Opposite each other

      Сердце, что так усердно пытается биться, выбивает из колеи самого Чонгука. Его эмоциям ужасно трудно сдерживаться, они пытаются выбраться, показаться людям, чтобы все их, черт возьми, увидели, но Чонгук не позволяет, он держится, хватается за тонкую белую простыню и просто жмурит глаза. Этот белый потолок, холодные стены — Чонгук ненавидит это все, просто не сносит, но здесь, именно в этом Богом посланном месте, Чонгук, возможно, сможет осуществить свою дальнюю мечту, сможет услышать «папочка»…       Чонгук слухам никогда не верил, считал их полнейшей чушью общества, и не мог даже признать в своей голове, что когда-нибудь принял бы это. Но глаза сами увеличиваются, когда на белой и гладкой бумаге чёрными буквами была история Пак Чимина, того самого Пак Чимина, чья жена умерла около месяца назад. Чонгук не винит себя, нет. Чонгуку просто жаль и себя, и Чимина, такое бывает в жизни каждого человека. Когда теряешь то, что дорого, то, что хочешь, чтобы было рядом всегда. Чонгук не терял родных, не терял того, кто был бы так сильно дорог его сердцу, но он потерял веру в справедливость, потерял то, что было для него счастливым будущем.       Безэмоциональное лицо Пака не внушало ничего хорошего, его взгляд, его действия — Чонгук замечает, что все это будто не имеет никакого смысла, словно Пак Чимин — робот, словно неживой. От этого становится не по себе, возможно, даже страшно, и Чонгук с этим, вероятно, согласится.       Жалость — одно из тех чувств, от которого у человека порой просто сжимается сердце, становится так плохо, что иногда начинаешь винить себя. Хотя во многом, все зависит от самого человека. Не всегда винишь, не всегда чувствуешь жалость.       Чонгук не такой. Чонгук живой, Чонгук чувствует жалость, чувствует ту ноющую боль в сердце, когда его взгляд падает на закрытые от усталости глаза, на расслабленные руки Чимина. Нет. Это не больно, просто парню хочется помочь. Чонгук сам находится в том моменте, когда жизнь решает разрушить все, что делало его счастливым все эти чёртовы годы.       Он, Чонгук, отчётливо слышит эту боль в чуть хриплым голосом, когда Чимин, низко опустив голову, с кем-то разговаривает по телефону. В груди все сжималось, начинало болеть, а Чонгук не понимал, что вообще происходит. — Да, я понимаю, а на какое время? — рука Чимина дрожит, он упорно держит телефон, пытаясь выровнять свой голос, пытаясь показаться сильным. — Да, хорошо, спасибо, что предупредили.       Телефон со стуком оказывается на столе. Чимин прижимает руки к лицу — ему больно, больно от этой всей ситуации. Кажется, что ещё немного и он не выдержит, не сможет больше притворяться сильным. Пальцы его сильно сжимают волосы, а глаза усердно сдерживают те нахлынувшие эмоции, что так бесполезно и больно проявляются в виде крупных солёных капель слез. — Пак Чимин, — слышится тихий, но в то же время пугающий голос рядом, и Чимин моментально поднимает голову. Он смотрит так растерянно, так, словно его поймали за чем-то до невозможности ужасным, от этого взгляда Чонгука становилось не по себе. — У вас что-то случилось?       Чимин смотрит внимательно, будто раздумывает над чем-то, а потом чуть слышимо говорит: — Нет, все нормально.       И они оба знают, что Чимин лгать не умеет, оба знают, что Чимин сейчас пойман на лжи, потому что «нормально» не бывает никогда, потому что нормально это хуже, чем хорошо. — Не лгите мне, — произносит Чон, делая шаг к Паку.       Чимин опускает голову. Да, он лжет, он наглым образом врет Чонгуку, но что будет, если он скажет, что будет, если его голос дрогнет и его услышат? Чимин не остановится, не сможет… Он скажет все, что не надо, все, что может быть лишним в их разговоре. Поэтому Чимин боится поднять голову, боится и дать волю мыслям. — Пак Чимин, Вы говорили, что будете делать все, что я прикажу, получается, Вы обманули меня снова? — Нет… Вовсе нет, просто я не думаю, что мои проблемы должны Вас как-то касаться, — Чимин все же поднимает голову, он даже осмеливается посмотреть в большие глаза напротив, хотя дается ему все это весьма трудно. А Чонгук секунду молчит, а подходит к Паку еще на шаг ближе. — Ваши проблемы коснулись меня еще тогда в больнице, Пак Чимин.       В безлюдном офисе, где все ушли на обед, повисло то молчание, которое не убивало, не выводило из себя, а просто давало подумать. — Садик закрывается на неделю, — тихо произнес Чимин.       И этого было достаточно, чтобы Чонгук все понял, этого было даже предостаточно, чтобы Чонгук просто остановил Чимина и не дал ему продолжить ту историю, от которой становилось больно даже самому Чонгуку.