18:01
За всё время экскурсии Чангюн не произносит ни слова. Хёну не особо обращает на это внимание, внимательно слушая скульпторшу-ведущую Гахён, что с такой радостью в глазах водит их по залам, показывая различные материалы и примеры работ. Молчание замечает лишь Кихён, которого больше интересует сам метод создания работ, нежели они сами. Восторженный голос девушки и вовсе его раздражает. Пока они прошли лишь часть залов. Тот, что нужен ему, - самый последний. Каждый раз, когда Ю отводит взгляд, если не в окно и не в противоположную сторону, то натыкается на Чангюна, опустившего голову вниз и смотрящего в пол пустыми глазами. Значит, он о чём-то думает. Таким он видел его только один раз. Они тогда впервые крупно поссорились, из-за чего не помнит. Но прекрасно в его мозг врезался образ парня, который шёл к нему медленно, шаркая ногами об ногу и смотря на него с огромной неуверенностью. Только тогда он улыбнулся после какой-то неудачной шутки, и сам начал заглаживать вину. Сейчас в его голове проходит какой-то более тёмный и глубокий процесс. Чангюну не нравится здесь. Ему не нравится то, что произошло в том офисе. Ему не нравится, что его умения и навыки, как и его самого, поставили под сомнение. Хочется упрямо подбежать к Хёну, потянуть его за плечо и начать доказывать, что он заслуживает доверия и той должности, которую он занимает. Что он знает, что делает и зачем. Ему слишком хочется этого. Обида растекается по всему телу, оставляя зуд внутри. Он так много делает, так старается. И всё впустую. Ведь всю необходимую информацию добывает даже не они, а те чёртовы арестанты, за которыми Хёну как бы, технически, должен следить. Хочется что-то ударить. Или закричать. Но увы. Пока всё, что он может делать это ходить хвостиком, за красивой девушкой с пухлым детским личиком и кукольными ресничками, надеясь, что хотя бы одного заинтересованного слушателя ей достаточно. В последнем зале ему становится в конец плохо. И даже не от собственных мыслей. А от фразы «если человек знает, что делать, то снятие мерок займёт всего лишь полдня». По взглядам Кихёна и Хёну он понимает, что данный факт ошеломляет не только его. Если что-то произойдёт, то они в любом случае проиграют. Нет никаких шансов поймать этого врача, только если не с поличным.Но как понять, кто будет его следующей жертвой? Для этого нужно заново в отделение. Но Кихён уже засветился, Хёну и вовсе не пропустят теперь. Чангюн и вовсе по возрасту не пройдёт. Именно с такими мыслями Ю закуривает очередную сигарету. Удивлённо отмечает тот факт, что Чангюн не отворачивается от него, не хмурится, как он обычно делает при виде сигары в его рту. - То есть мы, по факту, в тупике? – первым нарушает молчание Хёну. Он странно разговорчив сегодня и слишком заинтересован в деле. - По факту, да, - ему хочется грубить и язвить, но не время, - так что же ты хотел нам объяснить? Да, мы выяснили, как делаются куклы и что наши записи такое. Но что дальше? Может, это всего лишь сумасшедшая игра этого парня. Знаешь, как дети любят играть во что-то. Они создают целую легенду, а чтобы остальные поверили в её реальность, создают нужный антураж и атмосферу. Кихён даже не старается молчать о записях. Чтобы получить правду, нужно её сказать. - Дальше – ничего, но то, что похищения, а это именно они, были, это правда, - Сон достаёт свой телефон и, чуть поколебавшись, показывает им фото. На них куклы – почти такие же, как в галерее. «Почти», лишь потому что другие люди, сама же техника и исполнение такие же. Не надо быть и ценителем, чтобы это понять. Гахён - действительно мастерица своего дела. Чангюн понимает, что не в себе, когда ловит себя на мысли о том, что у него заложило уши, и что его единственное желание – это выбросить телефон с фото и растоптать его экран каблуком своего ботинка. Он останавливает этот порыв. Но злость не проходит. К ней присоединяет понимание того, что его обманывали всё это время. Водили за нос. Да, он должен был это понять давным-давно. Знал, с кем связывается. Информаторы работают на себя, ни на кого другого. Им плевать на всех, кроме себя. Им нужны лишь деньги. И они никогда не будут разглашать больше, чем считают нужно. Но тупое чувство обиды снова грызёт его. "Бывших" не бывает. Никто не будет меняться к лучшему. Природа устроена не так. Все эти эмоции приводят только к тому, что их единственными зацепками в деле стали Че Хёнвон и Ли Чжухон. Те самые парни, о которых он так захотел узнать, и которым пророчил новое, искусственно вшитое дело. Все его дальнейшие действия были на автомате. Довезти Хёну до дома, сказать Кихёну «не кури в доме или проветривай хотя бы», упасть на диван и пялиться в пустую точку на потолке, пока этот куряка разогревает ужин. Последнее, что он помнит, это их разговор с Кихёном, не переросшим в громкий спор лишь из-за усталости и кончившийся тихим «но меня же ты принял». 28.08.ХХ.20:42
Ему так никто и не ответил, грустно замечает Хёнвон, проводя по экрану телефона пальцем. После больницы и дней полных планирования бурная, если её такой можно назвать, жизнь давит на него. Утро, а вернее день, началось с того, что он проспал собеседование в библиотеку. Да, ту самую. Кое-как собравшись и приведя себя в хоть какой-то приличный вид, он бежит на остановку. Работник библиотеки потом долго и скептично-агрессивно смотрит на него. Но всё же берёт на испытательный срок. Затем Хёнвон отрабатывает первые часы и хочет проклясть всех людей, которые так сильно не хотят его слушать и постоянно мельтешат перед ним своими телами. Библиотека не только является пунктом «послушать и погалдеть», но и небольшим магазинчиком. А это означает лишь маленьких детей, выходящих на первый в своей жизни пикет ради раскраски. Даже хочется вслух выругаться теми словами, которым его научили на перерывах, отведённых для игры в баскетбол. Но он сдерживает себя, и, стиснув зубы, улыбается и продолжает рассказ. За всем этим мельтешением он не замечает ни единого дребезжания телефона в своём кармане. А его и не было. Поход до назначенного Хёну места занимает всего лишь час. Кафешка как всегда прекрасна. Отделка под дерево, огромное количество растений, которые явно являются любимцами владельцев, иначе были бы полузавявшими, мягкая кожаная мебель и футуристичные светильники над каждым столиком. Информатор каким-то образом знает лучшие дешёвые места этого города. Когда Хёнвон в очередной раз блокирует телефон, понимая, что никаких сообщений не предвидится к нему подсаживается Хёну. - Ты знаешь, в чей дом вы влезли? – он начинает без прикрас. Видимо, они вляпались. И настолько сильно, что Хёнвон представить не может. Он опускает голову вниз, давая понять, что ответ лишь один. - Как я и думал, - Хёну тяжело вздыхает. В это время перед ним ставят стаканы с крепким кофе и чаем, тарелку с шоколадным чизкейком. Хёнвон чуть улыбается. Почему-то самые типично мужественные люди в его окружении обожает такие вещи, которые совсем не подходят такому слову как «мужественность». Если есть вообще хоть что-то, что может идеально подходить к чему-то. - Но ведь проблема не только в том, к кому мы пролезли? Разве наша проблема не в том, откуда и зачем у него это «коллекция»? - Да, но это лишь вопрос, - Хёну кивает головой, отправляя в рот кусок торта, - проблема в другом. В том, что мы знаем практически всё, что нужно, чтобы поймать этого парня. Всё, кроме одного. Тайминга. - Всё? – Хёнвон недоверчиво нахмуривает брови, отпивая кофе и обжигая себе язык. - Не буду ходить вокруг да около, тот, в чей дом вы так неудачно влезли, - твой бывший лечащий врач, Шин Хёндже. Че хочет спросить, откуда он знает столько много, а потом осаживает себя. Это будет глупо. Имя Чангюна в сообщении, Кихён в отделении, Минхёк в конце-концов. Все эти три имени вместе дают самый сочный микс нужной и не очень информации, которая так нужна Хёну. - Тогда что не так с таймингом? - Всё, - коротко и тихо гневно отвечает Хёну, - единственное, что известно – примерная периодичность его заказов кукол. Раз в пару месяцев. Последний заказ он делал где-то три или четыре месяца назад. Художница это помнит. - То есть… - что-то начинает паниковать внутри Хёнвона, что-то отчаянно ему говорит бросить всё и побежать в тот злосчастный дом, но он не знает что. Он списывает это на чудовище, что терзает его с самой выписки. - То есть скоро у него будет новая кукла, - Хёну тянет из него ответы, видя, как плечи человека напротив него непроизвольно начали застывать в самой неестественной позе, а кулаки сжиматься. Хёнвон резко чувствует головокружение. Словно принял какие-то сильные таблетки и забыл о том, что нельзя их пить стоя. Но он сидит. Сидит и прокручивает в голове всё, что списывал в больнице на заносчивость, брезгливость и фальшь. Рассказы Хосока об увольнениях, его косые и беспокойные взгляды буквально только из-за присутствия Шина рядом с ним в одном помещении. Их разговор в столовой и та казалось ироничная мысль о запрете рабочих романов. Всё это теперь имеет смысл. Абсолютно всё. - Хёнвон? - У меня есть пару предположений, - кое-как выдавливает из себя Хёнвон, стараясь не скрипеть зубами, - но если хоть одно из них правда – то ему не стоит попадаться мне на глаза никогда в жизни. 28.08.ХХ.14:29
Он всё ещё не может понять, где находится. Каждый раз, когда он пытается понять это, осмотреться, по щеке приходиться хлёсткий удар и полурык, значение которого не ясно, но он понимает, что лучше не дёргаться ещё пару минут. А через пару минут он опять оказывается в какой-то другой позе. Сначала он был привязан к стулу. Он это понял. Потом его как-то подняли на ноги, затем также отцепили и уронили на кровать. Это точно она. Слишком мягкая, чтобы быть футоном или ковром. И так до бесконечности, пока к телу перестают прикладывать какую-то нить.Дальше чувствуется лишь давление верёвок, связывающих запястья и ступни. Лёжа на чём-то мягком, ему вспоминается собственное имя. Ли Хосок. Но что он делает здесь? Почему он связан? И что его заставили выпить или съесть, что его так ведёт? - Кажется, ты начинаешь чуть-чуть приходить в себя, - улыбается Хёндже, заходя в спальню. В его руках пачка презервативов и стакан с водой. Со временем препарат выходит из крови. С такой массой тела первые признаки сознания были ещё часов шесть-семь назад. Улыбка принимает форму оскала, когда на его фразу голое тело сжимается перед ним. За время снятия мерок он успел налюбоваться абсолютно каждым сантиметром, сейчас даже не хочется тратить драгоценное время. Его не так уж и много. Хосок чувствует крепкую хватку на своём горле, которая заставляет его подняться на колени, запрокинуть голову и открыть рот. Он не может возразить, когда к его губам подносят стакан и что-то вливают. Это-то то, из-за чего он в таком состоянии, понимает он. Попытку не глотать прерывает тихое недовольное шипение и рука, которая сразу же зажимает нос и заставляет сделать глоток. Дальше его голова летит вниз. Последней почти осознанной мыслей становится то, что его могли приложить виском о корпус кровати. Во всяком случае, он бы сделал это. С огромной радостью. Но сейчас единственное, что он может чувствовать лишь страх. Ему холодно, а ног и рук он уже не чувствует. Глаза получается открыть кое-как. Всё смазано. Над собой он видит лишь силуэт какого-то мужчины. Сейчас он что-то старательно открывает, коробку? Затем опускает руку ниже, двигает ею и стонет. Если бы он мог закричать, то сделал бы это. Но в горле ком, а в ушах звон. Он еле ощущает, как та же рука прикасается к его лицу. Но чувствует этот запах. Запах пениса, который есть у всех мужчин. Его сейчас стошнит. - Сволочь, - Хёндже шипит, отдёргивая руку. Он и не думал, что кто-то даже в таком состоянии может попытаться оказать сопротивлении. Но, наверное, это его очередной просчёт. Нужно всего лишь следовать плану дальше. Всё будет идеально. Его переворачивают на спину и задирают ноги. Он чувствует, что мужчина может видеть абсолютно всё. От этого взгляда хочется спрятаться, закрыться, что Хосок и пытается сделать, но его руки отбрасывают. Первым он чувствует чужое дыхание. Оно заставляет его ещё сильнее пытаться сжаться. Затем появляется язык. Влажный и тёплый. Отвратительно. Ему это не нравиться. Не должно. Но тело, которое всегда имело слабость к такому, хочет подвести его. Ему приятно это прикосновение. А щекотание мягких волос о ягодицы заставляет подумать о Хёнвоне. Хёндже слышит всхлипы и удивлённо поднимается, желая посмотреть в лицо своей жертве.Капли стекают по скулам и щекам, какие-то попадают в район ушей. Наконец, он видит хоть что-то кроме испуга или спокойствия. Это заставляет крутить живот и хотеть сделать ещё что-то. Но в этот раз совершенно не приятное. Презерватив оказывается на своём месте, а ноги Хосока идеально сложены в коленках, чтобы войти почти на всю длину даже без смазки. Потом станет легче. Он знает. Он что-то порвал, понимает Хосок, когда чувствует боль и жжение снизу. Его ладони вцепились в ткань покрывала, и сейчас он пальцами может нащупать дырку и торчащие их неё нитки. Его бёдра так крепко сжимают, что хочется рыдать в голос. А ощущение текущей крови и вовсе биться в истерике, задевая ногами тело мужчины. За что он и получает очередной удар по лицу. Теперь кровь течёт и из носа. Трудно дышать. Сначала проблемой были слёзы, теперь и крови. Мужчине совершенно всё равно. Он двигается в нём как хочет, сжимает своими мозолистыми руками горло до синяков. Порой бьёт по бёдрам или даже рукам, которыми Хосок пытается прикрыть грудь, когда тот начал выкручивать пальцами соски. Мысль о том, что эта рука ужасно похожа по размеру на руку Хёнвона, заставляет ещё больше скулить. Кричать не получается. Да и кто его услышит. Хёндже двигает бёдрами, отсчитывая до ста в голове и потом снова по кругу. Старая привычка. Позволяет не сбиваться. Будет жалко, если он собьётся на таком важном моменте. Лицо Хосока совсем искажено. Красное, в слезах и крови. На щеках уже виднеются синяки от старых и новых пощёчин. Ему надоедает смотреть на это. Он выходит и перекатывает тело, заставляя встать на коленки. Теперь он может оценить масштаб его работы. По бёдрам стекает кровь узенькими струйками. Довольный, он обхватывает рукой член парня и сжимая его. Больнее. Лишь бы больнее. Но кому-то же такое нравится. Он знает это. Жаль, что Хосок не один из них. - Спорим, если бы с тобой сделал это тот парень, то ты бы извивался от наслаждения и чуть ли не визжал бы? Не волнуйся, технически происходящее сейчас тоже его рук дело, не стоило воровать чужие вещи, – Хёндже любит это. Люди так сильно отнекиваются от таких техник, что сами не признаются перед самими собой, что именно это им и нужно их партнёров. После этих фраз парень в его руках начинает дрожать. Видимо, Хёнвон и правда настолько значим. Ему даже жаль. Пост-травматические синдромы бывают неизлечимы в некоторых случаях. Он входит в податливое тело вновь. Хосок не чувствует ничего ниже пояса. Зато щекочущее чувство капающей на простынь крови всё ещё здесь. Он не может найти сил даже на то, чтобы плакать, чтобы понять хоть что-то из произнесённого. Не получается. Он хочет, чтобы всё кончилось. Чтобы незнакомый мужчина перестал напоминать ему о Хёнвоне. Он не хочет, чтобы тот знал хоть что-то из того, что происходит сейчас. В это время позади него слышатся стоны. Он скоро закончит, понимает Хосок через заново накрывающий его туман. Тело само падает на постель. Голова только двигается не по его воле. Снова этот запах. В следующую секунду он чувствует на лице что-то липкое и тёплое. Очень похоже на язык в самом начале. Хёндже кончает с громким стоном, смотря, как сперма капает на уже синеватое лицо. Решая, что оставлять всё в одной луже это не слишком красиво, он проводит головкой от щеки до губ и по пространству на носу, доводя белую массу о щеки, и заставляя её течь в самое ухо. Да. Так будет красиво. 29.08.ХХ00:29
Человеческий мозг работает отвратительно. А хуже всех его собственный. Чжухон ненавидит себя, когда впервые за всё время просматривания записей с камер дома, узнаёт лицо своего лечащего врача. В другой ситуации он бы отшутился от самого себя со словами «с кем не бывает», «ну ошибся». Но сейчас так не прокатит. Он это понимает. Особенно, когда получает смс-ку от Хёну с именем и объяснением. Он подставил их всех. Если бы не он и его невнимательность и тугая память на лица, то они не находились бы здесь. В опасности быть осуждёнными за незаконное проникновение, и в проникновении в личную жизнь. Ответственность за всех жертв, чьи тела теперь существуют в восковом образе, пугает до чёртиков. Ему не хочется думать, что кто-то из окружающих его сейчас людей может оказаться следующим. Это может быть даже он сам. Но почему-то ему хочется увидеть всю коллекцию врача в живую. Увидеть этих недо-людей и ощутить это неприятное чувство. Интересно. Ещё больше интересно, по какому критерию он выбирает своих жертв. Это только девушки или только парни? Если те и те, то важно ли ему строение тела? А вдруг нет? Именно это он высказывает Минхёку, который висит на телефоне уже около часа. Минхёк, пожалуй, больше всех связан по рукам и ногам. Он не был ни в доме, не знает больше базовой информации о работе камер. И наблюдателем не отправишь. Люди всегда его замечают. Даже если он просто сидит и листает ленту в телефоне. - Если бы до этого можно было догадаться, то кто-то бы заметил, - Ли устало говорит, по звукам из трубки слышно, что он переворачивается на бок, - больница такое место, что слухи распространяют быстро. Чжухон лишь хмурится и поджимает губы, на экране перед ним проигрываются записи трёхмесячной давности. И да. Врач кого-то действительно принёс на руках в тот день. Девушка, с длинными чёрными волосами. Её лица не видно, но она одета в красивое цветочное платье. В голове проскакивает мысль о том, чтобы завтра спросить Хосока о такой. Дальше он видит, как Шин несёт её на второй этаж, раздевает и начинает проводить какие-то измерения. Это не особо интересно, но ему стоит досмотреть до конца. В это время Минхёк начинает рассказывать о своей работе. Во время истории о маленькой грубой девочке, что не хотела убирать за собой разбросанный мусор, девушке измеряют голову. На моменте смеха над глуповатым парнем айтишником, который не понимает разницы между двумя сортами мороженого, мужчина мерит грудь. А во время рассказа о красивой девушке с длинными фиолетовыми волосами в клетчатом платье, пришедшей вместе со своими подругами, Чжухону становится слишком отвратительно от мыслей, что кроме этих мерок могло произойти что-то иное. Он изменяет скорость воспроизведения. Но случайно промахивается. В темноте его зрение ухудшается, а болтающий на ухо Минхёк не делает сидение в позе креветки на кровати лучше. Его переносит на запись, которая идёт сейчас. Он чертыхается, но не успевает уже обвинить говорящего в потраченных секундах его жизни. На экране всё тот же дом. Но только в полном беспорядке. В гостиной он видит разбитые часы и вазу. Не тронут только кабинет. Больше всего его внимание привлекает фигура мужчины, хозяина дома, лежащего недалеко от лестницы, в луже крови. Даже через приглушённые цвета камер видно её ярко-красный цвет,свежая. И тут его внимание привлекает движение. Он совсем не заметил ещё одну фигуру человека. Она казалось совсем маленькой, пока осторожно не подошла к телу и не начала что-то судорожно искать. У человека широкие плечи и чёрные волосы. Когда он оборачивается и бежит к входной двери, Чжухон видит знакомое лицо. Хосок. Это точно он. Что-то кричит внутри него, чтобы он срочно звонил. Он должен это сделать. Даже не слушает то, что кричит уже ему в трубку Минхёк, потом объяснит, Ли набирает знакомый номер. Долгие гудки. Слишком долгие для Хёну. Никто не берёт. Он звонит второй раз, третий и четвёртый раз. После такого же долгого ожидания, трубку всё же берут. Он успевает крикнуть что-то вроде «Хосок в беде», как чей-то крик обрывает звонок. В палате темно. Экран ноутбука порой мелькает, но не светит слишком явно. Наверное, боится своего хозяина. Чжухон ходит по палате из угла в угол уже час. Минхёк всё понял и теперь сам явно в своей квартире готовит кофе, как делает всегда, когда нервничает. Он откуда-то знает об этой привычке. Наконец, Хёну отвечает ему. Он запыхавшийся. Первый его вопрос – кто, второй – почему. После всего услышанного Чжухон понимает, что тот не один. С ним Хёнвон. Тот берёт трубку. Его голос ледяной, словно доносящийся сквозь воду. И ему приходиться рассказать абсолютно всё, что он увидел на этой записи, пока ждал ответа от них. Хёнвон не отвечает. Вместо него прощается Хёну. Сам же Чжухон кое-как добредает до уборной. Его вырывает.