***
— Ты знаешь, почему мы здесь? — спрашивает Джин со вздохом, смотря на ночной город. Прохладный ветер приятно трепетал волосы, вокруг стояла тишина. Казалось, здесь, на этом балконе, они полностью ограждены от внешнего мира и его хлопот. Время будто замедлилось, чтобы дать им наконец поговорить о чувствах. О настоящих чувствах. — Чтобы поговорить, я думаю, — отвечает Намджун, подходя к хёну и так же, как и он, упираясь на перила балкона. — Наверное, то, что мы так и не нашли комнату — знак. Знак, что нам пора поговорить. Ты пытался взять меня за руку. А до этого назвал меня своим парнем. Эти слова… это случайность… или они что-то значат? Только отвечай честно. — Я думаю, я сказал так… потому что хотел бы, чтобы это было так. — То есть, ты бы хотел встречаться со мной? — Да. — Ты такой сексуальный в костюме… — вздыхает Джин. — Смирись. У нас разговоры по душам. Не секс. Итак… что ко мне чувствуешь ты? — Хочу надеть на тебя кольцо. — Кольцо?.. — Вообще-то ошейник, но так нас сочтут извращенцами. Поэтому кольцо. Обручальное. Как знак твоей принадлежности мне. — То есть, ты меня… — Люблю. Мои чувства взаимны? — Ты спрашиваешь, хочу ли я надеть на тебя кольцо? Джин кивает. — Хочу. Надеть на тебя кольцо, надеть кольцо на себя. Тебя ещё хочу. Думаю… я тоже люблю тебя. — Вот как… Столько прожили вместе… И бац. Влюбились. Странно это. — По-моему, логично всё. Просто мы с тобой немного тормозы. — Тормозы без тормозов, — смеётся Джин. — У тебя милый смех. — Спасибо. — Ты тоже очень милый. — Спасибо. — Я мечтаю смотреть на тебя всю жизнь. Джин смеётся. — Я тоже. Мечтаю смотреть на тебя всю жизнь. Ну что, идём, прогоним кого-нибудь и потрогаем друг друга наконец? — усмехается Джин. — Только потрогаем? — улыбается Намджун. — Даже не знаю…***
— Охх, наконец-то мы дома, — вздыхает Тэхён, усаживаясь на диван. — Стоп, где Чонгук? Чонгук?! — Я тут, хён, — слышится голос Чона из коридора. — Что ты там делаешь? — вздыхает Тэхён. — Неужто хочешь напихать холодильник обувью хёнов? Тут же слышится грохот. А потом Чонгук приходит в гостиную и садится рядом с Кимом. — Нельзя, да? — Нельзя, — говорит Тэхён. — Я просто… просто хотел поднять тебе настроение… — вздыхает Чонгук, обнимая свои ноги и утыкаясь в колени носом. — Но у меня и так было хорошее настроение, Чонгукки, — говорит Тэхён, трепля Чона по голове. — В последний месяц ты ходишь грустным, хён. Меня это беспокоит. — Правда? О, это… это очень трогательно, Чонгукки. То, что ты переживаешь обо мне… спасибо. — Да как тут не переживать?! У тебя на лице написано «Разбитое сердце»! — Э-ээ?.. Правда, что ли?.. — Я тебя потому и спросил однажды, влюблен ли ты в кого-нибудь! Но что ты мне ответил, хён?! «Нет, что ты, конечно, нет!». А недавно с Чимином вы говорили так, будто да! И я совершенно не понимаю, влюблен ты или нет?! — А это разве имеет какое-то значение? — нахмурившись, спросил Тэхён. — Да, имеет! — И? Что изменится, когда я скажу, влюблен я или нет? — Я не знаю! — с раздражением восклицает Чон. — Я не знаю, ясно?! — Тогда почему тебе так важно это знать? — Не знаю! — Ты гей? — спрашивает Тэхён вдруг, смотря пристально. Но Чонгук не отвечает. Он встаёт, идёт на кухню, а потом возвращается с банками пива. — Мы ведём осмысленные диалоги, хён. — И-и? — Это срочно нужно исправлять.***
Чимин вышел ненадолго, чтобы переодеться, тем самым оставив Мина одного. Тот развалился на полу, прямо напротив зеркал, и принялся ждать. Переодевался Чимин долго, и у Юнги даже закрались подозрения, а не сексуального типа этот сюрприз? Может, Чимин хочет надеть какой-то костюм или ещё что-то… И заняться сексом с Юнги у себя в университете? — Боже, если это так… — Мин выдыхает. — О черт, и за что мне вообще этот парень? Я кого-то убил в прошлой жизни? Какого-то святого? Или же спас какого-то негодяя? — Обидно вообще-то, что я у тебя ассоциируюсь с даром только за плохие деяния, — фыркает Пак, а потом Юнги переводит взгляд на вход и замирает. А Чимин стоит там, босоногий и одетый в просторную белоснежную шифоновую рубашку и такие же шифоновые штаны. — Окей, ты выглядишь как ангел… Ты это хотел мне показать? — Нет, хён, — смеётся Чимин, идя в другой конец зала. — Я прослушал все твои треки, каждую старую песню, каждую новую, каждую, в создании которой ты принимал участие. У меня весь плейлист в твоих песнях, а сам я не просто обожаю или фанатею от твоего творчества, я в него влюблен. И хочу, чтобы и ты полюбил мое. Так что сейчас, — Чимин садится напротив колонок, включает музыку, и Юнги тут же хмурится, узнавая мотивы собственной мелодии, — я покажу танец, который ставил под мое самое любимое твое произведение. Юнги только сейчас понимает, что до этого не видел ни разу, как Чимин танцует. Не считая пьяных танцев на столе. Мин не видел Чимина во время танцев. И это чертовски странно, учитывая, сколько они встречаются. И сколько Чимин времени и сил тратит на учебу в университете, где ему преподают эти самые танцы. И Мин чувствует себя немного мудаком сейчас. Потому что до этого он ни разу не проявлял к этому интереса. Даже малейшего. Зря. Чимин ступает в центр зала плавно, делая шаги в такт музыке, которая ускоряется, окрашивается новыми красками, а вместе с тем начинается и сам танец. Движения Чимина одновременно и плавные, и порывистые. Он кажется то ли птицей, то ли самим ветром. Ветром тихим, теплым. А уже в следующую секунду бушующим во время бури. В этом танце, в движениях Пака, в нем самом будто заложена вся красота мира. Весь его контраст и противоречие. Тяжесть, скрытая за лёгкостью, тревоги за спокойствием, печаль за счастьем. Туманно и ясно, светло и темно — миллионы противопоставлений. Несовместимое соединилось в этом парящем танце, в этих движениях, что были подобны взмаху крыльев. Глаз было не оторвать. Хотелось смотреть на это вечность. Запереть в золотой клетке и заставить танцевать и танцевать, пока он не испустит последний вздох. А тем временем танец подходит к концу, и оканчивается он, какая ирония, тем, что Чимин, упав на пол, еле слышно выдохнул и прикрыл глаза. Музыка стихла. А Чимин тут же подскочил с весёлым выражением лица, будто это не он только что был воплощением всего самого прекрасного в этом мире. Он с радостью подбежал к Юнги и с блеском в глазах спросил: — Ну и? Как тебе? — Как мне? — Юнги издал истерический смешок. — Как бы покрасивее выразиться… Я чуть не помер, забыв, как дышать. — Настолько было ужасно? — смеётся Чимин. — Настолько было прекрасно. Чёрт, в этом мире ещё не придумали эпитетов для тебя… Ты что, ангел? Только честно, ангел же, да? Пришёл спасти мою грешную душу? Я в другое верить отказываюсь. — Могу напомнить, что я пару дней назад запихнул тебе в зад анальную пробку. Надеюсь, это поможет тебе определиться: ангел я или нет. — Ощущения были райские. — От анальной пробки? Странно, в тот день ты мне другое сказал… — А ты бы что сказал на моем месте? — То, что ты хотел бы услышать. Итак, что тебе понравилось больше всего? — В танце? — Да, — кивает Чимин, смотря с диким интересом. — Я думаю, меня побьют, если я скажу, что те моменты, когда ты подпрыгивал и был виден пресс? — Не побьют, но будут очень разочарованы. — Скажем так, в твоём танце нет моментов, которые мне понравились больше других. Твой танец как один момент. Самый красивый в моей жизни. Чимин расплылся в улыбке. — Я выбрал хорошую мелодию? Или ты бы посоветовал что-то другое? — Да, я советую прямо сейчас показать свои белоснежные крылья, пернатый мой. Хочу в них задохнуться. — У меня нет крыльев. Разве что только чёрные. — Эй, Чиминни. — Что? — Есть ли на свете слова, способные выразить то, что я к тебе чувствую? — Есть. «Я тебя люблю». — Этого слишком мало. — Тогда я не знаю. «Я тебя хочу»? — Так, ладно, — говорит Юнги, поднимаясь с пола. — Ты послал мне достаточно намеков, чтобы до меня дошло. В принципе, отличное окончание для свидания. — Вернёмся домой, и я весь твой. Хочешь посмотреть, как я переодеваюсь? — Мечтаю. Идём, — говорит Мин, и Пак отводит того в раздевалку. Усаживает на скамейке, а сам снимает штаны, после чего начинает ловко расстёгивать пуговицы рубашки. — Ты такой красивый… — Ну и? Как тебе свидание, хён? — Чувствую себя так, будто меня посвятили в какую-то тайну. О создании Вселенной, к примеру. Чимин, ты Вселенная? Чимин хихикает неловко. — Нет, хён. Всего лишь человек, который тебя очень любит. А ещё очень красный от смущения человек. — А я вижу ангела. — Кажется, это на всю ночь, — смеётся Чимин, натягивая джинсы. — Ты и во время секса будешь называть меня ангелом? — Ангелы не занимаются сексом. Ангелы занимаются любовью. — Характер у меня не ангельский. — Зато зад ангельский. — Ты когда-то видел ангельские жопы? — Чимин в недоумении нахмурился. — Видел. И собираюсь смотреть дальше. Каждую сраную ночь. — Столько комплиментов я от тебя ещё не слышал, — смеётся Пак, обуваясь. — Я только начал. Этой ночью я тебе расскажу всё. — Не надо рассказывать всё, — просит Чимин, натягивая толстовку, после чего усаживается рядом с хёном. — Лучше дай мне это почувствовать. Внутри. — О боже, мой ангел тот ещё пошляк, — хмыкает Юнги. — Кажется, тебя воспитывали демоны. — Может, я и сам демон? — Нет, ангел. — Знаешь, хён… Я начинаю жалеть, что показал тебе именно этот танец. У меня в арсенале есть куча других, куда более сексуальных. Просто этот был именно на твое произведение, поэтому… — Просто убейте меня, пока я ещё счастлив. — Да. Я определенно точно жалею.***
Сначала растрепав волосы, а потом взмахнув подолами голубого платья, Хосок резко развернулся и ещё громче пропел: — Отпусти-и и забу-удь! И на небо лети зарё-ёй! Отпусти-и и забу-удь! Полярной сияй звездо-ой! Встречу я первый свой рассвет! Пусть бушует шторм — холод всегда мне был по душе!