Шизокалоид

Лагерь живёт, кажется, спокойной жизнью. Он напоминает даже не лагерь беженцев, а базовый лагерь альпинистов на Джомолунгме — готовые к выживанию в суровых условиях люди, просто и по-деловому, собираются в путь и обмениваются информацией. Мне эта атмосфера вполне подходит. Люди здесь все ненадолго, значит, я могу побродить и поспрашивать, не привлекая внимания и не представляясь. Меня пригревает пожилая семейная пара из Перми, которая почему-то собирается в Бийск. У них старенький икстрейл. Мне приходится ночевать на его заднем сиденье, а пара спит в палатке. В общем, неплохо. Утром мы трогаемся в путь. Я обливаюсь холодным потом, когда понимаю, что в машине перед нами сидит Арина. Рефлекторно начинаю ощупывать содержимое карманов, видимо, пытаясь найти защиту у ножа и пистолета. Они-то и подсказывают мне план действий. Прошу остановиться, ссылаясь на месячные и отбегаю на обочину, якобы в туалет. Возвращаюсь. Пристёгиваюсь. Да, старенький икстрейл на зимних шипованных шинах трогается значительно увереннее, чем моноприводный пыжик. Жаль, придётся с пыжиком расстаться. Как и с пожилой парой. Их тоже жаль. — Ой, смотрите, там девочка в лесу! — Где?! Я и сама почти поверила в мифическую девочку. Мы снова останавливаемся и выходим… Два тела ложатся рядом в кювет. Какие счастливые — «и умерли в один день…». Я тщательно укрываю тела охапками опавших листьев и ветками. Проклятие! Надо было торопиться. Рядом со мной останавливается аутлендер. Ссука. — Что там у вас? Я хлюпаю носом, вытираю несуществующие слёзы рукавом и честно говорю: — Отец кинулся на мать. Похоже он… — Бедняжка. Аутлендер забит людьми: два мужика, подросток, девочка и беременная женщина. Что ж за херня то?! Приходится полностью разрядить обойму и отправить приличных людей вместе с их машиной в глубокий овраг. Икстрейл бодро довозит меня до пыжика. Я почти час вожусь с разгрузкой-погрузкой и начинаю движение в сторону Уфы. С одной стороны мне нужно двигаться быстро, но нельзя догнать колонну с Ауриной и нельзя вляпаться в засаду. Напряжение растёт. Вместе с ним падает во мне уверенность в собственной божественности. Что это? Может детские комплексы? Может просыпается девочка, которую бросили в пятнадцать лет? Может тот, кому я предназначена так важен для меня и так близок географически впервые за три года, что я просто теряю самообладание. Но. Я. Все равно доберусь до него. Чего бы мне это ни стоило. Вокруг Уфы я долго плутаю по заводским кварталам и железнодорожным переездам и кое-как по указателям выезжаю в сторону Златоуста. А. Теперь я знаю. Я как будто уже знаю дорогу. Уверенно доезжаю до отдельностоящей столовки и ночую там, спрятав икстрейл в сарае. Утром я бодра и сосредоточена. Умываюсь. Чищу зубы. Выпиваю кофе. Осталось три часа. Больше не плутаю. Я настолько уверенно еду, что вижу хвост колонны, от которой отстала вчера. Нет, Аурина, мы встретимся потом. Может быть. Тургояк — слишком красивое место, чтобы быть правдой. Даже кривые санатории, в другом месте смотревшиеся бы рухлядью, здесь создают своеобразный антураж. Вневременье. Покой. Я улыбаюсь. Мелкий дождь. Облака становятся тоньше. Золотистый свет просачивается сквозь облака. Вот крайний дом в посёлке. Ещё триста метров. Откуда я это знаю? Вот покосившаяся ограда старого особняка, когда-то построенного купцом второй гильдии. Пустой двор. Должна лаять собака. Собаки нет. Была собака. Наверное, я следила за ним в соцсетях. И ещё была вторая собака. Мелкая смешная собачонка, которая любила, когда он чесал ей пузико. Её тоже нет. Дом пуст. Окна выбиты. Внутри всё разорено. Давно. Больше года назад. Как? Ещё недавно… Я потеряла счёт времени? Или… Я так хорошо обманула экспертизу, что обманула и себя? Зачем нужна была экспертиза? Я психанула на мать и впервые в жизни дала ей сдачу. Не поэтому ли она весь год вела себя по-человечески? А потом я испугалась, что эта тупая шизофреничка меня убьёт и сбежала из дома. Надолго. Я трогаю руками рамку с фотографией, валяющуюся в пыли на покосившемся комоде. Какой одинокий комод. Никому не нужный. На фото симпатичная светленькая девочка. Очень похожая на меня. Аурина? Нет, у этой более грустное и упрямое выражение лица. Я освобождаю фотографию от рамки, прижимаю к груди и бреду на улицу, мимо покосившегося забора, вдоль липовой рощи к косогору, на котором торчат перекошенные памятники. Прохожу мимо совсем старых могил в сектор со свежими захоронениями. Здесь могил немного, поэтому я быстро нахожу ту, которая меня тянет к себе… Я гляжу на фото мужчины на керамической табличке. Потом аккуратно ставлю взятый из дома портрет светлой девочки у могильной плиты. Теперь они всегда будут вместе. Теперь мы всегда будем вместе. Я встаю с коленей, засовываю руки в карманы израильской военной куртки и нащупываю нож. Меня пронзает приятное чувство внутри живота, но я совсем не рада ему, хоть и не могу сопротивляться. И я все понимаю теперь. Год назад в канун своего семнадцатилетия я сбежала из дома, чтобы быть с ним. Проехав от края до края три страны без паспорта, я добралась до его дома. Меня встретил лай маленькой смешной собачки, когда я вошла внутрь. Я бросилась ему на шею. Он рефлекторно сжал меня своими сильными руками и тяжело задышал, потом поцеловал в губы. Потом… Потом оттолкнул и сказал хрипло: — Ещё не время, милая… Только не сейчас. Это нельзя… Он не договорил, потому что я взяла лежащий на столе керамический нож и ткнула его в горло. Маленькая смешная собачка растерянно заскулила, поэтому я из жалости порезала её этим же ножом. Он ещё пытался бороться за жизнь, чисто рефлекторно зажимая рану на шее, но силы уже его покинули. Я ударила его ножом в низ живота. Он не понял. Ведь я пришла к нему. Навсегда. Готовая быть только его. Всегда. Он упал, а я поняла, что обещала себе стать женщиной именно с ним. Рукоятка ножа торчала из его живота злой пародией на его естество. И тогда я решила, как стану женщиной. Потом я вышла наружу и исчезла, чтобы через неделю появиться дома. И сейчас я выхожу за ограду деревенского кладбища. Дома больше нет. Старый мир больше не существует. Но где-то в часе от меня есть другой человек, который обещал стать моей рабыней. Готовься, Аурина, готовься выполнить обещание.