Наглость Джона — Пратт уверен — не знает границ. Он приезжает снова через пару дней. И все эти пару дней Джейкоба почти не видно. Порой Стэйси даже скучно, что никто его не трогает и не одёргивает, кроме солдат, на которых Стэйси редко обращает внимание. Плечо перестаёт болеть через два дня, но всё ещё порой неприятно ноет — зато не приходится таскаться за врачом, чтобы взять обезболивающее.
Наглость Джона действительно не знает границ. Он кидает косые взгляды на Пратта, а сам Пратт кривит губы от омерзения, и тут же уходит куда-то. Джон за ним следом никогда не ходит. Больше не рассказывает про это его Очищение. Стэйси кажется, что это Джейкоб постарался. Но возможности спросить (и, возможно, поблагодарить) даже не представилось за эти дни.
Стэйси утешает себя тем, что ему, впрочем, не особо и хотелось. Мелкий волк всё так же шляется по лагерю и таскается за Стэйси. Пратт думает, что это тот же Бумер, про которого ему рассказывали сектанты — та псина, что бегает с Помощником. И носит ему оружие.
Пратт как-то отвёл волка в пустующую часть лагеря и бросил ему пистолет. Судья не отреагировал. С тех пор Пратт думал, что это животное было бесполезным. Вот только когда кто-то из Сопротивления шастал рядом с лагерем, то именно этот мелкий вечно реагировал раньше всех. Значит, бесполезным он всё же не был.
Стэйси хотелось иронии ради тоже Бумером его назвать, но Джейкоб бы не понял. Поэтому мелкий так и стал Мелким.
— Эй, парень, что опять не так? — Пратт хлопает себя по бедру, пытаясь позвать волка, но тот упорно рычит у решётки — что он только там разглядел или унюхал вечером. Стэйси вздыхает и злится, что судья не реагирует. Но оружие приходится достать из кобуры. Только Стэйси это делает, как тут же видит, что Мелкий оборачивается и рычит уже за спину Пратта. Это плохо, судья обычно так себя не ведёт.
Стэйси не успевает обернуться, как его кто-то хватает и затыкает ему рот ладонью. Пратт уже готов отбиваться, но тут слышит шёпот:
— Тише-тише, я от Салаги.
И тогда Стэйси успокаивается. Скидывает ладонь со рта и оборачивается. Перед ним… ох, этот парень был похож на одного из сектантов, и Пратт недоумевающе посмотрел на него, давая рукой команду судье, чтобы тот успокоился — волк в ответ ещё раз рыкнул и сел рядом.
— Меня зовут Илай.
— О. — единственное, что может выдохнуть Стэйси. Илай, лидер сопротивления в горах. Илай… от Помощника.
— Салага просил спасти тебя, если он не вернётся. Сказал, что ты можешь помочь.
Пратт молчит. И чувствует, как внутри нарастает тревога. Ему кажется, что именно сейчас — в эту самую секунду — для него настал момент выбора стороны. Он может сейчас уйти с Илаем, довериться ему. Или не может. Стэйси оборачивается, проверяя, нет ли дежурных позади. Судья рядом снова начинает рычать на кусты. Значит, Илай не один.
И Илай пользуется тем, что Стэйси молчит:
— Парень, нам пора бежать.
Стэйси кажется, что он слышит голос Джона и как перезаряжается винтовка.
— Это плохая идея, — пытается возразить Пратт. Но его хватают за руку и тащат за собой в кусты. Пратт начинает упираться, но Илай хватает его крепче, снова накрывает его рот рукой.
Илай помнит, что бывает с теми, кто поддался влиянию шкатулки этого мерзкого Сида, поэтому он должен спасти друга Помощника, потом и самого Помощника. Пратт начинает вырываться только активнее. Он не так это представлял. Он смотрит по сторонам так, словно его тянут к эшафоту. И нужно что-то сделать.
Мелкий воет.
Сто метров. Двести. Кто-то бежит рядом.
Кто-то стреляет почти у ног Пратта. Кто-то перезаряжает винтовку.
— Далеко собрался, персик?
Илай оборачивается, словно обращаются к нему. Стэйси видит перед собой Джейкоба, который целится в кого-то из них — Стэйси нервно сглатывает. Джон идёт медленно и вальяжно, а рядом так же шагает судья.
Стэйси становится страшно.
— А где вся ваша банда грешников? — насмешливо спрашивает Джон, даже оглядывается для вида. Илай замечает, что при нём нет оружия, а Стэйси слишком хорошо знает, что у Джона оно
есть. — Вы неожиданно смелые!
Пратт видит, что судья лениво смотрит в сторону, и сам смотрит туда же. Джейкоб тоже оборачивается, но поздно. Потому что на него кто-то выскакивает. С криком, чёрт возьми. Джон реагирует не так быстро. Зато Пратт успевает вырваться из рук Илая, пока он взволнованно смотрит перед собой.
— Тэмми, — тихо шепчет Илай.
Стэйси не успевает понять, как этой Тэмми удаётся выбить винтовку из рук Джейкоба, но тут же бежит за ней, хватая оружие в руки. И все замирают. Джон даже не достаёт своё оружие. Становится рядом с Джейкобом и гадко усмехается, вскидывая руки, словно сдаётся:
— Надеюсь, твоя животинка дрессированная.
Джейкоб коротко хмыкает и стоит на месте. Тэмми отходит к Илаю. И Стэйси оказывается между ними. Он ловит изучающий взгляд Джейкоба. Ловит в нём какую-то надежду. И холодность. Ту самую, с которой Джейкоб отдаёт приказы.
В груди у Пратта начинает неприятно ныть.
— Стэйси, не тормози, прикончи его! Обоих! — Тэмми нарушает эту тишину. Стэйси смотрит на неё. И видит в её глазах такую же надежду. Она указывает рукой в сторону Сидов, поджимает губы. И делает главную ошибку — шаг вперёд.
Судья оказывается рядом со Стэйси, а сам Стэйси — перезаряжает винтовку и наводит прицел на
Тэмми.
— Пратт? — обеспокоенно зовёт Илай. Стэйси только увереннее расправляет плечи и удобнее перехватывает оружие.
— Стэйси Пратт, помощник шерифа. — исправляет он. В ответ на шаг Тэмми Пратт делает встречный шаг.
Джон хлопает в ладоши, улыбается и идёт в сторону Илая. Джейкоб никак не может оторваться от Стэйси. От того, как он уверенно держит винтовку. От того, как уверенно он направляет её на
своих.
— Не подходи, дерьма кусок! — Тэмми тут же становится перед Илаем, пытаясь закрыть его, и снова смотрит на Пратта. Встречается с его стальным, холодным взглядом. И обречённо качает головой. Она не может в это поверить. Нет. Так не бывает. Илай словно мысли её читает, кладёт ладонь на плечо Тэмми, пытаясь её успокоить.
Джон тоже ловит эти нотки сомнения в
Салаге. Обходит Илая и громко говорит:
— Похоже, Помощник немного не рассчитал силы. Или, — Джон кладёт обе ладони на плечи Илая, — завёл вас в западню. Какая досада.
— Пратт, какого чёрта! — Тэмми рвётся вперёд. Пратт делает шаг в ответ. Видит, как Тэмми тянется к оружию.
«Проредим стадо! Жертвуй слабыми!»
— Ты слабая, — шепчет он. И стреляет первый.
***
Пратт плохо помнит, что происходило дальше. Зато помнит, что песню из шкатулки он не слышал давно. И помнит, что всё делал сознательно. Наверное, любой нормальный человек бы у него спросил о том, почему Пратт стрелял в Тэмми. Ведь, по сути, это была та самая возможность спастись и сбежать отсюда. Но Стэйси точно понимал, что отсюда нет возможности сбежать. Убей он Джейкоба (или хотя бы попытайся убить) — Джон бы убил его. В лучшем случае убил бы. В противном случае он бы долго издевался над Праттом.
Убей Пратт Джона — Джейкоб бы его прикончил на месте.
Стэйси упорно думал, что он бы не смог спастись. А жертвовать своей жизнью ради кого-то, ради людей, которых он не знал, первый раз видел — это было просто смешно.
Отсюда не было выхода. Стэйси это знал. Как и говорил ему Джейкоб, он просчитал все варианты, чтобы выбрать тот, при исходе которого он выживет. Потому что Пратт хотел жить. Особенно сейчас, когда его положение больше не было настолько ущербным в этом лагере.
Ещё Стэйси знал, что это был способ заслужить доверие. Возможно, когда-нибудь в своё оправдание он именно это и скажет: просто тогда так было нужно. Чтобы втереться в доверие к противнику, узнать его планы, и — о-о, это заветное слово —
п о м о ч ь своим. Но едва ли Пратт хотел помогать тем, кто бросил его здесь на такое длительное время.
Верить в то, что метод Джейкоба со шкатулкой действует, Пратт не хотел. Но так вышло, что он испытал это на себе. У него не дрожала рука, когда он стрелял. И, что самое главное, он не сомневался в том, что это было правильно.
Пуля попала куда-то в грудную клетку. А в ушах шумело, словно Стэйси оказался под водой. Взгляд у него не фокусировался. Но он видел Джона. Видел, как он подошёл к Тэмми. Видел, как она упала на землю, пытаясь закрыть рану ладонью. Илай ошеломлённо стоял на месте.
— Вы слепы, — говорил Джон, — и не видите правды. Не видите истины…
Тэмми почти не сопротивлялась, когда Джон стал перед ней, глядя сверху вниз. Это было словно паршивой Сидовской привычкой — смотреть вот так, свысока. Пратт пошатнулся, но устоял на ногах. Тогда только он смог сосредоточиться на том, как Джон почти ласково поглаживал Тэмми по щекам, что-то шептал ей. Но Стэйси не слышал. Он отвернулся и пошёл к Джейкобу, отдавая винтовку — даже она была противного красного цвета.
— Но вот он, — уже громче произнес Джон, указывая на Стэйси, — истину видит.
Пратт обернулся ровно в тот момент, когда Джон обхватил лицо Тэмми крепче и принялся давить большими пальцами на её глаза.
Тогда его словно вытянуло из-под толщины воды.
Сейчас Илай сидел в клетке. А Тэмми… пожалуй, выжила она вообще чудом. Но была без сознания.
Пратт неуверенно топчется недалеко от клетки. И ждёт, что Джейкоб к нему подойдёт, что-то скажет. Но Джейкоба нет. Даже Джона нет. Стэйси пытается убедить себя в том, что он сделал всё правильно. В другую секунду корит себя за то, что произошло, ненавидит за то, что он делает. Точнее старается. Потому что мысль о том, что это всё правильно, он должен был это сделать — это не выходит из его головы.
Он берёт себя в руки, старается не ссутулится и идёт к клетке, в которой сидит Илай. Тот смотрит на него с презрением. И Стэйси это принимает. Он оглядывается, берёт стул недалеко и садится напротив Илая.
— Помощник это всё подстроил? — тихо спрашивает Илай. Стэйси ловит тень недовольства в его голосе, и качает головой:
— Это не вина Салаги. Это…
— Твоя вина.
Стэйси пожимает плечами, не зная, что ещё можно ответить.
— Салага у Джона в бункере, — через время снова говорит Стэйси. Он откидывается на спинку стула и смотрит на дежурного, что проходит мимо. Илай тоже наблюдает за ним и молчит какое-то время.
— Он промыл тебе мозги, — сухо цедит Илай, когда рядом снова никого нет. Пратт смотрит на него недоумевающе, хотя и понимает, к чему он клонит. — Ты уже не станешь нормальным. Шкатулка, его чёртова шкатулка ломает людей, ломает их психику. Стоило догадаться, что тебе нельзя верить.
— Думаешь, нельзя? — интересуется Стэйси и встаёт со стула, поправляя свою армейскую рубашку, после делает шаг и присаживается рядом с клеткой. — Ты знал, что цивилизацию можно уничтожить за десять дней?..
Илай широко открывает глаза, словно знает (сука, знает, знает!), что Стэйси скажет дальше. А сам Стэйси поднимается и смотрит сверху вниз.
Это было словно паршивой Сидовской привычкой — смотреть вот так, свысока.
***
Тэмми приходит в себя не сразу. Просыпается в полнейшей темноте и в гуле голосов. Она судорожно открывает рот и замирает, когда слышит голос Джона. Он где-то недалеко.
Тэмми пытается открыть глаза, но всё так же натыкается на темноту. Чувствует повязку поверх глаз, пытается вспомнить то, что произошло. И кричит. Так, что Джон, действительно стоящий недалеко, оборачивается. С таким восторгом смотрит на Тэмми и рукой даёт знак, чтобы её держали.
— Вы не вкололи ей обезболивающее? — интересуется Джейкоб у врача. Тот кивает, что вкололи.
Джон слышит это, отмахивается и присаживается на койку, на которой лежит Тэмми.
— Только через боль можно познать свои грехи, — шепчет он Тэмми, осматривает её, словно что-то ожидает увидеть, после тянется к своему карману и достаёт нож-бабочку.
У Джона горят глаза от азарта. Он ведёт пальцами по щеке Тэмми, по скуле, по шее. А Тэмми просто не в силах двинуться: сначала из-за военных, которые её держат, потом — от страха. Она дрожит под пальцами Джона. И самого Джона это веселит ещё больше. Тэмми должна бояться. Она должна страдать. Должна сказать
«да».
— Тебе подарили возможность искупить свои грехи, — добавляет он. — Тебе нужно сказать лишь одно слово —
«да».
Джейкоб выходит, а за ним и все военные. Джон остаётся с Тэмми наедине. И Джон точно знает, что она не должна пережить эту ночь.
— Пошёл к черту, — зло выплёвывает Тэмми и скалится.
— Непременно, — Джон улыбается в ответ, и опускается пальцами к вороту грязной футболки, подцепляет пальцами ткань и осторожно разрезает одежду Тэмми ножом. И упирается острием между ключиц. — Твой грех — это злость. И я заставлю тебя принять его.
