I
Внезапно у Дени зарябило в глазах, и снежная метель, скрывающая Иных, сменилась темнотой, в которой ещё пару мгновений горели голубые глаза. Поморгав, Дени ощутила прикосновение горячего ветра к телу. Постепенно зрачки привыкли к дневному свету, и вскоре она увидела, как в тёмно-зелёном огне пылает Красный замок, а с холма Эйгона на нижние улицы сыплются камни, ещё недавно служившие опорой его стенам. В пляске языков пожара было что-то завораживающее, и Дени ещё какое-то время следила за переливчатым огнём, очерняющим древние стены. Дым, ударивший в ноздри, вывел девушку из состояния транса, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать увиденное. Одна из башен с треском накренилась вниз и упала на лестницу, ведущую к главным воротам; рассыпаясь, камени глухо скатывались по рёбрам ступеней. Открывшаяся картина потрясала до глубины души, и ужас охватил Дени. У всех живых существ на свете есть дом: кто-то укрывается за стенами от северного холода; кто-то обживает необитаемые острова в Узком море; дворцы вельмож Дорна располагаются под тенью пальм. Даже рабы Миэрина были у своих господ дома, под крышей, с обедом к столу и с ложе, чтобы забываться по ночам — до тех пор, пока драконья завоевательница не пришла на Юг. Дейенерис, вновь вспомнившей тот отпечатавшийся у неё в памяти приём старика-раба, теперь оставалось лишь наблюдать, как гибнет родовой замок драконов. Дикий огонь, её стихия, разрушал зал за залом изнутри, обращая замок Столицы в серое пепелище. Каждый раз как смертоносное пламя с жаром прорывалось сквозь стены, Дени ощущала боль внутри. Колонны падали, лишая своды замка опоры, и вместе с ним рушились её мечты. Железный трон, возвращение её семьи к величию — с каждым новым воспламенением давние мечты плавились, словно размягчённый металл в громадных печах кузницы. Смятение застлало слезами фиалковые глаза за зеленоватым отблеском. Скорбный рёв дракона (Дени не поняла, какого именно), сопровождаемый гулким фырканьем, заставил девушку машинально опустить голову вниз, и она издала крик, который сама не слышала за бьющим в уши треском и оглушающим рыком Дрогона. Внизу, к прилегающим к площади улицам, распластался обездвиженный Визерион. Из его проткнутого двумя стрелами брюха сочилась тёмная кровь, разливаясь багряным озером, а в правом крыле зияла дыра. «Он мёртв! Мёртв!» — не верила Дени, эта мысль пронзала сознание насквозь ядовитым копьём. Тёплые слёзы всё текли, но, вопреки всеобщему заблуждению, боль вместе с ними не выходила, забаррикадировавшись в душе Дени за непреодолимыми стенами, возгорая пожаром, что оставлял на сердце ноющие от ожогов язвы. «Именно этого хотел мой брат?! Смертей?!» Амбиции, ослепившие Визериса, навсегда закрыли его глаза. В Миэрине Дени принесла смерть рабовладельцам, каждый раз глядя на их казни сверху вниз, с гордостью, присущей её брату. Тогда она была королевой, твёрдо стоящей в выишине. Сейчас скорбящая женщина, намертво прильнувшая к седлу Дрогона, держалась за его колкую чешую — так сильно, что из ладони потекла темная струйка крови, — и Дени падала вниз. Умирая, Мать Драконов осознавала скорбь в глазах отца, что принёс к ней в тронный зал Миэрина своего сожжённого ребёнка. В ужасе, королева тогда склонилась над обугленным тельцем невинной жертвы и, не в силах оторвать взгляда, просидела на коленях почти полчаса. Пока Дейенерис разглядывала труп младенца, её идеалы пошатнулись, а сегодня волны Дикого огня и руины обваливающегося Красного замка похоронили их под завалами. По спине Дени прошёлся вихрь: расправивший крылья Рейгаль взревел, пронесся над матерью и спикировал к крышам; его тёмный изумруд тонул в ослепляющей зелени. Он скорбит, понимала Дени. Горячие слёзы продолжали идти, застилая ей обзор. Пламя, уже полностью покрывшее Красный замок, сливалось в огромное светлое пятно. Дени ощущала обжигающую белизну сквозь слёзы, от едкой гари, волнами накатывающей в ноздри, у Дени начала кружиться голова, и на мгновение ей показалось, что она выпадает из седла. Как можно быстрее Дейенерис потянулась вперёд, чтобы сильнее ухватиться за чешую Дрогона. Дракон, прищурив вулканические глаза, в ту же секунду устремился, сквозь едкий дым, к бледнеющему в сером небе пятну солнца. Вырвавшись из дыма, зверь занял горизонтальную позицию и на бреющем полёте направился к лесу на юго-западе, чтобы унести свою мать как можно дальше от моря. В этот момент Дейенерис вспомнила день незапланированного полёта из Арены Дазнака в Миэрине. Приземлившись тогда рядом с землями кхаласара, Дени словно вернулась в прошлое. Вдалеке от королевства, в порванном платье, босая, одинокая — она вспоминала Визериса в золотой короне, мысленно возвращалась в ночной шатёр Дрого. Именно тёмный громадный дракон тогда унёс её как можно дальше от суеты, политики, бойцовских ям — теперь он мчался прочь от столицы Семи Королевств сквозь молочные облака. А его Мать вновь осознала, что она обычный человек с необычными способностями, которые, тем не менее, не помогли ей вернуть свой дом. Всё, что она оставила после своего возвращения — только пепел. Смерть следовала за ней по пятам, раньше Дени не замечала этого или не хотела замечать, но сегодня погиб Визерион, гибель которого яснее всего дала Дени понять: завоевание накроет смертью, зловещей тенью, весь белый свет. «Леди Оленна… Дикий огонь сжигает не только розы». Дрогон поднялся выше облаков, облитых тёплым солнечным светом, и теперь парил в голубеющем небосводе, а Дени всё не давали покоя недавние видения: колючий снегопад, неутихающая вьюга и жуткие существа (они когда-то были людьми, с трепетом думала Дени), чьи взгляды приковывали к промёрзлому месту так же сильно, как и внезапная смерть родного человека. Дейенерис машинально опустила ладонь на живот, где когда-то жил и умер её сын Рейго. В скорби она восстала из пепла, нашла в себе силы жить после казни Мирри Маз Дур. Но никакого «после» нет сейчас в Королевской Гавани для неё; никакого «после» не будет ни для кого, если весь Вестерос, тонущий в снегах, ждёт то же, что и столицу. Словно прочитав грустные мысли матери, дракон вновь вывел её из забытья оглушительным рёвом. Посмотрев вниз, она поняла, что Дрогон, распростёрший широкие крылья, спустился ниже и теперь парил над землями Простора. Вдали белели стены Хайгардена. Впереди Дрогона, ещё ближе к земле, летел Рейгаль. К замку на холме драконы подлетели за считанные минуты. Уменьшив скорость полёта, Дрогон почти что застыл в воздухе, и тёплые потоки ветра с тихим свистом били ему в крылья. Люди внизу взирали на чёрного монстра в белом небе — кто-то застыл в ужасе, не шевелясь; кто-то смотрел на дракона с возмущением; кто-то с криками уносился прочь, расталкивая других. Но Дени мало интересовала реакция людей — не отрываясь, она смотрела на великолепные башни; на висячие сады; на зелёный лабиринт, окруживший замок Тиреллов тёмно-зелёной извилистой линией; взору Дени представали фонтаны и богорощи. Несмотря на пасмурную погоду, Хайгарден всё равно производил впечатление имнно солнечного города — такого, о котором Дени слышала от брата в юности, пока ещё не стала кхалиси. В тринадцать лет она представляла девушек, сидящих у фонтана и опускающих свои прелестные руки в прохладную воду; рыбаков, что каждый день приносят в замок свой улов из реки Мандер; ребятишек, резвящихся на светлых улицах и торговых площадях. Она отчётливо видела себя в токаре аквамаринового цвета, сидящей в одном из домов с дверью из красного дерева. Окна её жилища смотрели бы на ту самую улицу, по которой пробегает орава мальчишек, что возносят кверху выструганные из дерева лезвия игрушечных мечей. Красная дверь, точно такая же как у дома в Браавосе, вела в яблоневый сад, цветущий всю весну. Солнце освещало белые цветения на разросшихся ветвях, а Дени ходила босиком по мокрой от утренней росы траве и любовалась этой картиной с бережливостью во взгляде. Будущая кхалиси, Дейенерис грезила о весне, которую принесёт её правление в Королевскую Гавань, но сейчас мечты девочки сменились сомнениями Матери Драконов: гибель Красного замка словно сделала её сиротой, в очередной раз. Сирота-завоевательница, которую сеющая разрушения война никогда не оставит в покое. Над Хайгарденом Дени чувствовала себя ничуть не лучше жутких существ, сеющих смерть на Севере. «Кто они?» — вопрос не давал ей покоя, но, очевидно, ни в Просторе, ни в Королевской Гавани библиотеки ответа не дадут. «Вернись домой…». Зазвучащий в голове голос показлся Дени знакомым, он пытался вынырнуть их глубин памяти, словно напоминание о чём-то зловещем, не отвратимом. Откуда она его знает? «Пещера… ищи пещеру». Неизвестный продолжал звать Дейенерис за собой — не пробудившаяся совесть, не внутренний голос, а нечто совсем иное. Как и ранее, Дейенерис ощутила движение противного ветра, мгновенно оказавшись у Узкого моря, которое узнала сразу. По взгромоздившимся над волнующейся водной гладью утёсам Дени поняла, что стоит на берегу Драконьего Камня. На ноги по щиколотку накатывали пенящиеся волны. Глухой стук быстрых шагов за спиной Дени утопал во влажном песке. Быстро развернувшись, она никого не увидела на безлюдном пляже и вновь почувствовала себя одинокой. Приглядевшись к скалам, над которыми возвышался замок, она рассмотрела едва заметный с берега вход в пещеру. «Иди туда!» — вновь услышала Дейенерис в голове; она смогла различить молодого юношу, говорящего чётко и уверенно. От звона в ушах покалывало в голове. Драконий Камень растворился в наплывшей на глаза дымке, и Дени вновь зависла над замком Простора, ощущая ослабшим телом мощное дыхание Дрогона. Дейенерис потребовалась минута, чтобы прийти в себя и развернуть дитя в обратном направлении. У входа в ворота Хайгардена взгляд Матери Драконов уловил армию закованных в железов солдат, красные плащи делали их похожими на муравьёв. Драконьи крылья пробудили ветер, от которого встрепенулись знамёна на флагштоках — золотой лев на алом поле. Дейенерис отчётливо слышала с высоты испуганные возгласы; видела, как готовились к защите громадные щиты и копья. Не обращая внимания, Дени направилась к Узкому морю. Довольно крови, решила она. Глядя вслед Дрогону и Рейгалю, Джейме был настолько заворожён, что не слышал криков солдат и не пришпорил свою лошадь: впервые в жизни Однорукий Лев видел крылатых монстров воочию. Плохое предчувствие, к неудовольствию Бронна Черноводного, что давно положил глаз на замок Тиреллов, вынудило Ланнистера приказать гарнизону немедля развернуться и скакать в столицу.II
Дул попутный, но леденящий горячую кожу восточный ветер. Утром по дороге в Королевскую Гавань Дени ощущала жар от нетерпения; полёт в обратную сторону охладил его. Над сожжённым столичным замком по-прежнему взвивался чёрным вихрем плотный дым; смог поднялся так высоко, что Дрогон не сумел не проникнуть в самые недра смога, заставляя Дени кашлять. Бурый пепел, кружась в воздухе, постепенно опускался на камни брусчатых дорог, словно снег, и Дейенерис вспомнила свои видения в башне Кварта. Железный Трон, на который падали покрывалом хлопья, и её следы на снегу, в мельчайших деталях всплыли в памяти. Дени сделала ровно семьдесят три шага, семь из которых пришлись на ступени к престолу. Вот только это был не снег: он не таял, испаряясь мелкими каплями на горячей коже. «Королева пепла. Надо будет сказать Миссандее, чтобы она обязательно добавила этот титул к остальным. Совсем не лестно, но правдиво». С высоты в шестьсот футов Дени наблюдала, как люди меряют неторопливыми шагами опустошённые улицы; кто-то озирался на парящих драконов, кто-то с опаской и на расстоянии изучал труп Визериона, до сих пор бездыханно распластанного у Красного замка. Или того, что от него осталось. Разрушенное строение в центре города представляло собой жалкое зрелище: в наружных стенах зияли дыры; когда-то величавые угловые башни теперь стали огромными камнями, усыпавшими рвы с тёмной водой. На карте Вестероса, различимой даже с такой огромной высоты, лежала огромная куча обломков. Уцелели лишь дальние бастионы, но не все. Дейенерис старалась не смотреть в сторону развалин, но боковое зрение не позволяло их игнорировать. На несколько мгновений Дени закрыла глаза, чтобы боль окутала её изнутри, словно прозрачная вуаль. Истерзанная чувствами, Дени подняла веки. Перед ней простёрлась гладь беспокойного моря, но чувство боли утихло на время. Не оглядываясь назад, Дени смотрела в точку соприкосновения воды с небосводом; слева от Дрогона летел Рейгаль, рассекая воздух. Ветер доносил до её слуха его звенящий рык. Солнце уже клонилось к горизонту, и день, слишком долгий для Дейенерис, скоро сменится ночью. Ещё в Миэрине Дени задумывалась над тем, что люди принимают её детей за чудовищ. Когда крестьянин принёс ей своего сожжённого ребёнка, Разрушительнице Оков пришлось долго и болезненно осознавать, что в этой смерти виноват один из её детей. Приходилось пропускать этот факт через себя, пока он основательно не поселится в мозгу. Заковывая Визериона и Рейгаля в цепи, она не один раз подумала: «Если для моих подданных они монстры, тогда и я тоже…?» На исходе дня все её подвиги внезапно предстали в ином свете: Кварт, Астапор, казнь господ Миэрина… сожжение столицы. Сколько сегодня погибло людей, Дени не знала, опасаясь даже думать, мысли обжигали её изнутри. «Вот я и стала тем, кем меня считают: разрушительницей, сеющей смерть. Убийцей. Каждый раз, когда хочешь чего-то добиться, приходится идти на жертвы. Почему Таргариены — издавна избранная королевская семья? Кто или что нас избрало? Люди? Сколько себя помню, в детстве нас с Визерисом гнали от дома к дому. Кварт, Астапор, Миэрин — все там сплошь скрываются под маской лжи и политики. Там любят не меня, но мою власть или моих драконов, заставляющих кровь простых смертных застывать от ужаса. Впрочем… как и мою кровь. Нас избрали Боги? Но их в Вестеросе так много — Семеро, Старые и Новые Боги, Утонувший Бог — и неизвестно, чего от всех нас хочет каждый из них. Абсолютную истину познать нельзя, а веру так тяжело обрести. Нас избрала смерть?» Вновь и вновь Дейенерис Таргариен в размышлениях возвращалась к своим предкам — к тем, кого не знала и не помнила, но о ком слышала. О драконах рассказывали многое, зачастую — немало противоречивых легенд. Не всякий мейстер, занимающийся историей, способен дать чёткий ответ, какой была семья Дени две тысячи лет назад или даже… восемнадцать лет назад, в ночь её рождения. Но теперь Дени знала; дело было не в восторженных рассказах Визериса об Эйрисе Втором или Рейгаре. Даже не в том, насколько отчётливо Дени помнила самого Визериса, жестокого, властного и честолюбивого. Сон, в котором Дейенерис видела отца, всё не давал ей покоя. Эйрис потряс и ужаснул Дейенерис, но она понимала, за что он был убит. И тем не менее… Да, наверное, не люди и не Боги, а именно поглощающая мир тьма избрала семью Таргариенов, вынуждая их изрыгать столбы света для ориентации в черноте… только лишь затем, чтобы они сами сгинули в этой тьме, когда пройдёт их короткий век. Разумеется, когда вокруг ничего не видно, и ты слеп, то, где восходит, а где садится солнце, ты никогда не узнаешь. «Я — это смерть. Так было всегда и сегодня. Даже если я ищу счастья миллионам людей… и себе, это может стоить им жизни». Рёв Дрогона снова вывел Дейенерис из её дум; почувствовав прикосновение прохладного воздуха над водами Узкого моря, девушка сосредоточилась. Солнце уже скрылось, окрасив горизонт и воду в тёмный багрянец, небосвод и тяжёлые облака, казалось, напитались чернилами. Наклонившись вперёд, Дени вцепилась крепче за блестящую чешую дракона и ощутила уже давно привычное покалывание в ладонях и паляцах. Она села в седле прямо и посмотрела над головой Дрогона: впереди возвышались одинокие башни Драконьего Камня, а у северного берега в воде отражались огни, дождём осыпающие пляж. Дени быстро поняла, что застала сражение двух флотилий: Безупречных она узнала сразу по кровавому гербу Таргариенов на чёрных парусах; на других же (не менее двух десятков кораблей) развевались кракены. Драконья Королева сразу вспомнила рассказ Яры Грейджой про её дядю Эурона, самопровозглашённого короля Железных островов. «Наилучшие пожелания от Ланнистеров!» — услышала Дени внутри уже знакомый голос, а через мгновение увидела тронный зал Красного замка. На троне — Серсея, одетая в строгое чёрное платье, перед ней на ступенях Эурон, кисти раскинуты по сторонам, ладони раскрыты, предложен военный союз. Дени не совсем поняла, что значат «две его целые руки», и, не успев опомниться, вернулась в седло. Направив своих детей на флот кракенов, она увидела, что Рейгаль пролетает над ними, разрушая мачты огромным хвостом и вынуждая людей на палубе паниковать. Кто-то, стоя за скорпионом, не успел пустить арбалет в ход, и полетел за борт; кто-то с криками ужаса, не помня себя от шока, сам прыгал в воду с края палубы. «Крысы…», — промелькнуло в мыслях Дени; они были настолько жалкими, что ей не хотелось отнимать их жизни. Пока Рейгаль проделывал ту же последовательность действий и с остальными кораблями Железнорождённых, Дейенерис услышала в шуме ветра таинственный голос — спокойный и, в этот раз, чуть настойчивый: «Они тебе ещё пригодятся». Подлетая со скоростью молнии от одного корабля к другому, Дрогон озарял тьму ночи, выпуская из гортани пламя цвета расплавленного золота ввысь. Люди ныряли, пытаясь укрыться от смертоносного света, не сразу поняв, что огонь почему-то направлен не на воду. Слышались крики, заглушаемые всплесками и ударом волн о скользкие утёсы. Огненный столб, освещая ночной берег, отражался и в воде, и в железных доспехах Безупречных. Сняв тяжёлый шлем, Серый Червь на борту одного из кораблей с благоговением наблюдал за полётом обоих драконов и за разрушениями, что они принесли с собой. Королева вернулась, и это воодушевило его и вместе с тем подняло боевой дух Безупречных. — Как только напавшие выберутся на берег, схватите их, — приказал Серый Червь, обращаясь к солдатам на валирийском. — Теперь они наши пленники. Его взор вновь устремился на небосвод, по которому плыли облака в лунной дымке, и проследил взглядом за драконами, приземлившимися на скале справа от замка. Спустя какое-то время Безупречные, направив флот к берегу, подняли людей Эурона Грейджоя на борты кораблей. Самого же обессилевшего короля кракенов нашли без сознания на берегу; он лежал на песке, пока волны то обволакивали пеной, то обнажали его ноги.III
— Так вот какая вы, Дейенерис Бурерождённая из дома Таргариенов, королева Андалов и прочей чуши, — с расстановкой произнёс Эурон, насмехаясь. — Знаете, в Вестеросе много говорят не только о вас, но и о ваших многочисленных титулах. Из них можно составить… — он выдержал паузу, притворившись задумавшимся, — …целую книгу — «Ода шлюхе». В глазах у него тут же потемнело, голова закружилась, и ослепший кракен согнулся надвое от боли под грудью: Серый Червь ударил его в лицо и вмял острое, как кинжал, ребро тяжёлого щита в живот. Кашель, рвавшийся из глотки Эурона с кровью, перебивался отталкивающим смехом. Дейенерис повелительно подняла ладонь, унимая пыл верноподданного. Червь, коротко кивнув, схватил пленника за волосы на затылке, сжал ему щёки и впился костяшками смуглых пальцев в челюсть так, что они побелели. — Придержи язык! — процедил он Эурону прямо в лицо. Закованный в цепи Грейджой в обвисшей капитанской одежде, всё ещё не высохшей, стоял перед пьедесталом в полутёмном тронном зале. За ним двое Безупречных держали копья, справа стоял Серый Червь, а Дени взирала на своего пленника, сидя на троне. Тирион Ланнистер стоял на последней ступени у пьедестала. Издевательства Эурона были безразличны Дейенрис, за последние сутки она слишком устала, чтобы обращать внимание на пустые слова. Сегодняшний пожар в столице, по её ощущениям, эмоционально приравнивался к событиям нескольких пережитых лет, — от свадьбы в Пентосе до сожжения кхаласара — в течение которых она путешествовала к Вестеросу. Тем временем, узурпатор железнорождённых продолжал свою фарсовую тираду: — А знаете, вы, пожалуй, намного красивее Серсеи. Молодость… — он закатил глаза и ухмыльнулся, обнажая зубы, побагровевшие от крови. — Я стал вашим пленником, но рискну попробовать сменить свой статус и предложить стать вам… — …шутом? — оборвала его Дени. Он был ей противен. Безумцы бывают разные: неуправляемые, вроде Безумного короля; жестокие, наподобие Визериса или Джоффри Баратеона; или с вызывающим поведением, как у Эурона. Но всех их объединяет одно: абсолютная уверенность в собственной неприкосновенности и гордое чувство безнаказанности. За самоуверенность жизнь наказывала и преподносила жестокие уроки Дейенерис. «Я от крови дракона! Падая — поднимайся», всегда повторяла Дени как мантру. — Союзником! — Железнорождённый делал вид, будто не оскорблён, хотя во взгляде читалось недоумение. — И мужем. Боги, да у вас драконы, с которыми мы будем непобедимы! «Старая песня. Скучно…». — Вы напали на меня, вступив в альянс с вашей «королевой», — заметила Дени. — Серсея Ланнистер изменяла своему мужу Роберту с собственным братом. — В едком взгляде Грейджоя читалось притворное презрение. — Боги, она спала, с кем только желала! Ненадёжно и безрассудно. — Вы, вероятно, многому научились у неё, — подметила Матерь Драконов. Это ещё больше раззадорило Эурона. — Но вы, Дейенерис из рода Таргариенов, совсем другой человек, не так ли? Вы поклялись освобождать рабов, и до сих пор верны этой клятве. Серсея не ценит своих людей, а потому проиграет. — Она уже проиграла. Красный замок разрушен. В зале повисло молчание, прерываемое треском огней в настенных факелах. Тирион обратил недоуменный взор на Дени, и она пожалела, что не успела ему всё рассказать, даже не знала, сочувственный был у неё взгляд в этот момент или нет. Сейчас она понимала его, как никто другой из находящихся в этой комнате. Она смотрела на него, не зная, что бы она могла сказать ему, если бы это был приватный разговор. Десница задышал тихо и прерывисто, короткие ноги слегка подкосились; Дени заметила, что его руки задрожали, и Тирион держал левый кулак в правом, пытаясь унять дрожь. Эурон, похоже, не замечал карлика и взирал на Дени снизу вверх, сделав несколько уверенных шагов вперёд. — Что ж… тем лучше для нас с вами. Мы можем стать ещё ближе, — проговорил он с прежней надменностью. — Похоже, рассказы о вашем безумии правдивы, а я люблю безумных в постели. Не выдержав, Серый Червь ударил Грейджоя по лицу и рубанул по груди ребром щита. Обхватив узурпатора за спиной, Безупречный прижал кинжал к горлу наглеца и посмотрел на королеву в нетерпении, явно ожидая её сигнала к казни. Грейджой зашёлся в надтреснутом хохоте, отскакивающем от стен с каким-то жутким эхом. Только сейчас Эурон, чувствуя, как колкая сталь рябью касается кожи, повернул голову к карлику: ярость в глазах Тириона только сильнее разогревала в нём стремление язвить, уколоть как можно больнее. Дени приходилось прилагать немало усилий, чтобы сохранить спокойствие, усталость беспощадно обволакивала её тело, а северные видения по-прежнему застилали зал перед ней. Холодные глаза… Сейчас десница, обычно взывающий к благоразумию королевы, вполне справедливо злится на Дени, но пройдёт время, и она задаст ему насущный вопрос: известно ли Тириону о смерти, притаившейся на Севере? — Мой верный военачальник жаждет перерезать вам глотку, — сказала Дейенерис, мягко ступая по ступеням вниз, пока не поравнялась с Эуроном. — Скажу откровенно: вы живы только по желанию некоего незнакомца. Ни имени, ни лица, ни рода, ни титула — мне ничего о нём неизвестно. Только голос, призвавший к помилованию вас и вашего флота. — Стало быть, Боги вступились за меня, — надменно проговорил Грейджой. — Может и так. Но жизнь научила меня, что в этом мире ничего не даётся даром. Вы должны пройти путь искупления. — Пустите меня голым по всему замку, как поступила стая Его Воробейшества с той шлюхой? — Заткнись! — Не выдержав, Тирион в ярости сбежал по ступеням. — Ты говоришь о моей сестре, продажный подонок! — А-а-а, Бес… Я слышал, за твою голову назначена награда лично Серсеей. И ты защищаешь… её труп? Эурон притворился удивлённым и натужно вздохнул, ощутив, как кинжал Серого Червя впился ему в кожу холодным острием. Дени подняла левую руку, вновь не позволяя свершиться казни. — Твои остроты неуместны, — сказала Драконья Королева строго, — ты не в том положении. Говоря об искуплении, — добавила она, помолчав, — я имела в виду, что у тебя ещё есть шанс направить свою энергию в битву. — Серсея мертва, столица пала. — Не о ней речь, а о Севере, — почти ощущая на себе озадаченные взгляды присутствующих, Дени в который раз испытала груз ответственности на плечах и, держа королевскую осанку, продолжила. — Ещё вчера я не поверила бы, но в данный момент по направлению к Стене движется воплощение самой смерти (Дени незаметно поёжилась). У меня большая армия, но её сил явно недостаточно, чтобы победить саму смерть. Мне нужны твои люди, нужен ты, Грейджой. Взамен, — Дейенерис выдержала паузу, позволяя Эурону осмыслить услышанное, — я оставлю тебя и твоих людей в живых. В том случае, конечно, если все мы переживём эту схватку с неотвратимой погибелью. Серый Червь всё не убирал кинжал от горла Грейджоя, у которого задёргался кадык: он определённо занервничал. В течение минуты никто не проронил ни слова, и теперь бывший король кракенов нарушил молчание ехидным смехом, служившим ему, вероятно, своеобразной защитной реакцией. — Звучит как бредни тронувшейся умом девицы! — выпалил он, задыхаясь от вымученного хохота и не обращая внимания на такую мелочь, как лезвие у пульсирующего горла. — Но ты же сам сказал, что любишь безумных, что подтвердит каждый, находящийся в этом зале. Может, тем, что я направлю твою энергию не на ложе, а в бой, я понравлюсь тебе ещё больше? — парировала Дени, чувствуя, как огонёк в её глазах приводит Эурона в смятение. Её вопрос на какое-то время повис в воздухе. — А если я откажусь? — спросил он, сам удивляясь такому вопросу. Поворот в «переговорах» явно поубавил спесь в его интонации. У Дени уже давно был готов ответ: — Я пошлю тебя в Ночной Дозор. Там ты, несомненно, встретишься с мертвецами лицом к лицу. Клятва чёрных братьев не позволяет познавать женщин и создавать семью. Я правильно понимаю? — уточнила Бурерождённая, обращаясь к Тириону с некоторой осторожностью. — В целом, да, — ответил Лев, всё ещё не до конца осознав, что столичный замок разрушен. Говорил он тихо и отрывисто, через силу. — Там ещё говорится: «Не иметь земель, не быть отцом детям…». Карлик замолчал, не в силах выдавливать древние слова из пересохшего горла. Понимая, что его мысли заняты событиями в Королевской Гавани, Дени снова вгляделась в лицо Эурона. Принимать решения, носить столько титулов, править — для неё всё это было обычным делом. В конце концов, она произошла из королевского рода, и рассказы брата о прошлых заслугах Таргариенов впитались в её сознание с детства. Хотя сегодня в Дейенерис произошёл надлом, решение судьбы Эурона послужило ей напоминанием, пережитком тех дней, когда она старалась быть справедливой. — Решать только вам, — заключила она. Дени, поставив Грейджоя в невозможные условия, пыталась прочитать реакцию кракена, предугадать его дальнейшие действия. Здесь не применить пресловутую хитрость, и Дейенерис с удовольствием отметила, что зрачки в отчаявшихся глазах кракена предательски расширились. Ответ пришёл незамедлительно: в ярости Эурон Грейджой, зажмурившись, прижал скованные кулаки к горлу и собрался надавить на него кинжалом, но, помедлив, передумал, опустил руки и произнёс: — Хорошо, я согласен идти на битву. Но хочу сразу прояснить. — В его яростных глазах читалось упрямое самодовольство, пока он с нескрываемой злобой почти хрипел, выплёвывая слова с кровавыми каплями. — В пекло Север! Как только я выполню… задачу, я покину его. — Никто не вынуждает тебя туда переезжать, — заметила Дени чуть мягче. Однако ей что-то не нравилось в словах Эурона, он вёл какую-то игру, Дейенерис почти ощущала это. Тут тишину прервал звук лёгких шагов, в зале раздался звонкий голос Миссандеи: — Ваша милость, к вам прибыла красная жрица, Мелисандра Асшайская. Серый Червь обернулся к любимой вместе с Эуроном, которого и не думал отпускать, пока Матерь Драконов не приказала бы ему. Пальцы твёрдо сжимали рукоять кинжала.