Шизокалоид

Шоссе, местами сильно забитое брошенными машинами, быстро выводит меня к Анталье. Иногда я объезжаю пробки, иногда просто аккуратно сталкиваю мешающие мне легковушки бампером в кювет. Пыжик недовольно скрипит, но терпит. В конце концов, сейчас не то время, чтобы заботиться о красоте внешней. А я прекрасна внутренне. Собрана. Настроена достичь цели. И, кстати, пора найти убежище и побрить интимные места, а то, что-то заросла. На относительно свободном участке шоссе желтеет здание АЗС. Можно остановиться и заправиться. С помощью гидравлического болтореза, доставшегося мне в качестве подарка от израильской армии, открываю подземную ёмкость с соляркой и наполняю бак. Потом опорожняю десяток пятилитровых ёмкостей «омывайки» и наполняю их тоже. У меня и так есть сорок литров топлива в канистрах, но сейчас я могу проехать больше двух тысяч километров без необходимости останавливаться на заправках. Холодильники в багажнике битком. Можно на АЗС подкрепиться, запастись водой и ехать дальше. Но поесть спокойно мне не дают. Так и знала, что когда-нибудь такое случится. По просёлочной дороге перемещается значительная масса зомби. Они не бредут, не маршируют, не идут, а именно перемещаются. Жуткое зрелище. Интересно, их что-то привлекло или просто мигрируют? Я прыгаю в машину и, отъехав пару сотен метров, понимаю, что их привлекло — на обочине дымится закипевший обшарпанный пикап. Ага. Значит недалеко должен быть его хозяин. Стоит быть осторожней, он может быть вооружён. Через пару километров я догоняю высокого красавчика в приталенном пиджаке и щёгольских ботинках. Он останавливается и приветливо машет, блестя улыбкой и тряся ухоженной причёской. — Бонджорно. Как здорово! Люблю итальянцев. Я разрешаю ему взойти на борт. Мы начинаем общаться на смеси итальянского (который я знаю не очень) и английского. Он предлагает ехать через горы, потому что слышал, что на побережье в районе Измира идут бои и вообще твориться ужас. — А в горах, разве не опасно? Он пронзает меня ярким взглядом. — Сейчас везде опасно. Просто я занимался проектированием электросетей и хорошо знаю сервисные дороги вдоль линий электропередач. — Это уже интересно. Поехали. По дороге я понимаю, что очень удачно завалила арсенал Жасмины одеждой, когда ставила в салон канистры, иначе он заинтересовался бы оружием. А так он даже не знает, что у меня в кармане водительской двери автоматический пистолет. Армейский нож итальяшка видел, но вряд ли он представляет, чему меня обучила израильтянка. Он значительно сильнее меня, это видно невооружённым взглядом, значит не посчитает опасной. Когда, по его словам, до Босфора остаётся меньше ста километров, мы останавливаемся, чтобы отыскать ночлег. Кстати, а мы будем спать в одной комнате? Тогда надо предупредить его насчёт девственности. Но я не успеваю, потому что он прижимает меня к стене и начинает агрессивно ласкать. Бля! Я прямо так люблю. Надо его раззадорить. Я отталкиваю его и залепляю пощёчину. Он отвешивает мне оплеуху, от которой я чуть не кончаю. Начинает срывать с меня одежду. — В рот, давай в рот, — хриплю я и падаю на колени. Он изумлён, а я начинаю ублажать его. Он неплох, совсем не стесняется и не сдерживается. Мне приходится упираться руками в его бёдра, чтобы он не вдолбил мою голову в каменную стену. Сука, давненько я так не развлекалась. Люблю ублажать мужчину. Нет, мне, конечно, приятно, когда меня ласкают, но те мгновения власти над мужчиной, когда он не может остановиться и забывает обо всём, лишь бы излиться, меня приводят в бурный восторг. Когда итальяшка приходит в себя, я нежно беру его за руку и веду в дом, хоть мы его и не осмотрели толком, но сейчас это неважно. Важно, что есть кровать. — Послушай, я — девственница, и хочу сохранить девственность для своего любимого, поэтому ты должен удовлетворить меня аккуратно. Ты понял? Можешь использовать пальцы, язык, что хочешь, но я должна остаться нетронутой. Естественно, он согласен, после такого-то минета. И знает, что будут ещё незабываемые мгновения. Кстати, о минете, надеюсь Аурина уже в теме. Я почему-то уверена, что мы ещё встретимся. А пока, я хочу попробовать вещь, о которой стеснялась раньше думать. Всё-таки я — совсем ещё неопытная девочка и, да, у меня полно комплексов. Я это осознаю. Но, ведь, совершенство — это не отсутствие недостатков, а стремление их преодолеть. Я заставляю итальяшку лечь. Мммм… А он говорил, как его зовут. Нет? Неважно. Я же не замуж за него собираюсь. Залажу на него сверху таким образом, чтобы моя промежность находилась над его лицом. Ффух. Стыдно то как. Зато я могу играться с его членом. Не очень большой, но такой твёрдый. Ай! что ты там делаешь, негодяй? Бля! Стыдоба. Это у меня первый раз. Он что-то бормочет. Усиливает ласки. А мне почему-то уже не хочется. Желание мгновенно пропало. Что он там сказал? Сука итальянская! Пидор! Весь настрой сбил. И его умелые ласки отдаются в животе приступами тошноты. — Подожди, минуту. Сделав вид, что мне срочно нужно в туалет, я выбегаю из комнаты. Где-то мельком видела бар. Так, вот он. Хотелось бы бутылку шампанского, но тут только какое-то вино. Ладно, вино сойдёт. Надо ещё штопор. И два бокала. О, вот ещё кое-что, прямо просится в постель. — Вина прихватила… — тяну я с медовым выражением, когда вхожу обратно в комнату. Он сидит на кровати, улыбается и трогает свою пимпочку. Щас перестанет улыбаться. — Тебе красного или белого? Он молча берёт бутылку красного, так и знала, всё-таки Кьянти, и штопор. Не люблю Кьянти. Но белое вино — местное, а турки делают плохое вино. Поэтому мне совсем не жалко, когда я разбиваю бутылку о висок итальяшки. Загибаясь от боли, он валится на пол. Блин, не вырубился, даже пытается схватить меня за ноги. Ну ладно, тут есть кое-какая мебель. Хлипкая мебель. Прикроватная тумбочка разваливается, когда соприкасается с его головой. Вот сейчас самое время пустить в дело то самое кое-что, что я нашла рядом с баром — моток провода. Руки и ноги привязываю к ножкам кровати, растягивая его в виде гигантской буквы «Х». Красота! — Что ты делаешь? Зачем? — хрипит он через полчаса, когда приходит в себя. — А, очнулся, мразь, — отпив глоток Кьянти, я смотрю, как рубиновая жидкость плескается в бокале, — есть нечто, что ты знать не должен. — Что? Ты ведь сама… Конечно. Женщина всегда виновата. Всегда сама. Я — не шлюха. Я — не психопатка. Да, я люблю секс, но не ебусь с каждым встречным. Мне нужно поговорить. Нужно почувствовать симпатию. В конечном счёте, у меня есть любимый, для которого я берегу девственность. Мы не могли быть вместе, но сейчас моё время. Я доберусь до него. Мы вместе отпразднуем мой день рождения. Это будет через три недели. Это будет первый мой день рождения, который принесёт мне радость. Он сделает меня женщиной. Я буду стесняться и краснеть. Я буду скулить от счастья и зажиматься. Он будет нежен со мной. Потом мы будем жить долго и счастливо, это звучит по-детски. Приторно сладко. Но я так хочу. Я рожу ему детей. Нужно потерпеть. Осталось недолго. Встав, я обхожу кровать. Итальяшка что-то жалобно говорит. Какой он жалкий. Трясётся. — Эти провода достаточно прочные. К тому же, я сильно затянула петли. Да, в узлах я разбираюсь. Нет, не морячка. Просто занималась рукоделием. Знаешь, очень успокаивает. Надо будет ограбить ювелирный, какой-нибудь Картье. Но это потом. Сейчас я расскажу, что тебя ждёт. Кровь перестала поступать в твои запястья и щиколотки. Через пару часов начнутся необратимые изменения в тканях. Ты, конечно, будешь вырываться. Петли будут затягиваться туже. Но. Ты же видел, какая тут хлипкая мебель. Может отпасть ножка. Или просто кровать рухнет. А мне не надо, чтобы ты рассказывал обо мне всякие гадости и распространял слухи. Поэтому я немного тебя порежу. Ну, чтобы дёрганья доставляли тебе боль. Не бойся, кровопотеря будет небольшая. Смотри, вот здесь. Брюшной пресс. Ну не кричи, её богу, как дитя. Бицепсы. Хм. Бедро надо спереди резать, чтобы крупные сосуды не задеть. Да не дёргайся. Осколки острые. Смотри, как легко режут. Вот для примера, второе бедро разорву штопором. Фух, как тяжело. Я же говорила, штопором больнее. Был бы хорошим мальчиком, я бы тебе ещё отсосала. А так сам виноват. Кто тебя просил высказывать своё пидорское мнение? Ещё, слушай, я забыла ведь. Ты можешь зубами попытаться перегрызть что-нибудь, руку там или провод. Поэтому, вот тебе, вот. Русские называют это «розочка». Горлышко разбитой бутылки. Правда варварский народ эти русские? Как тебе на вкус стекло? Что молчишь? Ты же сам этого хотел. Ну ладно, я пойду посплю.