Не холодно.

— Ты живёшь один? — сразу задаётся вопросом Чонгук, как только ступает на порог дома хёна. На вешалках в коридоре висят только мужские вещи. Он долго мусолил в голове этот вопрос по дороге, когда они с Тэхёном добирались до его дома, после нескольких минут споров в больнице — Ким доказывал, что он мастер в покраске волос и уговаривал Гука воспользоваться его услугами. Тот в свою очередь отнекивался, мол, неудобно как-то и все дела. А через пять минут уже сидел пристёгнутый в машине хёна. — Конечно, один, — раздаётся из гостиной приглушённый голос, пока Чонгук возился со шнурками на своих кроссовках в коридоре, — у меня тут прохладно, так что не каждый выдержит. А тебе только на пользу пойдёт. — пытается пошутить Тэхён и высовывает голову в коридор. — Чего ты там копаешься? — Уже иду, хён. Чонгук отставил кроссовки в сторону и поплёлся за уже переодетым в простую футболку и спортивные штаны Кимом на кухню, прокручивая в голове предпоследнюю фразу, которую тот озвучил. Что же получается, Тэхён настолько обезнадёжен, что даже не пытается как-то действовать против своей болезни? Чонгуку, например, нельзя пить горячее, долго находиться на солнце, перенапрягаться и злиться. А Тэхёну? Гук никогда не видел, чтобы хён от чего-то воздерживался, то же самое и сейчас: он полностью подогнал обстановку для поддержания своего болезненного состояния, но не для излечения от него. Чонгук более чем уверен, что Ким делает только хуже для себя, что это всё не сказывается на нём нейтрально. Он прерывает свои философские размышления, когда перед ним на кухонный стол опускается банка с газировкой и соломинкой, любезно предоставленные хёном. Надо сказать, Чонгуку и правда комфортно находиться в его доме: здесь царит какое-то умиротворение и спокойствие. Также Гук заметил, что хён поддерживает в комнатах такую же чистоту, как и в больнице. Кухня у него просторная и удобная: обеденный стол располагается достаточно далеко от зоны для приготовления еды, поэтому есть, где развернуться. — Спасибо. — он открывает баночку с холодным напитком и просовывает в отверстие соломинку, сразу же припадая к ней губами. Ким садится напротив с чашкой чая. — Ты всё ещё хочешь перекраситься? — спрашивает Тэхён, скользя взглядом по чонгуковым светлым прядям, что виднеются из-под капюшона (он до сих пор не решается его снимать). — Хочу. Может, начнём уже? — Гук отставляет газировку в сторону, выжидающе глядя на хёна. — Как скажешь. — говорит тот и пожимает плечами. Ким велит Чонгуку следовать за ним и направляется в коридор, где стоит небольшой трельяж с круглым зеркалом, а потом тащит с кухни стул, приглашая Гука присесть. Сам же Тэхён снова отправляется на кухню, чтобы навести краску для волос. У него, к слову, этой краски много, ведь он тоже как-то пару месяцев назад пытался вывести синий пигмент с волос, вот только тот на следующий день снова возобновлялся. Спустя неделю Ким понял, что уже ничего не сможет сделать с синими прядями. Сняв, наконец, капюшон, Чонгук пропускает сквозь пальцы будто выцветшие волосы, оттягивает их на затылке, чтобы было видно в зеркале, и понимает, что на макушке у него остались тёмные корни, а концы посветлели, что ещё больше походит на неудачный поход в салон красоты. Ну, или на самостоятельную покраску дома. Тем временем хён уже возвращается, в руках, обтянутых прозрачными резиновыми перчатками, держа кисть и маленькую ёмкость с разведённой краской. Гук сразу же сморщил лицо, ведь у краски далеко не приятный аромат, а какой-то горький, стреляющий в нос. — Ну, потерпи уж двадцать минут. — съязвил Тэхён и окунул кисть в массу оранжевого цвета, быстро делая мазок на самых светлых прядях Чонгука. Краска была холодной, что даже понравилось Гуку, который по приказам хёна то поворачивал вбок, то задирал назад голову. Пару раз ему попадало краской на лоб и шею, отчего Тэхён тихо посмеивался и вытирал тёмные следы чистой стороной перчатки. Краска уже не так раздражала обонятельные рецепторы, сколько чонгуков вид в зеркале. Волосы все зализаны назад, слишком блестят при естественном свете, на лбу так вообще остались тёмные следы, которые смоются теперь только перекисью водорода. А потом ещё и голову замотали чёрным полотенцем (наверное, чтобы не жалко было пачкать в краску) и наказали сидеть в нём полчаса, приглашая скоротать время в гостиной. Здесь дела обстояли так же: чисто, светло, прохладно. Будто Тэхён и не живёт здесь, а приходит только поспать. Кстати, об этом. — Я всегда думал, что в этом доме живёт какая-то женщина. — наконец озвучивает свои мысли Чонгук, присаживаясь следом за хёном на угловой диван серого цвета и оглядывая комнату. Сейчас он собирается разобраться уже, как же хён сюда попал. — Это правда. Она живёт здесь всю свою жизнь, а сейчас сдаёт дом мне. Гук мысленно бьёт себя по лбу. И почему он сразу не додумался? Напридумывал себе чёрт знает что и ломает голову. — Почему ты здесь, в этом городе? — вопрос вырвался сам собой, но Чонгук и правда задумывался над этим, потому что хён не соответствует этому месту. Он переводит взгляд на Тэхёна, переставая разглядывать комнату, и встречается с ним глазами, сразу же опуская на свои руки. Ким вздыхает. — Скажем так, я пока набираюсь опыта, чтобы потом заняться карьерой врача в Пусане. — он задумчиво кусает свои губы и смотрит в одну точку. Наверное, для него это очень важно. Цель номер один в жизни. — Это… классно. — Чонгук замолкает, и наступает тишина. Каждый думает о чём-то своём, не шевелясь, и время будто останавливается, пока Гук не задаёт самый волнующий его вопрос. — Сколько тебе лет? Тэхён будто отмирает и переводит взгляд на Чонгука, хмыкая. — Двадцать пять. «Двадцать пять» проносится в голове у Гука. Немного, но уже есть стремление и некоторые достигнутые цели, работа, хорошая машина и средства для существования. Чонгук слегка кивает головой. — А тебе? — спрашивает хён и склоняет голову к плечу, бегая глазами по Гуку. Тот, к слову, чувствует это через ткань толстовки, съёживаясь. — Семнадцать. Теперь уже Ким кивает головой. Разница в восемь лет совсем не чувствуется для Чонгука. Он с лёгкостью может сказать, что рядом с ним сидит такой же ученик старшей школы, только, может, ростом чуть выше нужного. Потому что хён без проблем идёт на контакт, не отталкивает, ведёт себя как здравомыслящий подросток. В душе он всё ещё подросток. — Я принесу перекись водорода. Надо отмыть твоё лицо. — со смешком в голосе говорит Тэхён, поднимаясь с дивана, а Гук снова съёживается, когда от рядом прошедшего хёна развивается шлейф холода. Интересно, а ему вообще самому холодно или он совсем не замечает этого? Ещё один вопрос в копилку. Ким возвращается с маленьким пузырьком и ватными дисками. Без перчаток. Садится рядом на диван и просит Гука повернуться к нему лицом, параллельно смачивая ватку перекисью. Та от холодных тэхёновых пальцев замёрзла, приятно скользя по коже на лбу, когда хён начинает стирать краску, но Чонгук не чувствует дискомфорта. У него из-за болезни заложено, что его тепло перекрывает поступающий холод, поэтому сейчас он чувствует обычную температуру обычной ватки, намоченной перекисью. Тэхён старательно стирает тёмный пигмент с кожи и в шутку мажет ваткой по кончику носа Гука, когда тот слишком долго пялится на Кима, не замечая этого за собой. — Готово. Тебе пора смывать краску. — подытоживает хён и встаёт на ноги, собираясь отнести пузырёк и ватные диски обратно. Чонгук встаёт следом. — Ванная там. — Ким указывает на дверь, что левее кухни, когда они оба оказываются в коридоре. Гук заходит в нужную комнату и ему сразу становится жутко неудобно. Вместо ванной — душевая кабинка с прозрачными стенками. Щёки начинают пылать неизвестно почему, будто ему придётся принимать душ прямо перед хёном. Он побыстрее стягивает толстовку, а потом разворачивает полотенец на голове, на котором остались поблёскивать следы от краски. Полотенец отправляется в стиральную машину, что стоит справа от душевой кабинки. Сняв джинсы и нижнее бельё, Гук хочет провалиться под землю. Стоять без одежды дома у чужого человека настолько страшно и неудобно, что сердце начинает колотиться как бешеное, а ладони потеют. Он забирается в кабинку и сразу же включает душ, желая как можно быстрее смыть краску и одеться.

***

Тэхён тем временем собирается разогревать пибимпаб, который готовил вчера сам, хоть и не ждал никого в гости. Стоит ему только достать необходимую посуду, как он вспоминает, что не дал Чонгуку второго полотенца, чтобы вытереться после душа. Он бросает всё как есть, бежит в свою спальню, доставая из шкафа свежее белое полотенце, и направляется к двери в ванную, надеясь, что Гук ещё не в душе. — Чонгук, возьми полотенце… — Ким приоткрывает дверь и просовывает одну руку с полотенцем, не заглядывая в ванную комнату, но ему никто не отвечает. Более того, слышно, как в душе уже включена вода. Тэхён краем глаза заглядывает в ванную и проходит внутрь, опуская глаза в пол. Он аккуратно кладёт полотенце на полку, что висит напротив душевой кабинки и собирается побыстрее смотаться отсюда, чтобы Чонгук не дай бог его не увидел, но глаза сами дёргаются наверх, заставляя посмотреть. Кабинка сильно запотела от горячей воды, хотя Гуку следует принимать более прохладный душ (!), но там, за стеклом, всё же видны очертания фигуры. Да что там фигура! Тэхёну отчётливо видны движения рук, линии лопаток, даже стекающая по спине пена. Ему вмиг становится жарко, притом, что он, как бы, всегда холодный сам по себе. А потом начинают потеть ладони, ибо Гук может в любой момент повернуться, и что потом? Да он же пулей вылетит из этого дома и нос не сунет больше в тэхёнов кабинет в больнице. Поэтому Ким сам пулей вылетает из ванной, напоследок проследив за плавными движениями пальцев Чонгука в его теперь уже тёмных волосах. Он тихо прикрывает дверь и уносится на кухню, принимаясь дрожащими руками возобновлять прерванную готовку. Чонгук, удостоверившись, что вся краска смыта, выключает воду в душе и торопится вылезти из кабинки. Одежда неизменно лежит на стиральной машине, где он её и оставил, никем не тронутая, готовая скорее прикрыть Гука, но для начала нужно стереть влагу с распаренного тела. Полотенце находится быстро, хотя Чонгук не помнит, чтобы замечал его здесь раньше, но это уже его разыгравшаяся фантазия. Он старается не обращать внимания на своё внутреннее беспокойство насчёт незапертой двери, про которую благополучно забыл, как только зашёл сюда, и как можно быстрее промокает капли воды с тела, начиная одеваться. Сколько он здесь проторчал? Хён наверняка уже заждался его. С кухни доносится приятный аромат жареных в масле морских водорослей, и Чонгук идёт на запах. — Я не думал, что под предлогом помочь покрасить волосы было «И напою, и накормлю». — замечает Гук, усаживаясь за стол. — И спать уложу. — смеётся Тэхён, раскладывая по тарелкам порции пибимпаба, а у самого руки трясутся. Не мог же он отпустить этого ребёнка и не накормить? Тем более, они торчат у Кима уже два с лишним часа. Ему бы ещё фартук с цветочками — и точная заботливая матушка. Чонгук не может сдержать дурацкой улыбки, которая расползается от этой мысли. — Чего смеёшься? Я люблю готовить. — Тэхён улыбается следом, протягивая Гуку одноразовые палочки для еды своими синевато-голубыми пальцами. Иногда кажется, что это яркие синяки. — Честно, я сам не пробовал. Надеюсь, вкусно. — Ким пытается ненавязчиво молоть языком, лишь бы скрыть своё смущение от недавнего вида. — Сейчас проверим. — ухмыляется Гук и цепляет палочками всего и сразу, смакуя во рту разные вкусы и делая задумчивое лицо. Он и не догадывается, кто навещал его в ванной. Лицезрел всего его. Тэхён смотрит на него неотрывно, подперев подбородок кулаком, следит за реакцией. — Это… — Чонгук хмурится, опуская взгляд в тарелку, — превосходно. — Ким опускает плечи и удовлетворённо улыбается, принимаясь за еду. — Правда, мне нравится. — Я рад. — не переставая улыбаться говорит хён, старательно пережёвывая кусочки мяса. Трапеза проходит за непринуждёнными разговорами, в основном об учёбе Чонгука. Ему впервые за весь дань так легко с хёном, впервые хочется говорить и говорить, узнавать какие-то незначительные вещи из жизни Тэхёна, рассказывать о себе. Про своего отца он умалчивает, считая, что Киму необязательно знать о нём. Да и стыдно. Чего рассказывать про отца-алкоголика? Наверное, он уже вернулся домой и ждёт Чонгука, чтобы опять за что-то накричать на него и вынести мозги им обоим. Просто так. — Спасибо, я наелся на неделю вперёд. — улыбается Гук. — Давай, я помогу? — предлагает он и привстаёт из-за стола, когда Тэхён сгребает тарелки, собираясь отнести их в мойку. — Сиди, Чонгук, я сам. А Чонгук спокойно обгоняет Кима через пару секунд и берёт тарелки в свои руки, плавно опуская их на дно мойки. Отказов не принимается. Гуку ведь не десять лет, чтобы его так обхаживали. — Ладно. — хмыкает Тэхён и усаживается обратно за стол, сверля глазами спину Чонгука. Тот сразу же жалеет о своём предложении помочь, как только ощущает прожигающий взгляд хёна, и домывает последнюю тарелку за секунду, откладывая её в сушилку. — Моё предложение уложить спать ещё в силе. — в тэхёновом голосе чувствуется улыбка, но… — Меня ждут дома. …не сегодня. — Ладно, но я отвезу тебя. — ставит перед фактом Ким и кивает головой в сторону коридора. Гук снова тратит огромное время на завязывание шнурков, пока хён не предлагает ему просто затолкать их внутрь кроссовка. На том и порешив, они выдвигаются на улицу. Тэхён, в своей спортивно-домашней одежде, за рулём дорогущего автомобиля выглядит особенно завораживающим и мужественным. У Чонгука язык чешется спросить, почему у хёна нет второй половинки, но на сегодня расспросов достаточно. Они выезжают на пустую дорогу. Вокруг лишь уличные фонари с приглушённым светом; в салоне автомобиля тепло и приятно пахнет. Меньше чем через семь минут Чонгук просит остановить, как только они подъезжают к нужному дому. Выходить из машины очень не хочется. В тэхёновой компании даже молчать приятно, лишь наблюдая за его плавными движениями, когда он выкручивает руль. — Спасибо. — Гук всё-таки выбирается из автомобиля, улыбаясь напоследок хёну и получая такую же улыбку в ответ, но его снова осеняет слишком поздно. — Но… когда мой следующий приём? У Кима взлетают брови, потому что он совсем забыл про какую-то больницу, приёмы, пациентов… И ещё про кое-что. — Чонгук, я забыл… Завтра не будет приёма. Мы приедем в школу для обследования всех учеников. — Теперь уже у Чонгука брови ползут вверх. Хорошо, что хоть у кого-то из них двоих с памятью чуть получше. — Я найду тебя завтра в школе, чтобы ты попал именно ко мне в очередь. Я ведь твой врач, лучше знаю чего и как… — Гук часто кивает головой и, попрощавшись, хён трогается с места и плавно заворачивает в следующий поворот. Чонгук проводил его взглядом, зачем-то. Он поднимается по ступенькам своего дома и открывает входную дверь. Из коридора тут же валит свет, и мелькает фигура отца. — Явился! Вы поглядите на него! Чонгук тяжело вздыхает, прикрывая дверь. Ночь обещает быть долгой и весёлой.