***
Джейкоб замечает, какой недовольный ходит Пратт. Сначала старается это игнорировать, но игнорировать вечно хмурую морду рядом сложно. Мало того, что Стэйси одним своим видом нагонял тоску, так ещё и был какой-то уж больно рассеянный — частенько натыкался на какие-то косяки, на ящики с оружием, в конце концов, на других сектантов. И это начинало раздражать. Выдержка у Джейкоба была чудесной. Поэтому он молчал. По крайней мере, Пратт не сильно мешал этим, а если и приходилось извиняться, то он это делал сам — как-то загнанно и отстранённо. После приезда Джона Стэйси всё никак не мог отделаться от мысли, что так дальше продолжаться не может: эта паршивая рубашка, паршивая бирка, паршивая жизнь в этом лагере. И что, если Джон вернётся и действительно решит искупать Пратта в Блажи? Что тогда? Пратт знал, что за этим следует. Сектанты не были тупыми, кто-то рассказывал Стэйси о том, чем занимается Джон. Сначала тебя искупают в Блажи, точнее зальют её в речку, а потом окунут тебя. В лучшем случае ты будешь смирным и вытерпишь это, в худшем — тебе свяжут руки, чтобы ты не сопротивлялся. Потом начиналось самое мерзкое: наркота начинала действовать, подкидывать тебе всякие туманные ведения и дурные картинки в зелёной дымке. И это должен был увидеть Пратт. Галлюцинации. А потом тебя вытащат на берег. Джон коснётся пальцами твоего лба. И тогда — тогда ты будешь очищен от своих грехов. Так говорили Пратту сектанты. Описывали это, как что-то прекрасное. Что-то, что даёт легкость, веру, желание жить. Пратт тогда с большим трудом не ушёл подальше от этих людей. Это было невыносимо. Но при этом было интересно. Словно… словно обсуждали смертную казнь самого Стэйси! И он непременно должен был знать, как это произойдёт! И он знал, что дальше, пока Блажь действует, Джон заставит сознаться во всех грехах. Даже в самых мелких, самых ничтожных. Стэйси понимал, что за словом «исповедь» для Джона крылась возможность поиздеваться над людьми. Действительно заставить их говорить. Вытащить из них даже самую, казалось бы, мелочь. Любыми способами. А после Джон «вживит» твой грех в твою плоть. И только тогда оставит в покое. Пока не решит, что ты готов избавиться от своего греха. Пратт натыкается на очередной ящик с оружием, когда думает о том, что Салагу наверняка ожидает всё это. И Стэйси его становится даже жаль. Но Помощника точно кто-то спасёт. Кто-то. Спасёт. Как Помощник пытался спасти Пратта. Стэйси тряхнул головой, словно это должно было помочь избавиться от таких навязчивых мыслей, и только понял, что они с Джейкобом остались одни. Пратт посмотрел через сетку, которая служила оградой — и всё же округ Хоуп был красивым. — Что? — он натыкается на осуждающий взгляд Сида, и вздыхает. Сам понимает, что становится невыносимым, когда нервничает, и отводит взгляд. Стэйси всего ломает внутри от противоречий. Он всё равно чувствует пристальный взгляд Джейкоба — ему нужно что-то сказать. Даже не «что-то». Это молчание — это было немое требование. Требование всё объяснить. Пратт не был уверен, что Джейкобу действительно есть дело до этого всего, скорее Сид просто решил, что ему не хватает информации, чтобы держать всё под контролем. — Это Джон, — глухо выдаёт Стэйси, и поднимает на Джейкоба взгляд. — Я не хочу проходить его ритуал. Это ужасно. Это просто паршиво. Джейкоб как-то слишком долго молчит и, наверное, подбирает слова. Стэйси кажется, что он мысленно точно уже посмеялся, какой Пратт трус и слабак, что не может пройти через это. Но Сид как-то уж больно безразлично пожимает плечами: — Тебя никто не заставляет. Это методы Джона, не мои. Стэйси даже теряется от того, как просто реагирует Джейкоб. Слишком просто. — А ты… — Нет, — перебивает его Солдат, — не проходил через это. Пратт затыкается. Даже не знает, что сказать. И молчит. Вместо любых слов выравнивается и смотрит в глаза — как-то уж больно решительно и с готовностью. Джейкоб подходит к нему и берёт за подбородок. И сердце у Пратта перестаёт на секунду биться. Ему кажется, что он зря начал эту тему, зря сказал про Джона и зря — очень зря — спросил про самого Джейкоба. Сид ловит эти сомнения во взгляде. Усмехается: — Запомни одну вещь: всегда важно иметь что-то здесь. — Джейкоб касается указательным пальцем собственного виска. — У тебя должны быть мозги. Чтобы выжить, надо думать, перебирать каждый возможный вариант. И вера, она тоже тут, у тебя в голове. Не имеет значения, что с тобой сделают перед тем, как ты дойдёшь до этой веры: в Бога, в себя — не важно. Ты дойдёшь. И поверишь. Хоть в реке с Блажью, хоть на мушке у Салаги — ты поверишь. Пратт коротко кивает, когда Джейкоб его отпускает. Джейкоб удовлетворенно кивает в ответ.***
Помощник приходит в себя уже в какой-то комнате. Засыпал он в госпитале. Проснулся где-то. Тут было темно и сыро. Салага бы даже сказал, что здесь было противно и неуютно. И это явно был бункер. Вот только чей. Ответ приходит сам. Вернее этот самый «ответ», чёрт возьми, сидит перед ним! Помощник хмурится то ли от того, что у него болит бок из-за раны, то ли от того, как ему не нравится сразу после пробуждения видеть рожу Джона. Тот ухмыляется, сидит на стуле, закинув ногу на ногу — и ждёт. Салага делает вид, что всё ещё не пришёл в себя, и снова закрывает глаза, словно это поможет: вдруг Джон исчезнет, вдруг это всё Блажь, вдруг просто уйдёт — да хотя бы что-то. А он не уходит. Только подаётся вперёд и упирается локтями в колени. Помощник всё же открывает глаза и пялится на него так, словно решил убить этим взглядом — оружия ведь рядом нет. — Ты крепко спишь. — нарушает тишину Джон. Он осматривает Помощника, а потом снова откидывается на спинку стула — та в ответ издаёт тихий скрип. — Да и выглядишь так себе. Салага в ответ только неясно что-то бурчит и отмахивается. Он не хочет с ним болтать. Впервые он не хочет видеть Джона, говорить с ним, даже убивать его. Несмотря на долгий сон, накатывает резкая и тяжёлая усталость. Хочется снова провалиться в сон. Даже на этом чёртовом матраце. В этом бункере. В его, Джона, бункере. Отдохнуть чуть-чуть, а потом… потом Помощник убежит отсюда. И Хадсон захватит. И всё он сделает. Но потом. — Не помню, чтобы Джейкоб отрезал тебе язык. Помощник слышит эти раздражённые нотки в словах Джона. Смотрит на него в упор и пожимает плечами. Сид без понятия, что это может значить. Он встаёт со стула и подходи к Салаге. Пару секунд смотрит вот так — сверху вниз, — и приседает рядом с ним, хватает за ворот футболки, которую на Помощника натянули ещё в госпитале Джейкоба, и заставляет приподняться. Салага кривит губы от болит и послушно поднимается, неловко упираясь руками в матрац. — Знаешь, зачем ты здесь? — интересуется Джон. Помощник пару секунд думает и хватается за руку Джона, тяжело дыша. Но Сид не отпускает и не даёт прилечь обратно. Помощник кивает и усмехается: — Если я не покаюсь, то Врата Эдема навсегда закроются для тебя. — Я знаю, ты будешь хорошим мальчиком, — Джон снова улыбается. С каким-то извращённым удовлетворением. Помощник уверен, что в голове у этого придурка уже шикарнейший план пыток и издевательств над ним. Джон легко хлопает его ладонью по щеке, как и положено хлопать хорошего мальчика. — Как-то я нашёл чужой кошелёк. В нём были документы. И я мог его вернуть, — Салага говорит судорожно, болезненно кривится и закусывает губу, прежде чем продолжить, — но я этого не сделал. Джон отпускает его, встаёт и уходит. Джон это вспомнит, когда придёт время Салаге принять свои грехи, сознаться в каждом и получить своё наказание. И больше Отец ему не помешает провести ритуал Очищения так, как хочет этого Джон. Больше Отец не остановит его.