Проснись, хён!

Тэхён делает звонок минута в минуту, словно умышленно выждав момент, когда подойдут к концу пары и преподаватель отпустит всех по домам. Намеренно медленным шагом передвигаясь по коридорам университета, Чимин отвечает на звонок — и в следующий же миг отдергивает руку, когда его атакуют звуковой волной: — ЧИМИН, ЭТО ПИЗДЕЦ! Пак недоверчиво глядит на мобильный, из которого доносятся нечеловеческие визги, и, когда они стихают, он вновь подносит телефон к уху. — Что произошло, Тэхён? — интересуется Чимин, подходя к лестничному пролёту, заполненному толпами студентов. — Прикинь, звонит мне пять минут назад Чонгук и сообщает, что у него есть билеты на сегодняшний вечерний сеанс того самого фильма, который я так хотел посмотреть! А ещё он обещал сводить меня в Старбакс! — Я, конечно, безумно рад за тебя, но с чего это вдруг Чонгук позвал тебя куда-то? И почему тебя одного? — почуяв подвох, интересуется Чимин, минуя одну ступеньку за другой и протискиваясь сквозь массы недовольных тел. — Я не знаю, но это ведь не важно? В любом случае, он впервые позвал меня куда-то! Разве это не круто?! — Ага, очень круто… — соглашается он и, решаясь, спрашивает: — Тэхён, ты девственник? — Что? — для Тэхёна вопрос оказывается неожиданным, и он слегка теряется. — Ну да… Как и ты. — А ты когда-нибудь думал о том, чтобы переспать не с девушкой, а с парнем, к примеру? — Чимин пытается говорить тише, так как выходит во внутренний двор, где шум не скроет от случайных слушателей его разговор. Он щурится, отвыкший от яркого света. Солнце неумолимо стекает к горизонту, оставляя за собой алое марево на небе, и Чимину делается тревожно от осознания, что день неминуемо подходит к своему концу. Порядком вспотевший и уставший после нескольких часов практики, он мучительно стонет, когда его обдает горячим уличным воздухом. — Это так заметно, да? — вздыхает Тэхён вместо ответа на вопрос, и Пак оказывается сбит с толку. — Кто ещё знает? — Что? Ты о чём? — ему хочется объяснить, что он имел в виду, но, повинуясь предчувствию, Чимин этого не делает. — Да ладно, я же знаю, что ты догадался обо всём. И сейчас завалишь вопросами: когда это произошло, как так, с чего вдруг и так далее. В общем, это случилось где-то полгода назад. А понял я всё только четыре месяца назад. — Что понял? — хмурится Чимин. — Что он мне нравится. Ситуация принимают весьма неожиданное развитие. — Кто? — Чонгук. Чимину, как хорошему другу, полагается правильным образом отреагировать на подобное признание, но, пораженный услышанным, он совершенно об этом забывает, бестактно выкрикивая: — Ебать меня кирпичом в рот, тебе нравится Чонгук?! — Реагируешь так, будто не знал… — Я не знал! — защищается Чимин; он невольно чувствует себя виноватым за то, что по чистой случайности вытянул из друга его секрет. — Но… Погоди, тогда к чему вопрос? — Понимаешь ли, я просто так спрашивал. — Оу… — кажется, Тэхён наконец осознает глубины задницы, в которой очутился. - Забудь, ты ничего не слышал. Пока. — Погоди, Тэхён! — зовёт Чимин, но ответом ему звучат частые гудки. Он отводит телефон от уха и ошарашенно на него смотрит в попытках осознать новость, которую узнал таким нелепым образом. У него намечается секс с парнем, а его лучший друг и вовсе в одного влюблён — и куда только катится этот мир? Он не знает, что и думать: его потрясающий друг, чуткий и горячий, настоящее воплощение мечты любой девушки, испытывает романтические чувства к Чонгуку, эмоциональнее и чувственнее которого будет даже булыжник. Самое ужасное это то, как чертовски очевиден всё это время был Тэхён — и Чимин всё равно не заметил его чувств, полностью поглощённый одним лишь собой, своими проблемами. — Кто-то видел эту машину здесь раньше? — его слух инстинктивно вылавливает из гула голосов восхищённый лепет одногруппников. — Впервые вижу. — Да плевать на тачку! Вы её владельца видели?! — О чём вы говорите? — Чимин задаёт толпе интересующий его вопрос; чутьё подсказывает, что ему следует обратить внимание на такое событие, как дорогущая машина у ворот его университета. — Чимин-оппа! Ты знаешь владельца той потрясающей тачки? Его взгляд скользит по направлению, заданному одногруппницей, и вылавливает среди припаркованных автомобилей самый дорогой на вид. Машина кажется ему откуда-то знакомой. Когда Чимина настигает осознание, его охватывает нервная дрожь. Уже который раз за день внутренности сжимаются от мерзкой тревоги, мучающей его на протяжении дня. Утреннее происшествие не даёт ему покоя, щекочет нервы, раз за разом напоминая о том, что должно произойти этим вечером. У него были надежды, что Юнги обратит всё в странную шутку, когда они встретятся дома. Но не быть тому — машина Мина здесь неспроста. Он явился за Чимином, стоит, облокотившись задом на капот, выискивая младшего глазами, скрытыми за солнцезащитными очками. Вздыхая, Чимин не спеша подходит к авто, надеясь оттянуть время. Замечая его, Юнги улыбается и открывает дверцу, приглашая в салон. — Ты приехал сюда за мной? — спрашивает Чимин, занимая переднее сидение. — А за кем ещё я мог приехать сюда? — хмыкает Мин, усаживаясь на свое место и снимая очки. Машина трогается с места. — Куда мы едем? — Домой. — Я и сам могу добраться до дома, — неуверенно произносит Пак, нервно теребя ручку рюкзака в руках; рядом с Юнги ему делалось неловко из-за воспоминаний о том, что было утром. — Разве не круто, когда за тобой на классной тачке приезжает хён? — Я не понимаю зачем. — Ну а почему нет? — Юнги его беспокойство кажется непонятным, даже надуманным, и он слегка раздражается из-за этого. — Так надёжней, да? — хмыкает вдруг Чимин, отворачиваясь. — Так ты будешь уверен, что я не сбегу. — Боги, — Мин закатывает глаза, не веря собственным ушам. — Я что, насильник какой-то? Что ты несёшь? По-моему, я не давал тебе повода меня бояться. — Разве? Напомнить тебе, хён, как я из-за тебя приложился головой о ванну? Уже не помнишь, как обещал меня утопить? И теперь, после всего этого, ты вдруг предлагаешь переспать! Чимин замечает, что они тормозят. В окно он видит знакомые пейзажи улицы, на которой они живут, и неохотно признает, что на машине дорога домой занимает считанные минуты, что гораздо быстрее, чем обычный его путь на своих двоих. — Приехали. Намного быстрей, чем пешком, разве нет? — интересуется Мин, игнорируя маленькую истерику младшего. Чимин так же предпочитает оставить его слова без ответа, и на какое-то время между ними повисает молчание — они добираются до квартиры, не обмолвившись ни словом. Оказавшись дома, Пак сразу же направляется к себе в комнату, где оставляет рюкзак и тщетно пытается оставить свои страхи. Смирившись с тем, что от тревожности, держащей сердце в тисках, ему не избавиться, он выходит из комнаты и удивляется, только сейчас замечая стоящую в доме тишину. Найдя старшего на кухне, заваривающего кофе, Чимин просит: — И мне сделай. Он усаживается за обеденный стол, наблюдая за возней Юнги с кофеваркой. — Пожалуйста, хён, — напоминает Мин нужные слова, доставая второй стакан с полок. — Эм, да, пожалуйста, хён… А где все? — Мелкие на прогулке, Сокджин-хён на фотосессии, Хосок работает, а Намджун у меня в студии. Мы наедине. — Когда они все вернутся? — Поздно вечером, если не ночью. Чимину не трудно догадаться, что своей занятостью в этот вечер каждый из жильцов квартиры обязан Юнги, который заблаговременно позаботился о том, чтобы им не помешали так же, как сделал это давеча Намджун. — Твой кофе, — говорит Юнги, усаживаясь напротив Чимина. — Спасибо, хён, — благодарит младший, делая глоток горячего напитка. — Я купил печенье. Не знаю, какое тебе нравится, поэтому взял с шоколадной крошкой. — Печенье? — поражается Пак, к своему стыду понимая, что в самом деле голоден и от печенья не отказался бы. — Да-да, не удивляйся. Когда у меня есть хорошее настроение и деньги, я всегда покупаю кучу всякой всячины. Сегодня я купил печенье. И эти очки. — Мне нравится печенье, а очки… они тебе идут, хён, — Чимин решает быть откровенным и говорит, смущаясь своих собственных слов: — Ты очень красивый, хён… и тебе к лицу красивые вещи. — Неожиданно с твоей стороны, — Юнги выглядит впечатленным. — Но мне правда приятно. Спасибо, Чимин-а. — Говорю как есть. Пак пожимает плечами, радуясь, что смог найти в себе силы сделать комплимент. Он потихоньку приобретает уверенность, и это хорошо. — Ну, с чего начнём? Сначала печеньки, потом — секс? Или наоборот? — вдруг спрашивает Мин, и Пак от неожиданности и смущения давится кофе. Вся приобретённая уверенность куда-то вдруг испаряется. — Это… Печенье, конечно… — откашлявшись, бормочет Чимин, стараясь не смотреть на хёна. Но умилительную игривую улыбку не заметить было сложно. — Печенье так печенье, — произносит Юнги, ставя на стол тарелку со сладким угощением. — Ты так сильно смущаешься, хотя мы ведь даже ничего не делаем, просто разговариваем. — Меня не покидает ощущение, что я несовершеннолетний, а ты меня совращаешь. Или предлагаешь секс за деньги. — Неожиданное сравнение, — хмыкает Мин, отмечая, что приведенные Чимином примеры чем-то даже возбуждающие, если облечь их в ролевую игру. — А как бы ты хотел, чтобы это было? — внезапно интересуется он, усаживаясь рядом с Паком. — Чтобы было… что? — О каком первом разе ты мечтал? — подперев подбородок рукой, спрашивает Юнги, одновременно протягивая Чимину печенье. — Я думал, это будет с человеком, которого я люблю, — отвечает младший и тянется рукой за печеньем, но Юнги неожиданно убирает руку. — Отдай печеньку, хён. — Скажи «а-а», — дразняще усмехаясь, приказывает Юнги, и Чимин, мысленно его четвертуя, послушно открывает рот. — Не знал, что тебе нравится кормить с рук… — откусив половину, с набитым ртом говорит Чимин, отстраняясь. — Это бывает мило. Что касаемо предыдущей темы: есть у меня один старый знакомый, который лишился девственности с человеком, которого до беспамятства любил. Ну, а итог? Он хочет забыть свой первый раз как страшный сон. — Настолько всё было плохо? — ужасается Чимин. — Поверь, настолько. В общем, в чем мораль: не всегда идеально — значит с любимым. Получить море удовольствия ты можешь и с человеком, к которому не испытываешь романтических чувств. — Наверное, ты прав… — бормочет Пак, не найдя других слов для ответа. — Каким ещё ты видел свой первый раз? Помимо того, что это должно было быть с твоей возлюбленной. — Я хочу умереть… — прикрывая покрасневшее лицо руками, стонет Чимин. — Если пожелаешь, я могу быть очень нежным. — Хён, я… Мне так стыдно, что я… я не уверен, что хочу всего этого, понимаешь? Я хочу отказаться, хён… — Юнги неожиданно поднимается. — Да, я знаю, что это некрасиво, отказывать именно сейчас, но… Пожалуйста, не бей меня! — просит Чимин, завидев, что хён приближается к нему. У Юнги, однако, нет намерений причинять ему боль. Он улыбается, почти смеётся с того, как Чимин краснеет и заикается. Мин заходит младшему за спину, укладывает ладони на худые плечи и начинает медленно, с нажимом водить по ним, массажируя и призывая расслабиться. — Ч-что ты… — неуверенно начинает Пак, но замолкает, почувствовав, как Юнги склоняется к нему, вдыхая запах его волос; он задевает губами хрящик уха, ведёт ими ниже, прижимаясь к горячей коже шеи. — Хён, ты же сказал, что если я откажусь, ты… — предпринимает ещё одну попытку Чимин, но снова затыкается, ощутив лёгкий поцелуй в висок. Он невольно вздрагивает, но больше ничего не говорит, позволяя Мину продолжить ласки. Хён скользит ладонями к груди, прижимается губами к уху и шепчет: — Я обещаю, что буду нежным… — и миллионы мурашек пробегаются по телу Чимина, когда Юнги проводит языком за ухом. — Ч-что… Что я должен делать? — сдается Чимин. Он понимает, что вновь согласен на всё, что предложит старший, лишь одного Пак просит: объяснить ему, куда деть свои руки, как перестать краснеть и теребить нервно края футболки. Неожиданно он чувствует холод на плечах, когда Юнги отстраняется. Но вскоре хён возвращается вместе с теплом, обойдя Чимина и усевшись ему на колени. Запрокинув себе на плечи руки младшего, он начинает медленно приближаться, заставляя донсэна сгорать в нетерпении. Юнги, словно издеваясь, замирает в нескольких сантиметрах от сухих губ, и Пак, не выдержав, подаётся вперёд, сокращая ненавистное расстояние. Ощутив мягкие губы хёна, Чимин приоткрывает рот, безмолвно прося Юнги углубить поцелуй. Он чувствует холодные пальцы, зарывающиеся в его серебристые волосы, и неосознанно сжимает руки вокруг шеи Мина. Чимина пьянит томный поцелуй, пьянят ленивые движения их губ и языков, каждый влажный звук, сопровождающий их, каждый хриплый стон. Огонь разрастается в теле, волнами распространяется по нему, скользит подобно тому, как скользят руки Юнги к его талии, задирая футболку, забираясь под одежду, лаская нежную кожу. Чимин плавится в его руках, ему нравится ощущать свое тело таким податливым и отзывчивым. Когда Юнги отстраняется, Чимин тянется за его губами, и старший, заметив это, довольно ухмыляется. Он сжимает руки на узкой талии и прижимается языком к солёной шее, к пульсирующим артериям на ней. Пак, подчиняясь, запрокидывает голову и судорожно стонет, когда Мин несильно смыкает на чувствительной коже зубы. Младший чувствует, как кровь приливает к члену, как становится тесно в штанах, и с трудом сдерживает желание прикоснуться к себе там. Когда его воображение уже рисует картину того, как отдается он хёну прямо здесь, на кухне, Юнги без предупреждения отстраняется и поднимается с чиминовых колен. Взгляд сам скользит к его паху, и Пак отмечает стоящий член, упирающийся в ткань брюк. Он чувствует, как кровь приливает к лицу, но не успевает этим обеспокоиться — Юнги тянет его за руки, поднимая со стула. Прижимается к младшему губами на несколько долгих секунд, а потом, нащупав позади себя дверную ручку, открывает проход в гостиную, подаваясь назад спиной, к дивану, на который усаживает Чимина. Надавив на грудь, Мин призывает его лечь и усаживается сверху на бёдра. Он скидывает с себя пиджак и швыряет в сторону. Чимина, проследившего за полетом пиджака, неожиданно пробирает на смешок, который Юнги ловит влажными губами. Его ладони хватают края футболки, тянут вверх, и Чимин приподнимается, помогая избавить себя от одежды. — Нихрена себе у тебя пресс… — произносит старший, весьма впечатлённый увиденным. Чимин притягивает хёна за шею к себе, чувствуя невыносимую нужду в его губах. Мин толкается в его пах своим, с силой сминает губы младшего. Громкие стоны тонут в поцелуе. Горячими руками Пак забирается под футболку любовника, обжигая своими ладонями прохладную кожу под одеждой. В уголке его губ Юнги оставляет последний короткий поцелуй и спускается языком к кадыку, изредка покусывая, чем заставляет Чимина издавать протяжные стоны удовольствия. Не желая оставаться в долгу, Пак прижимается губами к уху старшего, легонько кусая его за мочку. Юнги стонет. — Девственник, говоришь? — прерывисто дыша, хмыкает он, поражаясь действиям младшего. — Заткнись и сними свою футболку, — требует Чимин, сгорающий от желания ощущать оголённую кожу Юнги своей. Мин выпрямляется, чтобы стянуть с себя ненужный предмет одежды, и ухмыляется, замечая, с какой жадностью наблюдает за его движениями донсэн. Как только он оголяет торс, Чимин торопится прижать его к себе обратно, но оказывается остановлен. — Не здесь, — поясняет Мин. — Намджун меня убьет, если мы сделаем это на диване. Чимин не возражает, послушно поднимается вслед за хёном. Они растягивают путь в комнату старшего на долгие минуты, то и дело прерываясь на поцелуи у каждой стены. Оказавшись за порогом своей спальни, Юнги закрывает дверь и падает на кровать, наблюдая за Чимином, задёргивающим шторы. Когда комната погружается в уютную вечернюю полутьму, Пак возвращается к старшему, взбирается на него сверху, тотчас прижимаясь губами к ключицам. Желая показать себя более смелым и раскрепощенным, он покрывает светлую чувствительную кожу влажными трепетным поцелуями, медленно поднимаясь к самой шее. Чимин прикусывает Юнги под подбородком и получает одобрительный стон в ответ на свои действия. Он чувствует желание оставить бордовый след на шее хёна, но сомневается, боясь вызвать его гнев. Однако нежные руки Мина, ласкающие его спину, дарят ему уверенность — откинув все сомнения и прильнув к жилке на шее губами, Чимин оставляет бордовый засос на коже старшего, а следом ещё, чуть ниже, и завершающий — у ключицы. Когда Пак вновь впивается зубами во влажную от собственной слюны кожу, чувствует, как руки старшего с силой сжимаются на его заднице. Чимин снова накрывает губы хёна своими, скользя руками вниз, чтобы расстегнуть ремень его брюк. — Да блять! — рычит он, когда ремень не желает поддаваться. Юнги находит его нетерпение забавным и тихонько усмехается. Нежной хваткой он берёт Чимина за руки и одним резким движением переворачивает, оказываясь сверху. — Хён всё сделает сам… — шепчет Мин ему на ухо, снимая с себя ремень. Чимин спешит избавиться от собственных джинсов. У него стоит так, что почти больно, а Юнги, будто издеваясь, даже не пытается ничего с этим делать. Напротив, перехватывает руки донсэна, не давая тому до конца раздеться. И сам не спешит — брюки, хоть и расстегнутые, всё так же остаются на нём. Вскоре он решает сжалиться — кусая Пака прямо за кадык, он неожиданно опускает руку ему на член и сжимает. Даже через плотную ткань джинсов Юнги чувствует чужое возбуждение. Его это забавляет, и он шепчет Чимину на ухо, продолжая издеваться: — Хочешь меня? Чимин неожиданно больно сжимает его плечи, давая понять, что да, хочет, и ему лучше бы поторопиться, потому что хочется уже до боли. Юнги, снова усмехаясь, оставляет на губах Чимина быстрый поцелуй и снимает с него штаны вместе с боксерами, снова припадая к его губам. Чимин мучительно стонет, требуя большего, и Юнги, не разрывая поцелуя, обхватывает его член рукой и начинает медленно надрачивать. Ему одобрительно стонут прямо в губы, и Юнги заводится от этого сильнее. — Твои стоны — это нечто, — тихо произносит он и опускается ниже. Оказавшись у разведенных бёдер, он проводит по члену донсэна языком, а потом берет в рот головку. Никогда прежде Юнги не доводилось отсасывать тем, с кем не состоит в продолжительных отношениях, на его памяти это впервые. И всё же он не мог воспротивиться этому порыву — Чимин очарователен и прекрасен в каждом движении и звуке, который издает, его хотелось одаривать всеми возможными ласками, довести до исступления. Младший протяжно стонет, прикрывая рот тыльной стороной ладони, и Юнги насаживается ртом на член, ускоряя движения и расслабляя горло. Когда стоны становятся слишком громкими и частыми, он отстраняется, чтобы достать смазку из кармана брюк, которые не снимал до сих пор как раз с этой целью. Мин опускается к лицу донсэна и, нежно проведя большим пальцем по его скуле, спрашивает: — Ты не против, если я после этого тебя поцелую? — Всё, что захочешь, — звучит ему ответом. Губы Чимина ощущаются сладкими, почти родными, и Юнги с каждым разом всё труднее находить в себе силы, чтобы оторваться от них. Он выпрямляется, выливая себе на ладонь смазку. — Обещаю, что больно не будет. Немного странно и, возможно, неприятно, но не больно, — предупреждает он и вводит один палец в Чимина. Тот сжимает в нервном порыве плечи хёна, закусывая губу. Юнги начинает медленно водить пальцем внутри, не прекращая покрывать влажными поцелуями шею и грудь младшего. Когда, как ему кажется, Чимин привыкает, он вводит второй палец. С припухших от поцелуев губ срывается рваный стон. Юнги продолжает растягивать донсэна, вслушиваясь в его голос, высокий и тягучий, звучащий раем для ушей. Он любуется видом, открывающимся с его позиции, восхищается тем, как ещё девственный с утра Пак прогибается в спине, насаживаясь на его пальцы. Ему становится мало этого, и Юнги вставляет третий палец. Неожиданной болью вспыхивают плечи в том месте, где Пак с силой проводит ногтями. — Блять, Чимин… — сдавленно стонет совсем не от удовольствия Мин. — Прости… — еле дыша, извиняется младший, опрокидывая голову назад, и громко стонет, когда Юнги начинает водить уже тремя пальцами внутри него. — Хён, сильне… Услышав недвусмысленную просьбу, Юнги достает из кармана брюк квадратик с презервативом и, сняв штаны, раскатывает резину по члену. Он приподнимает Чимина за бёдра, и младший сразу скрещивает свои ноги за его спиной. Медленно, едва дыша, Мин входит, вслушиваясь в шумный чиминов выдох, звучащий синхронно с его собственным. Он начинает с ленивых движений, неспешных и осторожных, но довольно скоро Чимин начинает умолять его быстрее и сильнее, и Юнги не находит причин отказывать ему. Отливающие металлическим цветом волосы Чимина мокрые у линии роста, на шее и лбу блестят бисерины пота, и в вечерней синеве он выглядит как настоящее наваждение, которому нельзя не поддаться. Его ладошка соскальзывает с исцарапанного хёнового плеча к собственному члену, обхватывает и принимается надрачивать в ритм толчкам. — Хён!.. Юнги!.. Хён!.. — Чимин чувствует нужду в том, чтобы озвучить слова, вертящиеся на языке, но вместо этого вскрикивает и кончает себе в руку. Вслед за ним, неопределенное время спустя, достигнув разрядки, кончает и Юнги. Судорожно пытаясь отдышаться, он склоняется к Паку, чтобы оставить короткий поцелуй на щеке, а после валится рядом, едва не задыхаясь. Он прикрывает одеялом пах, поворачивается набок, лицом к донсэну и закрывает глаза. Чимин лежит на спине, смотря в потолок, и вслушивается в шумное дыхание, сравнивая его со своим, сбитым, но не настолько загнанным. Наверное, это сказывается возраст, думает он и поворачивает голову в сторону хёна, сдавшегося напавшей на него дрёме. Юнги вспотел не меньше, и чёрные волосы мокрыми прядками спадают на его взмокший лоб. На шее его красуются три бордовых засоса, оставленные Чимином, и один из них на очень даже видном месте. Чимин принимает сидячее положение, нависает над хёном и осматривает его спину. На плечах следы-полумесяцы от ногтей, а на спине длинные покрасневшие полосы. Выглядит не лучшим образом, но Чимин почему-то не может оторвать взгляда. Он медленно проводит рукой по спине хёна, мысленно извиняясь за то, что сделал ему неприятно и больно. В отличие от старшего, Пак себя уставшим не чувствует, напротив, прилив энергии побуждает его к действиям, и он принимается убирать за ними беспорядок: встав с постели, находит салфетки, тщательно оттирает себя, а следом и Юнги. Наспех одевается, дабы не разгуливать по квартире нагишом, подбирает и выкидывает использованный презерватив, собирает в порыве страсти разбросанную по дому одежду хёна и складывает её на кресле в его комнате. Завершает он душем — включает холодную воду, что уносит с его тела жар и пот, и стоит так минут десять, пытаясь навести порядок уже у себя в голове — ему всё ещё было трудно осознать произошедшее. — Блять… — ладони опускаются на лицо, стыдливо его прикрывая, и Чимин мучительно стонет, когда понимает, что лишь внезапный оргазм спас его от ужасного, совершенно нелепого признания, навеянного высшим удовольствием, которое он испытал. Иначе говоря, он чуть было по своей глупости не признался старшему в любви, которой на деле и не пахнет. Это было лишь влияние момента, атмосфера; эмоции переполняли его, ему казалось, что сказать нечто подобное будет правильно. Чимин выдыхает с облегчением — на счастье, ему удалось избежать предательства языка и следующего за этим полного краха. Это было бы неловко — особенно для Мина, который явно заинтересован лишь в разовом перепихе с ним. И всё же нельзя отрицать — Юнги сдержал свое обещание и был настолько нежен с Чимином, что не обмануться было нельзя. Волей-неволей создавалось ощущение, словно они до безумия влюбленная друг в друга пара. И ему всё ещё тяжело осознать, что у него только что был первый секс. Он лишился девственности — по крайне мере, анальной — и это было не плохо и не неловко. Это было прекрасно, как не бывает практически никогда и ни у кого. Да о чём тут говорить — Юнги был с ним столь мил и обходителен вплоть до того, что сделал ему минет. Это отдельный повод для того, чтобы у него голова шла кругом. Всё произошедшее не ощущалось правдой, скорее, каким-то странным, безумным сном. Представить только — он переспал с Мин Юнги. Губы Чимина незаметно для него самого трогает слабая улыбка, когда он вспоминает о хёне — мысли о нём отдаются в груди теплом. Закончив умываться, Чимин выключает воду и выбирается из ванны, на ходу оборачиваясь в полотенце. Наспех вытерев мокрые волосы другим полотенцем, младший оставляет набираться горячую ванну для хёна, а сам направляется к себе, чтобы переодеться в чистые вещи. На кухне Чимин не может прекратить удивляться своим порывам сделать Юнги приятно — сначала ванна, а теперь он делает старшему кофе. Ожидая, когда закипит вода, Пак переводит взгляд на окно — стало уже совсем темно, и город сейчас сияет всеми своими огнями, подобно фейерверку. Закончив с приготовлением напитков, младший возвращается в спальню хёна, чтобы, порывшись в его шкафу, выудить ему сменную одежду. Теперь же с чистой совестью он отправляется будить Мина — Юнги-хён, проснись. Проснись, хён, я сделал кофе. — Мм… — сонно отзывается Юнги. — Как после секса можно так взять и отрубиться? — поражается Чимин, из которого энергия прёт фонтаном. — Юнги-хён, проснись, иначе мне придется тебя поцеловать! Впрочем, теперь это уже не рабочий вариант, — задумчиво произносит он, но вдруг всё же склоняется над старшим и целует в шею, прямо там, где пестреет засос, оставленным им. — Юнги-хён, проснись. Тебя дожидается теплый ароматный кофе и горячая ванна. Услышав про ванну, Юнги всё же открывает глаза, уставившись на него бессознательно. — Во втором ящике комода халат, — ленивым голосом намекает Мин, и Чимин торопится подать ему нужную вещь. Закутавшись в махровую чёрную ткань халата, старший поднимается с кровати и вяло плетётся в направлении ванной комнаты. По его же просьбе Пак относит ему туда кофе. — Сменную одежду я оставил на стиральной машине, — сообщает младший, перед тем как покинуть ванную комнату. Пока Юнги нежится в горячей воде, попивая охладительный напиток, Чимин возвращается к уборке. Застилая постель, он, на несколько секунд замешкавшись, всё же не сдерживается и падает на чужую кровать, оборачиваясь одеялом, вдыхая запах, оставшийся на простыни и подушках. Пахнет так же, как и раньше — сигаретами, Юнги, и его парфюмом. Однако же теперь Пак может учуять ненавязчивый запах пота и, напротив, удушливый — спермы. Наверняка здесь затесался и его собственный запах. Закончив валяться в чужой постели, Чимин отправляется на кухню, где его уже дожидается хён. — Ты быстро… — замечает он, усаживаясь со старшим за один стол. — Ну и? Как? — интересуется Юнги, медленно жуя печенье. Чимин обводит хёна внимательным изучающим взглядом, поражаясь тому, насколько тихо он звучит, насколько вяло двигается. Мысль, что Мин ушёл в энергосберегающий режим, Пака очень веселит. Всё же он не может не отметить сходство своего хёна с семейством кошачьих. Юнги-хён словно ленивый кот, которому подавай одно — крепкий и как можно более долгий, безмятежный сон. — Всё было хорошо, — отвечает наконец младший, подкрепляя свои слова улыбкой. — Не больно? — Было очень неприятно, но лишь по началу. В целом было… — Чимин затрудняется в подборе нужного слова и, краснея, произносит: — волшебно. Это было волшебно. Но, эмм… Хён, ну а… А я… — Ты тоже молодец — милый и прелестный. Тебе так и хочется сделать приятно, — дарит ему комплимент хён, а далее следует внезапная критика: — Но целоваться ты, конечно, не умеешь вообще; сразу видно, что девственник. А ещё засосы на видном месте. С этим поаккуратнее надо быть. Я то не против, но обычно о таком спрашивают. И спина немного печет. — Прости. — Ничего страшного. Главное, что мне понравилось. Хоть ты и… Ладно, неважно. Забудь, — мотает головой Юнги. Чимин решает не задавать лишних вопросов. Вместо этого он думает, что Юнги намного разговорчивее обычного. Если он и говорит больше парочки предложений в минуту, то по делу или в порыве гнева. Сейчас же они ведут лёгкую приятную беседу, и слова из него всё льются и льются. — Чимин-а, — неожиданно зовёт Юнги. — Надо спросить кое-что. Если бы мне надо было выкурить тебя из дома на этот вечер, как и остальных, то что бы ты попросил взамен? — Я? У тебя? Ничего. — Совсем ничего? — Ну-у… Разве что… Я бы попросил купить для меня чашку. У меня до сих пор нет своей собственной чашки, хотя я здесь живу уже почти два месяца, — неловко признается Пак — ему казалось, что просить о чашке, как минимум, смешно и глупо, и всё же без этого обычного предмета он не мог окончательно почувствовать себя частью этого дома. — Ясно… Всего лишь чашку? — Да. А зачем тебе? — Если вдруг Намджун спросит, что я попросил взамен у тебя, мне надо будет что-то ответить. — А зачем ему о таком спрашивать? — Скажем так: он прекрасно осведомлён о том, с какой целью мне нужен был пустой дом этим вечером, — отвечает Юнги. — Он знает?! — О том, что я собирался провести этот вечер именно с тобой, он не знает. Намджун наверняка думает, что я привёл сюда какого-то своего знакомого. Хотя, скорее уж, он вообще никак об этом не думает. — Ясно… — Чимин опускает взгляд в пол, но тут же поднимает обратно, замечая движение. Юнги откладывает в сторону пустую чашку и поднимается из-за стола. — Спасибо, Чимин-а, за ванну, кофе и хорошее времяпрепровождение. Я, пожалуй, отправлюсь спать — уже достаточно поздно. — Пожалуйста, — растерянно отвечает Чимин, вставая вслед за Юнги. — Спокойной ночи. А, и ещё — утром можешь меня не будить. Я взял себе выходной. — Хорошо… — Пак кивает и прослеживает взглядом за Юнги. Когда тот приближается к выходу с кухни, младший неожиданно даже для себя его окликает, поддавшись порыву: — Юнги-хён! — Что? — Мин оборачивается, замерев в проходе. — Можно… Тебя поцеловать? — неуверенно спрашивает Чимин, смущённо глядя из-под ресниц. — Нет. — Почему? — Во время секса это вполне нормально. Но в другое время нет. Это привилегия для парочек. А мы с тобой не пара. — А кто мы? — задает-таки Чимин вопрос, терзающий его уже целый час. — Соседи, — отвечает Юнги, делает несколько шагов к Чимину, чтобы небрежно потрепать его по голове, и отправляется к себе — спать. — Соседи… — тупо повторяет за ним Чимин, оставшись один. Отчего-то ему это слово совсем не нравится.