Хватай Тэхёна и идите отрывайтесь. — Тэхёна? — переспрашивает Чонгук. — Мне нужно выкурить его из дома, и я без понятия, как это сделать. Всё, что я знаю о нём — ему нравится проводить время с тобой. — А зачем тебе выкуривать Тэхёна из дома? — Не задавай лишних вопросов, и я дам сорок тысяч. — Договорились. — Чон Чонгук, у тебя там что-то интересное? С нами не поделишься? — раздается недовольный голос преподавателя. — Чёрт, хён, не звони мне больше во время пар! — просит Чонгук, спешно заканчивая звонок.***
— Алло, Сокджин-хён? — Что надо? — отзывается Ким ленивым голосом, закидывая в рот несколько фисташек. — Я договорился с одним фотографом, обещал ему, что ты поработаешь моделью для него. У тебя ведь сегодня нет никаких дел? — Неа, — Сокджин переключает канал за каналом и, не найдя ничего интересного, выключает телевизор. — Просто скажи, куда подъехать и во сколько. — Хосок всё равно каждый раз ночью приходит… — задумчиво бормочет Юнги. — Что? — переспрашивает Ким, не уверенный, что правильно расслышал. — Ничего, хён. Место и время я скину смс-кой, идёт?***
— Главный босс… — произносит Юнги, находя в контактах Намджуна; он делает звонок и, как только гудки стихают, здоровается: — Хей, Джун, привет. — Хён? Что-то случилось? — Ты сегодня весь день дома будешь? — Как и всегда. — Может, ты вечерком пойдешь нахрен? А то твое вечное присутствие напрягает. — Юнги, если хочешь кого-то трахнуть, делай это в своей студии, — с поразительной лёгкостью догадывается о его намерениях Ким, заставляя недовольно цокнуть языком. — В моей студии есть диван, но нет кровати! Намджун, пожалуйста! — Готов поспорить, ты каждому что-то предложил. Что предложишь мне? — А что ты хочешь? — терпеливо интересуется Мин, готовый договариваться и торговаться. — Дай ключи от своей студии. — Иди нахрен, — Юнги мгновенно лишается всякого терпения. — Тогда секса у тебя сегодня не будет, — с усмешкой отзывается друг. — Намджун, попроси что-то другое. Тебе сложно, блин, что ли? — Ключи от твоей студии и точка. Решай: либо ты сегодня трахаешься на кожаном неудобном диване в студии, либо на мягкой кровати дома. — Охх… — Мин тяжко вздыхает, морально подготавливая себя к тому, что на следующий день он обнаружит поломанное дорогое оборудование. — В моей комнате, в комоде, в самой нижней полке. Посмотри там. — Тут только одежда, — вскоре отзывается Ким, роющийся в вещах хёна. — Черный свитер, — делает очередную наводку Мин. — Тут три чёрных свитера. — Черный свитер с огромным воротником. В воротнике запасные ключи. Я уеду из студии через три часа. И не дай бог ты будешь дома, когда я вернусь. — Не волнуйся, не буду. Надо бы поузнавать потом, чем ты выманил других, — самодовольно ухмыляясь, размышляет вслух Намджун, крутя ключи на пальце. Внезапно (впрочем, не сказать, что Юнги этого прям совсем не ожидал) на том конце раздаётся шум битого стекла и еле слышимый поток матов. — Что ты уже сломал? — со знанием дела интересуется Мин. — Эмм… Тебе очень нужна была уродливая статуэтка собаки из черного фарфора? — Скотина. — Я возмещу ущерб! — Сдались мне твои деньги! Купи точно такую же статуэтку. Мне посрать, где ты ее достанешь, но чтобы через неделю у меня на столе стояла такая же статуэтка, Намджун. — Понял, пока. Через три часа, да? — Да. До завтра, — прощается Юнги, сбрасывая вызов. — Наконец-то, — он выдыхает в облегчении и улыбается, предвкушая насыщенный вечер.