***
— Арабская но-оо-чь! Под арабской луно-ой! — слышится приглушённо чьи-то завывания. — Мне кажется, или это голос Хосока? — недоумевающе хмурится Намджун. — Да какая разница?! — спрашивает Джин, открывая дверь уже тринадцатой по счету комнаты и пытаясь затолкнуть туда донсэна, чтобы наконец сорвать с него одежду… и совершить все задуманное. — Сури, какого черта ты не заперла дверь?! — слышится женский возмущенный голос, и глазам Джина предстают две полуоголенные девицы. Тот тут же ловко разворачивает Намджуна, не давая тому увидеть это безобразие. Ну, то есть, других оголённых людей. Вообще-то, у них секс тупо вместо ссор. Но что-то он случается все чаще и чаще, а Джин относится к младшему все больше не как к другу, а именно как к парню. Это наводит на определенные мысли. Стоит задуматься… а не влюбился ли он, случаем, в Намджуна? — Джин-хён, может, стоит стучаться, а не врываться? Так, я думаю, мы бы избежали всех тех неловких сцен… — Не хочу ничего слушать. Я прав. — Да-да, безусловно. И это вовсе не мне пришлось снимать штаны перед тобой, чтобы ты посмотрел на достоинство своего молодого парня, чтобы вычеркнуть из памяти навсегда член того пожилого мужчины, на которого мы наткнулись в восьмой комнате. — Ой, иди ты знаешь куда?! — хмыкает Джин, а потом вдруг останавливается. — Погоди, ты сказал «парня»?.. — Я сказал «парня»?.. — Да. — Упс.***
— Знаешь, хён, — говорит Чимин, водя того по пустым темным коридорам университета, освещаемым лишь ярким лунным светом из многочисленных окон. — Что? — хмыкает Юнги, надеясь, что Чимин сейчас собирается спросить не о том, почему Мин вдруг схватил его за рукав и не отпускает. А схватил он его, потому что было немного страшновато бродить по пустому темному зданию. — Однажды мне однокурсница рассказывала одну историю. Когда-то давно в университете учился один парень. Он невероятно красиво играл на фортепиано. Но был ужасно стеснительным и боялся играть при всех. Лишь наедине с собой или с преподавателями он мог расслабиться. Юнги принялся внимательно слушать, незаметно переместив ладошку с рукава на руку Чимина. Он переплетает их пальцы, с улыбкой подмечая, какие теплые у Чимина руки. — Этот парень был изгоем. Над ним многие издевались, и он ужасно из-за этого переживал. Единственным его утешением была музыка. Каждую ночь он приходил сюда, чтобы сыграть на фортепиано. Пока однажды сюда ночью не пробрались студенты, что решили устроить проверку на храбрость. Так совпало, что это были как раз те самые парни, что издевались над ним и избивали его. Неожиданно Чимин замолкает. — Что было дальше? — с любопытством спрашивает его хён. — Они нашли его, одиноко играющего за фортепиано. Вытащили на улицу и избили. Но в этот раз все было иначе. Они переборщили. И убили парня… — говорит он, делая паузу, а потом продолжает: — Теперь его призрак каждую ночь играет здесь на фортепиано. И убивает всех, кто сюда приходит, думая, что это его убийцы явились снова, чтобы причинить ему боль. Юнги непроизвольно крепче сжал чиминову ладонь. — Что за бред? И ты в это веришь? В призрака какого-то там парня, которого наверняка вообще никогда не существовало? Да и откуда людям знать, что это именно он убивает тех, кто приходит ночью? Они ведь умерли и рассказать, кто их убийца, не смогут. Точнее, не смогли бы, если бы реально существовали. Чимин подносит руку с часами к лицу и незаметно улыбается. — Жертвы были. Но также были и спасшиеся. Например, я. Я ведь здесь не первый раз. — Ой, не заливай, нету никакого призрака! — восклицает Юнги, а потом замирает, когда вдруг раздается тихая игра на фортепиано. — А вот и он. Я знаю, где он сейчас. Хочешь, мы можем пойти и посмотреть? Юнги схватил Чимина за руку уже двумя своими руками и резко замотал головой. — Нет, Пак Чимин. Никуда мы не пойдем. И разве ты не хотел мне что-то там показать? — хмурится он, а потом бледнеет. — О боже. Не говори, что речь шла о призраке… Которого, конечно же, не существует. — Юнги-хён, тебе страшно? — Нет, мне не страшно! — восклицает он, а потом вдруг слышится звук разбитого стекла и чей-то испуганный крик, пробирающий до мурашек. Юнги тут же бросается Чимину в объятья, крепко зажмуривая глаза. — Наверное, он кого-то поймал! — восклицает Чимин. — Идём, хён, быстрее, мы можем успеть им помочь! — Нет-нет-нет! — шепотом просит Юнги, хватая Чимина за руку и потянув назад. — Пожалуйста, давай уйдем, Чиминни, пожалуйста! — Нет, хён, мы не можем так поступить! — восклицает Чимин и тащит чуть ли не плачущего Юнги вперёд. — Пожалуйста, Чиминни, пожалуйста… — продолжает просить Мин шепотом. — Я не хочу, не надо… пожалуйста, Чиминни… Я же сейчас заплачу, пожалуйста, не надо. А Чимин упрямо тянет хёна вперёд. И тот реально чуть не начинает плакать, когда они останавливаются перед огромными дверями. — Это здесь, — говорит Чимин, а потом открывает дверь. — Юсон, я слышал твой испуганный крик в другом конце коридора. Чё уже случилось? Возле огромного фортепиано сидел блондинистый парень и собирал осколки. — Да ваза упала. Напугала меня до смерти. А ты снова сюда танцевать пришел? — А ты снова играть? — усмехается Чимин. — А кто это с тобой? — интересуется тот, поднимая взгляд на Юнги, что прожигал Чимина ненавидящим взглядом, больно впиваясь короткими ногтями в чужое запястье. — Мой парень, — говорит Чимин и только тянется, чтобы поцеловать хёна, как тот тут же пресекает его попытку, схватив его пальцами за губу. — Я убью тебя, — шипит он. — Кажется, он чем-то недоволен… — встревает Юсон. Чимин вырывает губу из болезненной хватки хёна. — Я сказал ему, что ты призрак. — Чувствую, Пак, тебе сегодня пиздец. Чимин неловко усмехается, прощается и закрывает дверь. Ему тут же влепляют громкую пощечину. — Было смешно? — Знаешь, когда ты начал просить меня не идти сюда, я всерьез почувствовал себя мудаком… Но это мило, что ты боишься призраков… И… э-ээ… Прости меня, пожалуйста. Знаю, тупая шутка. — Очень. Знаешь, я теперь ещё больше терпеть не могу свидания! — зло восклицает Мин и разворачивается, чтобы покинуть территорию университета. — Стой! — просит Чимин, хватая его за руку. — Умоляю, прости, хён! Я полнейший придурок, знаю, прости! — Ты меня чуть до слёз не довел своей тупой шуткой! — восклицает тот, вырывая свою руку из хватки парня. — Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — У тебя ещё есть шанс спасти это свидание. Если то, что ты хотел мне показать, удовлетворит меня, то, считай, ты прощен. Если же нет — я не разговариваю с тобой неделю. Вообще-то я сейчас жутко хочу сказать тебе, что между нами все кончено, потому что я ненавижу такие шутки. Но я люблю тебя, сука ты такая. И всё же. Предупреждаю — ещё раз выкинешь что-то подобное, считай, у тебя никогда не было парня по имени Мин Юнги. — Понял, хён. Сделаю все возможное, чтобы тебя не разочаровать! — восклицает Чимин, на что Юнги фыркает.***
— Охх… Давно я столько не выпивал… Но всё же, эффект не тот. Чтобы мне напиться, надо выпить чего-нибудь покрепче и побольше… — признается Тэхён и неловко хихикает, при этом не сводя глаз с Чонгука, который почему-то обнюхивал свой стакан с недоверчивым взглядом. — Хён… Тут все кружится… И вертится… — Это всё выпивка, Чонгукки, — усмехается Ким. — Знаешь… я впервые так сильно напился… — А, тогда понятно, почему ты… Стой, ты куда? — Тэхён в непонимании округляет глаза и даже поднимает голову с барной стойки, когда Чонгук вдруг подскакивает с места и куда-то несётся. — Чонгук? — Хён, мы должны уйти отсюда! — Почему?.. — Тебе здесь скучно! — Может, это тебе здесь скучно? — хмыкает Ким. — Нет, тебе скучно! — упрямо заявляет Чонгук. — Мы должны сделать что-то такое, что тебя развеселит! — Чонгук?.. Ты куда? Охх, странный ребенок… — вздыхает Тэхён, продолжая идти вслед за Чоном.***
Накаченные ноги обтянуты капроновыми колготками, ступни украшают алые туфли на невысоком каблуке, подолы красного платья распластаны по поверхности фортепиано. В руке он всё так же держит микрофон, начинает играть тихая музыка, и тишину нарушает негромкий голос. — Где отважные мужчи-ины? Где же, боги, где? Где бесстрашный Геркулес, что защитит в беде? — а потом продолжает, трагически прикрыв глаза рукой и красиво вытянув ногу. — Где ты, смелый мой ры-ыцарь на лихом коне? Ты приди… я жду и всю но-очь тебя ви-ижу я во сне-е… Зажигай! — вдруг восклицает он с улыбкой, подскакивая с фортепиано, на котором до этого лежал. — О-о-о! — в унисон пропевает зал. — А-а-а! А Хосок, рассекая зал на красных каблуках, громко поет: — Я жду героя! Ведь без него мне не жизнь и не дожить до утра-а! Пусть он будет силен и пусть будет он горд! И война для него лишь игра! — пропевает он, а потом притягивает за галстук к себе молодого симпатичного парня. — Эй, это мой муж! — слышится возмущенное восклицание. — Я жду героя!***
— Там, где вершины гор скребут небеса-а! Где вспышки молний над волной! Кто-то смотрит с небес, он наблюдает за мно-ой! — слышится приглушенное пение Хосока. А в том, что это поет Хосок, Намджун уверен точно. — Доброе утро! — восклицает Сокджин, резко раскрывая двери. Тут же слышится вскрик какой-то полноватой женщины сорока лет, которую успел разложить на бордовых простынях молодой парень. — Прошу прощения, не хотел помешать вам, — извиняется Сокджин, учтиво закрывая двери обратно. — Пиздец. Ну и вкусы у парня. Это ж надо с такой… — Думаю, он это делает не столько ради удовольствия, сколько из… Стой, Джин, давай на этот раз не врываться! — Мое почтение, смерды! — восклицает Сокджин, открывая дверь с ноги. — Эй? Тут никого?! Да ладно?! Ура, Намджун, мы нашли комнату! — радостно восклицает Сокджин. Намджун проходит в комнату вслед за хёном и хмурым взглядом окидывает инородный объект на кровати. — А ничего… Что тут спит какой-то пьяный мужик? — Ничего страшного, — говорит Сокджин, хватая того за ногу и стаскивая с кровати. — Ну вот, место свободно! Намджун не сводит с хёна неодобрительного укоряющего взгляда. — Ладно, ладно, вынесем его и положим в коридоре… — Давай хотя бы донесем до одного из тех диванов, что встречались нам по пути. — Да это ж переться!.. — Сокджин. Ким издает непонятный недовольный звук и хватает мужика за ноги. — Чего стоишь? Помогай, давай! — недовольным голосом требует старший, и Намджун, вздыхая, поднимает пьяницу за руки. Они вытаскивают его из комнаты, и Джин уж было порывается сразу же бросить мужика, но Намджун не позволяет, одарив хёна осуждающим взглядом. Джин, пробурчав себе что-то под нос, снова хватает пьяницу за ноги, и тогда уже Кимы начинают тащить его до диванчика под ворчание Сокджина. Диван им встречается нескоро. Проходит порядка пяти минут, прежде чем они до него доходят. Джин бросает мужика, так и не дотащив до дивана. Приходится Намджуну самому поднимать того на диван, бережно укладывать, чтоб голову на подушку и так далее. — Ты его ещё укрой, — язвит Сокджин. — Как раз собирался, — хмыкает Намджун, стягивая со спинки дивана плед и накрывая им мужчину. — О боже… Теперь-то мы можем пойти и заняться делом? — Пойдем, — кивает Намджун, взяв хёна за руку. А потом, опомнившись, тут же ее отпускает. Так они и идут — в неловком молчании после действий Намджуна. Но когда они доходят — сразу забывают про недавний порыв младшего Кима. Спальня оказывается занята. — НЕ-ЕЕЕ-ЕТ!!! — кричит Сокджин, падая на колени и поднимая руки и голову к потолку.***
— Чонгук, может, не надо? — спрашивает Тэхён Чона. — Надо, хён, надо, — отвечает Чонгук, набирая номер Чимина. — Господи, надеюсь, что он тебе не ответит… — вздыхает Ким. — И почему мы сидим в кустах? — Черт, автоответчик! — Естественно, он же на свидании с Юнги-хёном… — Ничего страшного. Просто оставлю ему голосовое сообщение. Итак, три… два… один. Привет, Чимин-щи. Кхм-кхм. Гу-гу-а-а-гу-агу-га-га! Тэхён тут же отобрал у Чона телефон. — Не позорься, Гуки! — Он должен знать мое мнение о нем! — восклицает Чон, выхватывая свой телефон у хёна. — Ты, тупая хлебная крошка! Катись от Тэхёна, колобок! Да я знаешь, что?! — Чонгук, поумерь пыл… — Вот именно! Я поумерю твой пыл к существованию! Тэхён ударил себя по лбу. — А что?! Пусть знает всю правду о себе! Чимин, ты знаешь, кто ты?! Ты хлеб! Что, удивлён?! Да-да! Каждый раз, когда я смотрю на твой пресс, я вижу там хлеб! А твои руки?! Да это же батоны! — Чимин тебя убьет, что же ты делаешь, Чонгукки… — А ещё ты низкий хле… Тэхён тут же затыкает Чонгука. Ему не нужно, чтоб его лучший друг убил любовь всей его жизни. — Ладно, думаю, на этом можно закончить… — стихает Чон и уже со спокойным выражением лица что-то там делает в телефоне. — Чонгук, не знаю, зачем ты это делаешь, но неужели ты правда так не любишь Чимина? — Люблю, конечно. Просто… О, началось! Сокджин-хён! Я уверен, что сейчас ты мне не ответил на звонок, потому что вы с Намджуном-хёном занимаетесь какой-то херней. Типа… ищите место, где бы сотворить свои грязные дела. Или болтаете о совершенно скучных вещах. Типа ваших чувств. Тэхён усмехается. Но не от того, что ему весело. Это был истерический смешок, на грани между смехом и слезами. — Короче, знаешь, что, хён?! Ты!.. ты!.. Сделай мне тортик. Пока. На этот раз Тэхён посмеялся от умиления. — Хосок-хён? Привет. Это голосовое сообщение от Чон Чонгука. Ты не плачь только… но это твоя зубная щётка жёлтого цвета? Короче, её больше нет. Не спрашивай. Просто нет. А, и, если найдешь у себя в комнате носки с железным человеком — это мои. Постирай, пожалуйста. — Прекрати звонить хёнам и говорить им всякий бред, — просит Тэхён. — Я ещё не закончил. Намджун-хён? Ты охуенный. — Что?! А он почему охуенный? — возмущается Ким, но Гук только смеётся мило и треплет хёна по пепельно-русым волосам. — Привет. Это Чонгук. Юнги-хён, если ты слышишь это сообщение, значит, меня задолбали твои и Чимина-хёна стоны на весь дом! Чем вы там, блять, занимаетесь?! Не, я знаю, чем, но разве это нормально — так стонать? Иногда, когда я лежу ночью и не могу заснуть, слушая ваши стоны, мне кажется, что вы пихаете друг другу в жопы обувные полки. И почему в последние пару раз ты стонал куда громче? Неужто в этот раз в ход пошел диван? А, и ещё. Кури поменьше, от тебя воняет. Я всё. Тэхён побледнел. — Тебе пиздец, Гуки. Пиздец…***
— Вот он, зал, в котором я занимаюсь, — говорит Чимин, впуская Мина в просторный зал, одна стена которого полностью состояла из зеркал. — Где у вас тут выключатель? — спрашивает Мин. — Ой, только не говори, что ничего не видишь, — хмыкает Чимин, перехватывая чужую руку, которая как раз тянулась к выключателю. — Не включай свет, хён. Он всё испортит. Юнги хмыкает, смотря близстоящему Чимину прямо в глаза. В принципе, сегодня полнолуние, поэтому все хорошо видно. В зале темно уж точно не было. Голубоватый свет из огромных окон не только освещал помещение, но и создавал какую-то сказочную атмосферу. Чимин всё ещё держал руку Мина, всё ещё стоял очень близко и всё ещё неловко отводил взгляд, чувствуя вину после своей недавней выходки. Мин хмыкает, кладёт свободную руку донсэну на щеку, а потом тянется к его губам. Целует напористо, грубо, пытаясь показать, что, хоть он и целует младшего, всё ещё злится. Чимин быстро переходит к более активным действиям — прижимает хёна к стене, кладя руки тому на бедра. А потом разрывает поцелуй, тянется к бледной коже за ухом, целует там и так и замирает. — Ты сменил шампунь, хён, — замечает вдруг Чимин. — Сменил, — тихонько отвечает Мин, укладывая руки на спине донсэна. Так они и стоят, пока Юнги неожиданно не спрашивает: — Так что ты там хотел мне показать?