___
Следующее утро я вновь встречаю в его постели. Вообще-то утром это назвать трудно, потому что на самом деле уже день, а у всех нормальных людей даже наверняка давно закончился обед. Но для меня такой график вошел в привычку, и "утром" я называю весь промежуток времени от полудня и часов эдак до пяти. Виктора рядом нет. Очевидно, он опять ушел до того, как я проснулась. Потягиваясь, я перекатываюсь на другую половину кровати, а потом обратно. Как же тут все-таки хорошо! Раскинув руки и ноги в стороны, стараясь занять все свободное место, я почти поддаюсь желанию остаться здесь и поспать еще часик, но пищание где-то над ухом не дает этого сделать. Я переворачиваюсь и начинаю бегать глазами в поисках раздражителя. Вот оно! Телефон, лежащий на прикроватной тумбе… Совсем про него забыла. Я беру его в руки и вижу на экране будильник с напоминанием о том, что нужно приехать сегодня в клуб. Весьма кстати. Об этом я тоже почти забыла. Вырубаю звонок и вижу на экране еще одну иконку, извещающую меня о новом полученном сообщении. "Мой номер. На всякий случай. Виктор." Лаконично и по делу. Как всегда. Но это кажется мне чертовски милым, поэтому я непроизвольно улыбаюсь. Времени еще достаточно, так что собираюсь я не спеша. Даже позволяю себе хорошенько поотмокать в ванне. Лишь спустя пару часов, не меньше, высушив волосы, плотно позавтракав и переодевшись, я отправляюсь на работу. В клубе народ по-прежнему суетится, но все старательно делают вид, что все под контролем, и на самом деле никаких форс-мажоров действительно не происходит с самого открытия и до поздней ночи. Но нас с музыкантами вся та беготня, что творится на кухне и в баре, мало волнует. У нас все схвачено, и мы спокойно отыгрываем старый материал. Даже позволяем себе небольшую импровизацию где-то в середине, между песнями, чтобы немного разбавить программу. Выйти в дополнительный день для меня совсем не в тягость, скорее наоборот. Я люблю свою работу, а еще это отличный способ приятно убить время, которого у меня в избытке. Да и деньги лишними уж точно не бывают, так что я с радостью отдаюсь этому делу. Публика здесь тоже отличная. Никто не кричит, не сходит с ума, не крушит в пьяном угаре ничего вокруг. Не могу сказать, что все посетители приходят сюда ради музыки и с упоением следят за происходящем на сцене, нет, но я часто замечаю в завершении песен чьи-то взгляды и улыбки, направленные к нам. А ближе к концу выступления я вижу, как в зал заходят Освальд и Бутч, а с ними и Виктор. Они что-то обсуждают, но я то и дело ловлю взгляд киллера на себе. С последним аккордом я откланиваюсь и спускаюсь со сцены. В горле пересохло, и мне хочется выпить, так что путь мой лежит прямиком к бару. Я успеваю опустошить половину стакана, когда слышу тихий голос прямо над моим ухом. — Это что, моя рубашка? — дыхание Виктора обжигает мою щеку, и я едва заметно вздрагиваю. — Я еще не успела купить себе новые шмотки, а выступать в старой футболке – так себе идея. Надеялась, ты не заметишь, — не оборачиваясь, отвечаю я. — И что же нам с этим делать? Если в первую фразу он пытался вложить угрозу, то теперь же я буквально могу слышать, как он улыбается. Мне по душе эта игра, и я принимаю ее правила. — Хочешь, чтобы я сняла ее? — Да… И чем быстрее, тем лучше. То, как это прозвучало, заставляет все внутри меня сжаться в плотный комок нервов, требующий немедленных прикосновений, но Виктор лишь стоит рядом, за моей спиной, и не приближается. — Что ж, если никто не решит снова устроить бойню в этом злосчастном клубе, то жду тебя в кладовке через пять минут. Посмотрим, что можно сделать, — говорю я и, залпом осушив свой стакан, слезаю со стула и иду прочь. Секс в подсобном помещении – не самое удобное занятие, но свои обещания нужно выполнять, а я обещала ему снять эту треклятую рубашку. Да и в публичных местах есть свой особый шарм, который делает удовольствие еще острее, еще ярче. Есть только одна дилемма – сдерживать себя или же позволить всем остальным услышать, что тут происходит. Хотя, не думаю, что на фоне музыки и тихих, но все же неумолкающих голосов, нас кто-то услышал бы. Мы оба заканчиваем одеваться, когда Виктор нарушает тишину, заполненную лишь тяжелым дыханием. — Твои джинсы слишком узкие. Знаешь, их ужасно неудобно снимать. Будешь покупать вещи – бери лучше платья. — Но я не люблю платья. Мне в них совсем неудобно бегать, — отвечаю я первое, что приходит в голову. — Собралась убегать от меня? — Он наклоняется, и его лицо оказывается в сантиметре от моего. — Ты же знаешь, что это бесполезно. — Виктор хищно скалится, а я не выдерживаю, подаюсь ему навстречу и жадно целую, прежде чем он открывает дверь и выходит отсюда. Выйдя вслед за ним, за порогом я сталкиваюсь с Бутчем. Тот переводит взгляд с меня на удаляющегося Зсасза, потом снова глядит на меня, и я вижу на его лице полнейшее смятение. Но вместо того, чтобы почувствовать стыд или неловкость, мне отчего-то становится весело. Должно быть, от выражения лица этого здоровяка. Я тихонько смеюсь, прикрываясь ладошкой, и сама начинаю двигаться к выходу из клуба. Ни внутри, ни на улице с Виктором я уже не пересекаюсь. Судя по тому, что дом тоже оказывается пустым, у него появились еще какие-то дела на сегодня. Я не придаю этому значения и занимаюсь своей рутиной: переодеваюсь, разогреваю еду и заваливаюсь с ней на диван в компании ночного показа ужастиков из восьмидесятых. Но уже часа через три все меняется. Я слоняюсь от безделья из угла в угол и, только услышав громкий щелчок сустава, понимаю, что все это время нервно заламывала пальцы на руках. Что же это такое? Я сейчас что, волнуюсь? Чувство беспокойства за кого-то другого мне тоже не было знакомо прежде. И теперь, столкнувшись с ним нос к носу, я рада, что мы не встречались раньше. Оно мне не нравится. А кому понравится тревога, с которой ты ничего не можешь поделать? Написать или позвонить Виктору я не решаюсь. Мне кажется, что это будет выглядеть ужасно глупо. Да и кто я вообще такая? Просто девчонка, которой он решил помочь из жалости или еще из-за чего… На месте же сидеть я тоже не могу. Чем больше прислушиваюсь к тишине, тем больше стены начинают давить. Я захожу в спальню, и мой взгляд падает на то, на что я раньше не обращала внимания – железная лестница, ведущая наверх. Без лишних размышлений я двигаюсь к ней и поднимаюсь на крышу. Выбравшись на воздух, я просто замираю. Если вид из окна казался мне завораживающим, то отсюда этот урбанистический пейзаж выглядит еще более невероятным. Дальние огни доков поблескивают теперь даже ярче. Кожу обдувает прохладный ветер, заставляя поежиться, но донося с собой тихий шум воды от реки. Здесь пахнет мокрым камнем и немного тиной. Аромат на любителя, но мне нравится. Есть в этом месте что-то особенное… Есть что-то особенное в любой ночной вылазке, если ты находишься на высоте, а под тобой только тишина и легкий плеск волн, разбивающихся о бетонный берег. И небо сегодня такое чистое, что можно даже разглядеть несколько звезд. Редкость для современного городского жителя. Вся эта красота помогает мне остановиться. Замереть и дышать медленно и глубоко. Я сажусь, откидываюсь на непонятную конструкцию за моей спиной и решаю остаться тут и просто насладиться моментом, пока не захочу спать или не замерзну. Не знаю, сколько проходит времени, потому что я все-таки умудрилась задремать прямо здесь, но шум шагов заставляет меня дернуться и распахнуть глаза. Виктор вернулся. Он молча подходит и садится рядом со мной. — Здесь очень красиво, — решаю я начать разговор.Он не смотрит на меня. Лишь устало вздыхает, вперив взгляд в черный горизонт. — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я, заглядывая в его отрешенное лицо. — Дон Фальконе хочет отойти от дел, — недолго помолчав, отвечает Зсасз. — Хочет уехать и оставить Готэм. Без него тут начнется настоящий дурдом… Не пойму, зачем это все. И кто тогда возьмет все под контроль? Он снова делает глубокий вздох и утомленно потирает переносицу. Виктор привязан к своему нанимателю, это видно. И Кармайн Фальконе действительно производит довольно приятное впечатление, если подумать об этом в глобальном смысле. — Я… не буду мешать… — Я поднимаюсь на ноги. Мне кажется, Виктору нужно все обдумать, побыть одному, и я начинаю идти обратно к лестнице, когда он останавливает меня, внезапно взяв за руку. Я оборачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. — Не уходи, — негромко просит он, и я возвращаюсь на место. — Ты права, тут и правда красиво. Всегда стоит разделять с кем-то хорошие виды. — Да… — я вглядываюсь в мерцание воды и едва заметно улыбаюсь. — Теперь вид и впрямь лучше, когда есть компания.11
15 ноября 2019 г. в 22:18
Я просыпаюсь, но не спешу открывать глаза, сосредоточившись на чувстве приятной истомы во всем теле. Ночка действительно была долгой, и на одной кухне все не закончилось. Мы занимались сексом на диване в гостиной, в душе и в спальне, изводили и терзали тела друг друга почти до самого утра, и казалось, что нам обоим было все мало. И только несчастный кот натурально обалдевал от всего этого. В какой-то момент, повернувшись, я обнаружила его пушистую мордаху с огромными выпученными глазами, полными непонимания. Он сидел на столе напротив дивана, смотрел на нас и, казалось, не знал, как реагировать на увиденное.
Я и сама не совсем уверена, как теперь реагировать.Была ли прошлая ночь ошибкой? Сто процентов! Сделала бы я это снова? Да, не раздумывая! И не один раз.
Сладко потягиваясь, я все же приоткрываю глаза. Словами не описать, какой же это кайф – спать в мягкой уютной кровати, когда до этого ты уже черт знает сколько спала не пойми где. Моя спина и шея мне безмерно благодарны. Что ж, если бы я даже не хотела этого мужчину до безумия, оно все равно, похоже, стоило бы того.
Я усмехаюсь собственным мыслям и лениво поворачиваюсь на бок. Виктор спит беспробудным сном, что и не удивительно, учитывая, сколько сил за ночь было потрачено. Он лежит ко мне спиной. Его сон беспокоен. Я приподнимаюсь, чтобы еще раз оглядеть его, чтобы убедиться, что все это на самом деле, чтобы понять, что чувствую сейчас… И я вижу, как он хмурится, вижу эту напряженную морщинку на его лбу, как бегают под закрытыми веками его глаза и то, как периодически у него дергается плечо, будто бы от судороги. Не знаю, что ему снится, но точно знаю, чего всегда не хватало мне всякий раз, как я просыпалась от очередного кошмара.
Я аккуратно придвигаюсь к нему ближе и осторожно, боясь разбудить, обнимаю его. Инстинктивно ли, или же просто сознание подстраивается во сне, но Виктор перехватывает мою руку и так и остается держать мое предплечье своей ладонью. А через мгновение его лицо вновь выглядит совершенно умиротворенным, и он так и продолжает мирно посапывать.
Мое лицо почти упирается в его шею. Сейчас, когда он такой спокойный, когда моя рука прижата к его груди, и я чувствую размеренное биение его сердца, когда мои губы почти касаются этой жилки, бьющейся на его шее, которая отчего-то кажется мне совершенно трогательной, меня охватывает огромное щемящее чувство нежности. И это ново для меня. Со мной такого раньше никогда не было. Мне хочется петь. Что-то тихое и мелодичное. Хочется сделать что-то… сделать для него.
И меня на самом деле жутко пугает эта мысль. Но в то же время я чувствую нечто такое, чему сама не могу подобрать нужного определения. Будто у меня внутри вместо кишок – долбаные блестки.
Господи, что же это?
Мне некомфортно оставаться наедине с этими мыслями. Нужно чем-то себя занять.
Все так же осторожно я высвобождаю свою руку из плена, внимательно наблюдая за реакцией Виктора. Он неразборчиво бормочет что-то про "еще пять минуточек", но сам продолжает спать. Вот и славненько.
Я тихонько выхожу из комнаты и принимаюсь искать и подбирать с пола свою одежду. Благо, шмоток у меня не густо, и много времени это не занимает.
Приодевшись и наспех умывшись, я достаю свой запас налички и торопливо покидаю дом. По не вполне понятной для меня самой причине в моей голове зародился всего лишь один единственный план того, что я хочу сделать. Но для его выполнения мне нужно сперва добраться до ближайшего продуктового.
Поверить не могу, что я это делаю. Еще больше не могу поверить в то, что все еще помню, как это делать, и что у меня даже получается. Не думала, что когда-нибудь решусь повторить свой маленький детский подвиг, но вот она я – стою у плиты в трусах и футболке, вся перемазанная мукой, и жарю чертовы блинчики. И вот, что странно – я не чувствую никакого отторжения, не чувствую тревоги, обиды или злости, не чувствую острого желания бросить все и куда-то бежать, как раньше. Я абсолютно спокойна и чувствую внутри себя лишь такой непривычный мир.
Горячие ладони ложатся на мои бедра, а затем шустро забираются под футболку, заставляя вздрогнуть.
— Признайся, ты решила отомстить за свою квартиру и спалить в отместку и мой дом? — шутливо шепчет Виктор мне в шею, и я поеживаюсь от щекотки. В то же время я чувствую, как что-то волнительное и томящее вновь разливается внутри меня. Я выключаю газ и поворачиваюсь к Виктору лицом.
— Нет, это всего лишь блинчики. Просто хотела приготовить завтрак. Не обращай внимания на запах гари, — отмахиваюсь я и, стараясь сделать невинное лицо, объясняю: — просто первая пара немного обуглилась. Остальные пускай и выглядят не очень, но клянусь, они вкусные! Я проверяла!
Я снова начинаю тараторить. Всегда так делаю, когда нервничаю. А рядом с ним, когда он так близко, когда его руки продолжают лежать на моей талии, я еще как нервничаю.
Он улыбается в ответ, и есть в этой улыбке что-то такое, что кричит о том, что вместо блинчиков он бы предпочел сейчас съесть меня. Виктор прижимает меня к себе сильнее, его ладони вновь скользят вниз, и одним резким движением он подхватывает меня за бедра и усаживает на столешницу рядом с плитой, удобно устраиваясь между моих ног. Я едва успеваю взвизгнуть и ухватиться за его плечи. А затем отчего-то мне становится дико смешно… Но он не дает мне рассмеяться, закрыв мой рот долгим и требовательным поцелуем.
Неужели прошлой ночи не хватило? Впрочем, кого я обманываю?! Мне самой по-прежнему хочется повторять это снова и снова. Могло бы быть неплохим началом нового дня… Однако есть вещи, которые сейчас все-таки ощущаются острее этого желания. И урчание, которое раздается из живота Виктора, это лишь подтверждает.
— Думаю, сначала нам стоит утолить голод иного рода, — оторвавшись от его губ, тихо произношу я, пытаясь унять вновь разгоревшийся внутри меня пожар. Виктор тяжело дышит и неотрывно смотрит мне в глаза. Его взгляд тяжелый, хищный, так смотрит охотник на свою жертву… Но он согласно кивает в ответ. А потом нежно касается моей щеки и проводит большим пальцем по коже.
— У тебя все лицо в муке, — говорит он, и тут уже я не сдерживаю смеха.
— Ага. А теперь еще и вся задница. Благодаря тебе.
Я спрыгиваю с тумбы, которая и впрямь была вся усыпана мукой, и собираюсь топать в ванную, чтобы быстренько привести себя в порядок.
— Помощь нужна? — раздается голос Виктора у меня за спиной, и мне даже не нужно оборачиваться, чтобы знать, какое у него сейчас выражение лица.
— Нет, спасибо. Если ты пойдешь за мной, то тогда еда уже наверняка остынет.
В этот день ни у кого из нас нет работы, и время мы проводим максимально лениво. Лишь ближе к вечеру Виктор уходит на пару часов, а я не спрашиваю, куда. На меня накатывает необъяснимый приступ золушки, и я начинаю бегать и надраивать все вокруг до блеска. От скуки, должно быть… не в первый раз со мной уже такое.
Когда Виктор возвращается, я вижу, как он глубоко дышит, вижу легкий румянец на его лице и капельку пота, медленно сползающую по его шее, и все вопросы отпадают сами собой.
Он собирается пойти в душ после тренировки, а я чувствую нестерпимое желание последовать за ним и прижаться к этому разгоряченному телу. Но не бросать же все, коль уж взялась за дело. Да и меня уже начинает беспокоить это непомерное желание, которое никак не получается обуздать. Нездоровщина какая-то… Так что я остаюсь заканчивать уборку. И успеваю как раз к тому моменту, как Виктор выходит из душа. В это время я опять сканирую открытый холодильник, пытаясь сообразить, что бы такого придумать на ужин. И видимо немножко зависаю. Из транса меня выводит звук лифта. Какого черта? Кто это может быть, если Зсасз сейчас здесь? Почему-то мне и в голову не приходило, что у него тут бывают гости.
Я закрываю холодильник, и теперь все мое внимание сосредоточено на дверях лифта. Виктор же подходит к нему, не проявляя вообще никаких эмоций, словно ждал кого-то. И когда двери открываются, я понимаю, что так оно и есть. Внутри оказываются две уже знакомых мне девушки из его молчаливой команды. Одна из них отдает ему какой-то пакет, а другая, закатив глаза, что-то тихо говорит и с недовольным лицом отдает ему в руки нечто небольшое, что я не могу разглядеть. После этого девушки удаляются, а Виктор разворачивается и направляется ко мне.
— У Бутча все еще трудности с персоналом. Он просит передать, что выходной отменяется, и что завтра ты снова выступаешь. А поскольку связаться с тобой проблематично, то вот, — Зсасз протягивает мне ту вещь, которую принесли девушки, и ей оказывается небольшой раскладной телефон. — Так будет для всех проще.
— Круто. Вот это работа с приятными бонусами, — отшучиваюсь я. — А что в пакете?
— Ужин. Блинчики, конечно, были неплохие, но я все же боюсь, что твои попытки сделать что-то посерьезнее приведут к катастрофическим последствиям, — с издевкой отвечает Виктор.
Он распаковывает еду, а я решаюсь спросить то, что все это время так и вертится на языке.
— Так и что со всеми этими девушками, что работают с тобой?
— А что с ними?
— Ты со всеми спишь?
Он аж давится едой, услышав мой вопрос, а затем смеется и с прищуром глядит на меня.
— А что? Ревнуешь? — его ухмылка заставляет одновременно разозлиться и покраснеть от стыда. Меня бесит это чувство.
— Нет. С чего бы вдруг? Просто интересно… — я усиленно пытаюсь сохранять невозмутимое лицо. Ну что за глупости, в самом деле?!
Хорошенько посмеявшись над моими жалкими попытками сделать вид, что меня это не волнует, Виктор одаривает меня снисходительным взглядом и уже серьезно отвечает:
— Нет. Я же профессионал. Я не смешиваю работу с удовольствием.
— Просто выглядит странно… — все еще отчаянно пытаясь скрыть неловкость, бормочу я. — Почему тогда ты работаешь с одними девушками?
— Ты удивишься, насколько женщины подходят для этой работы. В сравнении с мужчинами, они могут быть гораздо злее, гораздо отчаяннее и гораздо безумнее. А это как раз то, что мне нужно.
Он вновь улыбается, когда говорит это, и его улыбка в этот раз выглядит загадочной и зловещей. А еще невозможно притягательной. И мне кажется, что я пропала. Ведь я не знаю, как с этим бороться.
— Да ты вообще прямо-таки трудоголик! И что никаких отношений? Сплошная работа?
— Нет, почему же… Была одна девушка, если тебе так интересно…
— И что с ней стало?
— Ушла. Когда в очередной раз все вокруг начало накаляться и выходить из-под контроля, она разумно предпочла держаться от этого подальше и свалила из Готэма.
Я ничего не отвечаю и только неловко закусываю губу. Виктор никак не показывает, что этот разговор ему неприятен, но я вижу, что его лицо вновь стало серьезным, а это обычно не означает ничего хорошего. Так что я решаю сменить тему, и все быстро вновь возвращается в прежнюю колею пофигизма и непринужденности.