Не холодно.

Разлепив глаза, Чонгук понимает, что он находится в больничной палате. Всё тело кажется невесомым, конечности слабы настолько, что сжать пальцы получается далеко не с первого раза, а в голове стоит шум. Немного приподняв голову, Гук оглядывает палату и замечает, что он здесь совершенно один, хотя есть ещё пара коек для других пациентов. Скорее всего, здесь никто не задерживается на длительное лечение, предпочитая проводить ночь дома, что Чонгук одобряет, несмотря на своё положение. За окном сплошная темнота, отчего становится чуточку не по себе, ибо домой попасть уже не удастся и придётся провести остаток ночи в пустой больнице наедине со своими мыслями. О, а размышлять есть о чём. От воспоминаний о сегодняшнем обследовании в школе пробирает крупной дрожью. Или не сегодняшнем? Сколько вообще Чонгук здесь пролежал? В вену на левой руке воткнута игла, заклеенная пластырем и уходящая в капельницу с каким-то жидким лекарством, что говорит о серьёзности произошедшего. Он всего лишь потерял сознание, наверняка ничего страшного, и раздувать из мухи слона не нужно, но доктора считают по-другому, они-то лучше знают. Возможно, хён сам настоял на капельнице. А где же он сам? Может, проводит время дома, ведь он никогда не засиживается допоздна, по крайней мере, при Чонгуке такого не было. Он решает не штурмовать пока свой мозг воспоминаниями о поцелуе, а для начала обследовать больницу — мало ли, может, удастся выловить кого-то из врачей и уточнить о своём состоянии. Отклеив пластырь и вынув иглу от капельницы, Гук медленно принимает сидячее положение, потирая лицо пальцами, чтобы немного привести себя в чувство. В коридоре больницы горят тусклые лампочки, но вокруг ни души, даже звуков никаких нет. Пройдя немного дальше, на стене начинают виднеться часы, отбивающие одиннадцатый час ночи, что заставляет слегка понервничать. Если Чонгук в больнице только первый день, то, получается, что он провалялся без сознания около тринадцати часов. Ну и напугал же он, наверное, всех. На рессепшне никого нет, хотя компьютер включён. Гук проходит дальше, рефлекторно направляясь к кабинету Тэхёна, по пути оборачиваясь назад, в надежде не быть настуканным разгуливающим по больнице в ночное время. Из приоткрытой двери протискивается полоска света. Неужели хён до сих пор здесь? Лишь на секунду Гук допускает мысль, что тот мог остаться в больнице из-за него — мало ли, хочет застать пробуждение Чонгука. Противная дверь со скрипом поддаётся гуковой руке и открывается, позволяя проникнуть в кабинет. Как и предполагалось, хён всё ещё здесь: устроился головой на столе, подложив под неё согнутую в локте руку, и спит. Уйти в палату или разбудить? Чонгук подбирается ближе и садится на кресло напротив. У хёна волосы даже в беспорядке хорошо смотрятся, будто океанские волны бирюзового цвета. На ощупь они слишком мягкие, словно ненастоящие. Тэхён начинает шевелиться и, кажется, просыпается, заставляя Чонгука мысленно прикинуть, сможет ли он выбежать из кабинета, оставшись незамеченным. Иначе, что ему сказать? Конечно, хён для начала уделит время его самочувствию и расспросит о состоянии, но Гук-то не собирается терпеть недосказанности. Он так и решает — прямо спросит о произошедшем в школе, иначе их общение просто-напросто станет зажатым и отдалённым. А Чонгук не какая-то застенчивая школьница, которая после поцелуя будет краснеть при каждом взгляде хёна и откладывать разговор на потом-потом-потом. — Чонгук… ты очнулся. Наконец-то, — Ким приподнял голову, сонными глазами вглядываясь в гуково лицо, а потом и вовсе принимая вертикальное положение. Чонгук молчит некоторое время, кусая щёку со внутренней стороны, и следит взглядом за Тэхёном, пытаясь вычислить его настрой. Внутри отчаянно борются две мысли: первая — не отходя от кассы напрямую спросить обо всём, что волнует, а вторая — отвести наводящие вопросы как можно дальше, растянув разговор. Может, и вообще не стоит пока спрашивать, как-то это неприлично будет? Но Чонгук, повторимся, не девчонка, чтобы жаться по углам и обходить щекотливые темы, поэтому он решает отстреляться сейчас и спокойно жить дальше. Ну, насчёт последнего неизвестно. — Хён, — начинает он, обрывая Кима, который уже раскрыл рот для сокрушения своих вопросов, — давай поговорим о сегодняшнем. Вот так, не стараясь тянуть кота за хвост. На лице хёна отразилось сначала непонимание, потом волнение, ну, а затем полный контроль над ситуацией. Интересно, долго ли он придумывал оправдание? — О чём именно? — он сложил руки в замок и опустил их на стол, полностью приготовившись слушать. Гук же в это время сразу же жалеет о том, что пошёл напролом. Перед хёном ему становится жутко неловко и стыдно, будто это он его первый полез целовать, но лучше всё выяснить сейчас. — В школе, ну… — и произносить-то это не хочется. Может, ему вообще приснилось всё, пока он был в отключке? А в обморок упал просто из-за простуды. — перед тем, как я потерял сознание… ты… — он резко выдыхает, опуская голову и потирая висок. Хён выглядит каким-то непричастным и беззаботным, прожигая Чонгука взглядом. Помог бы хоть, что ли, высказаться, видно же, что не может Гук сказать. — Может, я тогда уже был без сознания, но мне показалось, что ты… — вдох, выдох. — Поцеловал меня. — совсем тихо, кажется, будто листья за окном прошелестели. Хочется закрыть лицо руками и опуститься на пол, прижав колени к груди. Ну и что он только что сморозил? Не могло же такого быть, нет, точно не с ним. Чонгуку сто процентов всё приснилось, а он пришёл и выдал всё за чистую монету, вдобавок опозорившись перед хёном. В грудной клетке неприятно жжёт, посылая своеобразные сигналы по всему телу, заставляя и его забить тревогу. Вот, коленка начала дёргаться, уши вообще горят уже достаточно долго, доставляя ещё больше волнения. Ким протяжно вздыхает, будто надеялся избежать этого разговора, но вот не вышло. У самого тоже нервный тик, что сказывается на глазах. Видно же, что тоже волнуется. Или боится. — Это был… можно сказать, лечебный поцелуй. — у Чонгука аж лицо скривилось от подобного сравнения. Да, это помогло ему продержаться в состоянии ещё несколько минут. Да, чужая энергия была настолько сильной, что перекрыла его. Но факт остаётся фактом — губы соприкоснулись, значит, был поцелуй. А какой он там — лечебный или волшебный — дело второстепенное. — Но он был… — стоит на своём Чонгук. — Ты мог поддержать моё состояние и другими способами. Или же сразу отвести в больницу. — он впервые поднимает глаза на хёна, намереваясь гнуть свою линию и выпытывать причины. Ким снова вздыхает. — Когда утопающего вытаскивают из воды, то делают искусственное дыхание. Я сделал то же самое, Чонгук. Ты мог и не падать в обморок, если бы я сделал это раньше. А вот тут стоит задуматься. Получается, если бы хён «сделал искусственное дыхание» хотя бы на пять минут раньше, то Гук бы и не потерял сознание. Это как если бы прибыть домой раньше, чем начнётся ливень. — А ты даже не удосужился сказать мне, что болеешь. — нотки упрёка и раздражённости в голосе Кима определённо присутствуют. Гуку и сказать нечего. Ему указали на ошибки, сказали, как делать нельзя, да ещё и выставили виноватым. Лучше бы он молчал, так нет — давай гнуть своё и дальше: — Значит, это что-то типа лечебной процедуры? И многие врачи так делают? Я имею в виду, я ведь не единственный твой пациент? — думать, прежде чем говорить всякую ересь? Нет уж, увольте. У Кима брови ползут наверх. На что это он намекает? — На что ты намекаешь? Чонгук хочет уже встать, стукнуться головой об стену и сказать, что он ненормальный, вот и несёт всякую ерунду. Его пальцы нервно перебирают край толстовки, а глаза мечутся от одного угла кабинета к другому. А на что он, и правда, намекает? Что Ким целует всех подряд? Или же хочет убедиться, что он один такой особенный? Даже если взять ту девчонку с этим дурацким лифчиком. Она ведь тоже пациентка хёна, раз попала в школе к нему в очередь. Значит ли это, что проводит такую же «профилактику» с ней? Полностью погрузившись в угнетающие размышления, Гук даже и не вспомнил о том, что друг на друга лечебным образом действует только противоположная радиация. То есть, у той ученицы вряд ли тоже будет солнечная радиация, а значит и Тэхён не сможет ей помочь «своими методами». — Просто… просто забудь об этом, ладно? — Гук начал подниматься с кресла, чтобы удалиться отсюда к чертям собачьим, иначе он окончательно потеряет доверие хёна как своего врача. — Нет, так не пойдёт, — Ким встал со своего места, нагнав Чонгука у двери и развернув к себе за локоть. — Чонгук, я подобным не занимаюсь, не говори так. — Тэхён, мягко говоря, выглядел задетым и говорил он серьёзно, ещё больше загоняя Гука в угол. — С тобой всё по-другому. Мы подходим друг другу по болезни, и если от этого будет зависеть твоё состояние, то я сделаю так ещё раз, не задумываясь. Прежде всего я твой врач. Поднять глаза на Кима в этот момент было сродни расстрелу на месте. Хён до сих пор держал его за локоть, испепеляя взглядом тёмную макушку, и будто объяснялся сейчас перед стенами, ведь Гук, казалось, даже не слушал его. И зачем он наговорил этот бред? Теперь Тэхён даже близко его к себе не подпустит, не говоря уже о том, чтобы подвезти до школы. Он держит его локоть, словно ожидая какого-то ответа или… извинений? Да Чонгуку и не в падлу, тем более, что он, и правда, накосячил, мягко говоря. — Да, прости. Ты прав, чепуха какая-то вышла, — сквозь зубы пробурчал Гук, слыша облегчённый выдох хёна. Хватка на локте ослабла, но потянула вбок так, что Чонгук оказался в объятия Кима. Не то чтобы это вызывало смешанные чувства, было просто приятно и, наконец, легко. Тэхён пахнет вкусным мужским одеколоном, который так и влечёт уткнуться носом за шиворот больничного халата и вдохнуть побольше. Давно же он так ни с кем не обнимался. Иногда не хватает простой человеческой нежности, с которой у Гука начались проблемы после ухода матери. Может, сейчас, с чужим человеком ему и приятно, но это не сравнится с настоящим теплом любящего сердца. Чонгук отправился в палату по приказу хёна. Ему нужно было пробыть здесь всю ночь под присмотром дежурного врача, а утром отправиться домой. Но есть одно «но»: в больнице, а особенно в палатах, довольно жутко в ночное время суток, и Чонгук соврёт, если скажет, что оставил дверь в освещённый коридор открытой просто так. В палате свет включать было бы глупо, да и спать мешает, а из коридора просачивается такой приглушённый желтый свет, который даже усыпляет в какой-то мере. Прежде чем заснуть, Гук решает еще немного времени посвятить своему саморазрушению и вспомнить самые тупые вопросы, которыми он сегодня озадачил хёна. А вот сам хён тем временем собирается домой. Он заменяет белый халат чёрным пиджаком от костюма, складывает в аккуратную стопку истории болезней пациентов и другие бумажки и выходит из кабинета, закрывая дверь на ключ. Путь до выхода из больницы лежит через коридор и рессепшн за ним. Тэхен идёт мимо дверей в палаты, но мысленно находится все ещё в своём кабинете с Чонгуком. То, что он наговорил ему про «искусственное дыхание», безусловно, правда. Они разъяснили друг перед другом о мотиве этого «лечебного поцелуя», но вот то, что последовало после, не затронули. Тэхен сумел убедить Гука, что все, что произошло, было незапланированным медицинским вмешательством, хотя тот и пытался убедить хёна, что поцелуй был. Он ведь и правда был, потому что кто-то решил, что так надо, а другой воспользовался этим, подумав, что придумает оправдание потом. Собственно, оправдание придумывать и не нужно было, если убедить, что никакого поцелуя не было. Все в целях профилактики здоровья. Ким тяжело вздыхает, смирившись с тем, что ночью не уснет, потому что будет размышлять над всем, что произошло за этот день. Он шагает мимо палаты с открытой дверью, собираясь просто пройти мимо, но как только едва замечает в палате Чонгука, останавливается и заходит внутрь. Прикрыв глаза, Гук, кажется, дремлет, свернувшись чуть ли не пополам, но он все же чуткий, поэтому сразу распахивает глаза, когда чувствует, как потянуло холодом из дверного проёма. Ким стоял в проходе, подпирая стену плечом, и неотрывно смотрел на Чонгука, будто ожидая, когда тот что-то скажет. Ну, Чонгук и сказал, вернее, спросил: — Побудешь со мной? Должно было быть что-то вроде «Хён, побудь со мной, пока я не усну, а то мне страшно», но Чонгук, повторимся, не девчонка, чтобы подобным образом выдавать свои страхи. Может, ему просто скучно или бессонница мучает, вот и просит Тэхёна побыть рядом. А Ким, вообще-то, домой спешил, но кого это волнует? — Конечно, — он слегка улыбается, вымученно и устало, подходя ближе к койке. Они будто сговорились заранее, что Чонгук привстанет, пока хен сядет на койку, а потом уляжется обратно, положив голову Киму на колени. Вот так удобно и ни капельки не страшно. Тэхен рефлекторно запускает в тёмные выкрашенные пряди свои длинные пальцы, уже без перчаток и делает массаж головы, отчего Гук мгновенно расслабляется, что аж мурлыкать хочется. Он и подумать не успевает, в какой момент их с хёном отношения переросли в подобные нежности, но это определённо очень приятно. Буквально через пять минут сонная пелена уже накрывает с головой. И пусть все точки над i расставлены, а губы все равно помнят всё по-своему.