Into Dust

      — А они не дураки, — смеётся Джон.       Пратт пожимает плечами:       — Так что дорогу я туда не мог запомнить. Да и это не твой регион.       — Мне нужно знать всё. — Джон довольно усмехается и смотрит в сторону, разглядывая собственную книжную полку в кабинете. — «Двадцатый век принадлежал тем, кому принадлежали нефтяные поля. Двадцать первый будет принадлежать тем, кто сможет контролировать человеческое сознание»*.       Джон указывает на собственную голову, а Пратт закатывает глаза. Он находился у Джона уже полдня точно. Часов у него не было, а с бункера солнца-то и не видно, чтобы хотя бы как-то определиться.       — Зачем контролировать сознание? — интересуется Пратт.       — Тогда будет легче спасти людей от Коллапса.       Пратт на это только качает головой:       — Ты же не этого добиваешься…       — Мне нравится, когда мне подчиняются, — гаденько усмехается Джон в ответ. И Стэйси решает, что про Салагу лучше ничего сейчас не спрашивать. Да и вообще забыть про него. Просто сделать вид, что он, скажем, умер.       — Я сказал Джейкобу, что ты у меня. — Джон снова вырывает Пратта из собственных мыслей. Стэйси кивает в ответ. Сид замечает эту отстранённость, и жестом зовёт Пратта за собой.       Они выходят из бункера, Джон ещё успевает перекинуться несколькими фразами с сектантами, а потом один из них идёт заводить машину. Джон садится на переднее пассажирское сидение, а Стэйси усаживается сзади. Всю дорогу они едут молча, разве что Джон уже спустя пару минут включает радио от скуки.       Поездка до лагеря занимает достаточно времени, учитывая то, что дорога на гору петляет как змея, но для Джейкоба и это что-то вроде плюса для лагеря: и ехать долго, и убегать (сопротивлению, естественно) тоже. Они въезжают в лагерь почти на закате, когда солнце уже начинает прятаться за горы, а несколько облаков окрашивает мягкими горячими тонами. Пратт даже засматривается. Он выходит из машины, но лагерь его встречает привычной кучкой сектантов.       А чего он ожидал? Что Джейкоб выскочит к нему и будет обнимать? Скажет, что волновался и скучал? Стэйси хмыкает с усмешкой и идёт к тому зданию, где находится его комната. Он почти открывает дверь, когда кто-то из дежурных кричит о том, что на пути к лагерю показывается много неизвестных машин.       А если неизвестных, значит, это не эдемщики. Все их машины белые, с эмблемой — их трудно как-то спутать. Пратт понимает, кто это и что они хотят. И ему кажется, что кто-то специально следил, чтобы знать, когда Пратт или просто вернётся в лагерь, или — что было просто невероятно — как-то свалит из бункера Джона.       Секунды раздумий длятся слишком долго. Пратт злится, что хотя бы одни сутки у него не могут пройти спокойно, чтобы можно было выспаться, поесть, отдохнуть. Стэйси наверняка заметно похудел из-за этого всего. Да и чувствовал он себя морально разбитым.       Ему и сейчас ничего не хотелось.       Он медлил и не знал, что ему делать. Он хотел просто закрыться в комнате и переждать. Почти коснулся ручки двери, но резко развернулся и побежал туда, где был склад оружия. Он не был слабаком, он не был напуган, ему нужно было что-то делать.       На секунду он представил, как мог бы так же сражаться за сопротивление, так же бежать к оружию и стреляться в сектантов. Вспомнил, как говорил Салаге, что не хочет кому-то причинять боль. Это воспоминание к нему приходит ровно в тот момент, когда он хватает дробовик и кидает патроны в свой карман. В эту же секунду он слышит, как одна машина заезжает в лагерь и сбивает ту, на которой приехал Джон.       Сам Джон уже, наверное, куда-то спрятался. Стэйси его не упрекал, понимая, что задачи у каждого свои — младший из братьев просто не был бойцом. Зато умело мог дурить мозг любому. При большом желании даже Стэйси.       Пратт проверяет, заряжен ли дробовик, и выскакивает на улицу. На глубоком вдохе он целится, на выдохе пуля дробовика пробивает голову кому-то из сопротивления. В этот раз ему не нужно было выбирать: тут или ты, или тебя. Пратт выходит во двор, продолжает стрелять. Но приходится отвлечься, чтобы перезарядиться. И это самая главная ошибка. Потому что ему в висок упирается пистолет.       Уити ничего не говорит. Только тяжело дышит. Стэйси и сам молчит и не двигается. Вокруг оказывается ещё несколько людей, которые целятся в Пратта.       Чёрт.       — Отпускайте Илая — и тогда он не пострадает! — Уити кричит куда-то в пустоту, похоже, надеясь, что Джейкоб его услышит. Стэйси его не видел, когда приехал, поэтому даже не надеется на то, что сейчас он появится. Ещё и ради того, чтобы… спасти Пратта?       — Это смешно. — Стэйси и сам нервно смеётся. Уити достаёт нож и хватает Пратта, приставляя лезвие к его шее. В Волчьем логове он казался Пратту нерешительным сопляком-подростком, которым вечно командует Тэмми. Но сейчас, когда она сама беспомощная, а Илая нет, Уити даже как-то морально вырос.       — В твоих интересах, чтобы тебя сп…       Уити не успевает договорить и замолкает уже в следующую секунду. Нож из его рук падает на землю. А потом и сам Уити. Пратт так и стоит ещё несколько секунд, пытаясь осознать то, что произошло, но… ступор не проходит, пока кто-то из эдемщиков — кажется, Майлз — не пихает его в плечо, чтобы Пратт пришёл в себя.       Тогда уже Стэйси видит, как тело Уити валяется позади него. С дырой во лбу. А потом Стэйси смотрит на оружейную, что находит точно перед ним. Пытается заметить в окнах или хотя бы на крыше Джейкоба — но его там нет. Но есть Майлз, который пихает Пратта до этой оружейной, ругается ему на ухо, а после оставляет сидеть в углу комнаты. Впрочем, это был хороший ход (точнее выстрел), чтобы отвлечь остальных из сопротивления, которые целились в Пратта, и убить их.       — Чуть не сдох, — цедит сквозь зубы Майлз и хлопает Пратта по щекам, чтобы привести в чувства. Пратт растерянно моргает и смотрит на Майлза. И тогда Пратта оставляют одного с его дробовиком слушать звуки выстрелом.       Стэйси не знает, сколько он так сидит, но что-то просто не даёт ему пошевелиться. Ему кажется, что всего лишь спит, а всё, что происходит там, на улице, это иллюзия, плохой сон. Он пытается осознать то, что был почти мёртв, что его почти убили. Да ещё и кто! Уити! Но потом он падает трупом на землю.       С метко простреленной головой.       И Пратт знает, кто умеет так метко стрелять. Только один человек. Ещё и со снайперки. Пратт пытается убедить себя в том, что ему это всё кажется. Что даже человек, что влетает в оружейную, ему кажется тоже. Человек, который плачет, который кричит болезненное «из-за тебя убили Уити», ему тоже кажется.       А потом и этот человек замертво падает на пол.       И перед Праттом оказывается Джейкоб. Стэйси ловит на себе взгляд, который он никак не может прочитать — Сид, кажется, недоволен им, смотрит с упреком, но в следующую секунду уже с каким-то облегчением. Ровно в тот момент Стэйси понимает, что он тормозит непозволительно долго. Он подхватывает свой дробовик и снова рвётся на улицу.       Один выстрел, второй, третий.       Он стреляет до тех пор, пока дробовик не начинает пусто щёлкать от того, что закончились патроны. Тогда приходит секундное успокоение, тогда он перезаряжает оружие — и снова стреляет. В голове он понимает, что это был конец. Со смертью Уити — это был конец. Тэмми больше ни на что не способна, Илай валяется без сил в клетке, Уити мёртв.       А во дворе лежит куча трупов. Но больше мертвецов среди сопротивления. Пратт смотрит на Илая — и их взгляды пересекаются. Илай смотрит с ненавистью и обидой, а Пратт… он тяжело дышит и его взгляд не выражает ничего.       Именно сейчас то самое напряжение, про которое говорил Джон, становится невыносимым. И всё, что копилось внутри, доходит до точки кипения. Стэйси сложно осознать то, что всё закончилось. И это «всё» закончилось вот так. Он не хотел стрелять. Но ещё меньше он хотел умирать сам. У него не было выбора.       «Выбор есть всегда».       Пратт оглядывается в поисках Джейкоба, замечает его и идёт к нему. Он не может даже сфокусировать взгляд на чём-то, поэтому в конечном итоге он просто закрывает глаза и утыкается лицом в плечо Джейкоба. Сид пару секунд точно не двигается. Стэйси уверен, что Джейкоб удивлён. Пратт и сам удивлён. Но ему спокойно вот так.       Джейкоб ободряюще хлопает его по спине. А эдемщики принимаются убирать лагерь от тел.

***

      

Пратт кивает, а Джон довольно улыбается и встаёт с места, отдавая какие-то указания эдемщикам. Джейкоб кладёт руку на плечо Стэйси с каким-то пониманием и благодарностью.

      После нападения сопротивления Стэйси ещё долго сидит в своей комнате и пытается всё переварить. Но выходит не особо удачно. Тогда он берёт лист с ручкой и пытается всё записать. Буквы выходят корявыми, резкими. Но и это тоже не приносит облегчения. Джейкоб его не беспокоит, и Стэйси благодарен за это. Ему нужно побыть в тишине и одиночестве. Ему нужно прийти в себя.       Стэйси успевает подумать о том, что он сделал, сколько людей умерло по его вине и сколько может ещё умереть. Он вспоминает, как говорил Салаге, что не хочет причинять вред кому-то из сопротивления, но ловит себя на том, что… за свою жизнь нужно бороться. И не имеет значения, какую сторону ты выбрал.       

Путь Пратту кажется невыносимо долгим. Он всё ещё чувствует напряжение и волнение, но то, что Джейкоб сидит рядом с ним на заднем сидении, немного успокаивает. Салага сидит спереди, рядом с Джоном. Стэйси видит, как Помощник закатывает глаза на очередную его, Джона, чушь.

      Джейкоб разваливается на стуле, глядя на то, как один из его подчинённых всё никак не может решить, как лучше взять машинку для стрижки. Пратт, глядя на это зрелище в зеркале, тяжело вдыхает. От бороды он уже избавился, решив, что это выглядит неопрятно, а вот волосы…       Сид, в конце концов, встаёт с места и забирает машинку. Стэйси закрывает глаза, внезапно подумав о том, что этот ужас он видеть не хочет. Джейкоб наверняка только и умел, что выстригать всё под ноль. Глаза Пратт не открывает до тех пор, пока машинка не прекращает противно трещать над ухом. И всё выглядит вполне сносно.       Виски и затылок Стэйси выстригли коротко, а вот все остальные волосы, кажется, даже не тронули.       — Тебе пойдёт с хвостиком, — довольно скалится Джейкоб, и запускает пальцы в волосы Пратта, ощутимо их сжимая. На этом моменте до Стэйси доходит, почему Джейкоб его не подстриг коротко.       

Пратт выходит из машины последний. Делает глубокий вдох — и идёт следом за остальными. Отчего-то он начинает нервничать, словно идёт на эшафот, а не к реке.

      — Где ты только учился стрелять? — сетует Джейкоб, когда очередной олень скачет от них прочь. Стэйси пожимает плечами и хмыкает:       — Я не учился охотиться на животных.       Джейкоб неопределённо отмахивается и идёт вперёд, а Стэйси тащится следом за ним. Стэйси кажется, что они ходят часа два прежде, чем находят ещё оленя. И в этот раз Стэйси точно не промажет. Целится он с винтовки Джейкоба. А олень… ну, он пока что не подозревает, что сейчас словит пулю в лоб.       Пратт почти жмёт на курок, когда олень резко поднимает голову, а потом этого оленя уже нет в живых, а на его месте куча дыма.       Стэйси отлипает от винтовки и смотрит на Джейкоба. Сид смотрит на то место, где был олень. Он готов поклясться, что видел, как нога животного отлетела куда-то в кусты. Они идут к месту взрыва.       — Ахренеть, амиго, — слышится из кустов рядом, — это был крутой выстрел.       — Да, но, кажется, ошметки оленя разлетелись по всему лесу. Хреновое будет барбекю!       Стэйси узнает эти голоса, тормозит и недоумевающе косится на Хёрка и Акулу, которые выныривают из кустов. Акула хлопает Хёрка по плечу и тычет пальцем в сторону Стэйси и Джейкоба. Хёрк как-то сразу выравнивается и прячет базуку, словно её реально можно спрятать за спиной:       — Йо, э-э, амиго!       — Эти фанатики так не здороваются, — тихо шепчет ему на ухо Акула.       Стэйси обречённо качает головой и собирается уходить, когда Хёрк снова пытается привлечь внимание:       — Эй-эй, мы, это, вашего оленя подстрелили, да?       — Ты его разнёс на ме-е-елкие кусочки! — поддерживает Акула.       — А я тебе говорил, что если я буду молиться королю обезьян, то нам потом попадётся самый жирный олень. Ты видел, какая у него была задница. Огромная!       Джейкоб за этим наблюдает с таким недоумением, словно встретил двух умственно отсталых, и точно знает, что их он бы даже не пытался заставить слушаться.       Настолько тупые, что даже опасные, думает Стэйси.       — Ты всё ещё должен убить оленя, — настаивает Джейкоб, когда они уходят от тех двоих.       — Посадить дерево? Построить дом? — шутит Стэйси в ответ и усмехается.       — Пока что просто убить оленя.

      Стэйси представлял себе это как-то иначе. Что его будут тащить в воду против его воли, что он будет упираться, кричать, возмущаться, а сейчас он заходит в воду сам. Ему всё ещё не нравится идея, что придётся использовать Блажь — в конце концов, она нужна была для того, чтобы промыть мозги, а мозги Пратта, кажется, уже давно промыли и без неё. Помощник стоит на берегу и упирается бедрами в капот машины, глядя на это. Стэйси смотрит на него, кажется, в поисках какого-то одобрения, но отступать в любом случае уже было поздно.       Джейкоб выливает Блажь в воду и отходит. Джон открывает «Слово Джозефа» и начинает читать оттуда строки. Пратт даже пытается слушать и понимать это. Потом Джон кладёт ладонь на плечо Стэйси и заставляет его чуть откинуться назад и погрузиться в воду, в противное облако Блажи. Он держит под водой Стэйси ровно столько, чтобы у того закончился воздух — а потом ещё чуть-чуть (уже в угоду собственной прихоти).       Пратт выныривает и резко открывает глаза. И ему становится легко. Непривычно легко. А перед глазами сплошной туман. Джон отдаёт книгу брату и становится перед Стэйси, заглядывая ему в глаза.       — Он чист, — кивает Джон и гладит Стэйси по щеке. Сейчас это не кажется чем-то противным. Скорее наоборот. После Стэйси ведут обратно на берег.

      За завтраком Пратт вспоминает о Илае. Он старался игнорировать эту тему у себя в голове, но мозг решил, что пора уже осознать тот факт, что Илай у них, а сопротивление осталось в меньшинстве и без лидера. Едва ли лидером можно было назвать того, кто превратился в какой-то ходячий труп. Ещё и худой. Зато на злобный взгляд Илаю сил хватило, когда Стэйси подошёл к клетке. Он присел рядом на стул и сначала просто смотрел на Илая. Потом нарушил молчание:       — Ну и как тебе испытание?       Илай кривит губы от омерзения и отворачивается. По крайней мере его начали кормить. Потому что труп дрессировать невозможно.       — Ужасно, — горько выплёвывает Илай.       — Ну-у. Сначала — да. Потом можно привыкнуть.       Илай поднимает на Стэйси взгляд, смотрит на него так, словно не верит, что это Стэйси, что этот тот самый Стэйси, которого они должны были спасти, который должен был помочь им. Илай не верит в то, что всё обернулось вот так.       Пратт улыбается и поджимает губы, словно жестом показывая, что вот, бывает и так. А потом хлопает в ладоши и уходит, напевая песню «Only You».       Илаю кажется, что у него начинает болеть голова.

Пратт сидит на стуле перед Джоном в его бункере. Джон проводит ладонью по обложке «Слова Джозефа» и протягивает его Пратту. — Итак, Стэйси Пратт, положи руку на «Слово Джозефа». И Стэйси делает то, что велит Джон. Он секунду медлит, но всё же опускает ладонь на крест, что нарисован на обложке книги. — Отрекись от своих деяний и признай свои грехи. Ты должен сказать мне одно единственное слово. Стэйси смотрит на Джона. Он не уверен, что видит в его глазах истинную веру в это. Даже сейчас Джон кажется тем, кому просто нравится слушать о том, кто и что сделал. А потом н а к а з ы в а т ь за это. Пратт кивает: — Да, признаю. — Скажи: «Да, я грешник». Скажи: «Да, я хочу облегчить душу». — Да, меня нужно спасти, — прерывает его Пратт. И Джон подвигает свой стул ближе к Пратту. Стэйси часто дышит от волнения, словно может произойти что-то ужасное. — Как давно я это хотел услышать, — Джон усмехается и отклыдвает «Слово Джозефа». Он встаёт с места и становится перед Праттом, кладёт ему ладони на щёки и заставляет поднять голову. — Расскажи мне о своих грехах.

      Стэйси снова сидит на том же утёсе, вот только теперь без косяка. Мелкий сначала топтался неподалёку, потом лёг рядом и, кажется, заснул. Пратт его гладил какое-то время — скорее ради собственного расслабления, — а потом принялся задумчиво кидать камни вниз, слушая, как они падают. Здесь просто было спокойнее, чем в лагере. И это место позволяло расслабиться, забыться. Хотя, надо сказать, после того нападения ничего больше и не происходило.       Волк резко дёргается и смотрит за спину Пратту. Стэйси тоже оборачивается и замечает Джейкоба, и снова возвращается к своему занятию — очередной камень летит вниз.       — Я не…       — Да знаю я, что ты не убегаешь, — усмехается Джейкоб и садится рядом. — Давно ты сюда не сбегал.       Пратт вздыхает и смотрит на Сида так, словно тот неудачно пошутил:       — Не было желания до этого дня.       — Я думаю отпустить Илая через пару дней. После очередного испытания.       Стэйси закатывает глаза — и снова про лагерь, снова про Илая, снова про испытания.       — Плохая идея, — Стэйси хмурится и снова кидает камень вниз. — Они снова нападут. Он не остановится.       — Да ладно? — Джейкоб довольно кривит губы в ухмылке от собственных мыслей и смотрит на Пратта. — Зачем ему нападать снова?       — Чтобы достигнуть цели и получить желаемое?       Сид кивает, подтверждая догадку Стэйси. Вот только Пратт про Илая, а Джейкоб про что-то своё. Теперь уже Пратт непонимающе смотрит на него.       Хватает ровно десяти секунд, чтобы фраза «получить желаемое» приобрела другой оттенок, а Пратт ощутил чужие губы на своих.

      Пратт не знает, что говорить Джону. Но он говорит всё, что приходит в голову. Словно одержимый. Он рассказывает о том, как он прилетел сюда, и как ужасно было сначала в лагере Джейкоба. Рассказывает о том, как много он нервничал, и как много пришлось ему пережить — потому что запросы к нему были другие — не такие, как к другим солдатам. Пратт оказался особенным. Пратта нужно было ломать иначе.       Джон слушал всё, с интересом в глазах, с ровным дыханием, успокаивающе гладил Стэйси, пока он продолжал говорить о том, как ему было тяжело убивать людей из сопротивления. А потом он ощутил какую-то лёгкость, когда нажимал на курок. Он ощутил силу. Тогда пальцы Джона чуть сильнее сжались на его скулах.       Пратт рассказывал о том, как он переживал из-за Помощника — о-ох, Джон обязательно скажет об этом самому Салаге. Пратт рассказывал о том, как он боялся умереть. И как он хотел жить.       Стэйси не знал, сколько это длилось, но у него пересохло во рту и болели скулы от того, как много он говорил. Джон дал ему воды и некоторое время они сидели молча. Потом он снова придвинулся ближе к Пратту и коснулся своим лбом его:       — Ты прощён.