***
Стэйси отказывается выходить из комнаты. Так и лежит на своей кровати в грязной одежде. О плече его сразу позаботились. Бинты неприятно тянут и рана всё ещё болит. Стэйси не пьёт обезболивающее, что ему дали. И просто пусто смотрит в потолок. Ему не нравится ничего из того, что с ним происходит. Он борется с очередным приступом тошноты и старается аккуратно перевернуться набок. У Стэйси болит живот и голова, Стэйси хочется что-то разбить-сломать-побить. А вместо этого он теперь пялится в стену. Не моргает так долго, как может. Так долго, что глаза начинают болеть. Забывает дышать. А потом судорожно глотает воздух. С этим нужно что-то делать. Он должен что-то делать. У него руки всё ещё в крови Помощника. В дверь привычно не стучат, но открывают без спроса. Джейкоб не особо церемонится. Садится на стул у окна и не включает свет. Стэйси молчит и не двигается. Меньше всего он хочет сейчас общаться. Он соскучился по дому. Соскучился по тому, какой его работа была до этого дерьма. Соскучился по тому, что можно чувствовать себя нормально, а не вот так. Как он соскучился. По обычной, мать её, человеческой жизни. — Как плечо? — первым начинает Джейкоб. Стэйси пару секунд молчит. И вздыхает. Понимает, что надо отвечать. Так положено. Джейкоб видит, как чуть расслабляются плечи Стэйси. — Болит, — коротко отвечает Пратт. Он нехотя снова переворачивается на спину и встаёт. Наконец-то стаскивает с себя грязный верх военной формы и бросает её на пустой стул у кровати. Он почти полюбил эту рубашку. А завтра (или через пару дней, когда он сможет нормально двигать рукой) он обязательно её постирает. — Я, эм… — Стэйси теряется в словах, поджимает губы и осматривает комнату, словно где-то на стене написана целая пламенная речь. А её нет. Поэтому Пратт затыкается и смотрит на Джейкоба. У того что-то в руках. — Ты молодец. Заслужил. — Джейкоб эту «пламенную речь» заканчивает за него. Снаружи горят фонари с противным жёлтым светом. И свет падает на новый верх военной формы. С именной нашивкой. В другой руке Джейкоб сжимает металлическую бирку с данными Стэйси. Всё те же привычные имя, фамилия, группа крови и день рождения. Даже день рождения Пратта. Джейкоб встаёт с места и просто бросает новую форму и жетон на кровать Стэйси. Пратт смотрит непонимающе сначала на «подарок» Сида, потом на него самого. Резко встаёт с кровати и хватается за плечо — слишком резко. Пратт злится. Он убил Помощника ради этого — ради новой одежды, ради… что это такое? Стэйси берёт в руки бирку и подходит к окну, чтобы рассмотреть этот кусок металла. — Как ты узнал? — Пратт зло хмурится, когда видит дату своего рождения. У него ощущение, словно это не просто цифры. Это что-то личное. Та информация, которая принадлежит ему — не Джейкобу. Какой-то интимный секрет. Что-то, о чём люди предпочитают молчать. И Джейкобу это известно. Пратт не хочет знать, что ещё Сид успел накопать на него. Оседает на стул и откидывает голову, упираясь затылком в прохладную стену. — Это было легко, — сухо отвечает Джейкоб, касаясь нескольких таких же бирок, что висят на его шее. Лицо у Джейкоба всё такое же каменное. Стэйси сложно понять, какое сейчас настроение у Солдата. Но тот и не хочет понимать. Ничего не хочет. Джейкоб неожиданно вздыхает и трёт переносицу. Пратт знает этот жест и кривит губы. Что-то идёт не так. Всё внутри снова сдавливает от унижения. В который раз. Пратт слишком хорошо знает эти повадки, чтобы сомневаться в том, что Джейкоб раздражён. Поэтому снова подчиняется, чтобы не накалять обстановку. Поэтому просто кое-как одной рукой накидывает цепочку с жетоном себе на шею. И они просто смотрят друг на друга. — Зачем ты это делаешь? — Пратт заставляет себя говорить спокойно. — Ты выполнил своё задание. Ты принёс жертву. В этот раз хмурится Джейкоб. Так же, как и Пратт. Стэйси удивленно поднимает брови — это что-то новое. Они друг друга запоминают, изучают. Особенно Пратт. Потому что Пратту нужно выживать. И Джейкоб — это целая вселенная, чёрт возьми, в которой хрен спокойно поковыряешься. Пратт запоминает все мелочи, чтобы после снова не оказываться в той-самой-комнате. Пратт это запоминает, потому что ему интересно. И ему трудно это осознать. Трудно принять тот факт, что Сид — один из этой ненормальной семейки — в какой-то момент, спустя столько времени, становится ему интересен. Как личность. Стэйси убеждает себя, что это всё — всё ради того, чтобы выжить. — Я его убил. Точнее ты, — пусто бросает Стэйси. Он поднимает не пораненную руку и смотрит на всё ещё испачканные в крови пальцы. — Я слышал, как он кричал. — Не совсем, — перебивает его Джейкоб. В голове Пратта снова мелькают эти картинки. И лицо Салаги. Который умирает. Которому всё даётся так просто. Который спасает округ Хоуп и его жителей, пока Стэйси таскается за Джейкобом. Салага, который вечно где-то впереди. Салага, который в е ч н о может то, чего не может Стэйси. От этих мыслей начинает неприятно ныть челюсть. — Не совсем кричал? — язвит в ответ Пратт. И неожиданно чувствует облечение от смерти Салаги. — Не совсем мёртв. Эти слова выбивают воздух из груди. Стэйси так и замирает, разглядывая свои пальцы. Салага не мёртв. Или мёртв? Пратт поджимает губы, закрывает глаза и пытается справиться с приступом гнева. Сжимает пальцы, но тут же снова раскрывает ладонь и ведёт ею по собственному лицу. Это просто невероятно. Это просто не укладывается в голове. Пратт вскидывает руку вверх — «что за чёрт?» И Джейкоб подходит к нему. Удивительно близко. Стэйси упирается взглядом в его довольное лицо. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но понимает, что это бесполезно. Сид был безнадёжен. — Он нужен Отцу, — продолжает Джейкоб, забирая со стола свой армейский нож. Пратт отворачивается и делает тяжелый вдох. — Поэтому Помощника нельзя убивать, но подрезать крылья — нужно. Чтобы пташка не улетела слишком далеко от своего гнезда. Джейкобу кажется, что Пратт сейчас похож на куклу. Такую потрепанную старую куклу. Сидит она на стуле перед тобой. Пихнёшь куда-то — и она согнётся пополам, переломается. Так и Пратт. Сидит. Послушный. Уставший. И в этом своя прелесть. Джейкоб этим откровенно любуется. И чувствует некую власть. Смотрит сверху вниз. Смотрит так, словно Пратт валяется у его ног. Так, словно… Сид прокручивает в руках нож и упирается остриём в шею Стэйси. А Стэйси послушно вскидывает голову. Стэйси невероятно устал и хочет наконец-то сдохнуть. Но желание распространяется только на эту ночь. — Какой твой грех? — тихо интересуется Стэйси. Он сглатывает, и чувствует, как по кадыку почти невесомо прошлось лезвие. Стэйси щекотно. А на коже нет пореза. Джейкоб убирает нож обратно и вешает себе на пояс. — Не интересовался, — честно отвечает Сид. Он оборачивается и уже готов уходить. — А мой? — Пратт всё так же не опускает голову и пялится в потолок. Замечает, какой причудливый узор вышел от потрескавшейся штукатурки. Пратту хочется спать. Вот так заснуть на стуле до утра. Или сразу на пару дней. Он всё же тянется к бутылке воды и обезболивающему на столе. Джейкоб открывает дверь и медлит с ответом. После цокает языком и усмехается: — Слишком сладкий. И захлопывает за собой дверь. Стэйси едва сдерживается, чтобы не кинуть бутылку вслед. Но чувствует облегчение.Часть 3
2 июня 2019 г. в 23:33
— Проредим стадо, Джейкоб, — зло бормочет себе под нос Стэйси, когда убивает второго. У него не дрожат руки и он полон решимости. Он цепляет ножны к поясу своих штанов и вздыхает. Ждёт, когда Джейкоб что-то скажет, но в комнате слишком тихо. До нового выстрела.
Стэйси пытается вспомнить, как это было, когда сознание ему не подчинялось, и он убивал, потому что в голове у него играла мелодия — до ненависти привычная мелодия. И Стэйси точно может сказать — это было не так, как сейчас.
Тогда, после выстрела, всё разлеталось в пыль. А сейчас… сейчас Пратт смотрит на два трупа, что лежат перед ним. Его тошнит, когда он замечает дыру в чужой голове. Его тошнит от того, что он делает. Он чувствует, что будет жалеть об этом. Но немного позже.
Сейчас он собирает чужие патроны. Перезаряжает свой пистолет, а за пояс убирает новый — на всякий случай.
— Отлично, — наконец-то раздаётся голос Джейкоба. Стэйси даже не ищет источник звука. Он старается успокоить весь тот водоворот эмоций внутри, что топит его. Крепче перехватывает пистолет двумя руками и идёт дальше. Выстрел. Спрятаться за стеной. Выстрел. Крики. Выстрел. И каждое тело безжизненно падает перед ним. И каждый верит в то, что нужно проредить стадо. Каждый, кроме Стэйси.
Он собирает патроны и прислушивается, чтобы никто к нему не подошёл со следующей комнаты. Вместо голоса Джейкоба он слышит чужое рычание и вой. Чертовы судьи.
Пратт поджимает губы, чтобы не выругаться. Он думает о том, что может вернуться, может сказать «нет». И тогда Джейкоб всё равно заставит убивать, но со шкатулкой. И так проще. Когда ты ничего не понимаешь. Когда это не ты. Это шкатулка.
«Только ты можешь это сделать».
Стэйси ловко перезаряжает пистолет для следующей комнаты. И там приходится повозиться. Потому что это чёртов лабиринт, а не коридор. Кто-то почти попадает в него. Кидается сзади и валит на землю. На секунду Пратт думает, что было бы лучше даже не вставать. В следующую секунду он стреляет в голову бойца сопротивления и равнодушно уворачивается от тела, которое падает на него.
Второй перезаряженный пистолет тоже оказывается за поясом. Пулемёт Стэйси кажется удобнее. В тела влетает сразу по несколько пуль; они дробят черепа, они оставляют в значках «Пумы» дырки.
— Молодец, — слышится снова неизвестно откуда. Пратт уверен, что Джейкоб вне себя от возбуждения; от того, как он, Пратт, послушно выполняет поставленную задачу. На секунду Стэйси чувствует гордость: он смог, почти смог сделать то, что сказали, что приказали. Он — оружие. Он… дёргает головой, морщится и судорожно перезаряжает пулемёт.
Он не горд собой. Что за чёрт. Что за ересь. Ему нельзя гордиться этим.
— К чёрту, молчи, — бубнит Стэйси под нос. И отказывается признавать, что не сможет сказать эту же фразу так громко, чтобы Джейкоб услышал.
Джейкоб учит, что на войне нет места эмоциям. Поддашься им — и всё, ты труп. Стэйси, почти труп, когда стреляет мимо и получает пулю в плечо. Роняет пулемёт и тут же хватается за пистолет, стреляет в ответ — тоже в плечо, потом в голову, потом ещё несколько раз в голову, в голову, в голову.
— Персик, — Пратт готов поклясться, что Джейкоб усмехается, когда зовёт его. Сейчас это прозвище вызывает раздражение. Но приводит в чувства. Пратт прижимает ладонь к плечу и чувствует, как одежда становится влажной и тёплой. Рана неприятно ноет и пульсирует. Что ж, придётся после зашить дырку в форме.
В следующей комнате Стэйси куда более внимательный и больше не позволяет в себя попасть — попадает сам. И понимает, что там, за углом, его ждёт финал. Он достаёт нож.
Помощник выскакивает на него первый. В белом свете лампы он кажется чудовищем: весь в крови, с безумными глазами, часто дышит и — Стэйси уверен — он ничего не соображает.
«Жертвуй слабыми».
— Эй, Салага, — Стэйси встречается с ним взглядом. И Помощник замирает на месте. Не стреляет. Признаёт своего. Для Помощника время, кажется, замедляется. Для Пратта тоже эти секунды тянутся вечность.
Стэйси оказывается слишком близко. Его дыхание сбивается. Он перехватывает нож. И его руку накрывает чужая. Стэйси чувствует грубую, шершавую кожу на тыльной стороне своей ладони и сильную хватку.
И, кажется, у них с Джейкобом одно сознание на двоих: Пратт закрывает глаза и чувствует, как легко нож врезается в тело Помощника. Чувствует, как его руки дрожат. Рука Джейкоба поверх руки Стэйси не дрожит. Сид заставляет Пратта немного провернуть нож.
Стэйси тошнит от чужого крика.