21:09
Оказывается, они почти соседи с Хосоком. Расстояние, которое теперь между ними, ограничивается лишь пятью домами и маленькой дорогой между. Их квартиры даже на одном этаже. Хёнвон не хочет строить фантазий о том, как часто они смогут в таком случае видеться, но почти сразу же сдаётся. Вид улыбки и, наконец, нормальной походки мешает ограничивать свой мозг чем-то, что глупо считается «реальностью» и «логикой». Мысль о том, что недолго они будут почти соседями, он отправляет в самый дальний и пыльный чулан, в который заходить не хочется в ближайшие часы. — Ну, это и мой дом, — слегка натянуто произносит Хосок, когда они останавливаются напротив подъезда, он кажется очень нерешительным, словно хочет спросить что-то, но не знает как. А Хёнвон тихо ждёт это что-то, не собираясь отпускать его руку. Ещё слишком рано расставаться, проноситься в его голове. — Может, зайдёшь? Не знаю зачем, правда, — Хосок, наконец, перестаёт колебаться и спрашивает, чуть прикусывая губу, в надежде, что это маленькое желание исполниться. В том, что это не ошибка, уже не сомневается, если бы Хёнвон хотел другого, давно бы бросил все эти игры в догони-поймай-подари, которые идут уже который день в прямом эфире. — Кофе? — потерянно предлагает Хёнвон, вместо ответа задавая вопрос. Вместо дальнейших разговоров его просто тянут внутрь. Квартира Хосока такая же маленькая, как и его собственная, но обставлена совершенно по-другому. И да, в ней всё лежит на своих местах и ровно там, где вещь и нужна. Пока Хёнвон рассматривает достаточно просторную для этого места кровать и полку над ней, Хосок гремит кружками на кухне. Почему нельзя тише? Атмосфера? Или нервозность? Он не даст точного ответа. Не часто он кого-то приглашает к себе. Последним был Кихён, который быстро ушёл, а больше и не хотелось никого приводить сюда. Было страшно показать это место кому-то ещё. — Надеюсь, ты не сладкоежка, иначе у меня плохие новости, — с мягкой улыбкой, он ставит кружки на небольшой столик рядом с кроватью, — сахар у меня давно кончился. — Ничего, — наконец, Хёнвон переводит взгляд от полки со странным содержимым, — от каких-то маленьких коробок до фрик-украшений, происхождение которых он пока что знать не хочет. — Что ты там так высматривал? — он как всегда всё видит и знает, и не упускает возможности ухмыльнуться. А в это время садится рядом с ним, чуть ёрзает, и решает, что, наверное, будет лучше отпить из кружки, чем большими глазами смотреть на парня рядом. — Не знаю, я ожидал чего-то… другого, — неуверенно отвечает Че, и сразу же решает добавить, — от твоего дома можно было ожидать несколько вещей: либо плюшевых игрушек, либо чего-то хардкорного. Хосок усмехается и ничего не отвечает. Он расслаблен, и Хёнвон не может не ухватывать глазами как красиво он сидит, откинувшись на одну руку. Он одет в мягкую кофту с длинными рукавами и мешковатые штаны, наощупь, наверное, такие же. Желание соврать, что совсем не хочется потрогать кожу под всей этой одеждой, сжать руками тело перед собой и прижаться так близко, что не сбежит никогда. Хёнвон резко отгоняет эти мысли, решая, что лучший способ спасти себя от лишних движений, — питьё. 26.08.ХХ.16:41
-… и что ты предлагаешь нам делать в таком случае, Минхёк? — Чжухон от злости чеканит слова, ему совершенно не нравиться перспектива или загреметь в тюрьму, или оставить всё на самотёк. Он не знает, что делать. Фото, которые прислал Хёнвон, не укладываются в голове и совершенно не хотят оттуда уходить. Наоборот, словно фантомы они бродят по лабиринту извилин мозга и пугают его. Улыбки, как и грустные сжатые губы, пляшут перед его глазами, а глаза кукол до сих пор заставляют выпадать пот на его висках. — Хорошо, я сегодня же свяжусь с Хёну, и мы с ним обсудим, что делать, — наконец даёт свой ответ Ли, снимая очки с глаз и протирая глаза. Он и понятия не мог иметь, что всё обернётся этим. А ведь знал. Только стоило сразу понять, что проблема не в том, что их могут поймать в больнице на совершенно другом «преступлении», а в том, что они попадут в западню в самом доме. Только. Только. Одни лишь «болько». Он всегда любил глупые каламбуры. В это время Хёнвон уже выходит из здания, как они не увидели? — Эй, ты там как? — убитым голосом спрашивает Чжухон, включая систему безопасности. Минхёк стирает новые записи камер, подменяя их другими, месячной давности. — Можно я не буду отвечать? — Твой выбор, — соглашается Минхёк, — кстати, ты уверен в том, что взял? Вы всё равно больше нежильцы в том доме. А так будет неловко попасть в тюрьму из-за пары туфель для твоего парня. — Это всего лишь обувь, да и была закинута в самый угол, даже пылью покрылась, — голос Хёнвона такой же глухой, как тот, который у него был несколько минут назад, но в нём чувствуется и нечто другое. Радостное, чего ни он, ни Чжухон не понимают. Да и не должны. Одного только неотрицания слов «твой парень» достаточно, чтобы показать, что даже если бы Хёнвон был не уверен в том, что делает, он бы всё равно сделал это. 27.08.ХХ.17:36
— Куда мы едем? — спрашивает Хёну, садясь на заднее сиденье машины, — вы всё ещё работаете над делом и теми бумагами или решили обезглавить своего информатора? Над шуткой никто не смеётся, а он и не шутит. Всегда есть вероятность того, что тебя убьют, и сделают именно твои клиенты. Однажды его хотели поджечь заживо, но ему повезло вовремя убежать. Прекрасные первые дни работы, когда он ещё не умел разбираться в людях и их намерениях. Воспоминания расправляют ухмылку на его губах, а реакция Кихёна и Чангюна — закатывание глаз — только расширяет её. — Мы едем в центр по производству восковых кукол, — Кихён показывает скриншот на телефоне, — не музей мадам Тюссо, конечно, но достаточно известные ребята. — Кихён думает, что наш доктор похищает людей и заказывает кукол по их подобию, — Чангюн объясняет всё сквозь сжатые губы. Хёну никогда не видел его таким злым. Обычно змейки либо приторно милые, либо шипят недовольно. Но никогда не выпускают свои клыки. В машине повисает тишина, прерываемая лишь шумом колёс и мотора, кто-то снаружи сигналит, но Чангюн плюёт на это и продолжает также быстро ехать, чем заметно беспокоит Кихёна, чьё лицо Хёну может разглядеть в переднем зеркале. Его брови нахмурены, глаза бегают по предметам перед собой. Остаётся только молчать, и надеется, что скоро они будут готовы услышать то, что он узнал. Но на их счёт сомневаться получается мало. Лишь бы только Минхёк его послушал и бросил идею, которую хочет осуществить. Что-то так и кричит о том, что они лезут очень близко к огню, который вряд ли способны потушить. Добираются они слишком быстро, наверное, нарушив что-то. Здание совсем небольшое, больше похожее на офис. Наверное, это так и есть, а мастерская где-то в другом месте. — Вы так и не спросили о том, что я узнал, — обе пары глаз смотрят на него, — я сумел связать с некоторыми. Кто-то действительно не помнил ничего кроме того, что просыпался в неизвестном месте, и доктор — их бывший начальник — говорил, что они вечером ходили в клуб и переспали затем. После он вынуждал их уволиться. Ведь романы в его отделении запрещены. На последних словах он кривит губами. — Некоторые смогли описать и тот факт, что они были под каким-то средством, но каким конкретно — сказать нельзя. Чангюн впечатлено посвистывает себе под нос. Он и подумать не мог, что доверие к незнакомцам бывает разное. Или вопросы они задавали совершенно иные. Кихён не произносит и слова, и по его виду можно прочитать только одну фразу — «я же говорил». В офисе их встречает миниатюрная девушка, китаянка скорее всего, бейджик говорит «Хандунь». — Здравствуйте, вы хотели что-то узнать, записаться на экскурсию или узнать, как сделать заказ? — приветливо, пусть и отработанно, она приветствует их. — Мы хотели бы узнать о выполненных уже заказах, мы из полиции, — Чангюн сразу же достаёт удостоверение, чем заставляет работницу округлить глаза от удивления. — Мы не разглашаем ни имён наших заказчиков, ни их заказы, — объясняет Хандунь, проходя к столу и доставая какие-то документы, чтобы доказать правдивость своих слов. Хёну щурит глаза, это кажется слишком продуманным и отточенным действием. Кихён его понимает, но молчит, смотря на Чангюна, гадая, что тот дальше решит. — А если это очень важное дело и связано с маньяком? — Простите, но наши клиенты строго отбираются, — Хёну смеётся где-то внутри, явно по сумме, а не по чистоте намерений, они отбирают, — ничем больше не могу помочь, только если у вас нет других вопросов, которые не касаются выполняемых заказов или наших клиентов. Последнюю фразу она договаривает с видимым раздражением. Чангюн молчит и оборачивается к ним. В его глазах лишь бессилие и крик о помощи. Кихён начинает что-то искать в своей сумке через плечо. Бумаги, что они так и не показали ему. В это время его собственный телефон начинает вибрировать от сообщений. Минхёк, только он может так быстро строчить. Давая знак, что отойдёт на минутку, Хёну достаёт плоский предмет и читает присланное. Его брови сдвигаются, образуя складки кожи. Почему он не написал раньше? — Вот, это было найдено в кабинете подозреваемого, — Кихён выкладывает бумаги на стол перед Хандунь и внимательно смотрит ей в глаза, — только не отрицайте, что подобные данные не похожи на те, что собираются для того, чтобы сделать кукол. И ваше заведение — одно из немногих в стране, которое этим занимается. Девушка колеблется, но не может подобрать слов к своему ответу. Что она должна делать? Если она раскроет данные клиентов, её уволят. А в другом случае, а она не может предположить что будет. Рядом с двумя полицейскими оказывается мужчина с мягким взглядом. Хандунь уверена, что он не полицейский, его взгляд не цепляется за всё, что она делает и слишком иронично реагирует на всё. Ему хочется верить. — Вы что-то говорили об экскурсии? Мы согласны, — его слова выбивают воздух из всех трёх тел, заставляя глаза в их глазницах чуть не выпасть. Кихён хмурится и уже что-то хочет сказать, как Хандунь начинает что-то вбивать в компьютер, резво перебирая пальцами по клавиатуре, словно для этого созданными. Затем называет сумму, и, получив деньги, даёт в руки Хёну три билетика с адресом здания на другом конце города. — Гахён вам всё расскажет, возможно, расскажет даже то, что вы бы хотели знать, — последняя фраза направлена именно Кихёну. — Спасибо, — коротко отвечает он, следуя за Хёну, который уже утянул Чангюна к входной двери. — Ты сейчас серьёзно? Мало того, что мы ничего не узнали, так нам теперь надо переться в другой конец города, — на это заявление Ю только лишь кивает и направляет свой злобный взгляд на информатора, ожидая объяснений. — Вот именно поэтому вам никто ничего и не рассказал, — с некой обречённостью, которая заставляет их чувствовать себя глупо, вздыхает Сон, — вы не можете просто так вламываться в чужие жизни, чтобы просто достать информацию. Спросили бы у неё о записях? И что? Если бы она рассказала, она была бы автоматически уволена. И мне, думаю, не нужно объяснять, как порой девушкам-иностранкам трудно найти работу, чуть престижней официантки. Подобных длинных тирад никогда не ожидаешь от тихих и закрытых на вид людей. Наверное, они слишком плохо понимают основы взаимоотношений незнакомых людей. Но Кихён сразу же отгоняет эту мысль. Снова по этой же дорожке он не пойдёт. Только лишь вид притихшего Чангюна заставляет его недоумённо нахмурить брови. Вместо вопросов он решает закурить, в надежде, что непрошенные мысли выбросятся из его организма из-за дыма. 26.08.ХХ.22:39
Хосок разрешает себе курить прямо в комнате, но только затем нужно обязательно проветрить, это ещё одна вещь, которую Хёнвон узнаёт за сегодня. В коробках лежат старые вещи, которые остались ещё от его родителей, но выкинуть их просто жалко, да и не мешаются. А фрик-украшения хранятся с тех времён, когда он играл в школьном театре.Последний факт удивляет, но Хёнвон бы хотел посмотреть хотя бы на то, как Хосок читал бы стихи. Но для этого пока рано. — Ты знал, что когда задумываешься о чём-то, то хмуришься? — мягко произносит Хосок и подносит руку к его лбу, «разглаживая» складки кожи, — ты так быстро станешь старичком. О чём думал? — Зачем ты хранишь столько старых вещей? Я бы давно их выбросил, — выпуская дым изо рта, спрашивает Хёнвон. Действительно, от его жизни с родителями или Борой остались одни воспоминания, но лишь в голове, а не предметах. Бумаги и открытки он сжёг, а предметы и вовсе не брал изначально. Знал, что будут лишь тяготить. — Воспоминания о лучшей жизни? — он улыбается, — не знаю, мне как всё равно на них, если ты о том, что они вызывают. Что было, то прошло. — Мудро, но я всё равно не особо понимаю, — дальше договорить у него не получается, нога Хосока оказывается на нём, а сам он очень близко. Можно разглядеть неровности на его коже и местами даже маленькие шрамы. — И не нужно, — шепчет он ему в губы, заставляя ловить дым из его рта. — Пепельницу перевернёшь, — предупреждает Хёнвон, протягивая руку к стеклу на своём животе, чтобы стряхнуть пепел. Хосок следит глазами за его ладонью, запоминая все изгибы узловатых пальцев. Ощущение, что все кости — птичьи, а связаны в суставчики с помощью верёвок и тряпок. Как ведьмовские амулеты из фильмов. Хёнвон и сам кажется если не колдуном, то хотя бы заколдованным принцем. Его принцем, Хосок улыбается воспоминаниям. — Нам не хватает только какой-нибудь смазливо-эротичной музыки на фон, чтобы все девочки-яойщицы визжали, — а, значит, вот о чём Хёнвон думает чаще всего? О девочках-яойщицах. — Какой, например? — Тэмин? — Тэмин для секса, а у нас тут романтика, — Хосок тушит свою сигарету и переставляет куда-то пепельницу, Хёнвон не видит, но надеется, что не заденет её, когда Хосок окончательно забирается на него, садясь на бёдра и смотря на него сверху вниз. — И ты намекаешь нам заняться сексом или поцеловаться? — Хёнвон ухмыляется, кладя руку с сигарой ему на бедро. — В открытую предлагаю, хватит болтать о том, какие вещи я храню у себя на полках, — он нависает над ним, чуть приоткрывает губы и, наконец, целует. Хёнвон отзывается и притягивает свободной рукой его ближе, чувствуя другой, как падает пепел на белые простыни. Ненадолго такие, проноситься в голове. Дальше никакой мысли нет, только тепло и вес тела сверху, мягкие пряди отрастающих волос и горячий язык, старательно пытающийся найти что-то внутри него. Это забавно, пусть и приятно. С небольшим смешком он отстраняет парня от себя. — Ты точно хочешь получить пару ожогов или пожар, — Хёнвон приподнимает руку с сигаретой, которая вот-вот сама погаснет. Хосок лишь фыркает, забирая дымящийся кусочек у него из руки, и отправляет в пепельницу. — А теперь ты спокоен? — Полностью, — Хёнвон улыбается и обхватывает, наконец, его обеими руками, гладя широкую спину одной и сжимая тонкую талию другой. Все мышцы под ладонями кажутся мягкими и дело ли в коже или его собственной фантазии. Если Хосок захочет, то сразу же перевернёт на четвереньки и сломает пополам, но вместо этого просто садится и обхватывает ногами так, чтобы нельзя было сбежать. И не потому что не сможешь, а потому что не захочешь. Подобный вид контроля ему по душе. В это время Ли начинает целовать чуть ниже, передвигаясь от челюсти к шее, слегка прикусывая кожу. На каждый полу-стон от Хёнвона он улыбается и начинает ёрзать на его теле, заставляя свой пах скользить по чужому.Но на прикосновения к пояснице уже сам стонет, в разы громче, чем Хёнвон, и заново тянется за поцелуем. — На тебе слишком много одежды, — с наигранным раздражением произносит, чуть запыхавшись и стараясь вытянуть Хёнвона из его джинсовки и футболки. Че садиться и поднимает руки, чтобы было легче стягивать ткань. Следом им в ноги летит и кофта Хосока. — И что замер? — Хосок обхватывает ногами его талию, имитируя позу из какого-то интернет-гида, и как ещё удобно? — Любуюсь, — осознание реальности резко бьёт в голову, заставляя задуматься о безопасности его и особенно Хосока, — у меня нет резинки. — А у меня — смазки, — совсем отвлечённо произносит Ли, перебираясь пальцами по его плечам, — просто отвлекись уже от всего. Хёнвон сразу же следует его словам, наклоняя голову к его груди и целуя её. Однажды ему стоит придумать кое-что с этим, отмечает он в голове, обхватывая одну половинку. Интересно, Хосок согласиться на подобные эксперименты? Да и в принципе на эксперименты? Но о чём он думает, когда они даже не ясно смогут ли зайти дальше взаимных прикосновений. Когда он даже может не увидеть его больше, если они зайдут слишком далеко с этим домом и его хозяином. Если его проникновение в дом окажется огромной ошибкой, которая приведёт его за решётку снова. Ведь никому не будет интересно, что он даже не украл ничего по итогу. Никто и не захочет посмотреть на фото, что он сделал там. «Плевать» скажет тот, кто будет рассматривать его дело, и закроет его. И за что? За кражу туфель, которым и цену не дашь, настолько стары, пусть и в хорошем состоянии, и проникновение. Очередное преступление из-за ничего. Очередное превращение любимого в чудовище. — Кажется, мы нашли твойкинк, — Хосок пытается пошутить, но получается плохо, когда Хёнвон кусает кожу сильнее нужного, и вызывает уже лишь одну боль. Ловя недоумённый взгляд старшего, он отстраняется, не убирая рук с тела и осторожно гладя место укуса. — Хёнвон? Молчит. Хосок не знает, что сделал не так, но молчание Хёнвона зловеще и холодное, но обходящее его самого каким-то огромным кругом. Он не знает, куда деть себя, куда положить руки, до этого цепляющие длинные пряди. — Прости, — наконец, тихо произносит Че и прислоняется головой к груди, словно моля. Но о чём именно? За что он просит прощение? За укус? Нельзя понять, глаза пусты настолько, что сам Хосок может в них отразиться. Не успевает он спросить, как его валят на кровать и обнимают. — Я тебе расскажу, — голос Хёнвона такой же, как в коридоре, где он держал его за руки и голову после обморока, такой же глухой, с одной лишь тоской внутри, — но не сейчас. Можно я просто побуду с тобой? — Хорошо, — ответов кроме этого не находится, и он начинает осматриваться лицо, скрываемое густой чёлкой, пальцы сами начинают их убирать, чтобы глаза увидели чистый лоб со складками на нём, — у тебя и правда скоро будут морщины. Мне нравятся такие мужчины. Последнее предложение то ли для себя, то ли для Хёнвона. Не знает, но имеет он вовсе одного мужчину. И он сейчас измученно улыбается на его груди и прижимается ближе. — А мне мускулистые по душе, у них всегда кожа гладкая везде. — Это комплимент? — ответное признание не входило ни в какие его фантазии о будущем, не сейчас, не так быстро. Так не бывает. — Признание, ответное, — Хёнвон приподнимается, чтобы поцеловать — коснуться губами красноватой и припухшей кожи, даже не поцелуй. — Обычно говорят или «да», или «нет» в ответ на подобное, — шепчет, боится спугнуть. — Тогда что ты выбираешь? — Да. 27.08.ХХ.20:01
У Юхён красивые волосы. Подпорченные краской и осветлениями, но не критично. Она самая высокая девушка в отделение и быстрее всех выполняющая его поручения. У неё длинные ноги и тонкие запястья, которые плавно перетекают в ладонь и длинные пальцы с такими же длинными ногтями, которые меняют цвет раз в две недели. Она должна была стать его следующей моделью после Хосока, думается ему, когда он подходит к посту, за которым Ким и стоит. Юхён чуть улыбается ему, она из немногих, кто так делает, здесь даже Ли разочаровал. Постоянно смотрит в пол или сбегает. Наверное, он тогда переборщил и спугнул, чем заново заработал образ строгого деспота. А таких бедняки боятся, даже если и выполняют всё безупречно. Страх остаться без каких-либо средств сильнее человеческого достоинства. Как хорошо, что он умеет подбирать моделей вне зависимости от их внутренней начинки. Иначе бы никогда не смог собрать такое количество шедевров. — Я уйду сегодня раньше, — сообщает он девушке, улыбаясь ей в ответ, — надеюсь, вы тут справитесь без меня. — Так точно, босс, — вот именно поэтому она бы никогда не стала его моделью, если бы характер был важен. Фамильярность никого не украшает, а излишняя дружелюбность утомляет. Но порой лучше промолчать, иначе даже редкие улыбки в его сторону перестанут существовать. — Кстати, Хосок уже ушёл, отметь его тоже, — небрежно кидает он через плечо, заставляя Юхён чуть сдвинуть брови, проверяя память в своей голове на правдивость этой информации. О, теперь она решила, что информация правдива, — брови снова стали прямыми полосочками. Но только вот лежащее без движенья тело в раздевалке говорит об обратном. Он чуть улыбается, когда видит опрокинутые вещи рядом. Сумка, и выкатившаяся из неё бутылка с водой. Открытый шкафчик показывает всё, что Ли когда-то приносил сюда: книжка, которую он читал в ночные смены, когда зарядка телефона подводила, небольшой контейнер с конфетками, которые ему кто-то подарил из бывших работников. Осматривать Хосока хочется часами. Парень не носится вокруг, не убегает от него в другой конец отделения, кое-как передвигаясь в своих крохотных слипонах. Он спокоен. Прекрасно неживой и пугающий своей бледностью. Такими и должны быть идеальные куклы. Действительно, это его одна из лучших моделей. Его взгляд передвигается с слегка накрашенных глаз и губ через шею и грудь, переходя со скомканной в районе живота футболки на ноги в потёртых джинсах, наконец, видя ступни. И его старую пару обуви, которую он давно закинул на чердак, потому что выкинуть нельзя — обещал сохранить, а потом отдать, если владелец зайдёт к нему. Но только никто так и не пришёл, а пара обуви, совсем малая ему, осталась лежать и пылиться. Шумы за дверью не слышатся, он едва может различить собственные панические вздохи и стук зубов, понимая, что кто-то проник в его дом. Обыскал его. Увидел коллекцию. И он даже знает кто. Че Хёнвон. Хочется кричать и плакать, как несколько дней назад, когда тот парень прокрался в его кабинет. Хочется ненавидеть весь свет и всех людей в этом чёртов отделении, и систему, которая создаёт их. Заставляет их делать ему больно. А затем поощряет каждый его всхлип очередным стеклом в рот, прося пережевать и проглотить. Хороший мальчик, говорит она, но вместо поглаживания по голове очередной удар по затылку, намеченный так чётко, чтобы если не убить, то оставить совсем без ума и рассудка. Система, которая создала их всех, и так ненавидит их. Это заставляет его успокоиться, хотя удары сердца всё ещё отдаются эхом в его грудной клетке. Туман из паники и нервных импульсов рассеивается и оставляет едва заметную головную боль. Система, точно. Она создала и их, и его. А это значит только то, что и он игрок в этой игре. В этот раз он не должен боятся. Его скоро поймают, а коллекцию разрушат. Никто не любит неживое, он помнит. Кроме, пожалуй, таких извращенцев, как он. В голове рисуется одна линия за другой, прописывается каждое его слово, отрабатывается каждое движение, которые произойдут с мирно спящим парнем на полу. Представляются его всхлипы, когда он поймёт, что с ним происходит. И дело не только в одних мерках, понимает Хёндже, улыбаясь самому себе. Сегодня снимутся не только мерки с тела. Но пока он может только падать всё ниже в свою фантазию о том, что произойдёт этой ночью и следующим днём. — Как же тебе не повезло с выбором кавалера, — присаживаясь, он легко касается пальцами мягкой щеки, чуть морщась, понимая, что придётся ещё возиться с тем, чтобы снять весь этот макияж, — а ему с тобой. Вы втянули друг друга в круг, из которого никто не выйдет чистым. Ты даже практически в прямом смысле. 27.08.ХХ.23:51
Хёнвон нервно стучит пальцем по экрану телефона, печатая ещё одно сообщение. Хосок не отвечает уже несколько часов. Глупо думать, что тот ему обязан отвечать или как-то оказывать внимание. Да, вчера они целовались, признались в симпатии и теперь могут официально называться встречающимися, но всё же. Личное пространство никто не отменял. Внутри заново сидит то чудовище, что настигло его вчера по приходу домой. В этот раз ведёт себя тише. Вероятно, ждёт момента для атаки. Точит свои когти и зубы, думая куда в этот раз стоит их воткнуть. Сообщение не прочитано. Как и десяток других. Он просто пришёл домой очень уставший и уснул. Он встаёт очень рано и работает весь день. Он завтра утром тебе ответит. Хёнвон повторяет эти слова шёпотом, словно стараясь заколдовать самого себя. Успокоится это не позволяет, но рациональная сторона заклинания ему нравится. Ведь не похитят же его? Кто вообще решит покуситься на Хосока, который пусть и не сильно высокий, но имеет такие мускулы, что сломает руку об колено с той же лёгкостью как сухую ветку? В это время экран успевает потухнуть, словно соглашаясь с ним. Но опять вспыхивает. Хёну? Давно они не говорили. Сообщение совсем короткое. Назначение встречи. Время, место и повод — его недокраденный дом и куклы, что там стоят. И вопрос о Чжухоне. Тот, как всегда, его любимчик. И имя третьего лица — Им Чангюн. Хёнвон вздыхает. Это совсем не помогает ему. Но он всё же печатает ответ. Хочется верить, что завтра он получит все нужные ответы. От Хосока и от Хёну.