Совершенство

Да, Эррор позорно сбежал и не собирается искать себе оправданий на этот счёт. Ему нужно было подумать, как можно подступиться к пареньку и не напугать его. Уж точно для этого стоило бы использовать менее экстравагантный для осеннего парка наряд. Единственное, на что хватило Эррора, — это подойти к его совершенству, когда покупатели удалились, и слабым голосом узнать, будет ли парень выставляться завтра. Юноша удивлённо распахнул и без того кукольные глаза и, чуть приоткрыв рот, осмотрел наряд критика. «Да» — отозвался он, кривовато улыбаясь, отчего его губы на пару секунд приняли новую, не менее очаровательную форму. Эррора не хватило на то, чтобы поблагодарить за ответ или попрощаться. Всеми силами он заставил себя развернуться и отправиться к своей машине, пока он не напугал паренька своим пристальным взглядом. А спугнуть его не хотелось. Легче всего было бы просто купить юношу, объяснив ему всё как есть, но это было бы верхом идиотизма. «Молодой человек, предлагаю вам переехать в мою квартиру на постоянной основе, где вы будете обеспечены до конца жизни. От вас требуется лишь как можно чаще находится в моём поле зрения». Прекрасный план! Слоняясь всю ночь по дому с бокалом вина, Эррор успел забыть про Алет, которая сегодня так и не явилась. Впрочем, девица была ему уже безразлична. Придумает, как хорошо с ней расстаться, не впервой, сейчас голову Эррора занимали совершенно другие мысли. Сформировался не лучший, но единственный план. Парень ведь художник, как он понял, а художники весьма трепетно относятся к своим творениям. Подойдёт к нему, начнёт нахваливать работы, объявит, что поражён до глубины души, и купит всё. Явно ведь со спросом у парня проблемы. А там уже, задавленный благодарностью, продолжит общение как истинный фанат творчества «неогранённого алмаза». Да, придётся слицемерить, но Эррор готов пойти на это ради такой жемчужины. К тому же он, к собственному стыду, так и не успел рассмотреть работы юного дарования. Быть может… а вдруг в этот раз он не будет разочарован? Наверняка такое прекрасное создание просто не могло сотворить что-то жалкое. О, тогда он мог бы и помочь парню выбиться в люди. Ведь, в конце концов, бывает такое, что никем не признанный гений остаётся на улице, в то время как бездарности устраивают шикарные выставки, позоря мир искусства. Возможно, именно этого человека Эррор так долго ждал. Полностью понимая, что эти обнадёживающие мысли ничем не подтверждены, мужчина всю ночь прослонялся по комнатам, представляя работы юного художника в малейших подробностях, его очаровательный, неповторимый стиль. Представляя, что скоро этот парень будет сидеть с ним рядом на диване и улыбаться ему этой самой своей искренней улыбкой, которой улыбался покупателям. Нет, гораздо шире! Так, как улыбаются человеку, который вытащил тебя из болота и привёл в высший свет! И будет проводить с Эррором столько времени, сколько пожелает критик, позволяя любоваться своей мимикой и жестами, изучать каждую деталь. На утро Эррор даже не чувствовал себя уставшим. Он был в странном, непонятном состоянии, словно на первом курсе перед экзаменом. Мужчина остро чувствовал, как горели его ладони, был взволнован и одновременно охвачен окрыляющими его мыслями. За ночь он успел расписать каждый шаг в своём плане вплоть до того, чем будет угощать парнишку, когда спустя время после знакомства чисто по-дружески пригласит его в приличный ресторан. Просто для того, чтобы показать юноше, что такое высший свет. Это должна быть наглядная демонстрация того, что Эррор может ему дать. Всю дорогу до парка мужчина был не в пример себе рассеян, и даже однажды не заметил, что светофор давно показывал зелёный, так что очнулся, только когда машины сзади засигналили, и спешно надавил на газ. Чем больше Эррор приближался к месту, тем сильнее учащалось его сердцебиение. Заготовленные фразы вылетали из головы, путались с остальными мыслями и порождали целую какофонию. И когда мужчина выбрался из машины на негнущихся ногах, он дал себе мысленную оплеуху. Волнуется, как школьница перед свиданием, понимаешь ли! Он взрослый человек и не позволит внезапно взбунтовавшимся эмоциям взять верх над разумом. По крайней мере, не сейчас. Пообещав накормить своих демонов позже, Эррор натянул привычную маску холодной отстранённости и спокойным шагом направился по аллее. Он старался не задерживаться взглядом ни на ком, следуя к тому самому месту, где в прошлый раз видел своё совершенство. А ведь Эррор даже имени его не спросил, сил тогда хватило лишь на один, самый важный вопрос. И вот, наконец добравшись до середины аллеи, Эррор позволил себе поднять взгляд. В этот момент мужчина больше всего боялся, что вчера с ним произошло помутнение и сегодня вместо совершенства он увидит перед собой самого обычного молодого человека… помутнения не произошло. Эррор заранее собрался и приготовился к этому моменту, дабы позорно не потерять лицо, но как только его взгляд выловил юношескую фигуру, ноздри Эррора инстинктивно раздулись и он вдохнул воздух через рот, как при нехватке кислорода. Парень был там, и он был всё так же прекрасен. Эта новость и успокоила критика, и породила в его сердце новые волнения. Если его идеал не выдумка воспалённого сознания, значит, и план, который Эррор всю ночь разрабатывал, следовало бы привести в действие. Хотя бы потому, что теперь парень уже ни на кого не отвлекался — он пристально смотрел на Эррора с неопределённым выражением. Не желая показаться маньяком, мужчина с сожалением оторвал взгляд от совершенного лица и перевёл его на работы юного дарования. Те работы, которые парень вчера старательно расхваливал, растянув пленяющую душу улыбку. Те работы, из-за которых он каждый день торчит в этом месте, пытаясь заработать на хлеб. Опять этот человек. Инк заметил его ещё вчера, трудно было не заметить. Парню очень повезло, ведь его картинами заинтересовались, и он с готовностью кружил вокруг покупателей, рекламируя собственное творчество всеми возможными способами — престарелой женщине нужна была картина на стену, и она заинтересовалась его пейзажем. Инку показалось, что женщина готова была купить работу, но сопровождающий её внук потянул старушку вперёд, вежливо пообещав художнику, что они посмотрят тут и, если что, к нему вернутся. Вернутся, как же. Такие ситуации с ним происходили часто, и только один из десяти покупателей действительно возвращался, пленённый творчеством парня. Но Инк не унывал. Ему и так вчера удалось продать одну работу, не вечно ведь фортуне ему улыбаться? Однако его взволновал человек, который почти оттолкнул несостоявшихся покупателей и подскочил к Инку. Странным в этом человеке было всё: от внешнего вида до выражения лица. Мужик словно сбежал с какой-то светской вечеринки — на нём идеально сидел смокинг и почему-то чёрные перчатки, хотя верхняя одежда отсутствовала. Запястье украшали на вид безумно дорогие часы, да и в целом рожа была холёная. Так сразу и захотелось подсчитать, сколько кремов ушло на то, чтобы впалые щёки так сверкали, и сколько лака требуется в день, чтобы уложить эту безумно модную причёску. Но утончённый вид портило выражение лица, полное замешательства и… чего-то ещё непонятного. Словно он только что дракона на улице увидел и, сломя голову, понёсся к Инку, чтоб сообщить ему эту новость. Инициативы его парень не разделял, но отпрянуть от такого напора не позволяло воспитание. Мало ли, может, человек заблудился, испугался и дорогу спросить хочет? Но некое шестое чувство, что молчало всю сознательную жизнь художника, вдруг очнулось и тихо, ненавязчиво начало волноваться на периферии сознания, намекая, что от этого человека добра ждать не следует. А может, дело было совершенно не в каком-то предчувствии, а во взгляде. У незнакомца был удивительный цвет глаз, насыщенно синий, вот только полюбоваться диковинным цветом радужки Инк не успел, потому что этот въедливый взгляд пугал. Он был одновременно похож и на взгляд безумца, что внезапно достиг своей непонятной ни одному здравому человеку цели, и на взгляд удава, что зажимает жертву в тиски, не сводя с неё глаз. Синие глаза были колючими, холодными, и под их прицелом становилось совершенно не по себе. И Инк хотел уже было отвернуться, лишь бы больше не терпеть этот взгляд, как вдруг человек напуганным голосом задал одновременно и совершенно нормальный, и очень странный в данной ситуации вопрос. Он спросил, будет ли Инк здесь стоять завтра. Сбитый с толку парень ответил незамедлительно и, вспомнив о нормах приличия, поспешил улыбнуться. Получилось как-то криво. Да, он ожидал, что сегодня опять увидит этого типа, и подумывал даже дома остаться, ну его ко всем чертям. Но голодный желудок на эту мысль отозвался неодобрительным урчанием, и художнику опять пришлось подчиниться приказу тела бренного — пропустить день в его финансовом положении было бы верхом глупости. И, конечно же, сейчас этот человек стоял перед ним, опять прожигая своим колючим взглядом. «И чего только он там высматривает?» — хмыкнул про себя парень. Пристальное внимание постороннего человека, почему-то не к его работам, а к самому Инку порядком напрягало. Теперь незнакомец уже не был в смокинге, а всё-таки удосужился нацепить короткое чёрное пальто. А вот перчатки на руках так и остались, хотя Инк был уверен, что этот элемент одежды при такой погоде ещё месяца полтора точно будет абсолютно бесполезен. Человек наконец удосужился отлепить взгляд от Инка, за что тот ему был безмерно благодарен, и перевёл своё внимание на работы юного художника. Парень даже выдохнул с облегчением. Может, этот тип всё-таки купит у него картину, ведь зачем-то он сегодня сюда припёрся, и уберётся на все четыре стороны. А что. Денег у него, судя по всему, куры не клюют, значит, торговаться не будет. Инк почувствовал, как у него начало подниматься настроение. Эррор замер, в недоумении переводя взгляд с одной работы на другую. Он не хотел верить своим глазам и несколько раз зажмуривался, но каждый раз, открывая веки, видел, что ничто не менялось. Работы совершенного создания были не просто плохи, они были ужасны. Да если бы критик увидел этот кошмар на какой-нибудь выставке, он собственноручно выгнал бы автора из здания, не позволяя тому и носа сунуть в мир искусства. С правилами рисунка было всё более-менее нормально, хоть чему-то мальчишку в художественном научили, и какая-то школа в уверенных штрихах всё-таки чувствовалась, но на этом все достижения молодого человека заканчивались. Он совершенно не чувствовал ни цвет, ни форму, ни целостность образов. Его композиции разваливались, не наблюдалось определённого стиля, юное дарование умудрялось замахивать каждый следующий свой «шедевр» без какой-либо особенности, связывающей его с предыдущим. И выходила у него либо унылая размазня, либо пошлые яркие кляксы. Эррор почувствовал, как ему поплохело. Нет, это просто невозможно, не может столь идеальное создание творить… это. Он оглянулся по сторонам. Быть может, это ошибка, и он наткнулся на чьи-то чужие… работы. Но нет. Стенд определённо принадлежал парню с льняными волосами, что продолжал выжидательно смотреть на покупателя, всё не решаясь с ним заговорить. Мимика у мужчины была неподвижна, однако глаза полностью выдавали всё волнение и смятение человека. Собравшись с духом, Инк всё-таки натянул вежливую улыбку и сделал шаг к покупателю. — Ищете что-то конкретное? — задал он дежурный вопрос, сложив руки за спиной. — Я могу вам помочь? Этот вопрос заставил Эррора взять себя в руки. Диким контрастом в голове звучал мелодичный грудной голос паренька, который, чтоб его бес побрал, тоже был совершенным. А с другой стороны подавляли своим уродством работы, которыми Эррору… предстоит восхищаться. Таков ведь был план, верно? Он ведь может поступиться принципами, чтобы расположить к себе паренька, не так ли? Это ведь ничего не изменило, юный худож… юноша в его глазах не стал хуже ни на каплю. Но как подавить в себе протестующее профессиональное чувство и произнести застрявшую в горле похвалу? Он уже открыл было рот, но так ничего и не произнёс. Критик всё-таки взял верх над рациональностью и Эррор вернул на лицо профессиональную маску, поворачиваясь к сводящему его с ума лицу. Сейчас перед ним стоит не совершенство, а откровенно хреновый художник. — Построение, — начал он холодным тоном, и Инк непонимающе чуть склонил голову на бок. Этот простой жест заставил выбившиеся из пучка пряди упасть назад, демонстрируя лебединую шею. Но Эррор сдержался, нарочито не замечая обворожительное созвездие родинок. Не сейчас. — Что, простите? — Построение в натюрморте развалилось. Обратите внимание на вазу, она не симметрична. А этот портрет… Молодой человек, вы изучали анатомию?.. Воспользовавшись ступором юноши, Эррор перебрал каждую его картину, указывая на ошибки. Он не знал, зачем делает это. Он прекрасно понимал, что критика ужасно болезненно воспринимается художниками, особенно начинающими. Что они все поголовно ранимы, как цветки, и этот явно не исключение, но не мог себя остановить. Он просто не мог молчать, видя подобное несовершенство. И профессиональный ледяной тон, прорезавшийся сам собой в ходе критики, никак не смягчал удар, пришедшийся по парнишке. Но Эррор не считал, что поступил неправильно. Кто-то должен был указать этому парню на место, из которого у него растут руки. И ничего страшного, что этим кем-то окажется профессиональный критик, так даже лучше. Может, тогда юноша перестанет позорить себя и профессию и займётся чем-то, что у него действительно получится. Может, в парне умирает гениальный физик или юрист? А он всем на зло тратит жизнь на этот кошмар. Лучше один раз огрести по голове со звоном, чем спотыкаться о камни долгие годы. —…и правая сторона пейзажа явно перевешивает левую. Эррор наконец закончил тираду и позволил себе посмотреть на ошарашенного парня. Вид у юнца был такой, словно его голым на площадь вывели и к столбу привязали, а сейчас равномерно поливают бензином. Эррор невольно засмотрелся на широко распахнутые, и без того кукольные глаза. На приоткрытые тёмные губы и проглядывающийся верхний ряд чуть выступающих вперёд зубов. Но оборвал себя, не смея смотреть дольше, чем позволяли ему рамки приличия. И только сейчас он в полной мере осознал, что изначальный план полетел к чертям. Вот на лице парнишки удивление медленно меняется на обиду. Сейчас он либо разрыдается, либо засветит Эррору в глаз. И останется прав, потому что Эррор и сам ненавидел непрошеную критику. Обычно она не помогает, а порождает длительные арт-блоки*, но что сделано, то сделано. И ему срочно нужно было придумать, как заслужить расположение униженного парня, пока он окончательно не потерял его. — Я куплю всё. Эта фраза вырвалась сама собой, введя паренька в новое состояние ступора. Воспользовавшись заминкой, Эррор поспешил потянуться в карман, где нашёлся бумажник с заранее заготовленной суммой. Правда, она превышала стоимость всех этих работ минимум в два раза, но это тоже была часть плана. Раз уж Эррор решил покупать юношу, то будет делать это с размахом. Так, чтобы паренёк устал таращить кукольные глаза, поражаясь благам, которые можно взять от жизни, имея счёт на карте. Чтобы привык к этим благам и стал зависеть от них, и тогда это произведение искусства прочно окажется в руках Эррора. Нет, план не сорвался, просто частично изменился. Мальчик всё также в растерянности смотрел на пачку долларов, когда выражение его лица резко изменилось. Светлые бровки-домики нахмурились, демонстрируя Эррору новое, не менее прекрасное выражение. Почему-то мужчина представил себя коллекционером, визуально запечатляя и трепетно храня в памяти каждое выражение и каждый жест удивительного существа. Глаза его точно потемнели от упавшей тени — выходит, с хамелеонами Эррор угадал. Пухловатые губки перекосило в полуоскале, и юноша сделал то, что заставило Эррора испугаться. Он толкнул его. Одной рукой ударил по протягивающей деньги руке, а вторую с силой вжал в грудную клетку, перемещая тяжесть с ладони на пальцы, отталкивая от себя. Коснулся. Два раза. — Да пошёл ты! Ну какая же тварь! Он думает, что Инк не знает, что его картины не идеальны? Он думает, что он не видит своих ошибок, не пытается исправить их каждый раз, снова и снова совершая новые? Вот только никто не спрашивал его поганого мнения! Никому оно нахрен не интересно, вот удивительно, а? Решил поиздеваться, покичиться деньгами? Самооценку себе поднимает? Так вот, пусть выкусит. Как бы Инк ни рисовал, ни одна, даже дико образованная тварь, не имеет права обливать дерьмом его старания. — Чё вылупился? Иди отсюда давай, мажор хренов, и не подходи к моему месту больше. Ты что, думал, если денег полно, тебя все терпеть будут и сапоги тебе лизать? Давай, вали! Быть может, этот случай научит его, что не всё в этом мире можно купить за деньги. А человечность, она и вовсе бесценна. Ну надо же было пакости такой весь день испоганить! Эррор невольно отступил на шаг, прижимая руку с пачкой купюр к груди. Места прикосновений неприятно тянуло, и чувствовался раздражающий зуд. Не так плохо, как было бы, прикоснись парень к нему не через одежду, но всё равно мало приятного. За долгое время Эррор успел привыкнуть к пресловутым рукопожатиям и практически не реагировал на них, но к такому резкому вмешательству в личное пространство готов не был. Не успел критик отойти от потрясения, как последовало второе — парень был в ярости и в грубой форме гнал его вон из парка. Великолепно! Он добился своего. Вывел пацана из равновесия. Хотел же начать общение с позитивной ноты — и на тебе, получай. Эррор запаниковал. Но так как критик никогда не признавал собственную панику, он с тем же непроницаемым видом развернулся и пошёл прочь от парня, который даже замолчал, удивлённый тем, что оппонент так быстро сдался. Случайные зрители наверняка подумали о том, что мальчишка упустил из-за глупой гордости золотого покупателя, который сейчас гордо опустится в свою ламборджини и оскорблённо удалится. Вот только Эррор не удалялся оскорблённо. Он сбегал. Потому что тщательно продуманный им план с грохотом провалился, и он просто не представлял, что делать дальше. --- *«Арт-блок», он же «нерисуй» — психологическое состояние, в котором художник не способен заниматься творчеством, форма творческого кризиса.