Закон моря

      Охотник медленно взошёл со своей ношей по широким ступеням на веранду.       Его дом, одноэтажный, просторный, деревянный и крепкий, стоял на самом краю небольшого сильно заросшего оврага, куда выходило панорамное окно спальни. Густая непроходимая чаща окружала и скрывала дом почти со всех сторон так, что уже в нескольких десятках шагов его было невозможно заметить, если не знать, куда идти. Тёмно-зелёный, не в пример ярким деревенским домикам вдоль норвежских берегов, он служил укрытием от чужих глаз, и вместе с тем от него веяло непритязательным уютом.       Мерман оглянулся через плечо охотника, пока тот, не отпуская его от себя, пытался сладить с дверью. Коннор мало что знал о быте людей, и каждый уголок ему хотелось исследовать, изучить, проанализировать. Он успел заметить подсобные строения за углом и прозрачные большие коробки, в которых что-то росло, когда Хэнк, ругаясь сквозь зубы, толкнул дверь боком и внёс его внутрь.       — Слава яйцам, добрались. Ну что, мерман, гостем будешь, — он улыбнулся коротко, стараясь не задевать раненым хвостом углы мебели.       Коннор кивнул, пытаясь не морщиться: с рваной раны всё ещё немного подтекала кровь, заливая чернильным пятном охотнику грудь.       Дом был спокоен и тих, когда они вошли, и мерман, стараясь отвлечься от боли, с жадным любопытством оглядывался по сторонам. Не то, чтобы у Хэнка было так уж много скарба, но взгляд цеплялся за редкие детали: рога на стене по пути в кухню, небольшую шкуру на диване в просторной гостиной, деревянные и костяные фигурки и изделия, расставленные тут и там и ждущие своей очереди на продажу.       — Что, в первый раз жильё видишь? — усмехнулся Хэнк, покрепче перехватывая изворачивающегося направо и налево мермана. — Ну, тише, не то уроню. Руки уже отваливаются твою электрическую задницу таскать, — проворчал он.       Коннор, послушно замирая, снова приник к груди охотника пружинистым телом, взглянул на него и задумчиво поджал губы.       — Жилое — в первый раз вижу. Исследовал несколько раз заброшенные дома, захваченные морем или оставленные на берегу, — кивнул мерман. — Там было… гораздо печальнее, чем у тебя. Там было много забвения и слишком мало жизни. А тут, — он запнулся, обводя глазами высокие стены и не находя правильных слов, — иначе.       Охотник в ответ промолчал. Что и говорить, он сам не то что о жилищах мерманов — о самих мерманах как настоящих и живых — пару часов назад-то ещё и не подозревал. А сказки, видать, слишком много лгали...       Не останавливаясь больше, Хэнк пронёс его через гостиную прямиком к довольно просторной ванной, где на ближайшее время и думал устроить мермана с его больным хвостом. Без воды-то, наверное, ему долго в любом случае не протянуть, рассудил он.       Охотник, поначалу с сомнением глянув в сторону овальной деревянной ванны в глубине комнаты, качнул головой и аккуратно усадил Коннора в стоящее у входа плетёное кресло для одежды. Затем со стоном выпрямился, поводя окаменевшими плечами и глядя, как мерман осторожно расстилает по кафелю свой длинный хвост. Повязка из шейного платка, вся промоченная синим, сбилась, приоткрывая рваные края гладкой чёрной кожи. По ним снова немного заискрило, и мерман шумно выдохнул сквозь зубы.       — Погоди немного, разденусь и займусь раной, — хмуро пообещал Хэнк.       Он разулся и оставил в прихожей карабин, добычу и охотничий пояс, а затем вернулся в ванную с целым набором вещей. Сгрудив это всё на столик у зеркала, Хэнк первым делом скинул пропитанную насквозь синей кровью куртку и испачканную футболку, штаны в пятнах, сложил всё в угол, оставшись с голым торсом, в одном только нижнем белье.       Мерман, сразу уцепившийся взглядом, стоило только Хэнку начать расстёгивать куртку, потом и вовсе вытянулся в кресле, бесцеремонно обводя глазами его фигуру. Охотник под этим взглядом, который ясно чувствовал всем телом, смущённо отвернулся к раковине, чтобы хорошенько отмыть руки перед тем, что собирался сделать.       — Ты красивый, — прошелестел Коннор за его спиной, рассматривая его как можно ближе, изгибаясь так, что крепкое плетёное кресло под его весом заскрипело. — Сильный.       Хэнк обернулся как раз вовремя, чтобы натолкнуться взглядом на кончик языка, показавшийся между приоткрытых губ. Он наклонил голову, хмуро краснея, и отрывистым движением набрал воды в посудину для промывки раны.       Да, Хэнку не впервой было слышать такие слова, хотя и давно в последний раз это дело было, пару лет уж прошло, не меньше. Он и усмехнулся бы, привычно сводя всё к шутке, как тогда сводил, да только от этого шелестящего голоса у него позвоночник прошило от затылка к копчику. Что же такое было в этих откровенных словах, взглядах, что так сильно притягивало его, отчего жарче становилось в груди? Ведь скажи так любой другой — он не повёлся бы, оттолкнул за навязчивость, а то и вовсе счёл бы за дурную глупую лесть. Может, и в самом деле русалочья магия существовала, уж не во всём врали старые сказки?..       — Думать не хочу, каково мне будет завтра с утра после этой пробежки, — неловко фыркнул Хэнк, садясь на пол рядом с хвостом мермана, ставя воду тут же и подготавливая всё принесённое. — Ладно, парень. Держись. Не шарахни меня током.       Под тихое шипение он размочил полуприсохший платок и осторожно его снял, чтобы обмыть сквозную рану.       Под сдавленные вскрики ополоснул её обеззараживающим раствором и уж как мог аккуратно унял кровь специальной губкой, вставив её в разрыв.       Под тихий хруст деревянных подлокотников кресла быстро намотал временную повязку из липкого бинта…       — Всё пока, только в воде не мочи, — Хэнк наконец поднял взгляд и оторопел.       Мерман сидел с плотно сжатыми губами — бледнее серого кафеля у себя за спиной. На руках, вцепившихся в подлокотники, распрямились защитные чёрные гребни длинным остриём вперёд, прикрыли всю кисть от самого запястья. По его плечам, груди, животу протянулись маленькие молнии, заставляя сверкать беловато-голубым родинки, разбросанные по телу. Короткие разряды соскальзывали к хвосту, спускались с кресла — но гасли, не доходя до влажного кафеля, забрызганного голубоватой от крови водой.       Коннор был так красив в своей едва сдерживаемой ярости, во всей опасности своей натуры, но видеть его страдания было невыносимо, слишком тяжело.       — Боже мой, — сердце Хэнка сжалось, он покачал головой, сокрушаясь невольно причинённой Коннору боли и удивляясь его самоконтролю. А потом протянул руку к чёрному боку, пониже коротких сверкающих линий. — Вот кто у нас тут сильный-то, а, — он погладил ласково по гладкой, плотной, напоминающей мягкую резину коже хвоста, потом тесно прижал к ней ладонь. — Ты умница, Коннор.       Мерман поглядел на него посветлевшими от боли глазами, потом вдохнул шумно и глубоко, унимая искорки, складывая гребни, — и потянулся сам рукой к ладони Хэнка, лежащей на его бедре.       — Тогда поцелуй меня, человек, — тихо, горько сглотнул, проговорил он, — если я и правда такой умница. Мне станет лучше.       Хэнк завороженно посмотрел на него, поднимаясь с пола. Он наклонился над креслом, опираясь на спинку, глядя во всё ещё бледное лицо, а потом придержал рукой за крутой подбородок, мягко накрыл губы своими.       В тот миг он не стал задумываться о том, что перед ним совсем не человек, не вспомнил ни об острых зубах, ни о гребнях на кистях. Он только скользнул губами по чужим тонким, немного прохладным губам, легко толкнулся внутрь влажным языком, встречая такой же, погружаясь в тепло чужого рта.       Это удивительное создание тянуло его к себе магнитом, цепляло охотника за заскорузлую душу, бередило в груди непонятное, горячее чувство.       Охотник целовал его долго, не меньше минуты, ощущая, как ласково прохаживаются по его плечам чужие узкие кисти, как стремятся его приблизить, прижать к себе чужие руки.       Он оторвался с трудом, слыша тихий разочарованный стон, и вгляделся в ставшие совсем тёмными карие глаза. Коннор всё так же обнимал его руками, глубоко и жадно дыша. Его скулы и нос горели голубым — в цвет его крови, и Хэнк вдруг понял, что мерман сильно покраснел. Возможно, даже был возбуждён…       Охотник, смущённо кашлянув, выпрямился, невольно бросая взгляд на бёдра мермана, где как раз должен был быть пах, но не заметил на чёрной коже ничего выступающего. Он отвёл глаза, чувствуя лёгкое горьковатое облегчение, ведь у него самого возбуждение вот-вот готово было стать очевидным. Значит, не так у них, морских, всё, значит, лишнее ему показалось.       Коннор между тем облизнулся, переводя дыхание.       — Так и впрямь значительно лучше, — отметил он с невинной улыбкой, мягко скользнув рукой по боку Хэнка.       Охотник, чуть тряхнув головой, чтобы унять прошедшую по телу волну от одного этого жеста, сделал шаг в сторону. Пора было наконец заняться собой, брошенными вещами, добычей.       — Вот и хорошо, — отозвался Хэнк, решительно влезая в ванну от греха — в прямом смысле — подальше и задёргивая за собой шторку. — Через пару часов сменим повязку на постоянную.       Быстро смывая с себя грязь, чужую кровь и пот, он прямо чувствовал сканирующий, прощупывающий через тоненькую светлую ткань взгляд. Ощущение было настолько ярким, как будто никакой разделяющей их преграды не было и вовсе. Помыв и ополоснув голову, Хэнк всё же не удержался и чуть выглянул в щель между шторкой и стеной, чтобы проверить собственное чутьё.       Чутьё его не подвело. Коннор смотрел ровно туда, где были его бёдра, немного покусывая губы острыми кончиками зубов. Раскинувшийся едва ли не на треть ванной, он опёрся локтём о ручку кресла, наблюдая за движениями человека, как будто бы и в самом деле мог видеть сквозь пелену ткани. А потом перевёл взгляд на его лицо и чуть улыбнулся, приподняв брови.       Не дожидаясь новых слов о себе, Хэнк скрылся за шторкой, выключил воду и крепко обмотал вокруг бёдер полотенце.       Пытаясь не смотреть на мермана, но всё так же ощущая его взгляд — теперь-то тому и вовсе ничто не мешало, — охотник постарался как можно быстрее прибраться в ванной, кинув одежду в стиральную машинку и вытерев пол. Он старательно избегал рук мермана, чтобы тот снова не смог сбить его с мысли, свернуть их на неверную дорожку, и прикосновений к нему, осторожно обходя его хвост, пока убирался.       — Долго можешь без воды? — поинтересовался Хэнк наконец, засомневавшись, не отнести ли сначала Коннора в пресловутую ванну, прежде чем вернуться к насущному.       Мерман посмотрел на него немного задумчиво.       — Если целиком насухо, то день и ночь смогу, больше не вынесу — отключусь, — ровно отозвался он. — Вот только у нашего рода есть одна особенность, Хэнк… Первее, чем от сухости, моё существование нарушится от того, что здесь, на земле, я слишком мало чувствую поверхностью кожи. Ваш воздух — слишком лёгкий, он не гладит и не окружает меня как вода. В нём не хватает привычных сигналов...       Коннор провёл ладонями по своим предплечьям, по рукам, поглядывая на охотника из-под ресниц. Уголки его губ были грустно опущены.       — Ты обнимал меня всю дорогу, ты целовал меня сейчас — и это было так хорошо, почти как ласки волн на глубине, — тихо прошептал он, снова немного голубея по щекам.       Хэнк шумно выдохнул, стискивая зубы, не в силах оторвать глаз от острых скул с едва заметными родинками. Ну сколько уж можно вестись на этот чёртов русалочий трюк!..       — Так, всё, сейчас налью тебе полную ванну.       Он резко развернулся, включая прохладную воду — рассудив, что мерману будет комфортней при невысокой температуре, ведь вода в норвежских морях редко становилась теплее десятка градусов, нагреваясь только у самого берега.       Затем подошёл к креслу, где Коннор с готовностью протянул ему руки. Он думал было подхватить его с рывка, но мерман вдруг крепко обхватил его за шею, сам подтягивая вверх своё гибкое тело.       Хэнк едва успел отвернуться от приоткрытых губ, и те скользнули по его тёмной с проседью щетине.       — Тихо мне, засранец! — охотник подхватил обеими руками муреновый хвост, легонько шлёпая по гладкой заднице.       Коннор заулыбался, но послушно притих, притираясь как можно плотнее, втискиваясь в такое живое, ещё чуть влажное человеческое тело.       — Сядь со мной в воду, человек, — протянул он улыбчиво. — Хэнк… Пожалуйста. Не утоплю ведь, — уголок губ мермана скользнул вверх, в глазах мелькнуло искристо.       Охотник, поднеся его к ванной и усадив на высокий овальный бортик из светлого дерева, хмыкнул и не удержался, проводя по тёмным прямым волосам и качая головой.       — Вот ведь хвостатое шило в заднице!..       Коннор в ответ прижался к нему и даже немного обвил его верхней частью хвоста так, будто бы Хэнк мог не медля, вот сейчас всё бросить и оставить его одного если уж не до самого Йоля, то до Мидсоммара так точно.       Хэнк немного отвернулся, сильно закусывая губу. Мерман так истово жаждал близости, так тянулся за прикосновениями, так провоцировал, манил и соблазнял... Но вдруг это всё была и вправду лишь нужда в постоянном контакте? Ведь он мог вовсе не желать и даже не мочь в физическую связь с человеком. Вот только самого охотника, давненько уже не выбиравшегося в город и ещё дольше не делившего ни с кем постель, съедало желанием гораздо большего, чем просто объятия и поцелуи.       — Позже, — пообещал он, погладив Коннора по усыпанной родинками щеке, сжав за плечо. — Полежи пока, как разберусь со всем, вернусь. Как раз и поужинаем, и перевяжем.       Мерман поглядел на него блестящими глазами и кивнул, соскальзывая в овальную большую ванну, укладывая вдвое свой хвост по дну, уж сколько поместилось, и оставляя снаружи раненую часть.       Вода качнулась почти по самый бортик, и Хэнк выключил кран, наблюдая за погрузившимся под воду лицом Коннора. Мерман прикрыл глаза, наслаждаясь родной стихией и легко улыбаясь.       Охотник только усмехнулся, поднимаясь с бортика.       Разобравшись с вещами и одевшись в домашнее, он задумчиво поглядел на заячьи тушки. Да, теперь-то, с гостем, которому наверняка только свежее мясо и захочется, этого хватит в лучшем случае на пару дней. Хотя он до встречи с мерманом рассчитывал-то, что уж до выходных легко на добытом проживёт.       Одному ему настрелянного зверья в лесу с выращенным своими руками обычно с лихвой хватало на стол, а за остальным как раз по выходным Хэнк катался вместе с другом-егерем в город. Свою машину ему держать смысла не было: лес вокруг его дома был густой, да и внедорожник Фаулера помогал ему затариться бензином и другими запасами, особенно к зиме. Ну а Хэнк, со своей стороны, не забывал угостить друга копчёным или вяленым из своей добычи.       Свежуя тушки, Хэнк покачал головой. Небось, мерману и вовсе свежая рыба нужна, а не непойми какое мясо из лесного зверья. Значит, завтра таки придётся ему добираться до города на своих двоих, не тревожить же друга — да и как Джеффри объяснишь, с чего вдруг десятком килограммов рыбы запастись решил.       Солнце склонилось давно за верхушки елей, когда он закончил сам и принёс мерману на деревянном блюде нарезанное пластами свежее мясо.       Коннор с тихим плеском вынырнул из ванной, посмотрев на человека радостно горящими глазами — как будто и впрямь думал, что тот обманет, хотя бы до утра да точно уже не появится. У Хэнка дёрнулся невольно уголок губ и ёкнуло сердце.       — Вот, — он подтолкнул чуть-чуть к мерману блюдо, поставив его на широкий бортик ванной у стены. — Я пока перевяжу.       Хэнк опустился на колени, снимая самую малость закровивший бинт и отмечая удовлетворённо, что края раны подсохли. Аккуратно удалив кусочки губки, он стал накладывать свежую повязку, заодно поглядывая на то, как Коннор ест.       Мерман, задумчиво поджав губы, распрямил чёрный гребень на левой кисти и, аккуратно накалывая на его острый край кусочек за кусочком, быстро ел мясо с тарелки, умудряясь даже не брызгать на себя красным. Когда на блюде осталось только немного крови, он, облизнувшись, вдруг макнул в неё подушечки двух пальцев, а затем неторопливо положил их на высунутый кончик языка. И всё бы ничего, вот только глянул он при этом замершему Хэнку в глаза.       Хэнка передёрнуло от этого зрелища: как-никак, только что из мяса свежим натекло, — но и тряхнуло от одного только сочетания чистого взгляда с медленно вытягиваемыми изо рта пальцами.       — Не делай так больше, — пробормотал охотник и нахмурился. — В смысле, не нужно вылизывать эту грёбаную кровь. Надо ещё чего — скажи, принесу.       Коннор светло улыбнулся, кивая.       — Как скажешь, Хэнк. Спасибо за ужин.       Охотник кивнул, но блюдо отставил-таки подальше на столик у раковины, просто на всякий случай.       Мерман провёл по воде пальцами, глянул на него чуть искоса.       — Ты сегодня дважды меня не испугался, Хэнк, — заметил он. — Даже когда я и в самом деле был на грани своего контроля, был для тебя по-настоящему опасен. Но ты даже не дрогнул. Не озлился, не дёрнулся.       Хэнк хмыкнул, пожав плечами.       — Хех. Был бы я охотником, парень, если б боялся тех, кто меня сильнее? — отозвался он, присаживаясь на крепкий деревянный бортик.       Мерман поглядел ему в глаза, и теперь у Хэнка не было даже шторки, чтобы защититься от сканирующего его душу взгляда. Охотник криво усмехнулся. Свою-то душу, в отличие от тела, никогда и не думал тряпками прикрывать.       — Люди всегда действовали при встречах со мной иначе, — возразил Коннор с дрогнувшим на мгновение лицом. — Они убегали или нападали, стремясь причинить мне вред. Люди никогда не считали меня таким, как они. Живым. Равным. Способным чувствовать. А ты посчитал. Помог и принял, принёс к себе. Разделил со мной жильё и пищу.       Его голос становился тише, журчаще звуча, а пальцы мягко коснулись сильного бедра Хэнка, провели по нему от края шорт до колена.       — Раздели теперь со мной воду, человек.       Хэнк, снова заворожённый этим голосом, этим лицом, этими мазками прикосновений, плавно наклонился к потянувшемуся к нему мерману, смыкаясь с ним губами, позволяя снова втянуть себя в поцелуй.       — Ты хочешь меня, Коннор? — хрипло спросил он, отрываясь и вспоминая свои последние сомнения, ища ответ в лице, глазах, которые были так схожи с людскими.       Мерман улыбнулся чарующе, его тонкие ловкие пальцы скользнули по складкам домашних шорт Хэнка.       — Я хочу всё, что ты можешь мне дать, человек, — он потянулся, медленно и долго лизнув Хэнка по шее. — Хочу дать тебе всё, что сможешь вынести. Ты был со мной, пока было тяжело и больно, так будь со мной, когда будет хорошо и жарко.       Охотник сглотнул и плавно поднялся, короткими движениями избавляясь от вещей, скидывая их на кресло. А затем снова присел на бортик, уже обнажённый. Вода чуть нагрелась от тела мермана, но всё же оставалась прохладной, и Коннор улыбнулся каверзно, подтаскивая к себе человека.       Хэнк, невольно удивившись силе его рук, позволил утопить себя по грудь, ложась на гибкое подвижное тело, притираясь самым пахом к месту, где начинался муреновый хвост.       Коннор тихо и долго охнул, обнимая его, прижимая к себе плотнее. Он погладил по сильным плечам, по спине, где встали дыбом короткие волоски, нырнул ладонями под воду — туда, где ложбинка позвоночника плавно изгибалась в пояснице. Он дотянулся ещё ниже, сжал крепкие ягодицы, и Хэнк охнул сквозь сжатые зубы, жадно зацеловал мермана в шею.       Охотник чувствовал, что прохладная вода как будто нагревается от них с Коннором, становясь горячее. Он потёрся своим жёстким торсом о гибкое тело, чувствуя, как кружит голову близость, как ударяет в пах отзывчивость мермана, как плавится от его и своего собственного желания разум.       Хэнк со стоном приподнялся, отрываясь от мермана и держась одной рукой за бортик ванной: у него вставало так быстро и сильно, что лежать вплотную становилось уже неприятно. Он легонько проехался головкой члена по чёрной коже в воде и вдруг замер, почувствовав не просто плотную гладкость. Он опустил взгляд, тяжело выдыхая, глядя сквозь воду, как в паху у Коннора выделяется треугольник остриём к хвосту, выгибается, начинает распрямляться длинный тонкий член, сужающийся к концу.       Мерман прикусил губу, жарко глянув на Хэнка, когда его член, двухцветный: чёрный вдоль наружной части до самого кончика и светлый, практически в тон кожи, с внутренней стороны, резко изогнувшись вверх, упруго упёрся в толстый ствол самого охотника.       — Я уж подумал было, нам с тобой никак, — хрипло заметил Хэнк и, не отрывая взгляда, обнял ладонью их обоих, пусть и таких разных, потёр по всей длине.       Мерман свистяще выдохнул, коротко застонав. Его руки, так и не отпустившие бёдра охотника, скользнули тому под ягодицы, немного развели их, ласково провели по ложбинке пальцами.       — Всегда можно найти способ, — его высокий голос, казалось, стал ещё более сиплым. — Я смогу в тебя войти, если ты позволишь. Для меня самого твой орган слишком не гибок и велик.       Он улыбнулся откровенно, тёмными, почти чёрными глазами жадно оглядывая влажное тело Хэнка, заглядывая ему в светлые голубые глаза.       Охотник вздрогнул, тяжело сглатывая, но всё же скользнул ладонью по члену Коннора вниз, изучая его пальцами под тихие вздохи. Длинный член у основания резко изгибался в тело, и под тугой дугой Хэнк очертил треугольник, в который всё плотно скрывалось. Там, в глубине, действительно было узенькое отверстие, и он аккуратно тронул его пальцем. Оно уходило резко вниз, в сторону хвоста, и даже если бы его удалось растянуть, чтобы туда втолкнуться, требовался такой же тонкий и гибкий член, как у самого мермана, готовый совершать движения как вверх, так и вниз.       Мерман прикусил губу, позволяя себя изучать, временами вздрагивая от наиболее чувствительных касаний.       Охотник криво ухмыльнулся, вытягивая из него палец и снова стискивая ему член. Лицо Хэнка было алым от возбуждения и лёгкой волны стыда, но он не собирался останавливаться в начатом. Он хотел этого не-человека, хотел его до умопомрачения, и их различие, его особенности и странности только сильнее подчёркивали их общее, обоюдное стремление, их равенство друг перед другом.       — Значит, войдёшь в меня, — низко отозвался он, разводя ноги по бокам Коннора, упираясь коленями в плоское деревянное дно.       Мерман прерывисто выдохнул, трогая его по входу пальцами, начиная мягко проникать в него сам. Палец за пальцем, и Хэнк закрыл глаза, закусывая губу, ощущая движение внутри себя. Он не заметил даже, в какой момент тонкие сильные пальцы сменились гибким членом, но мерман толкнулся в него глубже, сильнее, и Хэнк застонал сквозь зубы, распахивая глаза.       Коннор крепко обнимал его, плавно и медленно двигая бёдрами, смотря ему прямо в лицо. Он спустил руку ниже, стискивая человеку член, а потом подстраивая движения под свой же ритм.       Хэнк наклонился ниже, смешивая их дыхание, практически касаясь губами губ при каждом толчке. Он аккуратно лизнул по ним языком, и мерман, охнув, приоткрыл рот. Хэнк скользнул внутрь, трогая по острым кончикам зубов, а потом сталкиваясь с Коннором языком.       Член мермана входил так глубоко, почти по самое основание, и охотник застонал ему в рот, чувствуя, как одновременно сжимается на его собственном стволе рука.       Мерный плеск вокруг них становился всё более рваным и громким, вода захлёстывала края ванной, то и дело сливаясь наружу, но Хэнк уже не думал об этом, он только тонул в своих ощущениях, чувствуя себя целиком, полностью в руках мермана, двигался навстречу его движениям, насаживался на него сам.       Коннор провёл большим пальцем по его головке, передёрнул ему жёстко ещё несколько раз, и Хэнк застонал гортанно, громко, кончая белыми разводами в воду. Он захлебнулся воздухом, всё ещё двигаясь, утыкаясь лбом в покрытое родинками плечо.       Коннор толкнулся резко, запрокидывая голову, его длинный член мелко сотрясся внутри охотника, проходясь по чувствительным точкам, и Хэнк застонал, ощущая, как его накрывает второй волной оргазма.       Мерман под ним заскрипел, захрипел почти на грани слышимости, выгибаясь дугой, притираясь своей гладкой грудью без единого волоска к мощным грудным мышцам охотника. Хэнк вжал его в себя за талию, глубоко и жадно целуя. Он почувствовал, как его снова пытается неосознанно обвить хвостом, как крепко прижимается к нему мерман по всей возможной длине, — а потом медленно, секунда за секундой приотпускает, расслабляясь.       Солнце окрасило оранжевыми пятнами кафель у самого потолка. День был слишком длинным, день был таким непростым, за него случилось так многое и столь странное. За него жизнь стала иной, ещё пока не свернув по новому пути, но уже перестав быть прежней.       Хэнк, укладываясь на жёсткую сильную чужую грудь, сомкнул веки, ощущая, как ласково касаются его плеч другие руки. Он слышал мерный шум прибоя и тихий печальный шёпот, но уже не был уверен, казалось ему или нет.       — Так, всё так, человек. Мы стали единым, и ты вскоре вернёшь мне море. Мы снова станем разным, и оно разделит нас снова. Семь дней, семь ночей, человек, — море поцелует тебя в последний раз, и я уйду в свой мир, оставив тебя в твоём. Мерманы и люди не смогут быть вместе, и моя цель будет исполнена, как бы то ни было. Как бы того не желало моё сердце...