Аггел музыки

       — Пойми меня, дарога, прошу, — выдохнул Эрик, прижавшись лбом маски к витрине ювелирного магазина. Перс неторопливо курил по правую руку от Призрака, пожимая плечами и обдумывая поступок друга. — Я слишком влюблён.        — Влюблён, Эрик… — Выделил Надир, выдыхая дым в пасмурное парижское небо. — Потом будет ещё одна и ещё одна, пока ты не устанешь черпать вдохновение в дамских образах. Тебе нравится чувствовать себя жертвой, страдать от того, как тебе разбивают сердце, и веселиться в пьянстве, когда ты влюбляешься снова.        — Что ты говоришь такое? — Прошипел мастер, отлепляясь от витрины. Он злобно посмотрел на невозмутимого перса, хмуря под маской брови. — Что значит «будет ещё одна и ещё одна»? Она будет одна единственная и до тех пор, пока крышка моего гроба не хлопнет.        — С мадемуазель Даае было так же… — Как бы невзначай ответил дарога, туша носком туфли осыпавшийся пепел. — Она моя единственная, дарога… Я так люблю её, дарога… Мне больше никто не нужен, дарога… А потом ты врёшь, что не романтик и вообще ты слишком грубый для всех этих сантиментов. Да, «мой Ангел»?        — И я люблю её. — кивнул фантом. — Люблю, но немного по-другому.        — Ты купил ей кольцо, чтобы сделать предложение! — Возмутился Надир, хватая Эрика за плечо.        — Она оказалась не готова к этому, я понимаю её! — Ответно вспылил Призрак, вырывая руку. — В конце-концов, речь идет не о Кристине Даае! Я думал, тебе нравится Александра. Что опять не так?!        — Я готов поклоняться ей, — кивнул перс. — Но дело далеко не в ней, а в тебе! Если она скажет «нет»?! А, Эрик?! Снова будет очередной скандал, крики, ненависть и ты попытаешься сдохнуть от сердечного приступа пьяный вусмерть?        — Нет. — Спокойно шепнул Эрик. — Однако, она не откажет.        — Постель — не гарантия, друг мой, — устало выдохнул дарога, хватаясь пальцами за переносицу. — Давай ты сначала с ней поговоришь, объяснишь ситуацию, что тебе придётся покинуть Париж, возможно, навсегда, а потом пойдёшь на безумство в виде предложения?        — Она не откажется, Надир. — Отрезал мастер.        — Чёртов осёл! — Прошипел восточный мужчина, испепеляя взглядом невозмутимого фантома. — Хорошо, но не говори потом, что старый дарога Мазендарана, проживший на этой земле на целых десять лет дольше, потерявший двух жён и сына, твой верный друг, желающий тебе только счастья и благополучия, не предупреждал о том, что твоей невесте может не понравится новый статус. Она очень своенравна, Эрик. Помни об этом. Помни о том, что она вырвалась одна в чужую страну, работала кастеляншей, а теперь дошла чуть ли не до примы и, вероятно, готова на многое, чтобы сохранить свой статус. Она, чёрт возьми, дошла до того, что сам Призрак Оперы, который её ненавидел, сейчас стоит перед ювелирными витринами, выбирая кольцо для предложения и называет ласково Барашком! — Выпалил на одном дыхании перс.        — Старый прохвост! — прошипел Призрак. — Как ты узнал о Барашке?        — Из тебя ужасный конспиратор! — Буркнул Надир. — Ты стал очень невнимательный… Ты слишком много времени проводишь в своём мире, в розовых мечтах о счастливом браке! Очнись, Эрик.        — Отстань, перс, — шикнул фантом. Он сжал пальцы в кулаки, задетый такими откровениями. — Она совершенно другая. Да, мы начали жизнь во грехе, но с каких пор любовь грешна? Господь должен поощрять тех, кто искренне возносит на алтарь свои чувства!        — И он делает это, но в законном браке.        — К которому я стремлюсь! — Отчеканил Эрик, ходя кругом по тротуару. — Неужели это так принципиально — спать с кольцом на пальце? Сними его и ты ничего не теряешь, как не приобретаешь. Вы как спали друг с другом, так и будете это делать, а зависит оно лишь от обоюдного желания — не больше!        — Ради Аллаха, дурак, делай, что хочешь… — Выдохнул дарога, рассматривая брыкающегося фантома. — Одно неизменно — расхлёбывать то, что ты натворишь, всё равно придётся вместе. — Призрак удивлённо на него покосился, хлопая ладонями в бархатных перчатках по бёдрам. — Иди, Эрик, покупай кольцо и не изводись больше. Сделай, как хочешь.        — Ты не заставишь меня передумать.        — Я попытался — не вышло. Иди, ради Аллаха, иди отсюда…        Эрик улыбнулся, подталкивая перса плечом и тихо посмеиваясь. Надир покачал головой, в который раз поражаясь, насколько превратился в наседку.

***

       Александра тем временем весело чирикала с Элизабет, пока та собирала вещи в поездку на Кони-Айленд. Утекло не так уж много воды с их знакомства с графом де Ариасом, но он решился на слишком важный шаг, пару дней назад сделав балерине предложение. Саша внимательно выслушала щебет влюблённой подруги, иногда тихо посмеиваясь и качая головой. Она сама совершенно недавно узнала, что такое любить, однако для милой взбалмошной Лиззи это было сравнимо несбыточной мечте. Героиню забавлял данный факт. Товарка казалась совершенно неготовой к замужеству. Элизабет не могла поверить своему счастью: выйти замуж за настоящего графа! Тот, кстати говоря, уже успел подловить героиню в полумрачном коридоре, чтобы переговорить по поводу намечающихся планов. Саша, наверное, никогда не видела его таким смиренным и кротким, неуверенным… Обычно обольстительный и привлекательный Илер только и успевал собирать вздохи восхищений по всему театру, а теперь выглядел, будто уже имел не только жену, но и троих подрастающих наследников. Алекса терпеливо выслушала все опасения бедолаги, осмелившись пригласить его на чашечку кофе, дабы дать ободряющий совет. Всё равно Эрику глубоко плевать на то, где и с кем последнее время пропадает бестия. Сашу это даже задевало. Если раньше она, царапаясь, бежала от объятий, то сейчас одиноко потирала плечи пытаясь согреться. Конечно, в образном смысле. Господин Призрак не ночевал дома четвертую ночь, не соизволив сообщить о месте своего пребывания. Тем временем голос Кристины Даае совершенствовался. Балеринка задумчиво смотрела в сторону сцены, поджимая губы и «наслаждаясь» стараниями своего мужчины, воплощающего в другой женщине свои идеалы и перспективы. Хорошо, месье Душитель, но хорошо до какой-то поры. Только придите домой. Выдохнув от печальных мыслей, девушка улыбнулась суетящейся Элизабет. Эрика так не хватало рядом, особенно в череде последних событий. Премьера неизбежно приближалась, нарастала усталость, вдохновение падало на дно медленно и верно. Если днём было совершенно некогда, то вечером бестия мечтала вновь забраться в тёплую подмышку и уснуть, уткнувшись носом в шею с любимым ароматом.        — Ты знаешь, я очень хочу не стандартное белое платье, а немного кремовое! — Восторженно воскликнула балеринка.        — Тебе этот цвет замечательно подойдёт… — Кивнула Саша, опуская голову на кисть. — Тебе в принципе идёт вся эта свадебная суета.        — А с тобой-то что? — Подруга присела рядом, на диванчик, касаясь плеча озадаченной товарки.        — Не знаю, Лиз. Всё так сложно и непонятно: я уже ничего не знаю.        — Может, ты просто устала? Весь этот ужас с мрачной призрачной оперой, с суетой вокруг премьеры, наверняка, ужасно утомляют, милая Саша! — Элизабет заключила подругу в объятия. Алекса ответно прижалась к ней, обнимая за шею и осторожно перебирая её прямые, ровные и здоровые волосы. — Мне так жаль, что я не могу разделить с тобой все балетные тяготы, право слова! Если бы не эта свадьба, если бы не Илер…        — Всё в порядке, куколка, — улыбнулась бестия, едва не плача от такой теплой поддержки. Единственной, которую она получила за последнее время. — Ты должна быть с господином де Ариасом, на своей свадьбе. Обещай, что напишешь мне письмо и будешь веселиться.        — Обещаю! — Радостно кивнула Лиззи, снова соскакивая со своего места и продолжая собирать некоторые вещи с квартиры.        Граф предложил заехать за своей невестой, когда настанет нужный час двигаться в порт, однако балеринка отказалась, сказав, что берет не так уж и много вещей и очень хочет попрощаться со своей подружкой. Она, конечно, не скажет этого Саше, но всё и так понятно: вероятность увидеться ещё хоть когда-нибудь ничтожна мала. Потом, скорее всего, предстоит беременность, и семейные тяготы накроют молодую жену графа с головой. А Саша… А Саша так и останется в душном Париже вместе с безответственным фантомом — это в лучшем случае. Выпив последний раз вместе чашечку чая, девушки взяли каждая по небольшому чемоданчику в руки, покидая солнечную, просторную квартиру Элизабет. Закатные лучи солнца медленно взбирались по дому, так и норовя перелезть на подоконник из темного дерева. Бывшая хозяйка с тоской и любовью оглядела родное пространство, любовно коснулась дверного косяка и закрыла проход внутрь, передав ключи соседке. Скоро должен был приехать её подрастающий кузен, которому она любезно предоставила своё жильё. Однако ждать его приезда стоило не меньше, чем через год-полтора.       Алекса любезно помогла подружке с сумками, согласившись донести чемоданчик прямиком до порта. Там уже должен ждать будущий суженный. По планам пара должна была по Сене добраться до следующего городка, где Илеру предстояло познакомить свою невесту с матерью, задержавшейся у подруги дольше положенного. Надо ли говорить в каком тихом возмущении прибывал господин де Ариас, когда мама прислала письмо с предупреждением затянувшегося привала у мадам виконтессы де Роган. Граф был в бешенстве, однако без одобрения супруги у мадам де Ариас никак не мог обойтись. Родительница запросто могла наведаться и в его новое поместье на побережье Кони-Айленда, расположенное вдали от суеты в уютной, камерной бухте. За неизвестную девицу в постели можно было бы неплохо получить, и тут уже никто не будет смотреть ни на положение, ни на возраст — мать есть мать. Именно поэтому Саша послушно шла за Элизабет под теплыми закатными лучами к небольшому портику, неся чемоданчик по-меньше. Вокруг куда-то спешили люди, вода красиво играла небольшими волнами, переливаясь то в оранжевом, то в малиновом свечении. Откровенно говоря, всё было настолько романтичное и нежное, что Александра пропускала его мимо внимания. Для неё существовали только лишь легкий, ласковый порыв ветра, развивающий вновь по-дикарски распущенные волосы и собственные мысли. Внутри досаждала какая-то пустота. Как будто это не она сейчас в желанном городе, как будто не её новая подружка тихо щебечет по правую руку о каких-то предубеждениях, как будто она не живёт вообще. Такой не свете нет и быть не может. Алекса казалась сама себе выдуманной… Этим Парижем, театром, выдуманной Элизабет и Эриком.       Странные мысли как назло ещё ярче замельтешили в сознании, когда пришлось распрощаться с дорогой подружкой, пожать руку смиренному графу и несколько минут машинально махать кистью отошедшему маленькому пароходику. Балеринка, стоящая около молчаливого Илера, чуть ли не ревела, глядя на замеревшую товарку. А Саша просто молчала, смотря, но не видя — вот и всё закончилось. На улице медленно темнело, а ей надо пройти чуть ли не пол-Парижа до своей квартирки. Последний раз обернувшись на уплывающий пароход, Александра пошла по набережной реки, рассматривая прохожих и наслаждаясь томатным светилом, уже негреющим спинку. Все вокруг были такие красивые: дамочки элегантно шествовали в широкополых шляпах с цветами и перьями, их сопровождали «облизанные» спутники, с иголочки разодетые чуть ли не по последнему слову моды. Другие месье деловито торопились по своим срочным делам, сжимая подмышкой газеты. Пока окружение наполнялось счастьем и суетой, Саша, напротив, чувствовала, как уставала. Романтика уже подкатила к горлу. Такое ощущение, что Париж для неё выдохся, он больше ничего не сможет дать горделивой, дерзкой девчонке из России, приехавшей в поисках славы и богатых женихов. Пора, верное, возвращаться назад. Как бы красива не была Франция, но дом есть дом. Там надоедливая мама, младший брат с вечными затеями, знакомая Столешникова, сидящая на последних сроках беременности, и уютная, строгая Евдокия, с которой можно и поплакать, и посмеяться, пока в турке закипает кофе. А здесь она ощущала себя чужой. Друзей больше не было, единственный любовник пропадает непонятно где… Остается только балет и добровольное вхождение под узду титанической работы. Пообещав себе подумать позже над сложившимся стечением обстоятельств, девушка наконец-то смогла улыбнуться впервые за долгое время. Александра вдруг перестала бежать в бешенном ритме жизни, ощущая глупость этой игры в догонялки. Всё равно Всевышний вывернет так, как ему будет нужно, так к чему сие безумная страсть и торопливость?       Внезапно позволив себе абсолютно всё, Саша не удержалась и забежала в любимую кофейню, чтобы снова поболтать с мадам Арвистон, как несколько месяцев назад. Девушка присела за столик в самой кофейне, заказав любимый чай. Анна приятно удивилась её появлению, едва ли не забыв эту амбициозную романтичную натуру-иностранку. Подав желаемый напиток бестии, женщина ненадолго приземлилась к ней за столик, ответно улыбаясь загадочной посетительнице.        — Да вы сияете! — Шепнула мадам. — Неужели все вышло так, как вы хотели?        — Нет, — чуть усмехнувшись, Саша отрицательно помотала головой. — Всё вышло так, как я даже не могла предположить! Возможно, это Париж творит чудеса, но я по-прежнему остаюсь на свой работе, ради которой училась несметное количество лет, нашла новых приятелей и друзей… Обрела странную, но интересную интрижку. — Она осторожно прикусила губу, опуская взгляд на бортик чашки и продолжая улыбаться. Сказала так, как было на самом деле.        — Он француз? — Тихо спросила Анна.        — Он? — Переспросила бестия, опуская подбородочек на кисти. Мадам Арвистон кивнула. — Он сумасшедший. — Александра легко рассмеялась в ответ на ослепительную улыбку женщины.        — Ну что же, дорогая, у вас есть полчаса для наслаждения, а потом мне, к сожалению, нужно будет закрывать кофейню. — Тепло ответила Анна, поднимаясь со своего места. — Приятного вечера.        — Спасибо, Анна! — Бестия вдохнула аромат невероятного чая, приближая край кружки к губам. — И вам.        И девушка действительно наслаждалась одной чашечкой чая почти двадцать добрых минут, прикрывая глаза и понемногу отпивая. В тот момент для Александры не существовало ничего: ни завтрашней премьеры, ни забот, ни переживаний, ни Эрика, ни Парижа. Она ушла сама в себя, чувствуя, как горячий напиток перекатывается мускатом на кончике языка, как терпко он опаляет горло и рецепторы. Глубокий, томный вкус медленно разливается не только внутри молодого тела — он проникает в самую его сущность, в самую душу. И действительно стало так тепло, как будто была до дна опрокинута не чашка чая, а стопка янтарного виски. Саша ещё раз поблагодарила мадам за всё обслуживание и вышла из кофейни прямо на прохладную пешеходную улочку, на какой торопливо зажигали фонари. Нужно было возвращаться домой.       Балерина замедлила шаг, неторопливо прогуливаясь до своего дворика. В окне не горел свет. Значит, он снова не пришел и вряд ли придет вообще. Мысленно смирившись с тем, что выбор очередной раз попал на рогатое животное с бородой, а не на мужчину, Александра даже усмехнулась от подобного суждения, поднимаясь на первый этаж. Дойдя до квартиры, она отперла дверь, прохода внутрь мрачной прихожей. По полу из гостиной трепыхались тени от пламени свечи. Нахмурившись, бестия повесила накидку, переобула уличные башмачки на домашние тапочки и осторожно вышла к порогу из прихожей в залу. Эрик сидел в костюме за накрытым столом. Пламя тенью играло на безупречно чистой, белоснежной маске. Он что-то оставил в покое на своем месте, поднялся и мягко подошел к Саше. Любимый аромат его парфюма шлейфом донесся до танцовщицы. Неужели знаменитое приведение нашло время, чтобы вспомнить, что он живет не один? Она скептически выгнула бровь, обращая внимание на мужчину. Он осторожно наклонился к своей даме, легко целуя в уголок губ и увлекая за плечи в теплые объятия. Александра послушно оплела руками стройную талию, прижимаясь щекой к груди. Девушка прикрыла глаза, вдыхая этот странный, пленительный аромат, чувствуя, как почти под самым ухом беспокойно колотится сердце и как сбивается дыхание. Даже у неё самой воздух застревал где-то в горле, с трудом проходя дальше. Или это были накатывающиеся слёзы? Неужто он действительно рядом? Столько времени не было даже малейшей новости о том, что происходит, где сейчас Призрак, почему его нет! Саша молча недоумевала, почему Эрик так себя ведет.        — Что происходит? — Наконец тихо спросила девушка, совершенно спокойно заглядывая в светящиеся глаза спутника, когда тот отпустил её от себя, теперь же удерживая за плечи пальцами.        — А что происходит? — Переспросил мастер. Этот нежный, по настоящему карамельный баритон казался даже каким-то чужим теперь. Балеринка нахмурилась снова: ей не понравилось собственное восприятие. Он не может быть чужим. Только не этот камерный, теплый Призрак, который плавится в руках, как белый шоколад на солнце, только не этот милый и одновременно дерзкий Призрак, какой, казалось, навсегда будет гореть вечным огнем в самом эпицентре сашиного сердца. — Я просто соскучился по тебе. Очень сильно соскучился, барашек.        — М-м-м… — Промычала Алекса, мягко освобождаясь из плена Призрака и двигаясь в сторону стола. Она медленно осмотрела ужин, едва вздыхая. — Когда я шла сюда, то не видела, что зажжен свет. В окне было темно.        — Да, я зажег их только что. — Торопливо и тихо ответил Эрик, которого явно не радовала такая встреча. Какие свечи? Его не было столько времени, а она думает — горели ли свечи? — Ты сегодня как-то поздно… Думал, придёшь раньше.        — Я тебя не ждала. — Спокойно выдохнула бестия, с бесстрастным лицом разворачиваясь к стоящему у дверного косяка фантому. Мастер поджал губы, точно так же спокойно рассматривая девушку. Она положила руки на высокую спинку стула, сжимая её угол. — Если это такое извинение, то выглядит дешево. В моральном плане. Как бы я ни любила твои романтические жесты, но сейчас они тебе точно не помогут… — Героиня прошла дальше, в комнату, переодеваясь в домашнюю одежду. — Могли бы просто поговорить и результат был бы куда лучше. — Громко продолжила Александра, воюя с бывшей рубашкой любовника.        — Да, я виноват. — Ответил мастер, от нервов по-привычке запуская руку в курчавые волосы и перекидывая их назад. — Но это не совсем извинения. Точнее, совсем не они.        — Вот как! — С мягкой улыбкой выдохнула Саша, остановившись у дверного косяка спальни.        — Дело немного в другом, — продолжил Эрик. Он вытянул вперед жилистую кисть. мраморные ладони осветило пламя. Александра внимательно посмотрела за движением его рук, но не послушалась немого жеста. — Подойди ко мне.        — Не хочу.        — Ладно, барашек, ты вправе капризничать сколько хочешь, — улыбнулся Призрак, настойчиво протягивая веер длинных пальцев вновь. Кольца на фалангах соблазнительно блеснули. Черт его дери, но он и сам весь был какой-то роковой! Кафельные зубы отражали мягкий свет колыхающихся свечей. Волосы снова оказались распущены, темными волнами опускаясь на бледную шею, украшенную тем самым дьявольски привлекательным парфюмом, закутанном в вихре сладости и терпкости одновременно. Саша внимательно, но скрытно осмотрела со стороны высокую фигуру, вернувшись к худым, ловким рукам с выпирающими, покоцанными из-за работы костяшками. — И я обещаю, что выслушаю твой концерт от начала до конца, но чуть позже, хорошо? Теперь иди сюда.        — Ты сам себе поставил этот концерт. — Отреченно шепнула девушка, подойдя почти вплотную к мужчине. Она не вложила свои пальчики в его большую ладонь. Эрик понятливо кивнул на такой выпад, приподнимая острый подбородочек выше и ласково накрывая мягкие, безответные губы своими. Язык прошёлся по краю, очерчивая внутренний контур. Девушка чувствовала, как все крепости летят, точно картонные, а все существо внутри вопит под гнетом обиды и жады ласки. Александра, вопреки всем предубеждениям, не долго сопротивлялась, вскоре с писком запрыгнув на руки. Сжав ногами торс, бестия под низкий смех фантома крепко обняла его за шею, поцеловав ещё глубже и нежнее. — Ну почему, когда тебя нет рядом, я мысленно тыкаю в тебя ножом, но стоит господину Призраку снова оказаться в поле зрения, и уже всё желание убить пропадает?        — Ножом? — Улыбнулся мастер. — Даже так!        — Прекрати! — Чуть рассмеявшись, Александра легко тыкнула ему в грудь кулачком, спрыгивая обратно на пол. — Не делай вид, как будто ты ни в чем не виноват!        — И я не снимаю с себя ответственности, — согласился мастер, предлагая девушке присесть. Она послушно опустилась на стул, перекидывая ногу на ногу. Мужчина пододвинул свой стул ближе к ней, опускаясь следом. — Но сначала предлагаю нам серьезно поговорить.        — Не плохо бы… — Многозначно ответила бестия, сцапывая со стола маленькую дольку шоколадки и деловито отпуская в рот. Эрик улыбнулся, нервничая уже чуть больше. — Хорошо, что ты вспомнил о первоначальной роли языка.        — Барашек, послушай меня, пожалуйста, до конца, — начал Призрак, едва смутившись от такого парирования. Саша деловито кивнула, возвращаясь к столу и беря в руки небольшую горстку орехов. — Завтра состоится премьера оперы, в которую я вложил слишком много сил и эмоций. Но это будет не просто премьера, это будет конец всего прошлого и начало новой главы в жизни. В твоей, моей и ещё нескольких тесно сплетённых между собой жизнях. Дело в том, что в эту самую новую главу жизни, к сожалению, Париж и Франция никак не входят. Завтра нам придется уехать и начать что-то сначала, а что-то продолжить. Но именно в эту новую жизнь я очень хочу пригласить тебя и только лишь тебя, потому что я уже несколько раз говорил это и готов сказать ещё: я люблю тебя, — мягко улыбнувшись, выдохнул Эрик, сцапывая со стола коробочку и вставая перед сидящей балеринкой на колени, чтобы поравняться в росте. Выпрямившись, мужчина осторожно раскрыл маленький саркофаг, достав ловкими пальцами кольцо. Оно блеснуло небольшим бриллиантом в свете свечей, отражая их пламень и сверкая разными цветами. Фантом чувствовал, как сердце в бешеном темпе колотится о ребра. Руки начинали нервозно холодеть и покрываться волнительной влагой, удерживая символ преданности и любви. — Ты согласна выйти за меня, обручившись прямо сейчас?        — Постой-постой! — Алекса едва не подавилась от такого выпада, с трудом проглотив вставший в горле орешек. — Что ты сказал? Уехать?!        — Да, барашек, всё верно… — Удивившись от такой реакции, выдохнул мастер, не понимая почему она придала акцент не тем словам. — Может быть, даже без возможности вернуться назад снова, но это…        — Что?! — Возмутилась балеринка, вставая с места. Эрик поднялся следом. — То есть ты мне сейчас предлагаешь всё бросить, собраться и умотать неизвестно куда?! Нет, знаешь, хорошо… — Прошептала она, судорожно рожая новые мысли. — Бог бы с ним, но почему ты раньше не сказал?! Почему ты не спросил меня, а хочу ли этого я?!        — Ну же перестань… — С улыбкой выдохнул мужчина. — Я сделал тебе предложение, а ты зацепилась за какой-то пустяк!        — Нет! — Ответила Саша. — Сейчас тем более нет!        — В смысле «нет»?        — В смысле я говорю тебе нет, Эрик! — Отходя к дивану и едва не дичась, ответила Алекса. — Я не стану твоей женой. Господи-боже, какой в этом смысл, если ты всё равно всё спланировал один! Ты обходишься со мной как с какой-то зверушкой! — Прошипела бестия, хватаясь за горячий лоб холодной дрожащий ладонью. — Я чувствую себя, как вещь! Меня можно бросить на несколько дней, можно вообще не появляться, а потом прийти и утащить с собой снова! Знаешь, не ты первый, конечно, но от тебя настолько обесценивающей собственности я никак не ожидала. Это просто постамент самоуверенности и эгоизма. Понимаю со мной бы так обращался какой-то господин, у которого я жила бы содержанкой, но не человек, с каким мы смотрели в одну сторону!        — Какая чушь, любовь моя! — Фантом двинулся с места, желая подойти к нервничающей танцовщице, но она отшатнулась в другу сторону. Он всплеснул руками, хлопая по бедрам. — Прекрати, пожалуйста. Я не ставил равно между словами ты и вещь.        — Меня всё равно бесит, что ты решил всё один! — Прикрикнула бестия. — Бесит, что ты всё уже распланировал. Почему ты позволяешь себе решать, куда я хочу, а куда нет?! Куда я поеду, а куда ни за что бы не согласилась?! Это моя жизнь, Эрик! Я же не решаю насколько и куда тебе уходить, так почему ты себе такое позволяешь?!        — Ой, девчонка, замолчи! — Рыкнул он, так что Саша окончательно обомлела. — Пожалуйста, хватит. Я не лишен слуха! Можно не кричать, как иерихонская труба? Да, каюсь, я решил что-то сам, но времени сидеть и выспрашивать твои «хочу», к сожалению, не было. Прости меня, милая, так вышло.        — Времени спросить меня, конечно, не было, куда уж там! — Возмутилась девушка, сложив руки на груди. — Зато было время носиться с Кристиной Даае, правда?        — Саша. — Он выпрямился, отрезав её имя будто бы ножом. Танцовщица замолчала, выгибая бровь. — Я повторяю ещё раз: прости меня, пожалуйста. Я не хочу с тобой сейчас ругаться от слова совсем.        — А я не хочу никуда завтра бежать!        — Мне отрубят башку на площади, если не уехать! — Тихо прошипел фантом. — Ты — всё, что у меня есть, барашек. Я уже чувствовал смерть и чувствовал её ни раз! — Призрак замолчал, играя желваками от досады. — Но сейчас я не могу довести всё именно до той точки, когда я снова окажусь между небом и землёй, потому что никто не знает, спасусь ли я на этот раз. А тебя терять я не хочу больше всего на свете.        — И тем не менее ты променял меня ещё тогда, когда согласился на этот цирк! — Крикнула балеринка. — Ты сам всё решил ещё тогда, ты знал, что тебя ждет и всё равно сделал этот выбор!        — Ты вот здесь у меня уже! — Выдохнул мужчина, подставляя к горлу ребро ладони. Он тихо рыкнул, уходя в прихожую и сцапывая с вешалки накидку.        — И ты вот так просто уйдёшь? — Прошептала она, сжимая руки в кулаки. Его образ размывался от пелены слёз, которую Саша пыталась отчаянно сморгнуть, но выходило ужасно.        — Если ты продолжишь орать, то да. — Он отрезал это таким холодным и чужим голосом, что девушка передёрнула плечами в неуютном жесте. Эрик кинул накидку на ручку дивана, устало приседая на самый край.        — Позволь напомнить тебе, — сквозь зубы отчеканила балеринка, еле успокаивая дрожащую челюсть. — Что это не я сначала скрывала всю сущность дел, а потом пришла с «железным решением» забрать тебя, как какую-нибудь вещь. Прекрати так мной распоряжаться.        — Прекрати вести себя, как маленькая девочка, — серьёзно ответил Эрик, в перерывах играя желваками. — Я сказал тебе, что ждёт меня дальше, если в ближайшее время не выехать из Парижа. Мы, конечно, можем остаться, но…        — Зачем ты вообще во всё это полез?! — С отчаянием прикрикнула она, после отшатываясь от сидящего мужчины. Александра отвернулась к окну, так что Луна освещала её заплаканное, усталое лицо. Балерина кусала губу, чтобы не всхлипнуть слишком громко. Она зажмурилась, утирая бегущие слёзы с горячих щёк. — Ты ведь мог отказаться… — Тихо шепнула она, шмыгнув носом. Призрак молчал, потирая губы пальцами. Она сама прекрасно знала ответ. Конечно, мог. Мог, но не стал. — Ты ведь мог! — Крикнула барышня, обернувшись к нему и снова ощущая солёные дорожки, неровно струящиеся по скулам.        — Не кричи, — устало выдохнул он.        — Не разговаривай так со мной! — Прошипела героиня. — Знаешь, я ненавижу её. Однако ещё больше я ненавижу тебя. Зачем тогда это всё, если ты до сих пор предан ей? Если ты всё ещё любишь её?!        — Я не соврал тебе, когда сказал, что люблю тебя. Ты начинаешь сама придумывать то, чего не существует! — Мужчина повысил голос. Низкий баритон разлетелся в стороны, заставив балеринку заткнуться на пару минут. — Хватит, Александра. Хватит, мать твою. Я довольно взрослый и не страдаю амнезией. Если я сказал, что хочу, чтобы ты стала моей женой, значит я именно этого хочу. Именно тебя. Прекрати обесценивать все мои действия, которые я делал для тебя и рядом с тобой. Давай, пожалуйста, уважать друг друга и больше не кричать. Ты сама видишь, что я люблю тебя.        — Я вижу другое… — Плюнула она.        — Господи, да ты ещё ребячливее, чем она! Маленькая, обиженная девочка… — Эрик рассмеялся, проводя рукой по открытой части лица. — Видишь обратное? Потому что я каждую ночь рядом с тобой?! Потому что я сижу с тобой в свободное время?! Потому что я сделал тебе предложение?! — Горячо прошипел он. — С ума сойти. — помолчав, шепнул Эрик, разводя руками и с хлопком опуская ладони на бёдра. Ему едва ли не хотелось плакать от появившегося громадного лабиринта, где они находились совершенно по разные стороны и как будто не слышали просьб о помощи друг к другу. — Знаешь, в таком случае это ещё очень большой вопрос, кто кого по-настоящему любит, а кто нет. Если для тебя это сравнимо пыли, то я не знаю, что ещё говорить. Могу только отпустить всё, забрать вещи и уйти.        — Про каждую ночь — чистая ложь, — тут же вставила она.        — Да с чего это?!        — Где ты был последние четыре? — Он промолчал. — Если ты не начнёшь слышать меня, то и так уйдёшь один. — Отрезала она. — Я сказала тебе, что не хочу хватать задницу в руки и бежать, потому что певичка стремится к счастливой жизни! Знаешь, я тоже дышу, тоже существую и я всё последнее время жила с тобой, планируя и дальше быть только с тобой, а не с вашей дружной компанией, которая разваливается и тащит тебя вместе с собой. Мне нужен мой Эрик, а не слепой поклонник мисс Даае.        — При чём здесь это?!        — А ты сам-то не видишь?! — Хрипло прошипела она, нагибаясь и хватаясь дрожащими пальцами за колени. — Почему из-за них должны страдать мы?        — Мы не страдаем! — Тихо уверил мастер.        — А это что? Всё это что? — Саша лихорадочно улыбнулась, выпрямляясь и разводя руками вокруг. — Мы могли бы спокойно провести вечер вместе, но вместо того разбираемся уже битый час, почему всё так, а не иначе!        — Какая, мать его, разница, любовь моя?! — Он поднялся на ноги, встряхивая её за плечи и заставляя обратить внимание на себя. — Произошедшее произошло. Тут даже думать больше не нужно: либо мы и дальше смотрим вместе в одну сторону, либо… Либо мы просто взяли на себя слишком тяжёлую ответственность друг за друга. Не делай из мелочи огромного слона, ладно? Ты вечно утрируешь совершенно простые вещи.        — Что? — Она невесело усмехнулась, выбираясь из плена тёплых рук. — Знаешь, а пошёл ты к чёрту! — Сквозь слёзы усмехнулась она, прикасаясь похолодевшими пальцами к горячему лбу. — Как вы мне надоели вместе со своей Кристиной! Сначала ты по ней страдал полгода, потом чуть не помер там, на крыше, когда я ухаживала за тобой, разбивая в кровь костяшки рук, чтобы настирывать белье, полы намывать, готовить, хотя я терпеть не могу это всё! Я сделала едва ли не всю рабочую норму за все двадцать лет и больше, чтобы ты перестал относится ко мне с таким скепсисом, потому что сходила с ума от одного ласкового взгляда. Ты был мне нужен, я доказывала это изо дня в день, и то почти всегда на пути вставала та девчонка. Я чуть сама не умерла, когда в подвалах у тебя на считанные минуты перестало биться сердце, понимаешь ты или нет? — Истерично просипела девушка, зарываясь пальцами в волосы. Солёные дорожки бежали по раскрасневшимся щекам, разъедая изумрудные глаза больной солью. — Даже теперь, когда мы спим друг с другом, ты делаешь выбор в пользу неё. Ты не думаешь про меня, про то, что я скажу, как я вообще отреагирую, не думаешь про себя! Правильно, а зачем?! Зачем, когда можно резко прийти и сказать: «Сашка, собирайся!». И Сашка соберётся, да? Да вот чёрта с два! Какая, разница становиться мне твоей женой или нет, если ты продолжишь тащиться за ней, помогать ей и спасать её, рискуя своей собственной жизнью! Жизнью, которую я обожаю…        — Успокойся, пожалуйста.        — Успокойся?! — Удивилась она, всплескивая руками и отворачиваясь на пару минут в другую сторону. — Успокойся… — Театрально повторила Александра, заливаясь слезами по-новой и всхлипывая уже без всякого стеснения. — Я ненавижу себя, Эрик, — помолчав, призналась бестия, падая на диван и обнимая колени. — Да, я ненавижу себя, — снова согласилась сама с собой барышня. — Ненавижу, потому что влезла в это всё, потому что вбила в голову, что, может быть, всё получится. Ты, конечно, её друг, её учитель, наставник, любовник там, я не знаю…        — Вообще-то, нет… — Хотел было возразить мужчина, но Саша его перебила.        — Да мне всё равно уже. Я забрала тебя у неё, — она истерично усмехнулась, кривя губки в странной улыбке. —  Если бы я не полезла в ваш монастырь, если бы заткнулась и услышала тебя во время проповеди по поводу обречённости наших отношений, то сидела бы спокойно, одна, и занималась бы тем, чем любила! А ты бы и дальше волочился за ней, как послушный пёсик. Чемодан без ручки — выкинуть жалко, таскать неудобно.        — Саша, хватит! — Низко и хрипло рыкнул Призрак, неровно дыша из-за нарастающего гнева. — Ты говоришь о тех вещах, о которых потом пожалеешь. Прекрати нервировать себя и меня, выдохни и послушай…        — Послушать? Послушать, я правильно поняла?! Послушать что? Очередную ложь про «навсегда»? Про то, что тебе больше неинтересно это всё, что ты самый лучший специалист по выборам и всё решишь, да? Ты достал меня, — она снова почувствовала едкие слёзы, уже не желая их утирать. — Достали эти непонятные качели, от которых голова идёт кругом, достала какая-то задница решений, которые, вроде бы, есть, а, вроде, все давно обречены на что-то одно! Это была последняя капля.        — Ты закончила? — Холодно спросил он, после пяти минут молчания.        — Сухарь! — Буркнула она, поднимаясь на ноги и подходя к столу.        Саша налила в бокал вино, выдохнув и выпив залпом всё до последней капли. Чуть откашлявшись в кулачок, она с вызовом посмотрела на мужчину, невозмутимо наблюдающего за пьянством взбешенной кошки. Раздраженные от слез глаза саднили и слипались. Девушка посмотрела вновь на этот усталый, ссутулившийся образ, который боле не сиял своей элегантностью и привлекательностью, через оставшуюся пелену соленой воды. Алекса глубоко внутри себя почувствовала едкий укол, в самой дикой глубине души, падая перед поникшим, неудачным романтиком на колени и оплетая руками мраморную шею с переплетениями вен и шрамов. Однако это всего лишь билась последняя уцелевшая бабочка, увязая в вязкой, почти что черной крови и, несмотря на это, хлопая ослабевшими крыльями из последних сил в попытках выжить.       А Эрик ничего не говорил, шустро стараясь придумать выход. Он не может и не хочет бросать эту стерву здесь одну, но и волочить за собой не получится. Хотя, если она сейчас хорошенько напьется, в подвалы утащить изящную, стройную тушку труда не составит. Как раз резко снижается вероятность того, что она сможет пострадать от падения люстры. К тому же вырисовывается прекрасная перспектива выспаться в тишине под землёй. Потом, когда Кристина уже уйдёт с виконтом, Призрак сможет быстренько забрать свою кудрявую ношу и увезти. А вдруг она очень сильно разозлится? Вдруг, будет ненавидеть его, страшно сопеть, а потом и вовсе обособится в другой стране?        — Давай, иди, спасай её! — Плюнула девушка, опустошая второй бокал. — Я же вижу, что ты устал всё держать, а просто так разойтись, сказать прямо, подарить Шурке горькую правду так и не смог!        — Саша, оставь вино, — тихо шепнул он, хватаясь руками за голову и запуская в смоль волос длинные пальцы. — Я такого не говорил, а максимум от чего я устал, так это от твоих выступлений за сегодня.        — Значит, я устала от этого всего. — Кивнула барышня, шикая, когда фантом хотел отобрать бутылку, и увиливая с ней на противоположную сторону стола. — Хотела любви; твоей любви, необычной, сумасшедшей, такой, какая она была у вас. А сейчас понимаю, что лучше бы так и осталась безнравственной, пустой богатейкой. Вышла бы замуж по расчету, бросила бы ко всем чертям этот балет и жила бы просто в шоколаде.        — Ты говоришь бред, любовь моя.        — Не называй меня так! — Прошипела бестия. — Я говорю от всего сердца. И нет, Эрик, я не просплюсь, не проплачусь и не передумаю. Забирай вещи, уезжай куда ты там хотел, с ней или без неё — мне глубоко всё равно. Тебя не было четыре ночи, мой дорогой, — выдохнула она, показывая дрожащими пальцами количество бессонных. — Четыре. На твоих пиджаках женские волосы, а в их карманах шелковые платочки с вышивкой «Лотта» и кружевные перчатки. Ты бы хотя бы оставлял их в подземельях что ли, а не тащил сюда… — Девушка грустно улыбнулась, тут же опуская лицо в ладони и вздыхая. — Мне надоело, что ты прячешься от этих проблем, что я где-то сбоку. Тебя приходится выдёргивать из какой-то оболочки, догадываться, куда ты уходишь и с кем, что ты делаешь! Такое ощущение, что эти недомолвки есть только у меня, а в твоем мире все просто прелестно! Но ведь это не так, Эрик. — Саша почувствовала, как сердце защемило. Она проглотила всхлип, касаясь ладонью места под грудью. Обида жгла все внутренности, сводила их и таврила в едином пошлом яде, окуная со всеми венками и трубками. Мастер хотел было подойти к присогнувшейся героине, но она смогла отшатнуться, роняя на кремовый воротничок рубахи пару горьких слез. Казалось, что они просто прожгут ткань от всей той накипевшей злости и досады, какую ощущала бестия, разрушая собственными пальцами все воздушные замки мнимой любви. — Все это терпело ровно до того момента, пока ты не пропал. Я хотела с тобой разговаривать, ты был мне нужен… — С придыханьем прошептала балеринка, всхлипывая от слёз. — Я скучала по тебе, мне нужны были твои слова, твои руки… Но не теперь, можешь не подходить. Ведешь себя, как мужлан. Нравится свобода? Нравится тебе тайны создавать, шушукаться со своим треугольником? Бога ради.        — Ей семнадцать и у неё есть жених, — напомнил он, поджимая губы и качая головой от тихого возмущения. — И я сделал тебе предложение. Как думаешь, мне действительно нравятся свобода и тайны «моего» треугольника?        — Я знаю, что значит это предложение: мы будем вместе защищать малышку Даае, да? Будем жить большой дружной семейкой. В гробу я это видела.        — Ну какой гроб, Сашенька?!        — Деревянный и обитый бархатом. — С невесёлой улыбкой сказала она, выпрямляясь и допивая пятый бокал. — Я правда уже устала от этого. Ты удивительно метко выстрелил, милый. Если ты хотел уничтожить меня, то у тебя получилось. Мне больно, Эрик, — проглотив слезы, проговорила Саша, захлебываясь, словно ледяных водах атлантики. —  Смотри, милый, смотри: я живая, представляешь? Не из воска, не из фарфора. Я умею плакать и чувствую всё… Это уже не та Саша, которая мысленно харкнула бы в твою сторону и ушла. И я говорю тебе довольно.        — Ты не сможешь выйти замуж, — мягко напомнил фантом, вновь собирая чемодан и теряясь от таких признаний. Пальцы дрожали. Он сам едва не обронил пару грешных, скупых слез, чувствуя соль у уголках глаз. Призрак оказался далеко не бесплотным сухарем, воткнув в грудину скальпель любви и убедившись в существующей боли. Саша пожала плечами, медленно отпив вино. — Могла бы не дурить и найти очевидный выход из ситуации, о котором я просил.       — Знаешь, Эрик? — Хрипло спросила она.        — Да? — Спокойно, но оживленно шепнул мастер, оборачиваясь на молодую женщину.        — Я люблю тебя, — всхлипнула она, окончательно перегорая внутри. — Я очень тебя люблю… — Скривив прелестные губки в болезненном оскале, продолжила Алекса. — И я поехала бы с тобой, если бы мы заранее всё обсудили и ты бы выслушал меня. Но ты ведь уезжаешь благодаря ей? — Александра кивнула. — Да, можешь не отвечать. Всё и так понятно.        Он попытался молча вернуться к вещам, но отчаянно бросил чемодан, понимая, что далеко сейчас не до тряпок и лоскутков. Гори они все огнём, если их действительно придётся собрать, чтобы покинуть квартиру в гордом одиночестве. Эрик сжал челюсть, нервно выдыхая. Мастер вернулся к ней, почти подбежав и снова хорошенько встряхнув за плечи.        — Ты обещала всегда быть рядом! — Прошипел мужчина. — Что ты творишь, любовь моя?! Что ты творишь? — В янтарном аду плескалась искренняя соль, разливаясь по полыхающей радужке. Бестия причиняла ему невероятную боль. Она как будто медленно, как бы играясь, копалась где-то внутри тела, вытаскивая то одно, то другое, впиваясь в него ногтями и снова возвращая искалеченный орган на место. — Ещё не поздно, понимаешь? Идём со мной.        — Я устала, Эрик, — прислонившись лбом к лихорадочно вздымающейся груди, прошептала танцовщица. — Ещё одной погони я не выдержу. Спасибо, что помог почувствовать, что показал, что во мне ещё действительно что-то ещё есть, кроме кукольной оболочки. Я поняла, что хочу ощущать, быть более живой, настоящей, но крайности от пика любви и до бездны ругани стали слишком выматывающими. Это больше не те маленькие, бытовые ссоры, которые я искренне любила, — всё куда серьёзнее. Мне не нравится, что другая женщина вмешивается в мою жизнь, и я тебе об этом говорила. Если тебя всё устраивает, то, очевидно, мы действительно взяли слишком большую ответственность друг за друга.        — То есть твоё «нет» окончательно?        — Предатель… — Выдохнула она, кривя прелестные губки в плаче. Бестия всхлипнула, выворачиваясь из его рук и утирая рукавом огромной для неё рубахи нос. Саша поняла, что он не станет ради неё ничего менять. Эрик сделал свой выбор, причём довольно давно. Александра отошла от Призрака, качая головой и жмуря глаза от щиплющих их слёз. — Я не хочу тебя видеть… — Тихо шепнула она, с отвращением принимая собственное поражение. И перед кем? Перед той, которая была первой. — Уходи, пожалуйста.       Бестия вытащила из заначки скруточку, поджигая её по пути о свечу и, забравшись на подоконник с ногами, осторожно прикасаясь к ней губами. На языке перекатывается кислость вина и горечь табака, заставляя девушку чуть нахмуриться. Танцовщица продолжила курить, чувствуя скатывающиеся по щекам слёзы. Призрак скептически выгнул бровь под маской, подходя к ней вновь и начиная что-то объяснять. Бестия его не слушала, молча глядя в окно. Чертовка от начинающейся боли в голове прикоснулась ей к стеклу, которое приятно холодило лоб, а Эрик, в чём-то убеждающий всё снова и снова, просто существовал фоном, тенью, падающей от девичьих мыслей. «Он оставит меня в покое или нет?» «Дорогая, ты уверена, что мы делаем правильный выбор? Может всё-таки твоя длинная полюбовь права?» «Это его выбор пренебречь нами! Его выбор, сделанный в пользу неё!» «Но ты ведь любишь его!» «Безумно… Настолько, что расстаться будет лучшим выходом. Он действительно изменился, так что без труда сможет устроиться дальше в жизни. А я просто продолжу танцевать — это всё, что я хочу.»        — Эрик? — Хрипло шепнула она, душа порыв кинуться к нему на шею и зарыдать. Высокий силуэт размывался от привычной пелены слёз. Ах эти кудри, длинные, ласковые пальцы, гибкий алебастр шеи, узкая, ребристая талия… Ну почему внутри нельзя собрать его, как нужно ей самой? Без этого дурацкого желания вытаскивать бархатную задницу Кристины Даае.        — Да, любовь моя? — Любимый рядом: опять покорно ждёт, когда она перебесится и согласится сделать так, как скажет он. Саша тускло улыбнулась, но так, чтобы мастер этого не увидел.        — Будешь уходить — захлопни дверь… — Тихо выдохнула балеринка, снова отворачиваясь к окну и до крови закусывая губу, чтобы не всхлипнуть.        — Ты говорила, что умеешь любить, хотя теперь ставить это слово на постамент — глупо, правда? Но как по мне, по старому, побитому жизнью черту, любить тебе ещё учиться и учиться, милая. — Мужчина невесело усмехнулся, больше удивляясь тому, что действительно говорит ей такие слова. — Твоя любовь вся в букетах роз, что просто выбросят в никуда. Мне жаль, что мой пришелся тебе не по вкусу.        — Цветы вянут, Эрик. — Прошептала она бледными, чуть слипшимися от молчания губами. — Не тебе меня упрекать. Не имеешь права.        — Цветы, но не настоящие чувства, любовь моя… — И снова это «любовь моя», воскрешающее раньше, но вырывающие сердце теперь.        Призрак с отчаяния вернулся в комнату, вновь собирая чемодан и делая это уже куда увереннее. Находясь в нежном припадке чувств, Эрик не смог просто так оставить балеринку. Пока бестия грустила в своих мыслях в гостиной, фантом ловко вынул из кармана пиджака колечко, любовно повертев его в пальцах. И почему-то ему казалось, что она ещё одумается, возможно, десять раз или двадцать, но всё-таки придет к верному заключению. Оставив кольцо на полочке под её нижним бельем, мужчина едва не усмехнулся от своей сентиментальности. Тогда, несколько месяцев назад, хватило одного взгляда, чтобы понять, что русоволосое помешательство действительно имеет свою власть над ним. Эрик просто позволил отпустить ненужные мысли, прежде сожрав себя изнутри за первый поцелуй, за её первое признание. Он понял, что не готов больше отпускать её никогда, не имея возможности влиять на обстоятельства разлуки. Однако сейчас лучшим исходом оказалось расставание. Но кто сказал, что Призрак исчезнет бесследно? Улыбнувшись уголком губ, Эрик вынул из внутреннего кармана некоторую сумму денег, положил их к кольцу и накрыл сверху вещами, чтобы невнимательная Алекса ничего не нашла раньше истеричного собирания шмоток. Фантом сделал новую пометку: хватило одной совместной ночи для понимания, что именно эта дерзкая девчонка должна встать с ним по левую руку, что она только его, и власть их друг над другом теперь полноправна и равна.       Саша тихо сидела на подоконнике, сгорая от внутреннего диссонанса, на одной чаше какого была положена собственная свобода и уважение, а на другой — любовь, дикая и одновременно нежная, убивающая, но животворящая. Возможно, она врала сама себе, обвиняя фантома в тяге к этой странной свободе, потому что сама желала её. Но внутренности сводило от невозможности все добить, либо спасти. Дурацкая, непонятная ступень, когда вроде бы конец всему уже наступил, однако ещё не поздно вернуться вспять. Эрик прав, ещё ничего не поздно. Но героиня решила, что наоборот — все давно уже решено.       — Ну и черт с тобой, — буркнул Призрак, вытаскиваясь вместе с чемоданом к ней большую комнату. — Когда-то ты поймёшь и смысл моих слов, и то, что я пытался донести, спасая это все. Я не имею права красть тебя, утаскивая с собой против воли, — Саша посмотрела на него устало, как-то болезненно и неопрятно. Призрак мысленно уже сжал её в объятиях. Он никогда, никогда бы не отпустил это помешательство! Но ему оставалось лишь сжать вместо нежного тельца скулы, стараясь изо всех сил не дать слабину. — Я верю тебе, верю в твою любовь, хотя не знаю, что было бы, если это все происходило полгода назад; как бы я отреагировал… Мне даже страшно предположить. Нравится тебе драма? Нравится быть бедной, жалостливой и разочарованной? Не буду мешать.       — Мне не нравится быть на втором плане твоего списка, — шепнула она.       — Когда придёт время, ты поймёшь, что весь список был исписан одной тобой. — Эрик сделал вид, что не услышал тяжести её слов. От того, что он сказал, бестия едва не вздрогнула, приоткрывая губы. Она продолжала хмуриться, но уже больше от отчаяния, чем от злости. И как он может? — Просто помни, что никогда не бывает поздно. А пока посиди одна, подумай, развейся.       — Не делай вид, будто это одолжение! — Строго отрезала барышня.       — Если бы я делал вид, то позволял бы и дальше все усугублять тебе! — Холодно ответил мужчина. — Возможно, я просто привык к тебе и ощутил любовь в такой совершенности, в какой она только может быть доступна. Я не верю, что для тебя это было просто кокетством, игрой в сломление вершины…       — Это бред.       — Замечательно, — без воодушевления продолжил мастер. — Тем лучше. Надо понимать разницу нашего возраста, разницу жизненного опыта и факторов, в которых мы воспитывались, однако я полагал, что ты куда глубже, моя любовь.       — Уходи, — шепнула она, едва не плача. — Довольно.        — Прости, пожалуйста. Ты права, — Саша горько усмехнулась. Эрик бесцветно покосился на неё, душа внутреннего зверя, желающего вырваться наружу. — Скажу проще: хочешь сидеть одна? Пожалуйста. У меня тоже твои концерты достали до самого дна. Тошнит от этих ребячьих выходок.       Эрик взял в руки чемодан, чувствуя нехорошую клокочущую удушливость, перекрывающую кислород. Он хотел скорее уйти, чтобы не сорваться, чтобы не сжать до синих пятен её шею! Как же она раздражала, играя на нервах, как на струнах. На очень тонких струнах. Стерва; могла бы просто заткнуться и довериться, как делала это всегда, так все было бы хорошо. Театральность! Кто бы говорил… Александра тем временем спустилась с подоконника, решив добить остатки вина.       — Сашенька… — Обманчиво-нежно позвал мужчина, выглядывая из-за косяка. — На вино не сильно налегай. Алкоголизм, я слышал, у дам не излечим.       — Пошёл ты нахер! — В подобном тоне ответила она, утирая влажные дорожки на щеках.        И он действительно ушёл, сказав что-то на прощание. Дверь хлопнула, а Саша опустилась на пол, позволяя себе сломать дамбу, за которой хранилось целое озеро невыплаканных слёз. Бестия уронила влажное лицо в дрожащие похолодевшие пальцы, рьяно утирая бегущие по щеками солёные капли. Девушка несколько минут захлёбывалась, пытаясь схватить воздух, чтобы вздохнуть, но не умела побороть приступ разочарования. Да, вероятно, она именно разочаровалась во всём: в самой себе, в любовнике, в мнимой любви и в самой жизни, вывернувшей ей кости, как шарнирной кукле. Сама виновата. Нужно думать, прежде чем бежать в бушующий океан — вдруг в метре от берега начинается ниша с потаёнными скалами. Но Саша видела только лишь белый песок под ногами, греясь в его обжигающем тепле. Она не предугадала тот момент, что может стать слишком жарко, и душа попросит охладиться в солёном буйстве.        Перед глазами встал вопрос: и что же делать дальше? Эрик ушёл, как ты и хотела; ты осталась одна, бредя по млечному пути мыслей. Александра по-тихоньку начала успокаиваться, когда время уже перевалило за полночь. Завтра будет грандиозная премьера пламенного Дон Жуана, которая разрешит последние сомнения. Ещё ничего окончательно не потеряно — решила героиня. Она сможет, при желании, выкрасть у судьбы момент, пока та весело играет людьми, как тряпочными куклами, чтобы схватить Призрака назад. Приняв решение подумать об этом на следующий день, балерина опрокинула для сна ещё один бокал красного, без памяти падая в холодную, скомканную постель.