Почетное место. Тропы непройденные

«Легендарный образ бродячего сказителя берет начало ещё до времен расцвета Тевинтерской Империи. Фольклористы из Неварры выдвигают предположение, что он - древнейшая из известных городских легенд; персонаж-злодей, которым пугали маленьких детей и который, ввиду своей популярности, перекочевал в сказания племен, захваченных ранним империумом. Так, архивариус Теодор, ссылаясь на сирианскую версию, согласно которой Сказочник воровал детей каждое полнолуние Сатины, считает, что эта легенда - след "сыновей Солнца", секты демонопоклонников, неоднократно пытавшейся узурпировать власть в Минратосе, и которая запомнилась летописцам той эпохи в том числе жертвоприношением детей. Однако еще в ривейнском предании о золоченом кубке, которое относится к десятому веку древней эры, упоминается сказитель-лис, искушающий героя исполнением желания. И хотя эта связь кажется всего лишь совпадением, которое не имеет никакого отношения к образу Сказочника, она всё же имеет больше оснований, чем та, которую активно продвигала андерфелская школа клириков: Сказочник, согласно их исследованиям, - древний эльфийский принц-воитель, который бросил вызов небесам, за что те его прокляли на вечное скитание по Тедасу. Как бы то ни было, в летописях, датируемых от Божественного Века, то и дело проскальзывают упоминания о бродячих артистах, которые именуют себя Сказочниками, однако они все слишком разнятся в описаниях, чтобы даже предполагать, что это - одна и та же личность. Скорее всего, они брали себе этот псевдоним в надежде привлечения более широкой публики, но тогда возникает вопрос, почему они не отдавали предпочтение именам более знаменитых героев. Сохранилось свидетельство преследования некоего демона-рассказчика первой Инквизицией, однако неизвестно, звался ли он Сказочником и увенчались ли их попытки успехом». — Сеналлен Тавернье, «Исторические корни сказок Тедаса»

***

Киран открывает глаза, и первым его приветствует темное синее небо. Ночь выдается без обеих лун. Алмазные звезды мерцают над головой, и, о Создатель, как же они прекрасны! Недалеко от Кирана раздается треск костра. Краем глаза он замечает приятное рыжее свечение, но как только он приподнимается, чтобы осмотреться, его останавливает пронзительная боль в груди. Медведица. Точно, его чуть не прикончила медведица. — Не суетись. Я твои раны залечил насколько то возможно, и, коль судьба тебе благоволит, ты завтра встанешь на ноги, отягощенный одним лишь воспоминанием о борьбе со зверем. Киран поворачивает голову. Рядом сидит высокий широкоплечий эльф в цветастом наряде бродячего артиста. На его голове — поношенная высокая фетровая шляпа с широкими полями. Эльф копает длинным прутиком угли костра и курит трубку, испуская при этом ровные струйки ароматного дыма. Киран спрашивает: — Кто ты? — Я — сказочник, я — баснеплет, желаний исполнитель. Артист, певец, актер. Обычный эльф, не элвен-долгожитель. Мой голос сладок, а язык — остер. У этого актера больно крепкие руки — такими бы в самую пору грабить незадачливых путников и крошить их черепа, а не писать сказки. Если при этом типе и есть оружие, оно наверняка спрятано где-то под длинным пыльным плащом. Правда, если при нем есть оружие, то всякий эльф с дурными намерениями уже давно пустил бы его в ход. Киран, невзирая на дискомфорт, протягивает руку своему спасителю и говорит: — Благодарю. Я — Киран, ведьмак Диких земель Коркари. Сказочник приподнимает шляпу и пожимает ему руку в ответ. Он говорит: — О, я знаю, господин ведьмак! Я знаю, кто ты есть и чем ты был. Эльф отворачивается к костру. Его глаза, утопающие в тени низко надвинутых полей шляпы, на мгновение бликуют, как у кошек. Он говорит: — Твою мать зовут Морриган. Она тебя зачала, чтобы очистить душу архидемона. Ты об этом узнал в двенадцать лет. Она покинула тебя, когда Фен’Харел стал собирать свое воинство, и с тех пор ты её не видел. И ты, ведьмак, забрел так далеко на север от Диких земель Коркари, именно потому что хочешь узнать, что с ней случилось. Киран, не спуская глаз со своего “спасителя”, тайком тянет руку к ножнам на поясе. Которых больше нет на месте. Эльф подбирает что-то продолговатое с земли и подбрасывает Кирану. Его ножны. Он говорит: — Ты, конечно же, не запомнил сон, который тебе сейчас приснился, но из него я извлек, что ты не представляешь для нас никакой опасности. Хотя, признаюсь, ты — талантливый маг, и я бы в свое время на многое пошел, чтобы заполучить твое молодое и красивое тело, но я больше этим не занимаюсь. Будь покоен, господин ведьмак, покуда ты нам не угрожаешь, бояться тебе нечего. По ту сторону от костра на спальном мешке лежит тело подростка, девочки. Она жива? Эльф замечает его взгляд и говорит: — Она еще только привыкает к своему новому телу, мессир ведьмак. Прошу, не беспокой её. Пусть выспится. Я помню свое первое возвращение, вторжение в чужое тело. Это… изматывает. Киран кряхтит от боли, но отползает с кинжалом наголо. Он успеет наколдовать барьер? Поможет ли это? С кем он имеет дело? С чем он имеет дело? — Кто ты? — спрашивает он. Эльф озирается на Кирана, но продолжает ковырять костер. Он отвечает: — Я — сказочник, я — баснеплет, желаний исполнитель. Я безобиден. И, если это спрячет твой кинжал обратно в ножны, отвечу правдой на все твои вопросы. Он лениво оглядывается на блеск стали в руках Кирана, а затем — на самого Кирана. Эльф говорит: — Не трепещи от страха, господин ведьмак. Спрашивай смелее.