Проснись, хён!

Намджун проснулся рано утром, чувствуя в своем горле сраную пустыню. Шея у него затекла от неудобной позы. Сколько раз он обещал себе не засыпать в кресле? Ким вздыхает, хватает чашку, чтобы смочить горло, но чашка оказывается пустой. Кое-как уложив беспорядок на голове, Намджун вышел из комнаты и поплелся на кухню. Дверь была открыта, а ручка обмотана чем-то жёлтым, но Ким не обратил на это внимания. Он, глядя себе под ноги, плетётся до холодильника и только хочет открыть его, как вдруг останавливается и смотрит на замок. Сраный кодовый замок на холодильнике. И жёлтая лента, приклеенная к дверце, на которой черным жирным шрифтом выделялась надпись «Запрещено для Ким Намджуна». Только тогда он поднял голову и огляделся. На каждом шкафу, каждом предмете, на каждой тумбе, даже на люстре и шести стульях, кроме его, была эта жёлтая лента с той же надписью. Сказать, что Намджун пришел в ярость — это ничего не сказать. Ким оглядел весь дом, чтобы подтвердить свою догадку. На дверях в комнаты каждого, на окнах, на ручках, везде. И сраные замки повсюду. Ну, хотя бы туалет был не полностью обклеен и замка на двери не было. Если Сокджин, а Ким был уверен, что это его рук дело, занимался этим всю ночь и лег спать только недавно, то это даже к лучшему. Потому что разбудить его и устроить ему взбучку будет приятней, чем просто устроить взбучку. — Хотел сцен и шоу? Будет тебе. И сцена, и шоу, — говорит Намджун, подходя к двери хёна. И, мало того, что та была полностью переклеена жёлтой лентой, так ещё прямо посреди двери был приклеен лист с намджуновым лицом в красном круге. И да, его лицо рассекала красная черта. А сверху надпись — «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Намджун, наплевав на всё, хватается за дверную ручку, так же обернутую желтой лентой, а потом поворачивает. И даже умудряется не сломать. А жаль. — Джин, мудила ты такая, тебе делать больше нечего?! Джин, одетый в шёлковую черную рубашку и лёжа на шелковых бордовых простынях в обнимку с плюшевым альпакой, лениво открывает один глаз. — О, Ким Намджун, мой старый добрый друг… Какая неожиданность. Не переживай, в своей комнате ты можешь трогать любую вещь. — Да ты ебаный обмудок! Мне что, даже к остальным заходить нельзя, что ли?! И сколько бабла ты потратил на эту хуету?! — Для меня эти деньги — копейки. — Сука, как же я хочу тебя придушить! Ты невыносим! — А ты? Ты, думаешь, выносим? — спросил Джин, поднимаясь с постели и становясь напротив Намджуна. — Ты бесчувственный, жестокий, тебе плевать на чувства остальных, ты думаешь только о себе и своем сраном компьютере! А ещё ты вечно всё ломаешь! — Может, я и не выносим тобой, но остальные меня как-то выносят. А вот тебе я прямо поражаюсь! Видимо, бога все-таки никакого нет, иначе б он давно убил бы тебя из отвращения! — Что?! — «Ох, я такой красивый, смотрите все, я Ким Сокджин, любите меня все»! Это мерзко! Никто не любит настолько самовлюблённых людей! Не понимаю, как ты можешь столько торчать у зеркала! Занялся бы делом, тупой ты обмудок! — Прошу прощения? — поражённо говорит Джин, широко распахивая глаза, а потом, истерически усмехаясь, восклицает: — Да почему?! Почему если я люблю себя, это сразу плохо?! Что в этом плохого?! Ты думаешь, я всем постоянно повторяю, какой я красивый, лишь затем, чтобы вбить это вам в голову? Что я красивый?! Чёрт, да что за бред?! Каждый человек сам для себя решит, красивый я или нет! Мне плевать, что там обо мне кто-то думает! Его дело, не мое! И повторяю я это для того, чтобы показать пример! Что себя надо любить! Поверить не могу! То есть, ты всегда думал, что фраза, которую я постоянно всем говорю на интервью, «Любовь к себе — залог успеха», это так, чисто покрасоваться? Это же совет! Для вас всех! Что любовь к себе это важно, что!.. Господи, да зачем я тебе все это рассказываю?! Ты же тупой осел, наверняка не поймёшь! — Джин. Вот это вот сейчас вообще дебилизм какой-то. Люди не думают, что надо любить себя, слыша от тебя «Какой же я красивый!». Люди думают о том, какие страшные они, какой же раздражающий, высокомерный и заносчивый ты, а также о том, когда ты наконец сдохнешь. Так что не надо мне тут говорить о том, какой ты… — договорить Намджун не успевает — его резко хватают за воротник и с силой швыряют на кровать. Сокджин мигом оказывается верхом на некогда хорошем друге, а потом со всей силы ударяет того кулаком по щеке. — Сдохну? Ким Намджун, ты серьезно каждый день, когда я говорю это, думаешь о том, когда же я сдохну? Я бы простил тебе убийство рыбы. Я уверен, что ты это сделал не специально… Был уверен. Я бы простил тебе и твои оскорбления, потому что был уверен, что ты говоришь неправду, говоришь со зла. Но теперь… Ты хочешь, чтобы я умер? Приятно слышать. — Прости, а чего я должен хотеть?! Хорошо, ладно, я не желал тебе никогда смерти. И вряд ли кто-то ещё желал. Но мысль о том, когда же ты заткнешься, проскакивает у меня абсолютно каждый раз! Да, ты красивый, а я нет, хватит мне, — говорит он, хватая Джина за плечи и переворачивая, тем самым нависая сверху, — постоянно об этом напоминать! — Напоминать?! Да я хоть раз сказал, что ты некрасивый?! — Поверь, я знаю, что ты так считаешь. Все так считают. — Да кто, блять, так считает, кто?! Ты, сука, один из самых красивых мужчин на свете, блядь ты такая! И явно самый тупой! — Ох, красивый?! Ты издеваешься?! Тебе смешно?! — ещё больше злится Намджун. — Да еб твою мать, я тебе сделал комплимент, а ты и его в штыки воспринимаешь?! Ты нормальный вообще?! — Хватит надо мной насмехаться! — Я не насмехаюсь! — восклицает Джин. — Не насмехаешься? Сейчас проверим, — хмыкает Намджун и ни с того ни с сего впивается в чужие губы. Сокджин сначала широко раскрывает глаза. Потом сильно их зажмуривает. А потом вдруг успокаивается, начиная грубо отвечать на поцелуй и обвивая руки вокруг чужой шеи чуть ли не до удушающих объятий. Намджун, чувствуя боль в шее от сильных рук хёна, в отместку кусает его за губу. Отчего тот громко стонет, а потом ныряет руками тому под кофту и царапает чужую спину короткими ногтями. Намджун тут же отстраняется. — Вижу я, как ты не насмехаешься, — невесело усмехается он. — Видит он! Глаза раскрой пошире, я тебе сейчас, сука, все покажу! — отвечает старший Ким, хватая донсэна за плечи и переворачивая его обратно на спину, чтобы усесться у него на бедрах и впиться ещё более грубым и настойчивым поцелуем. Руки Намджуна тут же ложатся на чужую задницу, которая была лишь в боксерах, и с ощутимой силой сжимают. Тогда Сокджин впивается мертвой хваткой тому в плечо одной рукой, а другой вцепляется в белые волосы Намджуна. Но стоит ему слегка проехаться по чужому паху, хватка на заднице ослабевает, и Намджун резко выравнивается, отстраняясь от мягких полных губ и начиная покрывать мокрыми поцелуями шею Сокджина, который оказался сидящим на его коленях. Раздвинув оголенные ноги по бокам от Намджуна и запрокинув голову, он положил руки на чужие плечи и блаженно застонал. А потом, почувствовав свой стояк, начал тереться им о чужой пах. И победно ухмыльнулся, когда почувствовал через жёсткие джинсы стояк друга. Точнее, врага… Или… любовника? С этим теперь вообще ничего не ясно. А тем временем руки Намджуна с задницы хёна перемещаются к пуговицам его шелковой черной рубахи. Намджун принимается их расстёгивать, опускаясь с поцелуями все ниже. Когда он уже, в силу их позы, не смог поцеловать новый оголенный участок кожи, то вернулся к шее. Джин все это время приятно массировал кожу его головы, не забывая тереться о чужой пах. — Твоя игрушка… — шепчет на ухо Джину Намджун, — выглядит жутко, хён… когда так смотрит. — Эмм… И это мешает тебе продолжить? — Давай ее отвернем? Джин внезапно расхохотался прямо на коленях у донсэна. А потом все-таки повалил того на спину и дотянулся рукой до игрушки, внешний вид которой придумал когда-то сам, благо, зарплата модели ему позволила. Теперь эту игрушку он может купить на каждом углу. Хорошо, что остальные игрушки он до этого спрятал. Иначе сейчас пришлось бы отворачивать их всех, чтобы не смотрели. Джин, разворачивая игрушку, снова рассмеялся, чувствуя щекотное дыхание на своей шее. А потом он резко выровнялся и принялся расстёгивать чужую ширинку. Намджун же приподнялся на локтях и начал за этим наблюдать. — Эй, красивый мой, — говорит с ним Джин. — Ты делать что-то собираешься? Или это односторонний секс? Пиздец, а такой существует вообще? — Охренеть, мы что, реально это сделаем? — Да, красавчик. Сделаем. Поднимись и займись уже мною, позволяю тебе быть активом. — Клёво, — смеётся Намджун, снова выравниваясь. — Тогда слезь с меня и сними свое белье. Так мы его вряд ли снимем. Джин хмыкает, перекидывает ногу через Намджуна, ловко снимает боксеры и выкидывает их куда-то в угол комнаты. И только он снова оказывается верхом на чужих бедрах, ему дают хорошего шлепка по заднице. — Руки какого хрена распускаешь?! — А, то есть до этого я их типа не распускал? — Бить-то зачем? — У тебя аппетитная задница. — И за это ее надо бить?! — возмущается Джин. — Что за логика кошмарная?! — Ладно, каюсь. Но ты милый, когда злишься, — смеётся Намджун. — А ещё я злой, попрошу не забывать! И секс вполне могу оборвать нам обоим! — Тогда я лучше заткнусь и займусь твоей задницей. Где у тебя смазка? — С чего ты вообще решил, что она у меня есть? — … — Я уже без трусов, так что за смазкой к Юнги пойдешь ты! — тут же восклицает он, усмехаясь. Намджун слегка грубовато скидывает его на постель, чтобы встать и уйти, но не сдерживается, склоняется обратно над весело ржущим хёном и кусает его в шею. — Давай, иди уже! Оттягивание момента тебе не поможет! Намджун отстраняется, вздыхает тяжело, застегивает ширинку обратно и идёт вот так, со стояком, к Юнги за смазкой. Тот находится в своей комнате спящим, как всегда укутанным в одеяло с головой. Какое-то время Намджун шарится по ящикам и тумбочкам, пока не скидывает что-то со стола с громким звуком. Он присматривается повнимательнее и понимает, что это та самая статуэтка собаки, которую он однажды купил вместо предыдущей. Юнги его убьет. Теперь точно. — Твою мать… — еле слышно ругается Намджун. — Чимин? — слышится сонный голос Юнги. — Эмм… нет, не Чимин, хён. Голова Юнги высовывается из-под одеяла. — Намджун? — непонимающе спрашивает он, оглядываясь. — Сколько времени? — Рано ещё, спи, хён, спи… Точнее, нет, не спи! Где у тебя смазка? — А зачем? — сонно потирая глаза, спросил он. — Да там, смазать кое-что надо… Решил воспользоваться твоей смазкой. — Это для задницы моего парня, идиот, а не для какой-то там херни, — еле проговорил Мин, готовый вот-вот снова провалиться в сон. — Поверь, это не херня. И… Эй! У тебя нет парня! Так что тебе она, считай, вообще не нужна! — Слушай, моя смазка мне нужна! Даже когда у меня никого не было, я ей пользовался! — Что? То есть? — Мне Хосок на день рождения подарил… — начинает было он, но Намджун его перебивает. — Стой. Я не хочу этого знать. Поверь, мне очень нужна эта херь, ну, то есть смазка. Одолжи, будь другом. — Студию тебе одолжи, то тебе одолжи, это одолжи, — ворчит Юнги, поднимаясь с постели и направляясь к комоду. — Что хоть чинить собрался? — Не чинить. — Хорошо, кого трахать? — Джин-хёна. — Мм… Мгм. Ладно, вот она, — говорит он, достаёт из какого-то сундучка тюбик с лубрикантом и протягивает другу. — Спасибо, ты чудо! — тут же сияет Намджун и второпях убегает. Юнги зевает, вяло валится в свою кровать, обматываясь одеялом, и только потом до него доходит. — Стоп, что?!

***

— Вернулся… Смазка у тебя? — У меня! Только… Ничего страшного, если я сказал ему, с какой целью её беру? — Эмм… да вроде и так ясно, зачем эта хрень нужна… — Ну, я сказал, что она для тебя. — Хорошо, и что? В этом доме ничего ни от кого не скрыть. Если уж мы переспим, то на следующее утро об этом будут знать все! Вообще, я удивлюсь, если окажется, что кто-то из нас в кого-то влюблен или они тайно встречаются. — Ну, не знаю… — Так, ладно, забыли. А то сейчас весь настрой уйдет. Иди сюда! — требует Джин, Намджун садится на кровать, и тот мгновенно усаживается у него на коленях, впиваясь в губы. — Стоп, а презервативы ты взял? — А у тебя и их нет, что ли?! — Да шучу я, шучу, — смеётся он, после чего проводит языком по чужой шее. Намджун запрокидывает голову, поглаживая руками чужие ноги, а потом вдруг поднимает их, когда чувствует, что Джин пытается снять с него кофту. Вещь летит вслед за боксерами хёна, а сам он принимается оглаживать руками чужой торс. — Знаешь, ты очень красивый, — говорит вдруг он. — Твое тело, руки, улыбка, глаза… Это грустно, что ты считаешь всё это некрасивым… — и вдруг он склоняется к чужому уху и шепотом просит: — Можешь этой ночью полюбить себя ради меня? — Впервые меня о таком просят, — усмехается Намджун, скользя под расстегнутую черную рубашку и поглаживая руками спину хёна. — Ты важный для меня друг, Джун-а. И я хочу, чтобы ты любил себя. — Какой же ты все-таки прелестный, — вздыхает Намджун, когда хён замолкает и начинает проводить языком по его уху. Спустившись обратно к намджуновой шее, Джин потянулся руками к чужой ширинке, чтобы, выводя языком на смуглой коже разные узоры, снова расстегнуть её. А потом приспустить чужие джинсы вместе с боксерами. — Слушай, расстяни меня уже побыстрей, а то я смотрю на твой член и, знаешь это чувство, когда хочешь его в себе? — Нет, не знаю… — нахмурившись, отвечает Намджун, берет тюбик с лубрикантом, что бросил рядом, и выдавливает его себе на пальцы. — Ну, в общем, у меня сейчас вот это вот чувство. Хочу предупредить, что у меня давно никого не было, так что… Ай! — восклицает он, когда в него внезапно вводят один вымазанный в смазке палец. — Я же, блять, сказал, что у меня давно никого не было, так что… Ахх! — стонет он, когда палец в нем задевает простату. — Да что ж такое, прекрати меня перебивать! — Я же почти ничего не делаю… Это все ты так реагируешь на мои пальцы, — говорит он, чуть погодя вводя и второй. Джин стонет негромко, утыкаясь лицом донсэну в плечо, а руками сжимая бордовые шелковые простыни. Намджун тут же хватает хёна за подбородок, поднимает его лицо и проводит языком по шее. Тогда Джин убирает руки с простыней и кладёт их на чужие плечи. Спустя время Намджун вводит и третий палец, заставляя хёна судорожно выдохнуть. — Господи, это ж надо так тщательно расстягивать… — Не понял, а что, тебя обычно не так расстягивают? — Нет, обычно не церемонятся, входят почти сразу. Намджун округляет глаза. — Вот ж суки. — Да, что-то мне не очень с этим везёт, — неловко смеётся тот. — Именно поэтому в последнее время я больше в роли актива, чем… Ахх! — стонет он, когда чужие пальцы снова нащупывают простату. — Ты, я заметил, любишь меня перебивать подобным образом. — Повторюсь, это все ты, — говорит Намджун. По его планам он уже собирался войти в хёна, но, услышав его слова, вознамерился ещё больше растянуть его. Пиздец какой-то, это же Джин, его холить и лелеять в постели надо, а эти гандоны… — Эй, сделай лицо попроще, — смеётся Джин, обхватывая руками чужое лицо и накрывая мягкие губы Намджуна своими. Младший Ким тут же отвечает на поцелуй, но не грубо, как было у них в начале. Он целует хёна медленно, со всей своей нежностью, страстно и глубоко. А потом, когда понимает, что растянул того даже больше, чем нужно, отстраняется, вынимая свои пальцы. — О, ну наконец-то… — с облегчением вздыхает Джин. — Давай, поторопись, я безумно хочу твой член в себе. — Никогда не думал, что услышу от тебя такое, — усмехается Намджун. — Но сначала презерватив, ты не забыл? — Господи, да вряд ли у тебя что-то есть. Давай так. — Спасибо за доверие, но я и сам не знаю, есть ли у меня что-то, так что… — Да еб твою… а лучше меня… Короче, они в тумбочке. Знаешь, я сам возьму, — говорит он, снова толкает Намджуна на кровать и встаёт с его колен, чтобы спешно открыть ящик тумбочки, достать, то, что нужно, и усесться обратно. — Знаешь, мне нравится у тебя на коленях… — Я заметил, — смеётся младший Ким, получая от хёна презерватив. Кинув упаковку куда-то в сторону и натянув презерватив, он внезапно обхватывает рукой чужой затылок и притягивает хёна для поцелуя. А потом, отстраняясь, говорит: — Знаешь… а мне нравятся твои губы. — Я заметил, — на манер ему отвечает Джин, улыбаясь тому прямо в губы. — А теперь входи уже, а то затянулась наша прелюдия. Намджун тоже улыбается, кладёт руки хёну на талию, тогда как тот берет чужой член и насаживается, вбирая его в себя. — Блаженство… Теперь все на своих местах… Я ощущаю целостность, Намджун. Тот смеётся. Хочется уже начать двигаться, но он даёт хёну времени привыкнуть и немного потрындеть. — Ты всегда так много разговариваешь в процессе? — Забавно, но с другими я всегда молчу. А с тобой… Чувствую, что можно расслабиться. — Тогда можешь не прекращать. Говори, сколько захочешь. — Нет, отложим разговоры, — говорит Сокджин и сам поднимает бедра, начиная двигаться. Сначала все движения были медленными, осторожными, но вскоре Джин ускоряется, начиная двигаться все быстрее и быстрее. Намджун все чаще стонет ему в губы, все больнее сжимает его ягодицы, все сильнее вбивается в него. В какой-то момент Джин ускоряется до того, что чуть ли не скачет на чужих бедрах. Шелковая рубашка спадает с его широких плеч, на коже выступают капельки пота, а комната наполняется звуками стонов и шлепков. И тогда Намджун не выдерживает, переворачивает хёна на спину, снова насаживает того на свой член и начинает двигаться ещё быстрее. С каждым толчком оба стонут все громче, мыслей становятся всё меньше, а приятных ощущений больше. И Джин понимает, что впервые он может насладиться сексом в позиции пассива. Но, несмотря на это, рука все равно тянется к собственному члену, и Ким начинает надрачивать себе в темп Намджуну. Впрочем, длится это недолго, так как младший Ким снова решает поменять позу. Он приподнимает хёна, укладывает его на подушки, а потом переворачивает в коленно-локтевую. Кладёт руки на тонкую талию, входит и снова начинает двигаться, только уже медленней. А Джин пользуется моментом, кладёт голову на подушки, сжимая простыни в руках, и расслабляется, стонет так громко, как захочет, благо, все стоны уходят в подушки. А потом он в удивлении распахивает глаза, когда Намджун прекращает двигаться и начинает дрочить ему. Он его уже почти довел до искр в глазах, а такое… Джин закрывает глаза и блаженно стонет, подмечая мысленно, что любовника лучше у него все-таки не было. Для каждого было важно выебать знаменитую модель, а не сделать приятно ему… А Намджун. В какой-то момент Джин выравнивается, и тогда Намджун выходит из него. — Все в порядке? — спрашивает младший Ким. — Просто хочу тебя видеть, — улыбаясь, говорит Сокджин, кидает того на подушки, а сам усаживается сверху, тут же вбирая в себя член донсэна. Он начинает медленно двигаться верхом на Намджуне, одновременно с этим лаская языком чужую грудь. Поднимается к шее и принимается оставлять на ней засосы, руками упираясь тому на грудь. А потом громко стонет, когда Намджун делает резкий толчок, побуждая хёна ускорить темп, что тот и делает. Первым кончает Намджун, громко стонучи. А потом себя доводит рукой до разрядки и Джин, после чего заваливается рядом с донсэном, тяжело дыша. — Эй, ты заметил? — Что? — пытаясь отдышаться, спрашивает Намджун. — Мы сразу прекратили ссориться. По-моему, это отличное средство для разрешения всех ссор. — Да… Ты, пожалуй, прав… — Кстати. — Мм? — Ты красивый, — улыбаясь, говорит Джин, смотря на донсэна с нежностью. — Теперь видишь? — Да… Вижу. Прости меня. За рыбу, за то, что нагрубил потом… Я просто… не умею извиняться, поэтому не мог этого сделать до сих пор. — Ничего страшного, — говорит Сокджин, приподнимается на локтях и целует того в щеку. — Я в душ, ты со мной? — Знаешь… да, я с тобой, — улыбается ему Намджун.