Не холодно.

— Явился! Вы поглядите на него! Чонгук тяжело вздыхает, прикрывая дверь. Ночь обещает быть долгой и веселой. Он мысленно выругался и сто раз пожалел о том, что не пробрался в свою комнату через окно. Отец, судя по всему, ждал прихода блудного сына, хотя сам-то где пропадал? Чонгук, конечно, этого не спросит, потому что знаем, проходили. Он старается не встречаться глазами с отцом и топчется на месте, не желая задирать нос, чтобы не разозлить отца ещё пуще. — Я был у Чимина. — врёт. — Да? А волосы у тебя отчего мокрые? — отец уже был на подходе к нему, поэтому и заметил не высушенные волосы. У хёна, конечно, имелся фен, но за разговорами и едой о нём как-то и не вспомнили. — Я… — тут и сказать нечего. В голову не приходит ничего, кроме самого банального. — Помыл их у Чимина? — Чонгуку хочется вмазать себе кулаком по лицу и попросить вторую попытку зайти в дом, придумав оправдание заранее. Мужчина тем временем, слегка пошатываясь, суживает глаза недоверчиво и уходит в гостиную, ничего больше не сказав. У Гука брови ползут вверх, ибо это вообще его отец? Проверять как-то не хочется, поэтому брюнет крадётся в свою комнату на носочках, стараясь быть тише работающего телевизора, который сейчас больше интересует отца. Вот и славно. А то Чонгук уже напридумывал себе самого худшего. Своя комната встречает добродушной атмосферой. Всё здесь удобно и на своих местах. Чонгук даже жалеет, что не проводит тут больше времени, зависая, например, в компьютерных играх или смотря популярные сейчас фильмы. Он кидает рюкзак в угол и падает на кровать без задних ног, даже не переодеваясь. День выдался тяжёлым, а раз угроза миновала, можно и отдохнуть. Гук без понятия, сколько проспал, но он явно не выспался, когда его резко будят, дергая за ткань толстовки на груди. — Где мой чёртов соджу?! — даже глаз открывать не нужно, чтобы понять, кто посмел нарушить столь долгожданный сон. Чертов соджу? Чертова дверь, которую Чонгук забыл запереть. — Я тебя спрашиваю. У нас что, все магазины закрылись разом? Не мог купить в другом?! Кажется, мужчина забыл, что с момента его просьбы прошёл уже день, а Чонгук просто забил на это. Где-то же отец пропадал весь этот день и вчерашний вечер. Не чаи же он там распивал? Гуку трудно разлепить глаза, потому что свет в комнате слишком яркий. Он кое-как открывает один глаз, сразу хватаясь за отцовские руки и отбрасывая их от себя. В сонном состоянии он едва может сжать пальцы, не говоря уже о том, чтобы вовремя сориентироваться, встать с постели и придумать веский ответ отцу. А ещё его продуло, и теперь всё тело знобит, а нормально дышать не даёт лёгкий насморк. Стоило всё-таки высушить волосы. — Я спрашиваю последний раз. — прилетает от отца, от которого так и летят искры злости. — Отвали… — бубнит Чонгук, потирая глаза. Зря он это сказал, но что ему ещё делать? — Ах ты… — а вот тут Гук не растерялся и ускользнул от разгневанного мужчины, что чуть ли не накинулся на него. Его план предельно прост: выбежать из комнаты, задержать отца в гостиной, а потом ретироваться в свою комнату первым, заперев дверь. Ну, и поспать оставшиеся шесть часов. Воодушевлённый своим замыслом, Чонгук без промедлений выбегает на кухню, а затем и в гостиную, где его тут же настигает отец, хватая за капюшон толстовки. И когда он стал быстрее Чонгука? Кажется, задуманная идея была с самого начала не такой уж простой и выполнимой. До Гука это доходит окончательно в тот момент, когда его резко разворачивают к себе лицом, пропечатывая не самый сильный, но и не слабый удар в лицо. Больно. Чонгук кривится, зажмуривая глаза, и понимает, что это отправная точка. Он не намерен больше терпеть и жалеть отца, опасаясь, что обоюдная драка зайдёт слишком далеко. Пусть будет, что будет. Он замахивается для удара. Первый прилетает в солнечное сплетение, заставляя мужчину согнуться пополам, а потом упасть на пол. Серьёзно, так просто? Чонгук про себя раздумывает выкинуть ли ещё пару ударов в печень или же спокойно скрыться в своей комнате. Думал он, думал и додумался, пока отец не схватил его за ногу, резко дёргая в сторону. А вот это уже было неожиданно. Гук летит на пол, пытаясь смягчить падение, схватившись за угол дивана, но всё тщетно — он больно ударяется задницей. А вот отец его не теряется — тут же вскакивает на ноги, занося правую для удара в живот. У Чонгука вся жизнь пронеслась перед глазами, когда нога отца соприкоснулась с его левым боком, где и так не заживали синяки. Да что там соприкоснулась. Она влетела в его рёбра носком вперёд, создавая ещё больший дискомфорт. Сердце сквозь толстовку запылало как огонь. Гук никогда не признается, но ему и правда страшно. Отец не останавливается, колотит его ногой ещё несколько раз, пока у Чонгука не начинают слезиться глаза, а затем, отшатнувшись назад (видимо, ещё не протрезвел), поплёлся в сторону своей спальни. Утомился, наверное, избивая своего непослушного сына. Первое, что чувствует Чонгук после удаления отца, — это ничего. У него даже не болят рёбра, и дышится легко, будто его не избивали ногами несколько секунд назад. И внутри тоже какая-то адская пустота, какая бывает, когда человек по-настоящему одинок. Потому что иногда хочется выговориться кому-то, а этого кого-то нет и не было никогда. Трудно держать всё в себе, когда хочется кричать, но кому это надо? У Чимина своих забот по горло — его родители те ещё заботливые папаша с мамашей, и Гук уверен, что и они не раз рукоприкладствовали. На этом список, собственно, кончается. Чонгук потерялся во времени и не знает, сколько вот так молча лежит на голом полу, изучая пустоту. Разводить нюни и жаловаться он не собирается — не девчонка ведь. Но у себя в мыслях можно чуточку и погрустить, поразмышлять, так сказать, над своей жизнью и, возможно, найти момент, когда всё пошло не так. Вот Чонгук и лежит так уже битый час, размышляет (нет), а потом вспоминает, что ему завтра в школу. Из лёгких сразу же вырывается тяжёлый вздох. Нужно подниматься. Вот сейчас-то и чувствуется вся полнота ощущений. Гук кряхтит и хватается за всё, что попадается на пути, собирая углы плечами. Впервые ему кажется, что его комната находится чертовски далеко от гостиной. Он запирает за собой дверь, сразу же падая на кровать не переодеваясь. Да какой там переодеваться, тут хоть бы на другой бок перевернуться, не выругавшись матом, что получается, мягко говоря, не очень. Уложив, наконец, одну руку под подушку, а другую сверху, приходит долгожданный сон. Звук будильника трещит по ушам с небывалой громкостью, так и напрашиваясь, чтобы его выкинули из окна, которое осталось открытым с вечера. Эту неприятную мелодию Чонгук хочет поменять уже пару месяцев, чтоб на мозги не капала, но постоянно руки не доходят. А вот сейчас дошли и быстро организовали встречу будильника с противоположной стеной. Вставать в школу адски не хочется, но это обязанность ученика, пусть и такого безалаберного, как Гук. Он поднимается с кровати как можно медленнее, заламывая брови от боли, что проходит током через всё туловище. Разбирать и собирать рюкзак нет смысла, как и всегда, пусть и Чимина сегодня не будет в школе. Чонгук на секунду задумывается, а стоит ли ему вообще идти сегодня в школу, раз у него всё болит? Довольно хорошая причина, чтобы остаться дома, но всегда есть одно «но». И чонгуково заключается в обязательном медицинском обследовании, что назначено на сегодня, будто специально, и это раздражает. Гук не тратит времени на завтрак, обходя стороной дверь в отцовскую комнату, лишь умывается и чистит зубы, а потом кое-как выбирается из дома, хромая на одну ногу. И тут ему тоже не везёт, потому что маска осталась в комнате, а реакцию хёна будет нетрудно предугадать. Да и чёрт с этим. В этот раз автобус кажется лучшей идеей добраться до школы. Чонгук и глазом не успевает моргнуть, как в окне начинают виднеться ненавистные железные ворота бордового цвета. Кажется, ничего не изменилось с годами, но кое-что всё-таки здесь отличается, и это машины скорой помощи. А ещё чёрная ауди. Чонгук вспоминает, что хён должен отыскать его где-то в школе, чтобы он был в очереди именно на его обследование. Когда Гук заходит внутрь, то сразу же теряется. Людей очень и очень много, все куда-то спешат, спорят, некоторые смеются, но что больше всего необычно, так это местные врачи. Они все такие из себя важные, ходят туда-сюда, будто хозяева здесь. Открывается одна дверь, и из неё доносится: «Следующий!», открывается вторая, и всё то же самое. Кажется, никто не стал терять времени и начал обследование, как только первый ученик переступил порог школы. Места для обследований предоставили в виде кабинетов для уроков, которые, конечно же, отменили до завершения всей этой канители. Чонгук видит пока что занятые только кабинет литературы, математики и истории, что никак не радует, потому что у него сейчас корейский язык по расписанию. Возможно, ему удастся прогулять его, отправившись на срочное обследование вне очереди. — Эй, светлячок! — доносится приглушённый голос из толпы, сопровождаемый смехом. Чонгук не обращает внимания и не оборачивается. Скорее всего, это не ему. — Чон! — или ему? Гуку не нужно даже оборачиваться, потому что парни, которые, видимо, его звали, предстали перед ним во все красе сами. Это Феликс с двумя своими друзьями, что продолжают издевательски посмеиваться за его спиной. Чонгук изогнул одну бровь в немом вопросе, потому что ему, вообще-то, преградили путь (!). А ещё, с каких пор он стал, мать вашу, светлячком? Это даже смешно звучит. — А ты светишься от радости или от злости? — наигранно заинтересованно спрашивает Феликс, в то время как за его спиной раздаётся очередной приступ смеха его друзей. Гук вообще не в курсе, как он узнал об особенностях его болезни, но это сильно раздражает. Потому что он реально может засветиться сейчас, как чёртова лампочка, ну или светлячок, кому как угодно. Что там у него в истории болезни про вспыльчивость? — Лучше тебе не знать. — выдавливает он из себя, придавая голосу как можно больше враждебности и смотря исподлобья. Один из парней за спиной Феликса заулюлюкал, второй подхватил, а главарь банды лишь злобно фыркнул. — Ты… — начал он, но сделал паузу, глянув за спину Чонгука, а потом и вовсе смягчился, отходя чуть назад. — В общем…в другой раз. Гук не стал тратить времени и просто обошёл парней с левой стороны, направляясь к кабинету литературы. Скорее всего, на горизонте показался кто-то из учителей, вот ублюдки и смягчились, давая заднюю. У Чонгука это вызывает только усмешку, а их «другой раз» он уверен, случится быстрее, чем они думают. Вот только Чонгук немного очухается от своих синяков и покажет им такой «другой раз», что век не сунутся. Он немного удивлён тому, что у кабинета литературы нет очереди, хотя под дверьми других кабинетов стоит человек по шесть. Значит, внутри сидит один лишь врач, и Гук может войти, а заодно и поинтересоваться о местонахождении хёна, чтобы найти его самому. Он приоткрывает дверь, даже не постучав, и высовывает голову внутрь. — Доктор Ким, а лифчик снимать? — интересуется девчонка с двумя заплетёнными чёрными косами, стоя спиной к двери и поправляя лямку этого самого лифчика, что на ней. У Чонгука глаза лезут на лоб, потому что… просто потому что. Какого лешего она раздета? Почему это ей ещё и лифчик нужно снимать? И самое главное: где хён? Судя по всему, он проводит обследование в этом кабинете, а значит, и пациентка его. Гук прокручивает всё это в голове буквально за секунду, в ту самую секунду, когда он захлопывает дверь кабинета, не дождавшись, пока его заметят. Мало ли, вздумает ещё, будто Гук подглядывал. Не успевает он развернуться, чтобы зашагать прочь от этого кабинета, как чуть ли не нос к носу сталкивается с хёном. — Чонгук, ты где ходишь? Я уже обыскался тебя. — он выглядит и вправду забеганным. Устало выдыхает и поджимает губы, выжидающе смотря в глаза. — И опять без маски…– Чонгук чуть отшатнулся назад и опустил голову, чтобы лишний раз не светить своим открытым лицом. — Дома забыл. — бурчит он себе под нос. — Это… твой кабинет? — он кивает на дверь справа. — Я зашёл, но там… там занято, кажется. Тэхён непонимающе хмурит брови и тут же распахивает дверь, но после «Доктор Ким, я…» захлопывает её с громким щелчком. Неужто девчонка и правда сняла лифчик? Больно реакция у хёна неоднозначная. — Это… да, пока занято. — тихо говорит Ким, почёсывая затылок. — Я сейчас быстро её осмотрю, и позову тебя. Не уходи далеко. — Чонгука передёрнуло от этого «Быстро её осмотрю». Что там осматривать-то? Он вскинул брови и кивнул. — Ты… — хотел что-то сказать хён, высматривая своими виноватыми глазами взгляд Гука, но тот старательно разглядывал пол. — Просто подожди здесь, ладно? Никуда не уходи. — Тэхён потоптался на месте пару секунд и просочился в дверь кабинета так, чтобы никто не увидел, что и кто там внутри. Чонгук устало вздохнул и облокотился затылком о стену. Из головы не выходят образы каких-то учениц, которых хён «осматривает» по воле случая, и это… раздражает. Пусть чонгуково сознание твёрдо отрицает похождения Кима, но его подсознание орёт о том, что его хён и правда пользуется своим врачебным статусом. И что там происходит, за стенкой-то? — Доктор Ким, а как же… — мямлит девчонка, выскочив из кабинета и застёгивая верхнюю пуговицу белоснежной блузки. Придерживается школьной формы, какая правильная вся из себя. — …обследование? — в дверях появляется Тэхён. — Позже, всё позже. Не задерживай, пожалуйста, очередь. — он говорит уверенно, будто старается побыстрее избавиться от неё. Сам кидает мимолётные взгляды на Чонгука, кивая ему внутрь кабинета. Как только ученица, максимально нахмурив свои крашеные брови, скрывается за углом, Гук заходит в кабинет. Кабинеты у них в школе, к слову, маленькие, в одном классе-то максимум пятнадцать человек. Но это не помешало разместить здесь одну кушетку и аппаратуру для обследований, убрав учительский компьютер на парты учеников. — Думаю, тебе хватит одного УЗИ, остальное мы прошли раньше. — разбавляет тишину Ким, включая нужный аппарат и усаживаясь рядом. Чонгук не знает, куда себя деть, топчется на месте еще полминуты, пока Тэхён не поворачивает к нему голову, вопросительно изогнув бровь. — Можешь раздеваться. — и снова разворачивается к компьютеру. Первое, что усугубляет положение, так это чонгуково незнание, потому что он никогда не делал УЗИ и понятия не имеет, как эта штука работает. Им-то в больницу завезли подобную аппаратуру месяц назад, а раньше для необходимого и срочного обследования приходилось ездить в города покрупнее, где предоставлялось всё, что душе угодно, а точнее здоровью. Ну, вот Гук и стоит как вкопанный, без понятия докуда нужно раздеваться. Первым делом он снимает толстовку, как само собой разумеющееся, отчего сразу мурашки бегут по телу (в кабинете открыты окна, которые гоняют сквозняк), а как только начинает расстёгивать ремень на джинсах, встречается с удивлённым лицом хёна, который развернулся на звук щёлкающей пряжки ремня. — Нет-нет, Чонгук, только верх. — и, чёрт, Гук готов был под землю провалиться, когда заметил, как взгляд хёна прошёлся по его голому торсу, зацепившись за видневшуюся из-под кромки джинс полоску боксёров. Он поспешил застегнуть ремень, в то время как Ким нахмурился. — Подожди-ка, — хён вмиг подлетел к ошарашенному брюнету, сразу же надавливая пальцами в перчатках на самый свежий синяк, полученный сегодня ночью, заставляя Чонгука скорчить лицо и чуть ли не отпихнуть чужую руку. — Это что такое? Сколько можно, Чонгук? Тебе силу некуда девать? — хён с серьёзным лицом засыпал вопросами сконфуженного Гука, который опустил голову в пол. Никто не знает настоящей причины, оно и необязательно. Достаточно просто заботы. Ким развернул Чонгука спиной, прошёлся пальцами по выпирающим лопаткам, сразу же вспоминая как тогда, в душе по ним обильно стекала вода, вниз по позвоночнику, очертил рёбра, а потом опять развернул к себе лицом, сосредоточенно рассматривая живот. — Ну, и кто тебя так? — Гук поджал губы. — Не скажешь? — отрицательно мотнул головой. — Ладно, позже разберёмся. Идём. — Ким мимолётно помассировал пальцами шею Чонгука сзади, указывая на кушетку. Брюнет прошёл чуть дальше и сел на кушетку, что располагалась справа от хёна, у стены. Хотелось почему-то чихнуть, но Чонгук сдержался, отчего заслезились глаза, а в голове пронеслось множество проклятий в адрес раскрытого окна и невысушенных волос. Озноб пока не настиг, что очень радовало, хотя в кабинете и гулял ветер из-за раскрытых окон. Тэхён вдруг встал с места и направился к выходу, что заставило Гука напрячься, но когда он увидел, что хён всего лишь выключил свет, расслабился. Хоть и ничего не понял. Затем Тэхён зачем-то задёрнул шторы, и в кабинете воцарился полумрак, отчего Чонгук вообще выпал из пространства, переваривая действия хёна (на самом деле все эти манипуляции нужны, чтобы лучше просмотреть изображения на экране компьютера). — Ложись. — мягкий приказ вырвал из раздумий, заставляя Гука подчиниться, и он растянулся горизонтально на кушетке. Неудобно. Поверхность кушетки твёрдая, хоть и застелена белой простынёй, она давит на затылок и лопатки, заставляя чуть изогнуться в спине, чтобы найти удобное положение. Глаза упёрлись в белоснежный потолок, навевая идею затянуть философские размышления по поводу и без. Чонгук снова потянул носом, замечая, что дышать становится всё труднее, хотя не чувствовал сквозняка. Но да, ему стало жарко. От такой резкой смены температуры тела начинается озноб, что в конечном итоге приведёт к обычной недельной простуде. Тем не менее, Чонгуку всё равно, мягко говоря, хреново. Хён снимает медицинские перчатки, откидывая их на край стола и предоставляя всеобщему вниманию посиневшие руки вплоть до костяшек. У Гука нервно забегали глаза, пытаясь как можно детальнее рассмотреть изящную синеву и переливы голубизны, а когда руки хёна начали откручивать крышку какого-то пузырька, Чонгук решил оставить своё занятие, напоследок зажмурившись, чтобы не чихнуть. Ладонь с чем-то скользким опускается на левую сторону грудной клетки, согреваясь и возвращая себе нормальный вид, пока Тэхён всё ещё возится с компьютером. Чонгуку остаётся лишь догадываться, зачем нужен этот прозрачный гель, которым хён растирает его рёбра с левой стороны. Даже приятно немного. Возвращаются воспоминания о той девчонке, что была здесь полчаса назад. Интересно, Тэхён тоже ей так делал бы? Это ведь совсем другое… У Чонгука аж глаз дёрнулся от подобных мыслей, пусть это и не его дело, но он бы изменил своё отношение к хёну, если бы тот и правда касался (не таких уж) невинных учениц в своё рабочее время. Пусть так нужно, пусть это ради здоровья — всё равно взгляд уже с другого ракурса. У Гука аж уши покраснели от возмущения, а челюсть напряглась, ещё и потряхивает от озноба. Тэхён неотрывно смотрит в монитор, растирая гель по прессу, что сразу напрягся, по рёбрам, всё выше и выше. Чонгук не успевает следить за своими мыслями, уносясь дальше в не самые радужные размышления о профессии хёна и закипая от злости, как эта скользкая от геля рука задевает соски, заставляя распахнуть глаза и уставиться вниз. Не током, нет, Гука будто молнией шибануло. Какого чёрта творит этот хён? Он снова ведёт рукой вниз живота, а затем вверх, так же проходясь по соскам, отчего у Чонгука сердце пропускает удар (кажется, это сказывается даже на показателе пульса, что мигает в углу экрана компьютера). Если это обязательное действие, значит, той девчонке всё-таки пришлось бы снять лифчик? Чонгук пытается успокоиться, но выходит очень и очень плохо, то есть, вообще не выходит. Хён ведёт рукой вниз, к животу, кончиками пальцев уходя под кромку джинс, что вообще выбивает последний воздух из лёгких. Гуку приходится согнуть ноги в коленях, чтобы Тэхён не увидел ничего «внезапного», а если и увидит, то это станет огромной проблемой. Бедный Чонгук уже извёлся, потому что сколько можно так откровенно возбуждать его одним лишь растиранием геля по животу? Этот чёртов гель только подливает масла в огонь, поблёскивая на напрягшемся прессе и груди. Тэхён ещё раз проводит рукой по соскам и спускается вниз, заводя кончики пальцев под джинсы, и это становится для Гука просто адским пламенем. Его заметно лихорадит, на лбу выступила испарина, дышать приходится через рот. Он хватается за края кушетки, сильно сжимая пальцы, и чувствует, как буквально куда-то летит, что говорит о головокружении. Сердце просто невыносимо скачет в груди, соревнуясь по яркости с солнцем, а кончики пальцев начинает покалывать. — Чонгук? — хён резко убирает ладонь, бросая испуганный взгляд на Гука. У него пульс зашкаливает за сто сорок ударов, что отображается на мониторе, и это просто ненормально. Тэхён прикладывает ладонь ко лбу Чонгука, тут же матерясь вслух. — Ты почему не сказал, что болеешь? Чонгук уже практически не слышит его, лишь различает обрывки фраз, будто через толщу воды. Внутри всё адски горит и грозится вспыхнуть огнём, отчего брюнет кривит лицо и закрывает его руками. — Давай-ка, поднимайся, — Ким пыхтит и берёт его за плечи, чтобы посадить вертикально, но Чонгук мешком картошки повисает у него в руках, — ну же, Чонгук, давай. Хён кое-как усаживает его и прислоняет спиной к стене, убирая от лица его руки, и кладёт на щёки свои ладони. Понятное дело, это никак не поможет — Гук слишком разгорячился, а хёновы ладошки никаким холодом уже не отдают. Чонгук думает, что вот он, его конец пришёл, и отчего? Перевозбудился маленько парень, подумаешь. Но хён-то думает, что это из-за болезни. Хотя и она тут помогла в не меньшей части. Гуку хочется просто лечь, подогнуть колени и закрыть лицо руками, чтобы уйти, наконец, в царство снов, а не мучиться от головокружения и слабости. — Чонгук, посмотри на меня. — отчётливо слышит брюнет и изо всех сил пытается открыть глаза, встречаясь с ужасно напуганным хёном. Он же поможет ему? Он же отвезёт его в больницу? Сделает хоть что-то? Он же… он приближается к нему настолько близко, что его по-настоящему холодное дыхание заставляет напрячься и открыть глаза шире, а потом просто накрывает его губы своими, выдыхая ледяной воздух Чонгуку прямо в лёгкие. Это настолько приятно, что словами Гук точно не опишет, только если прочувствовать на себе. У Кима внутри всё слишком заледенело, что даже воздух в лёгких перекрывает чонгуков жар. Он хватается за его запястья своими горячими ладонями, тычется губами как слепой котёнок, лишь бы почувствовать этот приятный охлаждающий поток, который ему так необходим сейчас, чтобы не упасть в обморок от перегревания. Гук не понимает, называется это искусственным дыханием или же поцелуем. И что из этого хотел сделать хён в самом начале? Чонгук, пока что в здравом уме, решает, что оправдает себя позже, мол, совсем забылся, а сейчас просто получит наслаждение. Ким вообще никак не сопротивляется. Он опускает ладони на шею Чонгука, придвигая к себе ближе, и целует глубже, пытаясь параллельно дарить своё ледяное дыхание из глубин лёгких, чем потом тоже себя оправдает. На что только не пойдёшь ради здоровья пациента, правда? Чонгуку становится в разы хуже, когда он осознаёт, что он сейчас делает и с кем. Внутри плещется паника, так и вынуждая отстраниться, извиниться, провалиться под землю от стыда, потому что… это же хён. Его хён, который обязался вылечить Гука, а что теперь? Ким думает, что Чонгук сейчас придёт в себя, ему похорошеет, и они продолжат обследование? Как бы ни так. Гук открывает рот шире, чтобы соприкоснуться с языком Тэхёна, и понимает, что так ещё приятнее. И вся эта канитель с их противоположными энергиями от радиации — это безумно приятно и вовремя. На этой же захватывающей ноте его и покидает сознание.