Dead man's arms

      — Помнишь район, в котором я жила? В общем в нескольких кварталах от него открылось одно обалденное местечко с вьетнамской кухней… — оживленно и немного чересчур восторженно тараторю я, пока на другом конце провода меня резко не перебивают.       — Нет! Я остановлю тебя прямо здесь! Твои пристрастия в еде меня пугают. Серьезно, Мэдди, хватит пытаться накормить меня этой своей странной фигней.       — Мои пристрастия тебя пугают?! Между прочим, это ты в последний раз мне аппетит испортил. Какого черта ты вообще притащил домой чей-то отрубленный палец?!       — Ты теперь всегда будешь вспоминать об этом? Я же уже говорил, что это вышло случайно. Ну не знаю я, как он ко мне прицепился. В сотый раз тебе говорю, я не специально. И я все равно не понимаю, как можно есть свиные уши, куриные лапы и все в этом духе, но при этом так громко визжать при виде обычного человеческого пальца?       — Человеческого, Виктор! Я же не ем части людей. Есть огромная разница между приготовленной зверюшкой на твоей тарелке и бог знает чьим мерзким оторванным пальцем, падающим тебе на стол! Ладно, проехали. Какие тогда есть предложения?       — Ту старую забегаловку, которую так любил Марони, переделали во вполне приличное место. Можно пойти туда, если итальянская еда для тебя не слишком скучная, — продолжает он дразнить меня.       — Да хватит уже! Ты же прекрасно знаешь, что я, как всеядный удав, съем что угодно, и в особенно голодных случаях – даже не жуя.       — Вот и договорились.       — Это свидание? — я кокетливо улыбаюсь, как будто бы он меня видит. Впрочем, по голосу можно уловить многое, и я почти уверена, что Виктор сейчас отлично представляет мое выражение лица.       — Если тебе так угодно, можешь называть это свиданием. — Ну вот, теперь и я слышу, как он улыбается, говоря это. — Я скоро тут закончу и заеду за тобой.       — Не нужно. Я сама сейчас приеду в клуб. После вчерашнего столкновения с официантом платье может спасти только химчистка, а я забыла его забрать из гримерки.       — Я могу забрать его, если это так важно…       — Забудь, ты все равно ничего не сможешь найти в том организованном хаосе, который я там устроила, — хихикаю я в трубку. — Занимайся своими делами. Я скоро буду.       Договорившись, мы прощаемся, и я накидываю пальто, хватаю свои вещи и спускаюсь на улицу.       Ехать до клуба не особо долго, но городские улицы пятничным вечером ожидаемо встречают мое такси бесконечными пробками. Чтобы не помереть со скуки, я достаю из сумки плеер. Наш басист записал целую кучу песен, над которыми хотел поработать, и всучил мне с просьбой послушать и придумать, что тут можно поменять, что переделать, да и просто для ознакомления. Ему уже пару недель кажется, что старый репертуар нужно полностью переосмыслить и выдать нечто совершенно новое. Что ж, записал он немало, так что в любом случае это хотя бы скрасит дорогу.       Обычная получасовая поездка волшебным образом растягивается на час с небольшим. Действительно, времени достаточно, чтобы погрузиться в музыку с головой, отключить мозг и почти даже забыть, что куда-то едешь. Вот-вот наступит зима, и, глядя на город за окном еле ползущего автомобиля, я гадаю, будет ли мое первое рождество в Готэме снежным.       Последние три месяца были будто бы не про меня, и мне все еще трудно поверить в то, что моя жизнь могла так круто измениться в один момент. Я никогда не была домашней девочкой, во всяком случае добровольно, но теперь я впервые была с кем-то так долго… Не в стремлении жить комфортно, не в роли красивой куколки или модного аксессуара, а потому что меня саму тянуло к Виктору какой-то необъяснимой силой. И рядом с ним я впервые почувствовала себя кем-то другим, но в то же время самой собой.       Все эти споры о том, что из еды взять на ужин, чья очередь мыть посуду, и какой фильм взять в прокате на выходных, все эти бытовые мелочи для меня в новинку, но удивительным образом они делают меня счастливой. Кто бы мог подумать, что настолько приблизиться к нормальной жизни я смогу с кем-то настолько от нормальности далеким… Быть может, все потому, что минус на минус дает плюс? Я не знаю. Да и вряд ли это так уж важно.       Такси наконец подъезжает к клубу. Водитель поворачивается и что-то произносит, но за выкрученной почти на максимум музыкой мне ничерта не слышно. Я жму на паузу, чтобы переспросить. Мужчина еще раз называет мне стоимость поездки, после чего я расплачиваюсь, снова врубаю плеер и выхожу из машины.       Прохладный воздух приятно касается кожи после душного салона, в котором, кажется, были какие-то проблемы с системой отопления. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, стараясь немного взбодриться – со всеми этими постоянными остановками и резкими торможениями меня даже немного укачало. В наушниках начинает играть новая песня. Эта, пожалуй, лучшая из всего плейлиста. Голова сама принимается качать в такт с первых же нот, а это для меня показательно.       Едва глядя под ноги и почти пританцовывая на ходу, я двигаюсь ко входу в клуб. Песня, что сопровождает меня, ритмичная, но при этом совершенно спокойная и размеренная за счет незамысловатой постоянно повторяющейся мелодии, а звучание саксофона уже само по себе настраивает на определенный лад. Этот приятный настрой передается мне. Весь дискомфорт и раздраженность от долгой и не самой комфортной поездки как рукой сняло. Я чувствую себя легко и совершенно расслабленно. Но ровно до тех пор пока не вхожу в главный зал.       Сумка падает из рук, тянет за собой провод, и наушники тоже летят за ней следом. От того, что я вижу, я буквально чувствую, как сердце на мгновение перестает биться, а потом словно падает куда-то вниз. Хотя, возможно, мне просто трудно сосредоточиться из-за этой штуки, приставленной к моему виску. Я не вижу человека, стоящего за моим плечом, но чувствую холод металла, и вряд ли к моей голове кто-то прижал бы, скажем, ложку или еще какую кухонную утварь. А значит – это точно пистолет. И значит, что я опять ухитрилась оказаться не в том месте и не в то время. Иными словами – в полной заднице. Не знаю, что именно тут успело случиться, но гораздо больше пугает мысль, что меня это уже не удивляет.       Говорят, в жизни случаются такие ситуации, когда кажется, что время замедляется. Оно тянется так медленно, словно вовсе остановилось. Такие ситуации, про которые обычно потом говорят, что в этом самом временном искажении успела промелькнуть перед глазами вся жизнь. Так вот, это как раз сейчас происходит. Все будто в замедленной съемке. Я вошла в здание всего секунду назад, и вот кто-то уже использует меня в качестве живого щита. А из-за барной стойки прямо перед собой я вижу Виктора, который за эту секунду успел подобрать с пола пистолет и выставить оружие вперед, прицеливаясь, но теперь, увидев меня, он застыл на месте. Я вижу смятение на его лице. Он не решается выстрелить.       И тут время замедляется еще сильнее.       Я успеваю окинуть взглядом все, что могу, не поворачивая при этом головы, и моему взору открывается кровь. На колоннах, на полу, на перевернутой мебели – везде кровь. Я вижу несколько тел. Эти люди мне не знакомы, но разве вообще возможно знать всех преступников в этом городе? Один из мертвецов лежит как раз возле Виктора, который все еще целится в того парня за моей спиной. Они вроде как даже что-то говорят друг другу, но в моей голове такой гул, что я не слышу даже собственных мыслей. Мне знаком этот гул. Так звучит паника, накрывающая тебя гигантской волной, в которой начинаешь тонуть.       Никто не стреляет. Только жутко медленно человек, чья рука крепко сжимает мое плечо, начинает двигаться и тянуть меня за собой. Он осторожно отступает назад, а я, словно кукла, выполняю каждое заданное мне движение. Но в этот момент двигается что-то еще. Что-то там, в самом углу слева. Я пытаюсь скосить глаза и разглядеть это и вижу, как один из мертвецов восстает. Нет, не такой уж это и мертвец. То ли рана была не смертельной, то ли мужика просто оглушило, но он явно живее всех живых. И злее всех злых, если так можно сказать. И у него в руках тоже пистолет. И он готов им воспользоваться.       Время замедляется еще сильнее.       Вот он, тот самый момент, когда все вокруг останавливается почти полностью. Виктор переводит прицел на поднявшегося мужчину. Первый же, который прижимал дуло пистолета к моему виску, наводит ствол на Виктора. А меня накрывает новой волной паники. Но вот, что интересно — ступор при этом отступает. Этот новый вид страха стирает все остальные чувства, и в одно мгновение все становится простым и понятным. Я замахиваюсь и резко бью локтем назад, стараясь как можно сильнее оттолкнуть человека, чья хватка на моем плече вдруг ослабла. А затем один за другим раздаются три оглушающих выстрела.       В ушах стоит звон, а я не могу пошевелиться. Голова кружится… или это кружится все вокруг? Я уже не уверена… А потом приходит боль. Резкая, обжигающая боль, словно тело проткнули раскаленным прутом. Боль такая, что нет сил даже просто удержать себя на ногах, и я падаю на пол. Это похоже на какой-то лихорадочный бред, потому что я ничего не соображаю в этот момент. На автомате тянусь к источнику боли и, прижав ладонь к животу, чувствую что-то очень горячее и липкое. Не могло быть никаких сомнений, что это кровь, но до меня эта мысль доходит с большим трудом. Я чувствую только, как тело покрылось холодным потом. А затем вижу Виктора, склонившегося надо мной. Его лицо кажется размытым, но я все равно могу разглядеть в нем страх. И сквозь какую-то мутную пелену густого тумана до меня долетает его голос.       — Держись, Мэдди! Просто дыши!       Дыши… Легко ему говорить. Боль такая сильная и такая горящая, что я не могу дышать. Каждое движение невыносимо. Я честно пытаюсь сделать вдох, но вместо этого только беспомощно открываю рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Мне хочется сказать ему, что мне жаль, но я не могу произнести ни звука. Лишь чувствую, как слезы непроизвольно текут из глаз.       А потом все вокруг становится черным.