Отверженный

Хемсуорт оказался прав — представители Департамента магического правопорядка нагрянули уже на следующее утро. Тут же нарисовался завотделением с кипой выписок и документов, подтверждающих, что находящийся перед ними пациент — не кто иной, как оборотень. Потом был кабинет, палочки диагностов, анализы, и вопросы, вопросы, вопросы… Под конец Ремус чувствовал себя настолько вымотанным, что подписал все предложенные ему бумаги не глядя и даже почти не обратил внимания, как его подпись на последнем листе вспыхивает алым и отражается на его собственной ладони перед тем, как погаснуть… Когда за аврорами закрылась дверь, Люпин выдохнул, искренне радуясь, что наконец-то все закончилось. Теперь ему не давал покоя только один вопрос — как ему можно повидать Дору? С этой мысли начиналось каждое утро и заканчивался уходящий день, но все, что Лунатик слышал в ответ — «позже». Короткий и сухой полу-отказ, полу-обещание тревожил и не давал привести в порядок путающиеся мысли. Один раз Лунатика навестила Андромеда Тонкс. Не сказать, что визит тещи его не обрадовал. Женщина старалась поддержать Ремуса, как могла, отвлекала вкусностями, но в её голосе, позе, жестах чувствовалась какая-то скрытая тревога и недосказанность. Конечно, на нее давило горе от гибели Теда Тонкса, но слишком красноречивы были ее паузы в разговоре и ускользающий, спрятанный взгляд. Стоило Ремусу спросить о Доре, и Андромеда тут же начинала болтать ни о чем, уводя разговор подальше или просто резко меняла тему. Незадолго до выписки Ремус поделился своей тревогой с Джоном Хемсуортом. За аврором пришли жена и дочь, он совершенно поправился и готовился покинуть госпиталь. Он озвучил то, что Ремус давно тайком подозревал: — Знаешь, братан, ты меня прости, конечно, но, — забубнил он, надевая ботинки, — очень похоже на то, что она сама не рада тебя видеть. Ну сам посуди. Ты ведь все-таки ее муж, а тебя и на пять минут не пустили, и сама она к тебе не пришла, хотя ходить уже может. Ладно, поправляйся. Если припрёт, посылай сову, постараюсь помочь, чем смогу. Бывай. Оставшись один, Лунатик тупо уставился в бывший когда-то белым потолок. Завтра его очередь покинуть Мунго. В том, что обитель Тонксов примет его с прежним теплом, он уже серьезно сомневался. Дома его встречает большой портрет Теда Тонкса с креповой траурной лентой и одиноким стаканом водки перед ним. Тут же сидели несколько благополучно уцелевших и основательно поддатых членов Ордена Феникса, сослуживцев Нимфадоры. — О, Люпин! Ты жив, брат, это надо отпраздновать! — послышался громовой голос кого-то из фениксовцев. Маленький Тедди проснулся и залился плачем. Легкие темно-каштановые завитки волос, обрамлявшие насупленный лобик, тут же стали лиловыми. Бросившегося к сыну Ремуса мягко оттесняет кормилица Гейл. Домовик, несущий очередной поднос, приветствует Люпина с кислым и одновременно жалостливо-сочувствующим выражением на землистом лице. Ремус проклинал себя за неспособность указать любому человеку на дверь, но не желал от нее избавляться. Он в очередной раз напомнил себе, что ничего не может поделать со своей природной добротой и безотказностью, потому даже не оттолкнул ковылявшего ему навстречу соратника с раскинутыми объятиями. Выпроводить «сочувствующих» удалось только к ночи, когда пришла Нимфадора. Он бросился к ней, уже чувствуя, как ее глаза возводят меж ними непробиваемую стену. И все же ему повезло — на этот раз Нимфадора не отталкивает его и прячет лицо у него на груди — то ли от слез, то ли от нежелания смотреть мужу в глаза. — Ты живой. Больше мне ничего не нужно. — Это правда? Любовь моя, скажи мне это еще раз, это правда? Ты рада меня видеть? Вопрос повисает в воздухе. Попытки завязать разговор за ужином все так же ни к чему не приводят. Андромеда все так же отводит глаза и почти ничего не говорит. Закрыв за собой дверь супружеской спальни, они молча легли спать. Наутро Лунатик проснулся от холода — Нимфадора аппарировала на службу. К обеду она вернулась мрачная и подавленная. Ни слова не говоря и не обращая внимания ни на кого, она направляется в комнату к сыну. — Он уснул, — шепотом сообщила метаморфомаг, выходя. — Поговорим? — обратилась она к Ремусу. — Конечно, — Люпин обрадованно подхватил жену под локоть, направляясь к выходу. — Дора, милая, будь помягче! — наконец подает голос Андромеда. — Мама! — аврор бросила на нее предупреждающий взгляд. Они вышли на улицу и направились в разросшийся, запущенный соседский сад. Дом был заброшен и проржавевшая калитка даже не двигалась на петлях. — Я передала выписку и все документы на комиссию, — начала разговор Нимфадора. -Они сейчас решают вопрос о моей дальнейшей пригодности к службе в Аврорате. — Ты хотела поговорить именно об этом? — Ну хотя бы. Сына мне надо будет на что-то кормить и учить. Мама тоже сейчас устраивается на работу, неясно, что еще будет с пособием — нашу семью пока не признали нуждающейся. — У Эдварда Ремуса вообще-то есть отец. И меня представили к Ордену Мерлина. — Поздравляю, — искренне улыбнулась Нимфадора. — Ты, как никто другой, это заслужил. Но деньги тебе больше пригодятся самому, Рем. Я не стану препятствовать тебе общаться с сыном, воспитывать его…если ты сам, конечно, этого захочешь. Но нам надо расстаться. — Весело, — после паузы протянул Лунатик. — И, позволь узнать, почему ты так решила? А еще точнее — с чьей подачи? Андромеды? — Мама ни при чем, она наоборот против этого. И кстати, если ты ещё не заметил, очень жалеет тебя. А замечал ли ты вообще когда-нибудь хоть что-то вокруг, а? — на глазах Нимфадоры блеснули злые слезы. — Странно, что ты о сыне заговорил лишь сейчас! Да я с ребёнком почти ни одного дня не сидела, потому что нам деваться было некуда! Мой отец погиб, а ты усвистал искать приключений! Интересно, с кем, а? Ремус опустил голову, подбирая слова и понимая, что отмалчиваться сейчас глупо. — Дора, прости. Но так было надо…я так чувствовал на тот момент. — Что?! Что ты чувствовал? Что пришла всамделишная ответственность, от которой надо бежать со всех ног? Хорошо, ты убежал, можешь не беспокоиться: я не держу тебя! — Дора… — Что «Дора», что?! — Ты должна меня понять. У меня жизнь была не такая, как у вас. Я оборотень. Впрочем, пожалуй, в этом и есть основная причина…- он сжал губы и отвернулся. — Гарри меня уже за это хорошо встряхнул, — он осекся, понимая, что сказал лишнее. — Не надо. Я стала с тобой встречаться, согласилась выйти замуж и даже родить, зная, что ты оборотень. Моих родителей это тоже не смутило. И не надо, пожалуйста, оставаться со мной только потому, что тебя наругал Гарри. — Раньше тебя все устраивало. — Нет. Просто я прочувствовала это только сейчас. Ты никогда не читал балладу магла Шиллера о дамской перчатке? Ремус помотал головой. — Хорошо, я расскажу. Король Франциск решил устроить звериный бой. Его дочь уронила перчатку и та упала прямо на арену, к зверям. А у принцессы имелся воздыхатель, давно ожидающий ее взаимности — храбрый и благородный рыцарь Дорлаж. И вот она сказала, что если тот и вправду любит ее так, как уверяет, то сходит и вернет ей перчатку. Благородный Дорлаж спокойно спустился за аксессуаром, принес его принцессе и сообщил, что свою благосклонность она может засунуть себе в задницу. — Да у парня стальные яйца, — хмыкнул Лунатик. — Ну да. Нечто подобное произошло и со мной, Ремус. Я прошла через смертельное испытание и на многое смотрю другими глазами. Я стала другой. И я-другая сейчас категорически не могу понять, где были глаза у меня-прежней? И смиряться тоже не могу. Не буду. — Как сложно-то у тебя всё, — сумрачно протянул Люпин. — Зато у тебя все просто. Зачем какие-то жена и сын, когда вот они — мародерство и приключения юности! — Ты не понимаешь! — вскинулся Ремус. — Это единственное светлое, что у меня было! А за что мне было еще хвататься, если все остальное время, начиная с укуса Сивого, жизнь подкидывала мне подлянки? Я оборотень. Изгой для всех. Приходилось жить на случайные заработки и сдачу родительского дома. Появилась хорошая работа, так и с той выжили! — Понятно, опять у тебя все вокруг виноваты. Жизнь, на которую ты так жалуешься, дала тебе хороший шанс. Сохранили твою тайну, с тем, чтобы ты соблюдал правила безопасности для детей хотя бы. Лучший зельевар Великобритании, а может, не побоюсь этого слова, и Европы, согласился тебе помочь и снабжал тебя ликантропным зельем. Прочитал за тебя лекцию об оборотнях, пока ты болел, хотя, если уж по правде, то с этого ты был обязан начать программу. Чем ты его отблагодарил? Травил детям про него идиотские байки и что задание его можно не выполнять. Отличное преподавание, отличное соблюдение профессиональной этики. И, наконец, пропуск приема зелья. Если раньше о твоей болезни догадалась Гермиона и еще кучка внимательных слушателей на лекции об оборотнях, то уж после того полнолуния ни о какой секретности речи не шло. Как надо было вести себя Снейпу после этого? И то, он поступил благородно, не стал мстить и дал тебе возможность уйти тихо. Хотя по-хорошему, надо было сразу сообщать в Министерство и в Попечительский совет. — А, понятно. Грейнджер постаралась, — кивнул Ремус. — Ну я так и понял. А говоришь, никто не накрутил. — Она ни при чем. Её мнение совпало с моим? Хорошо, это лишний раз доказывает, что далеко не один человек так думает. Но ты, конечно, можешь быть другого мнения. Давай на этом поставим точку. — Не думал, что ты из-за этого, блядь, «лучшего зельевара Европы» или кто он там, хочешь разрушить наш брак, — усмехнулся Лунатик. — Ты опять пытаешься увести разговор в другое русло. Дело в твоем отношении, а не в несправедливости окружающего мира. Он вообще ко всем несправедлив, так-то. В общем, я сказала тебе, что хотела, Ремус. — Ты же говорила, что любишь меня. — Да. И сейчас люблю. Но и мириться с такой жизнью дальше не могу. Прости. — Я согласия на развод не дам, — напрягся он. — У нас малолетний сын. — И не надо, — поморщилась Нимфадора. — Рано или поздно судье надоест и он разорвет наш брак. Прогонять тебя не буду, ищи пока, куда будешь переезжать. — Дора! Он протянул к жене руку, но было поздно — Нимфадора аппарировала. Через минуту с веранды дома раздался ее голос, отдающий распоряжения домовику: — Все спиртное — вон из дома! И всех доброхотов пускаешь только по согласованию со мной, понял? Лунатик медленно побрел по заросшей дорожке, крутя в руке ветку чубушника, думая только о том, какой идиот доставил его в больницу. Похоже, всем бы только стало лучше от его гибели. А может просто смешать пару нужных зелий, да и все? Но, с другой стороны, отбрасывать шанс на новую жизнь очень не хотелось. Едва он появился на пороге, как рядом возникла Андромеда и крепко обняла его за плечи. — Мама Меда, — он уткнулся носом в ее уложенную на затылке косу. — Это у нее от нервов. Дора никогда не разрушит семью, — Андромеда успокаивающе гладила его судорожно сжатую руку. — Иди давай за стол, я пирог испекла, твой любимый…