Отверженный

Ремус напрасно надеялся, что та их вылазка у МакГонагал разубедит или хотя бы смягчит Нимфадору. Его жена твердо вознамерилась пополнить категорию «бывших». Нет, метаморфомаг не устраивала благоверному сцен, не била посуду, не бросалась обвинениями, но было нечто неуловимо-безнадежное в ее поведении, жестах, манере речи, что позволяло сделать такой вывод. Лунатик оставил попытки сблизиться, даже в постели не пытался приласкаться, видя, что она не хочет его. Может быть, не хотел навязчивостью оттолкнуть Дору и окончательно настроить ее против себя, а может, сыграла его извечная люпиновская манера подождать — авось «само рассосется». Иногда это действительно оказывалось на пользу — многие проблемы действительно не стоили того, чтобы тратить на них внимание и нервы. В других случаях неразрешенная проблема оборачивалась другой — уже гораздо более весомой. Так будучи еще студентом Хогвартса, Ремус снискал репутацию спокойного и взвешенного ученика, даже в чем-то толстокожего. Конечно, его состояние и необходимость регулярных отлучек не могли не вызвать кривотолков. От учителей сверстники Лунатика знали, что их товарищ серьезно болен и вынужден ежемесячно посещать процедуры. Большинство отнеслись к этому с пониманием, но ведь не зря детей считают самыми жестокими существами на свете именно из-за их стремления знать и озвучивать правду. Что было делать? — Люпин, а чё у тя за болячка-то такая стремная? — бросил как-то за обедом воспитанник сиротского приюта Джеймс Калкин. — Ребят, а вдруг он заразный! — глаза Калкина расширились и он выплюнул непрожеванный бутерброд прямо на столешницу. — А прикиньте, если он оборотень! Нам же всем жопа! Несколько жидких смешинок, раздавшихся в поддержку, потонули в грозно нависшей туче всеобщего негодования. Староста снял двадцать очков с Гриффиндора и пригрозил, что если невежа еще не в курсе, как нужно относиться к людям и их здоровью, то декан ему вскоре разъяснит. В приватной беседе. И хорошо еще, если без директора. Ремус игнорировал всех языкастых, а над грубой шуткой про ликантропию даже от души похохотал. Тема его здоровья, едва вспыхнув, угасла и более не тревожила умы сверстников — благо, очень скоро в дело вступили гормоны и у шутников появились более привлекательные темы для фантазий, нежели чьи-то там болячки. Только верные Мародеры знали тайну Лунатика. В умении товарищей держать язык за зубами Люпин никогда не сомневался, но не меньшую проблему представляли собой и сами Мародеры. Точнее — их экстравагантные развлечения. Парням было недостаточно адреналина и азарта, которые дарил квиддич, им нравилось третировать других учеников. Особенно тех, за которых гарантированно, как им казалось, никто не вступится. Одним из таких невезунчиков и стал слизеринец Северус Снейп. Тем не менее, парень не собирался молча уворачиваться от колотушек и иногда весьма ощутимо давал сдачи всей четверке. Дамблдор, отчислявший прежде и за меньшее, почему-то смотрел на выходки шайки сквозь пальцы. Вспоминая о временах учебы, Ремус порой готов был рвать на себе остатки волос. Ну почему, почему он предпочел и здесь спрятать голову в песок и ничего не видеть?! Почему не отреагировал жестко, не пригрозил зарвавшимся однокашникам как староста серьезным взысканием и заявлением в Министерство, если уж Дамблдор молчал?! Боялся стать в их глазах предателем? Или честно — опасался лишиться покровительства и стать очередным объектом травли? Закрывая глаза перед сном в спальне старост, Ремус каждый раз видел мысленным взором, как скалится Джеймс Поттер с его вечно налитыми кровью свиными глазками и томно отбрасывает вьющуюся челку губошлеп Блэк, завидев новую жертву. Но ведь это просто страхи, с которыми все так или иначе сталкиваются, а вот несчастья, чередой последовавшие за этим, оказались вполне реальны. Скандал со Снейпом, которого шутки ради Бродяга заманил в Визжащую хижину в полнолуние, правдами-неправдами удалось замять. В ответ на заявление из Попечительского совета пришла комиссия, которая почему-то спокойно удовлетворилась заявлением директора, что никакого оборотня не было и в помине. На несчастного студента злые сверстники просто навели мираж и за это уже примерно наказаны. Неизвестно, насколько комиссия поверила в миражи, но статус Люпина окончательно превратился в секрет Полишинеля. Какая уж тут тайна, когда весь Слизерин узнал, смех. А если учесть, что Нюнчик уже тогда вовсю общался с Пожирателями смерти, нетрудно представить, до чьих ушей дошла история… Но не зря говорят, что от судьбы не уйдешь. Высшие силы руководствуются иными мотивами, нежели боящиеся потерять пригретое место директора. Мародеры потеряли все — дружбу, благосостояние, здоровье, счастье, наконец — саму жизнь. Остался один Люпин, да и тот чудом уцелел. И все это произошло в немалой степени именно из-за нежелания Ремуса решать проблему, когда купировать ситуацию было еще возможно. Не повторяет ли он сейчас старую ошибку? Правильно ли распоряжается шансом, которым ему дали Небеса? Можно подумать, в его силах что-то изменить, устало подумал Люпин. Счет в Гринготтсе пополнился внушительной суммой, но этих денег Ремус пока не касался. В принципе, они сгодились бы как первый взнос за собственное жилье… ага, а потом что? Даже если гоблины Кредитного комитета Гринготтса возьмут в руки заявление, нетрудно догадаться, к какому они придут решению — Люпин ведь все еще оставался безработным. Ему самому вполне хватало регулярного, хотя и скромного пособия. Жить на эти деньги можно, но Ремусу становилось тягостно от жизни на птичьих правах в чужом доме, на чужом хлебе. Даже Андромеда устроилась на работу — ее взяли в архив Министерства магии, Нимфадора продолжала службу в Аврорате. Сидеть дома, рассказывать сказки Теду и пироги печь? Взрослому, молодому, здоровому мужчине? Позорище… Зря только выжил, думал он, распечатывая извещение из Министерства магии. От посмертного награждения все бы только выиграли. Отвыли бы пару неделек на могилке и успокоились, а Эдвард слишком маленький, чтобы переживать. Тем временем приближалось десятое июня и предстояло собираться в профилакторий. Руки перед сном пульсировали едва уловимой болью, напоминавшей о заклятии. На следующий день она усилилась, словно сдавливая кисти чересчур узкой кожаной перчаткой и постепенно расползаясь вверх по плечам. Как магия поведет себя дальше, Ремус не горел желанием узнавать и потому решил не затягивать со сборами. Тедди долго не хотел отпускать отца. Хохотал вместе с ним, гулил, цеплялся ручонками за его нос и усы и накуксился, когда Ремус мягко, но настойчиво напомнил, что пора идти. — Не оттягивай, — тихо произнесла возникшая в дверях Андромеда. — Сказал — сделал, он и переживать не будет, вот увидишь. Родители в большинстве своем сами заставляют детей плакать. Нимфадора предложила проводить его — то ли насмешливо, то ли сочувственно. Скорее всего, и то, и другое. Насмешек, даже в виде намеков, она ранее себе не позволяла. Исправить положение и вызвать у жены всплеск чувств, хотя бы отдаленно похожий на былые, Ремус решил весьма нетривиальным, даже рискованным способом — заигрывать с дежурной женщиной-аврором. Хотел, разумеется, как лучше, а получилось как всегда. Первый комплимент от Лунатика мракоборец восприняла равнодушно, при втором нахмурилась, на третий уже разве что не фыркала. Когда Ремус шутливо поинтересовался, что та делает сегодня вечером, страж порядка потеряла терпение и сказала, что насчет ужина не обещает, авроры и «пассажиры» изолятора временного содержания, где Люпин имеет все шансы очутиться за неуважение к представителю власти, принимают пищу в разных местах. Нимфадора из последних сил сдерживала смех, до крови кусая губы и прыская в ладошки. Профилакторий, куда они аппарировали вместе с сопровождающим аврором, оказался непохожим на ту уютную маленькую гостиницу, которую рисовал в своем воображении Люпин. Ремус с наслаждением втянул холодный, пропитанный хвоей воздух и осмотрелся. Что ж, пожить в таком месте, в двух шагах от соснового леса, да еще и целиком за счет государства, пожалуй неплохо. Интересно, а они вообще в Великобритании? Можно спросить сопровождающих, да те разве скажут. Впрочем, прогуляться до леса здесь все равно не удастся, по крайней мере, по собственной воле: их окружал высокий забор с… маглы это, кажется, называют колючей проволокой, вот только та была какой-то странной: не прямая, усыпанная колючками, а скорее лентовидная, скрученная в спираль (1). Выстроившиеся в ряд длинные, как пеналы, одноэтажные здания из светлого кирпича, походили, скорее, на тюремные бараки. Еще и без окон. Рядом возвышалось административное здание, а дальше, уже на территории артели зельеваров — бесконечные сияющие крыши теплиц. Внутри кирпичного «пенала» оказалось неожиданно уютно. На пороге их встретил улыбающийся колдомедик, представившийся как мистер Даннинг. — Очень, очень рад вас видеть, мистер Люпин, Мы вас уже заждались! Авроры удалились, а Даннинг повел Ремуса по длинному полутемному коридору и безостановочно говорил, говорил, говорил… Пытаясь отвлечься от его невыносимого стрекота, Лунатик осмотрелся. Приглашающая улыбка вестибюля с вязаными ковриками и любительскими картинами на стенах сменилась обычным бело-зеленым колером, более привычным для коридоров казенных учреждений. Это и понятно — мало кому в голову придет нанимать дизайнера для сугубо функционального помещения: любой декор здесь бесполезен, а следовательно, излишен. -…и поддерживающая терапия, — продолжал меж тем колдомедик, которого, похоже, совершенно не волновало, слушает его собеседник или нет. — Трансформация и процессы, предшествующие ей, отражаются на здоровье, поэтому помимо ликантропного зелья, вам предстоит принимать и другие. Ликантропное. Ремус тихонько хмыкнул, вновь вспомнив время преподавания в Хогвартсе. Остается лишь надеяться, что здесь удобнее, чем запертый школьный кабинет. Зелье сохранит рассудок неповрежденным и исключительно об этом заботятся те, кто обустраивал эту обитель. Да и зачем оборотням эстетика? Наверное, именно поэтому столь же равнодушную функциональность Ремус встретил и в номере — так он решил называть отведенные ему апартаменты. Здесь не было вообще ничего, кроме пары шкафов за перегородкой. Спать предстояло на полу, на лежаке, который оказался на удивление мягким и удобным. — Мой кабинет смежный с вашим номером, — на прощание улыбнулся Даннинг. — Скоро ужин, за вами придут. Ремус устало прислонился спиной к прохладной стене и вытянул ноги. Несмотря на строгость и казенный вид, здесь цвела жизнь — по коридору плыли отголоски ароматов из столовой, слышались голоса служащих и прибывших на «лечение». Внезапно Ремус вздрогнул и насторожился. По коридору неспешно шли двое колдомедиков и, судя по всему, они собрались прогуляться в столовую за чаем с булкой или покурить. Впрочем, тему их беседы сложно было назвать благостной — эскулапы явно обсуждали чьи-то похороны. — На поминки много собралось? — Еще бы, кафе битком было, мест едва хватило. Ты чего не остался? — Не знаю, не люблю такие вещи. Старина Шелли, думаю, меня простит. — Да это ладно. На его место уже утвердили кого-то? — Если бы. Девчонку, племянницу или сестру или хрен знает, кем она замзаву, только вчера спровадили. Знания сказочные. Она такая же траволог, как я балерина. — Ну вот, обратная сторона практики «не брать людей с улицы», — скупо заметил собеседник. — Палка о двух концах. — Да уж… Не то чтобы Ремус любил подслушивать чужие разговоры, нет. Он делал это только по исключительной надобности. Но здесь явно тот самый случай. Вакансия траволога, чужих не берут. А если придет не чужой? Ведь наверняка весь персонал здесь на короткой ноге с Авроратом. А что там говорил Хемсуорт?.. Идея, конечно, рискованная, но попробовать, пожалуй, стоит.