Закон моря

      Почувствовав тепло на щеке, Хэнк открыл глаза. Сознание медленно впускало реальность, ощущения накатывали на охотника мягкой волной.       Пахло деревом, утром и лесом, за окном заливались птицы, а солнце грело его скулу, затопив своими косыми лучами спальню с широким, почти до пола, окном и деревянными стенами.       Охотник глубоко вздохнул, потягиваясь, и сморщился от затопившей всё тело мышечной боли. Он нахмурился, соображая, что же такого наделал вчера, что так напоминают о себе шея и плечи, руки и целиком вся спина. Даже когда тащил кабана осенью на своём горбу из самой середины леса, не так всё ныло, а тут — вот поди ж ты. Даже задница, казалось, не осталась в стороне...       Из-за приоткрытой двери спальни, где-то в глубине дома, в ванной раздался тихий плеск раз и другой, и Хэнк замер. Его охолонуло, когда он вспомнил разом, в один момент весь вчерашний день, все произошедшие перемены и его странное, ошеломляюще жаркое завершение. Он вспомнил, как решил помочь, как принёс домой, как сопротивлялся чарам иного существа — и как канул в его объятья под самый вечер, потеряв голову от желания и страшной силы тяги. Вспомнил, как всколыхнуло ему сердце вчера и сочувствием, и радостью, и жаром, и теплом.       Из памяти только выветрилось, как потом, убаюканный русалочьим шёпотом, он пробудился и выбрался из ванной, добрёл в несознательном состоянии до постели. Зато Хэнк ясно помнил то горячее, что случилось между ним и красивым мерманом, которого он сам же внёс в свой дом. Как наяву пригрезились снова сильные руки на своих плечах, прохладная кожа и бесконечное множество поцелуев, трение мягкого русалочьего хвоста, тонкий необычный член — сначала в его руке, а потом и ниже, в нём самом.       Охотник сглотнул, чувствуя, что его накрывает душной волной стыда, встаёт в горле ком.       Мерман, опасный полузверь-получеловек, разумный и страстный, но чуждый всему, что только знал и чем жил Хэнк! Чуждый всей земной жизни, всем людям разом. Чужеродный, хоть и такой живой. Место которому в море, а не на земле — да и там не попадаться на глаза никому, чтобы не ранили снова, не убили как чудную зверушку.       Сердце в груди словно стиснуло, сжало скакнувшей в голову мыслью: вот бы остался. Пусть не показать никому, даже другу, пусть другим людям в глаза смотреть теперь стыдно будет, но только бы остался рядом.       Охотник нахмурился, прогоняя глупую мысль из головы, зажмурился, откидываясь на подушку. Он пытался вспомнить другие лица: десятки лиц тех, с кем порой виделся на ночь или две, с кем жил месяц-другой-третий. Пытался вспомнить свою первую любовь на излёте школьных лет, пытался всматриваться во всех тех девчонок и мальчишек, которых только встречал за всю свою жизнь, в те давние, ушедшие уже года, когда ещё не махнул рукой на попытки найти своего человека, родную душу.       Не нашлась душа: и тогда, и сейчас, в воспоминаниях пусто было в череде чужих ему людей. Зато то и дело заслоняли размытые временем лица, сливающиеся одно в другое, тонкие улыбчивые губы и горячий взгляд кофейных глаз.       Хэнк застонал тихо, прижимая ладони к полыхающему лицу, слыша буквально, как ворочается в сердце огромное и незваное чувство, не желая его себе называть.       Из ванной снова раздался тихий плеск, а вслед ему позвал сипловатый высокий голос.       — Человек, я слышу тебя. Дай же на тебя поглядеть снова.       От груди по животу вниз стрельнуло от одних только этих слов тонко и болезненно, и Хэнк с силой прикусил губу, встряхнул головой, отгоняя от себя это чувство. Он поднялся с постели, немного морщась от боли, и натянул домашние шорты с футболкой.       — Сраная сирена, — усмехнулся охотник, выходя в коридор. — Когда уже сожрёшь?.. Сколько уж можно подманивать и голову мне морочить своей долбанной магией, а?       Зайдя в ванную, он с кривой улыбкой покачал головой, опираясь о косяк, разглядывая тёмный силуэт в бликах разлитой по полу вокруг ванны воды. Сердце стукнуло у горла, когда он заметил в падающем из спальни солнечном свете уже так знакомое лицо, но вида Хэнк не подал.       Мерман вынырнул немного больше, наклоняя голову, разглядывая его нечитаемо. Губы его мягко дрогнули.       — Магия голоса — тоже людские сказки, Хэнк, — отозвался он человеку в тон. — Мерманы не поют, а мой скрежет создан для защиты от других, ты и сам ведь слышал. Что же до твоего тела, — Коннор немного выгнулся, приподнимаясь на локтях так, что Хэнку стал виден плоский живот, переходящий в чёрное, — предпочту его снова ощутить в своих объятьях, а совсем не на зубах. Разве что, как вчера, самую-самую малость... — он улыбнулся широко и подмигнул, взглядом долго прохаживаясь по отмеченной человеческой шее.       Хэнк на этих словах распахнул глаза и мигом развернулся к зеркалу, разглядывая свою шею. Он оттянул ворот, чтобы глянуть на ключицы, а затем и вовсе задрал футболку, рассматривая множество следов.       — О боже…       В отражении яркими пятнами до самой груди спускались засосы и синеватые строчки от острых зубов, хотя чего стоило мерману не прокусить человеческую кожу хотя бы случайно, охотник имел представление. Бордовые следы касались даже плеч, но заметнее всего были вокруг сосков, настолько, что даже седоватые густые волосы на груди терялись в их пунктирных лентах.       — Ты тоже старался, охотник, — заметил, между тем, очень довольный мерман, проводя пальцами по своей белой шее, поглядывая на человека из-под ресниц, — но не твоя вина, что моё тело легко возобновляет свой внешний покров. Но ты же оставишь мне новые, верно? Может быть, даже прямо сейчас, — он протянул к охотнику руки, приглашая в объятья.       Хэнк уставился на него, чувствуя, что скулы по цвету примерно сравниваются с оставленными засосами, а грудь заполняет жгучий стыд. Мало было этой грёбаной мурене на нём всём наследить как на своей игрушке, так ещё и добавить захотелось!.. Это уже переходило всякие рамки, что бы мерман там себе ни думал.       — Так, всё, пошёл нахрен! — вспылил охотник, с размаха рубанув воздух ладонью. — Хватит, никаких теперь тисканий. Сейчас мокрое одеяло принесу, укутаю, чтобы больше не приставал с этим своим “обними, а то помру”, — пригрозил он, направившись было к двери и бросая на наглеца строгий взгляд. Да только там, где стоял, и замер.       Мерман вцепился обеими руками в бортик ванной, скрываясь за ним так, что виднелось только его расстроенное лицо — и то наполовину, будто бы хотел спрятаться от внезапного гнева человека, боялся, что тот и в самом деле выполнит угрозу.       — Не надо, — тихо просипел он, глядя охотнику в глаза и сводя в умоляющем жесте брови. Кончик его раненого хвоста заметно подрагивал. — Пожалуйста...       Хэнк возвёл очи горе, чувствуя, как стискивает грудь в бессчётный уже раз стальным обручем, как горят ладони, сводит пальцы от желания прикоснуться к Коннору, извиниться за свою вспышку и угрозу. Хотя ведь все следы никуда не девались, а мерман, зараза, и новых таки добавит, не постесняется...       — Грёбаные мерманы, — прорычал Хэнк в сердцах, делая пару шагов к ванне и опускаясь на колени. Он прерывисто вздохнул, качая головой. — Долбаная ты муреновая сволота, вот что творишь со мной, а...       Его рука скользнула в подсохшие мягкие каштановые волосы, и мерман тихо выдохнул, зажмуриваясь от удовольствия, напрашиваясь на дальнейшую ласку.       Действительно, и никакого гипноза не надо, — подумалось охотнику, склонившему голову к чужому лицу, — и так, вон, верёвки вьёт только в путь, пятнает, что хочет, то и творит. Вот только удержаться от этого никак не получалось, остановить себя он не мог — так тянуло.       Его губы накрыли тонкие губы мермана, и тот едва успел охнуть ему в рот, когда Хэнк зацеловал его, неторопливо поначалу, ласково, с разгорающейся жадностью усиливая, углубляя поцелуй.       Голову снова закружило, в груди перевернулось, стоило охотнику только скользнуть ладонями по гладкой коже, поприжать к себе прохладное тело. Пропал всякий счёт времени, реальность канула в Лету, и Хэнк ощутил, как его снова уносит, толкаясь своим языком в чужой отзывчивый рот.       Стоило лишь немного приотпустить, как Коннор с долгим, вибрирующим стоном зацеловал его сам, притягивая к себе и не давая опомниться, не давая оторваться.       Охотник прервал поцелуй, лишь почувствовав, как начинают затекать голени на полу.       — Ну всё, всё, хватит, — долго выдохнув, он провёл большим пальцем по заалевшим, заблестевшим от слюны тонким губам мермана. — Надо бы уже делами заняться, на завтрак сообразить, за рыбой, вот, для тебя в город съездить. А то сырого мяса дома почти не осталось.       Коннор улыбнулся ему шально, обвивая за шею руками, потёрся весь об него, прежде чем отпустить и дать подняться.       — Конечно, Хэнк.       Охотник потянулся, разминая ноги, и усмехнулся, глядя на мермана.       — Ну что, хватит пока обнимашек, получил свою дозу, провокатор? Теперь, как это там, “существование не прервётся”? — хмыкнул он, передразнивая вчерашние слова Коннора.       Мерман в ответ оттолкнулся руками от бортика, скользнул в воду, снова выплёскивая немного воды на пол.       — Пока что нет, — он поглядел охотнику в глаза пронзительно. — И дальше я буду ждать твоих касаний, Хэнк. Ну… Если только ты не устроишь для меня здесь хотя бы малый водоём, — он хитро улыбнулся.       — Да щас тебе, хвостатый засранец, охренел, что ли, в край! — рыкнул охотник от такой наглости и обомлел, услышав тихий смех Коннора. Плечи мермана мелко подрагивали, и он смотрел лучисто, подняв лицо к человеку, смеялся негромко, покусывая так и растягивающиеся в улыбке губы.       Хэнк покачал головой, тоже усмехнувшись. Водоём в обмен на свободу, ага. Целый бассейн ему тут встроить, да. С охлаждением, конечно. И канал ещё, небось, к морю прокопать, для пущей верности. И почему-то понятно было как божий день, что хоть ему тут аквапарк отгрохай, лапать его Коннор как лапал, так и будет дальше.       Он видел яснее ясного: мерман поддевал его, мерман провоцировал его раз за разом, мерман наглел с каждым часом, вписывая себя в чужую жизнь, и Хэнк совершенно не мог — не хотел — этому противиться. Боже, за что ему это всё…И за что ему это так нравится.       — Ладно, сиди уже, — он потрепал по каштановой голове, и Коннор прищурился, кинув ему тёплый взгляд из-под ресниц.       **       После завтрака — для них обоих — Хэнк немного размялся, готовясь к поездке в город. Шея с плечами всё ещё ныли, и он, подумав немного, решил взять с собой небольшой рюкзак для свежей рыбы с побережья. Было б сподручней, пожалуй, попросить Джеффри съездить за покупками, но как бы он объяснил внезапную нужду аж в паре десятков килограмм рыбы, Хэнк так и не придумал. А ну как, спросит, для кого это столько… Да и доставлять неудобства с запахами в машине другу не хотелось.       Выйдя на крыльцо, охотник полными лёгкими вдохнул смолистый запах окружающих дом елей. Идти до шоссе было недолго, всего-то около часа, если знать, куда. А там уж и попутку до городка поймать как нечего делать. Если повезёт, ещё до полудня на месте будет.       В городе, быстро набрав нужного на лавочках рыночной площади, Хэнк уселся в большом открытом кафе поближе к морю, чтобы перекусить перед путём домой и посидеть с бокалом пива. Позади него было довольно шумно и часто появлялись новые лица, люди сменялись волна за волной. Кто-то приходил посидеть с друзьями, кто-то с деловой встречей, кто-то был приезжим и тоже хотел расслабиться на берегу с красивым видом.       Людей вокруг было так много, но охотник ощущал себя не то, чтобы одиноким, — но не касающимся их никоим образом. Живущим со всеми ними в разных мирах, потому как его собственным мир остался за полсотни километров отсюда, и в нём внезапно появилось что-то новое, значимое, важное.       Что-то, что ему не принадлежало и никогда не будет принадлежать.       Что-то, что снова исчезнет через считанные дни из его жизни.       Хэнк поглядел на огромное, едва волнующееся Норвежское море в широком створе скал, закрывавшее собой весь горизонт. Оно как будто затаилось, ждало, приготовившись отнять у него своё, то, на что он не имел права.       Того, кого он отнёс к себе, в самое сердце леса, но кто никогда не станет его частью.       Хэнк покатал чуть горчащее пиво на языке, глотнул ещё.       Море всматривалось в него, маленького человека на берегу, море лениво перекатывало свои воды, ожидая неизбежного и не торопя события, и он знал, что ему не по силам что-либо изменить в сложившейся сути вещей. Так же, как Коннору ведь никогда не стать девиантом, который мог бы остаться с ним жить: ведь, скорее всего, это были лишь русалочьи легенды, чтобы пугать маленьких хвостатых детишек и объяснять им, как плохо связываться с людьми. А все, кого мерманы звали отступниками и девиантами, наверняка просто погибли, затерявшись в людском мире, пойманные или обманутые. Вон, сам Коннор едва не стал таким “девиантом”, людской добычей для забавы.       Хэнк глубоко вздохнул. Он был из тех натур, кто не сдавался, если видел цель, кто шёл вперёд, если было куда идти. Здесь же не существовало направления и смысла, не с чем было сражаться.       Они оба останутся теми, кто есть.       И как бы пусто и горько ни было на сердце от одной этой мысли, с ней следовало смириться. Это было неизбежным: как восход и закат, как мерное движение моря и густая темнота леса.       Солнце кренилось после зенита к горизонту. Хэнк махом допил свой бокал и поднялся. Ему пора было возвращаться: от людей, от тех, кто был так похож на него и так чужд ему, к тому созданию, что было так не похоже и что становилось всё ближе и ближе. Важнее, чем хотелось бы, нужнее, чем было можно... **       Войдя в дом и едва разувшись, охотник быстро пошёл к ванной, на ходу скидывая с плеч тяжёлый рюкзак. Это была разлука всего лишь на полдня, но ему не терпелось снова увидеть русалочий силуэт.       Он встал в двери, с тёплой усмешкой глядя, как Коннор вскинулся, опёршись руками о бортик ванны, подняв всего себя на вытянутых руках и смотря на него с любопытством. На губах у мермана зеркалом дрогнула улыбка в ответ, такая же кривоватая, ласковая, радостная. Хэнк залюбовался на него против воли, шагнув босиком по полу ванной.       — Вот, принёс тебе рыбы, — кивнул он на рюкзак, — ну, и себе по мелочи. Будем ужинать, а? — он чуть подмигнул.       Коннор прищурился и кивнул, слегка наклоняясь вперёд, потянувшись всем собой к охотнику. Ванна, удерживаемая собственным весом, водой и тяжестью его хвоста, не накренилась, но слегка заскрипела.       К нему так и манило, хотелось дотронуться, но Хэнк решительно вышел, чтобы разобраться с покупками и заняться едой. Он пожарил себе и разделал мерману рыбу, хотя и подозревал, что тот прекрасно справился бы и сам, но всё же ему хотелось сделать для Коннора что-то, снова и снова. Пусть даже такую мелочь.       Они ели вдвоём: Хэнк принёс в ванную небольшой столик и подвинул к нему кресло со своей стороны. Мерман смотрел на эти приготовления странно, правда, урвав себе в процессе немного прикосновений и напросившись на поцелуй, прежде чем приступить к предложенной пище.       Хэнк, аккуратно жуя свою порцию, наблюдал, как исчезают кусочки между острых зубов, и, как бы ни старался, не мог ощутить и доли отвращения или опаски. Наоборот, чем дольше он наблюдал, тем яростнее хотелось дотронуться — до этих самых хищных зубов, которые уже демонстрировали ему не раз и не два.       Засмотревшись, он и сам не заметил, как с его собственной тарелки исчезли последние кусочки рыбы, а руки остались в жирном соку. Очнулся, лишь когда его пальцы уже тянул к себе в рот мерман, а после потёр по ним языком и вылизал от основания, вбирая по одному-два в рот.       — Я же говорил тебе… — напомнил было ошарашенный охотник, но мерман только усмехнулся, берясь за вторую руку.       — Ты говорил мне не брать в рот остатки крови, но не твои руки, — Коннор осторожно прикусил крепкие крупные пальцы, ведя зубами к кончикам.       Хэнк шумно сглотнул, а потом осторожно перевернул руку, касаясь подушечками острых треугольных граней, обводя их по очереди.       — У меня во рту много чувствительных точек, Хэнк, — слова провибрировали на губах мермана, где провёл пальцами охотник. — Я хотел бы взять твой чуткий орган в свой рот, — Коннор медленно облизнулся, его глаза потемнели.       Хэнк тут же вздрогнул от нарисовавшейся перед глазами картины, видя прямо перед собой хищные зубы и совсем не имея желания проверять их остроту своим членом. Он резковато поднялся, отнимая пальцы, качнул головой.       — Твой рот куда больше приспособлен разрывать плоть, Коннор, — охотник усмехнулся, отводя взгляд, практически кожей чувствуя разорванный контакт. — Если мы оба закончили, я уберу.       Мерман фыркнул с обидой, немного отпрянув.       — Я контролирую своё тело в полной мере, человек, — заметил он, — и не причиню тебе боли, не нанесу и малейшей раны. Ты ведь знаешь, ты ведь уже ощутил, — ладонь Коннора плотно провела по дрогнувшему от прикосновения бедру, соскальзывая с домашних шорт на кожу.       Охотник нахмурился, убирая со стола и отодвигая его в сторону. Его снова тянуло поверить, его тянуло довериться так же просто, до самого конца, как доверился он вчера ночью. Тогда он без всякой оглядки решил, что это создание хочет того же, что и он сам, ищет тепла и близости. И сейчас мог бы...       — Знаю, — тихо и сипловато отозвался Хэнк, сжимая руку на своём бедре. — Не сейчас. Позже.       Он поднял ладонь, с улыбкой обводя пальцами брови и скулы мермана. Тот, не раздумывая, толкнулся лицом на его руку, потянулся за лаской.       — Пожалуйста, подбери немного хвост с края, Коннор, — выдохнув и убрав руку, попросил охотник, — мне нужен душ после поездки.       Мерман кивнул, сворачивая кольца длинного хвоста чуть туже, давая человеку место на дне.       Хэнк быстро разделся, залезая в дальний угол ванны, с противоположной стороны от торса Коннора. Он включил воду погорячее, заставив мермана тихо и недовольно зашипеть, и с удовольствием шагнул под сильные струи, смывающие с него пот, грязь и пыль города, оставляющие позади размышления и желания. Охотник выдохнул от наслаждения, закрывая глаза и потягиваясь, расслабляясь под хлещущей горячей водой.       Он не сразу заметил, как вместе со струями и мыльной пеной по его телу ненавязчиво заскользили тонкие пальцы. Как они очертили его сильные крепкие бёдра, как прошлись под ягодицами от центра к краю, как соскользнули по уставшим широким мышцам на спине. Но он вздрогнул, ощутив их на своём животе, и распахнул глаза, кинул взгляд вниз, прикусывая губу.       — Коннор… — охотник выдохнул, чувствуя, как к бёдрам и заднице прижимается прохладная грудь. — Не надо, твоя рана может вскрыться…       Искушение нарастало, было снова таким сильным. Хэнк задрожал, почувствовав тонкий язык между своих сомкнутых ног, поднимающийся выше, втирающийся между слегка напрягшихся ягодиц, упорно проникающий дальше, выше, глубже.       — Не волнуйся за рану, человек, — с улыбкой в голосе прошелестел Коннор, вжимаясь лицом в его поясницу, втягивая запах, пробуя вкус. — Моя плоть быстро восстанавливается.       Хэнк охнул, осознавая, что мерман, с жаром втискивающийся в его тело, обернувший вокруг его ног петлю хвоста, не выпустит его просто так, не даст ему снова отпрянуть, если только не остановить его прямо сейчас. Узкие сильные кисти заскользили по бёдрам спереди, описывая пах, прошлись вверх до груди, угадывая заново найденные вчера чувствительные места, и охотник понял: это “сейчас” минуло, сгинуло в прошлое, он останется в этих объятьях.       Упершись руками в кафель и сделав напор воды поменьше, Хэнк помедлил, слегка нахмурившись, чувствуя жар стыда на щеках, но всё же расставил немного ноги, сколько позволял ему мощный гибкий хвост. Мерман позади него издал одобрительный курлыкающий звук, и его пальцы скользнули вглубь, к тяжелеющей на глазах мошонке, а потом — и по поднимающемуся крупному члену. Они нежно описали головку, потёрли её подушечками, и охотник тяжело выдохнул, упираясь горящим лицом в тыльную сторону собственной ладони.       Мерман за его спиной тихо хмыкнул и — Хэнк распахнул глаза — провёл острыми кромками зубов по краю ягодицы вниз, едва-едва царапающе, сразу же жадно зализав это место.       — Господи, Коннор… — охотник стиснул зубы, почувствовав, как мерман повторяет действие с другой стороны, вот только почти прикусывая, прежде чем вылизать сильно и влажно. Его член крепко дёрнулся в ладони у мермана, и он глухо застонал, сжимая пальцы на скользком кафеле.       Коннор промолчал, только потёрся о его задницу щекой, а затем тронул языком по копчику и ниже, втираясь между двумя половинками, раздвигая их, проникая ближе к входу. Его бёдра прижались к голеням Хэнка, и тот почувствовал, как распрямляется член самого мермана.       Ладони мермана перетекли по бёдрам на задницу, раздвигая её, и его юркий гладкий язык скользнул сверху вниз, притираясь ко входу, вталкиваясь в него понемногу. Охотник застонал сквозь стиснутые зубы, его пробило крупной волной дрожи. Язык скользнул глубже, максимально глубоко, и мерман немного отвёл голову, выходя почти полностью. Он снова сжал в ладони член Хэнка и снова толкнулся внутрь, заставляя того млеть и стонать от этих действий, сильнее пряча алое лицо в сгибе локтя.       Коннор вышел полностью, его грудь ходила ходуном, а руки стискивали бёдра охотника. Он нетерпеливо выпрямился чуть больше, скользнув членом по чужим ногам.       — Я хотел бы снова взять тебя, Хэнк, — сипло простонал он, потираясь лицом о ягодицы и поясницу. — Позволишь?       Хэнк с силой прикусил губу, ощущая, как кружится голова, как жажда становится невыносимой, а прикосновения чужого, чуждого гибкого тела — воздухом, без которого не жить. Внутри перевалилось тяжелым комком желание взять самому и столкнулось с желанием разрешить себе отдаться.       — Валяй, — прохрипел охотник, стискивая пальцы, чувствуя, как горит задница от всех касаний.       Коннор мягко, по-змеиному, скользнул по его телу вверх, опираясь на петли собственного хвоста сильнее, стискивая Хэнка в объятьях.       — Тогда держись крепче, человек, — улыбнулся он, облизывая по дуге ушной раковины и подтягивая к себе чужие бёдра.       Охотник едва успел охнуть, ощущая, как проскальзывает, уже знакомо проскальзывает в него тонкий член. Теперь у него горело не только лицо, но всё тело, казалось, пылало от не останавливающихся прикосновений.       Коннор легко толкнулся в него, двинул бёдрами плавно — так же, как минуту назад языком, — и вошёл до самого конца, подрагивая и тяжёло дыша. Он прикусил, засосал, облизал Хэнку шею, наставляя новые и новые следы.       С каждым толчком охотник всё больше терял ощущение реальности, всё менее важным становился весь мир вокруг — и только тот, кто их соединял сейчас в одно неразделимое целое, имел значение. Мерман двигался, и его ладонь двигалась вместе с ним по члену невольно прогнувшегося Хэнка, отчего у того кружилась голова и срывались с губ низкие стоны.       Бёдра охотника с каждым движением влажно шлепали об изогнутый бортик, пальцы мермана сильнее стиснули ствол, и Хэнк знал, что долго уже не выдержит. Он с хрипом выпрямился, забрызгивая кафель, и Коннор догнал его на следующем выдохе, изливаясь внутрь.       Он соскользнул вниз, обнимая охотника за талию, всё ещё тяжело дыша.       — Это сильнее объятий моря, — проговорил мерман, закрывая глаза. В его голосе звенело непонимание, практически страх. — Сильнее всего, что я раньше знал…       Хэнк, подхватив душевую лейку, быстро смыл с себя свою и чужую сперму. Он обернулся, присаживаясь на корточки, заставляя мермана разорвать объятья, чтобы обнять его — такого красивого, волшебного, неземного — самому.       — Вот такие люди ужасные, Коннор, — неловко пошутил охотник, а затем обвёл большим пальцем нижнюю губу мермана. — Прямо как всякие мурены: моргнуть не успеешь, а ты уже помечен и оттрахан, ну! — он с усмешкой пожал плечами. — Так что баш на баш, детка.       Коннор молча, бездонно смотрел на него, а потом кинулся вперёд, чтобы поцеловать рвано и тепло. Хэнк ответил, погладив по разгорячённой от секса груди, где, казалось, с тревогой стучало, перегоняя синюю кровь, чужое сердце.       Он почувствовал: они падают в эту пропасть вместе. И дышать от этого стало как-то легче.