Почетное место. Тропы непройденные

Часы на приборной панели показывают: 11:47. Потрепанную кабинку альковена, которая несмотря на оба открытых передних окна, безнадежно пропахла сигаретным дымом и кофе, освещают лишь блеклые бледно-голубые дуги измерителей. Мимо, у обочины, проносится белая надпись на зеленом: “ТАНТЕРВАЛЬ — 98”. По встречной полосе мчится фура — и их на мгновение ослепляет белая вспышка фар. Его пассажирка говорит: — Я хочу спать. Это первое, что она сказала за последний час. — Кровать разложена сзади. Ложись и спи. Она не отвечает. — Как хочешь. Он не сдерживается и ругается под нос. Он мог бы пить холодное пиво, рассевшись на пороге альковена, открытая дверь которого впускала бы ночной бриз и тишину. Он мог бы позвонить глупой Амарис, выкрасть её прямо из-под носа отца, а затем отпустить домой только под рассвет. На крайняк, он мог бы просто спать. Кто его просил перезванивать, когда он увидел одиннадцать пропущенных звонков от отца? — Говоришь, сколько тебе лет? — спрашивает он, чтобы завязать разговор — из вежливости, разумеется. Мимо проносится табличка: “СТАРКХЭВЕН-СИТИ — НАПРАВО, 276; АНСБУРГ — НАПРАВО, 380”. — Слушай, — говорит он, — я тебе не враг. Но и не нянька. Чем дружелюбнее мы будем друг к другу, тем сноснее мы проведем следующие… хер знает сколько дней. Недель. Может, даже месяцев. — Я хочу домой. Я хочу к родителям. — Твои родители проинструктировали меня увезти тебя как можно дальше. — Я не про этих, — она изображает кавычки жестами, — “родителей”, у которых дохрена бабла и столько же желания избавиться от меня навсегда. Я про своих родителей. Которые нормальные. Которые не врут, когда говорят, что любят меня. Он про себя закатывает глаза. О, драма самовлюбленного подростка. Кто бы мог подумать. Она шмыгает и вытирает глаза рукавом красной спортивной куртки — куртки, которую он ей отдал, взамен даже не получив простое “спасибо”. — Это же очевидно, — продолжает она. — Эта их так называемая “забота” и даром мне не нужна. Они просто хотели выжить меня. Я ведь “неудобное напоминание”. У них ведь свои семьи, зачем им я? Они просто воспользовались произошедшим, чтобы избавиться от меня. Да они спали и видели, как бы сбагрить меня куда подальше. Она складывает руки на груди и требовательно спрашивает: — Они ведь оба тебе вручили по пачке денег за эту “услугу”? И во сколько им обошлось мое исчезновение с их безупречной картины? Он считает в уме и пожимает плечами. — Где-то пять кусков. — Ха! Они наверное дико жалеют, что меня нельзя просто удалить, как фотографию с телефона. Он не закатывает глаза только потому что за рулем. Она продолжает ныть, и ныть, и ныть, и ныть. Мелет языком, мол, заказ на её убийство бы обошелся и то дешевле. Хнычет о том, что если бы они правда заботились о ней, она бы не провела в приюте ни дня. О да, расскажи мне всю свою драму. А потом мы померяемся с кем обошлись несправедливее — с тобой или со мной. Они проезжают мимо мотеля — и их на мгновение ослепляет голубая вспышка неоновой вывески. Она говорит: — Самое “заботливое”, что они могут сделать — это отправить меня с каким-то левым хером с горы хер знает куда хер знает на сколько. — Так, для начала, — не выдерживает он, — хорош материться. Мне глубоко насрать что там у тебя случилось — в моей машине отныне мат запрещен, усекла? — Но ты сам… — Хорошо. Другое правило: материться запрещено детям. А во-вторых, слушай, не знаю, сколько тебе там рассказали, но я типа как… твой старший брат? Так что как хер с горы я не такой уж и левый. Она замолкает, и он встречается с ней взглядом на мгновение. Она рассматривает его сверху донизу, будто видит впервые — что, в принципе, не так далеко от правды. — Язык что ли проглотила? Хорош пялиться. Мы только по отцу родные, но похер. Я больше не называю его своим отцом, так что и тебе не советую называть меня братом. Называй меня товарищем по несчастью. Называй меня его тренировочной площадкой по воспитанию детей. Называй меня левым хером с горы, если так угодно. Он говорит: — Называй меня Сказочником. Мой ник в сети. Друзья так называют. Девушки тоже. Они проезжают мимо биллборда с надписью: “СЛЕДИ ЗА СКОРОСТЬЮ!” И чуть ниже: “ТЫ НУЖЕН СВОЕЙ СЕМЬЕ!” Их на мгновение ослепляет глубокая обида. Он говорит: — Короче, какой план. Мы переезжаем, временно. Я устраиваю тебя в школу. Твои “нормальные” предки смогут навещать тебя, но не часто. Мы ждем, пока дело не переведут в отдел нераскрытых, и потом возвращаемся. Может, придется ждать целый год, понятия не имею. На широкую ногу жить не получится, но, думаю, высылать деньги будут регулярно. Она говорит: — Хорошо. Она отстегивает ремень безопасности и, почти как акробатка, перелезает назад через рычаг переключения скоростей и гору сумок между сиденьями. Она говорит: — Спасибо за куртку. Она говорит: — Я пойду спать.