Не холодно.

В голове стоит шум, шелест простыней оглушает. — Хён? Чонгук снова пытается приподнять голову, упираясь ладонями в подушку, но ему настойчиво оказывают сопротивление. Не то чтобы прямо сдавливают пальцами шею, но и без этого возрастает паника. Хён до сих пор молчит, нагнетая обстановку и вжимая своими бёдрами Чонгука в матрас. — Хён? — повторяет брюнет, пытаясь повернуть голову вбок и посмотреть на Кима. — Чонгук-и… — как гром среди ясного неба. У Гука даже мурашки прошлись по всему телу, ведь его так никогда и никто не называл. Кроме мамы. — Не двигайся, ладно? — Брюнет сглатывает слюну, нахмурив брови. Это его вообще не устраивает. Что этот хён вздумал делать? Его брови взлетают вверх, а дыхание спирает, когда он чувствует, как Тэхён делает один медленный толчок, проходясь пахом прямо по его заднице. Он ощущает и то, как горячо там всё у Тэхёна, как встал его член, чёрт, даже его размеры ощутимо проявляются сквозь шорты! Чонгука колотит, он не понимает, как должен вести себя сейчас. Должен ли он проявить силу и вырваться? Но что будет потом? Они ведь не смогут с хёном и дальше играть в доктора и больного, не смогут даже находиться рядом. По крайней мере, так считает Чонгук. А если он не прекратит то, что сейчас происходит? На этот вопрос у него просто не находится ответа. Хён не выпустил его, когда Гук предпринял первые попытки, чтобы вырваться. Отпустит ли он его во второй раз? Разрешит ли выставить себя несостоявшимся… извращенцем?! Сзади слышится тяжёлое дыхание. Чонгук чувствует, как рука Кима перебралась с его шеи в волосы на затылке, сжимая их пальцами. В такой ситуации вообще здраво мыслить не получается. Гук пытается не вестись на поводу у своих же гормонов, всё же немного выгибаясь в спине, только чтобы размять мышцы. Хватка на талии становится сильнее. Где-то внизу живота разгорается что-то, что невыносимо терпеть, когда член хёна ощутимо проходится меж двух половинок. Господи, неужели у него так сильно стоит, что даже через два слоя одежды всё чувствуется настолько чётко? Чонгук цепляется пальцами за края подушки, делая глубокий выдох. Стоит только подумать о том, как выглядит эта картина со стороны, так щёки сразу начинают полыхать. Конечно, в большей степени сказывается собственное возбуждение, ведь когда Тэхён делает плавные толчки бёдрами, он прижимает Гука к матрасу плотнее — так, что и Чонгук получает удовольствие от соприкосновения уже давно оттопыренной ширинки с поверхностью кровати. Так хочется просунуть руку вниз и обхватить свой собственный член пальцами, чтобы поскорее дойти до пика, но это кажется каким-то слишком интимным в данный момент. Поэтому Чонгук просто решает последовать примеру хёна и хотя бы немного толкнуться вперёд, ибо терпится уже с трудом. Он немного приподнимает таз, в этот же момент сталкиваясь с бёдрами Тэхёна, который уже звёзды перед глазами видит и принимает попытки Чонгука за… помощь? Он спускает руку с талии Гука на его мягкую ягодицу, проводя по ней ладонью, в то же время и страшась своих же действий, когда видит свою руку синей до локтя. Вторая в таком же состоянии. Надо же, он и не заметил. На секунду охватывает беспокойство за Чонгука, ведь он более восприимчив ко всему, тем более в своём возрасте. Но движения не прекращаются. Ким делает толчки всё сильнее и сильнее, не набирая скорость, и сходит с ума от плавных очертаний лопаток Гука, который подстраивается под ритм и то приподнимает, то опускает таз. Самый пик настигает долгожданной лёгкостью и самым настоящим блаженством, разливаясь по всему телу и затмевая выпитый алкоголь. Тэхён, в последний раз вильнув бёдрами, падает на бок рядом с Чонгуком, делая глубокий вдох и выдох, и накрывает лицо ладонями, будто пытается спрятаться и сказать «Это был не я». Как только он слез с Гука, тот сразу же сменил позу, потому что всё тело затекло от долгого нахождения в неудобном положении. Он смотрит на хёна и не может сдержаться, чтобы не открыть рот удивления. На рёбрах. Прямо на рёбрах у Тэхёна россыпь мелких сияющих крапинок, и Гук готов поспорить, что это похоже на звёзды. Нереальный. Ким нереальный, буквально. Придвинувшись ближе, Гук начинает рассматривать «звёзды» на его теле, находясь так близко, как не смог бы позволить себе пару часов назад. Синие руки отстраняются от лица, как только Ким почувствовал чужое тепло и дыхание рядом. Ему нечего сказать в своё оправдание, когда они с Чонгуком встречаются глазами, но тот их и не отводит. В глазах Тэхёна раскаяние, немая мольба понять и отпустить, и Чонгуку незачем прятать взгляд. Так должно быть? Должен ли он сейчас закатить сцену, обидеться или разозлиться? А самое страшное и неожиданное то, что он вообще ничего из вышеперечисленного не станет делать. Случилось и случилось, что такого?.. Неловкость, конечно присутствует. Да что там неловкость! Уши до сих пор пылают! Ладно, что дальше? Хён не дождался от Чонгука каких-либо речей, поэтому отвернул голову и прикрыл глаза. По мере того, как долго длилось молчание, складывалось ощущение, что между ними растёт невидимый барьер. Барьер, который после будет препятствовать общению, пониманию, да и вообще нахождению рядом. Когда Чонгуку надоедает игра в молчанку, он, наконец, осмеливается предпринять хоть что-то. Тыкнуть пальцем в щёку считается за попытку начать разговор? Ладно, не прямо тыкнуть, просто дотронуться подушечками пальцев до щеки. Хён дёргается как ошпаренный. И снова глаза в глаза. В тэхёновых испуг и недопонимание: почему Чонгук до сих пор здесь? Почему не выбежал из дома, сверкая пятками? Гук роняет голову на кимово плечо, всё ещё касаясь горячими пальцами его щеки. Ну не уйдёт же он сейчас? Это будет выглядеть глупо: мол, окей, спасибо за недотрах, ну, я это, домой пойду. Если и нужно было что-то делать со всей этой ситуацией, так только во время самого процесса, а не после него. Сейчас выяснять что-то уже нет смысла — после того, как пролежали вместе пятнадцать минут, ничего не говоря, будто всё нормально. Чонгук вообще не против пролежать так ещё часик, забыть всё до и просто отдохнуть. Но только не ощущается чего-то нужного сейчас. Какого-то присутствия рядом? Потому что хён ничего не делает. Он даже не расслаблен, будто Гук может в любой момент подпрыгнуть и ударить его за то, что натворил. Но это ведь не так. По крайней мере, у брюнета вообще в мыслях подобного нет. Как же сказать, что всё в порядке? Что всё произошедшее неважно, просто всё можно забыть. Если хочется. Хорошо, Чонгук поступит по-другому. Господи, куда уже хуже-то? Он поднимает голову и приближается к лицу хёна, очерчивая его взглядом. В глазах напротив плещется раскаяние. Язык хёна почти незаметно проходится по губам, к которым Гук тут же прикасается своими. Такие холодные, как и в первый раз. И ими никогда, кажется, не перекрыть свой жар — тот самый, который разгорается в сердце, когда находишься рядом. Тэхён свёл брови к переносице, накрывая синей ладонью чонгукову шею. Это как вообще? Ему точно не снится всё это? Либо Чонгук глупый и наивный, либо Тэхён тупой. Или спит. Да нет, нет, не может он всё так отчётливо чувствовать во сне. Из размышлений вырывает Гук. Просунув язык глубже, он проводит им по нёбу, очерчивает ряд зубов, поворачивает голову вбок, чтобы было удобнее. Будто силой притяжения, его тянет к бёдрам Кима, заставляя перекинуть через них ногу, и теперь уже самого хёна вжать в постель своим весом. Но его, видимо, такое положение дел не особо устраивает, поэтому Ким сжимает пряди на затылке Гука, немного оттягивая назад, и поднимая свой корпус, оказываясь в сидячем положении с Чонгуком на бёдрах. Чего было ожидать от только-только протрезвевшего хёна? Чонгук не задумывался, пока самозабвенно изучал его рот своим языком. А как только кимова ладонь скользнула ниже живота, пришлось рефлекторно дёрнуться. Хорошо, теперь можно немножко побеспокоиться.