Выключите это чёртово Солнце

      Савада Цунаёши бежал. Спотыкаясь, падая и вновь вскакивая, он нёсся всё глубже по ведущей в лес истоптанной дорожке парка — в ушах стоял гул, грохотала кровь и звонкий собачий лай, от которого сердце замирало, а после пойманной птицей билось об грудную клетку, словно пытаясь её пробить.       Ему даже тринадцати не было, а Цуна уже познал все «прелести» омежьей жизни: когда тебя шпыняют за каждую провинность, постоянно ставят подножки и заставляют буквально быть мальчишкой-на-побегушках для каждого альфы, который вдруг решит, что ему не хватает беззащитного раба, что мог бы носить ему еду. Саваде ещё нет четырнадцати, и он пока что официально ребёнок: он может бегать по ресторанам и кафе, устраивать истерики в магазине игрушек, может использовать «детскую речь»… мог сказать бы он, родись альфой. Но у омег «взросление» происходит гораздо быстрее, чем у альф — и в десять лет любой омега обязан вести себя подобающе, проявлять уважение и не удивляться отказам и прекращениям в вечном потакании.       Единственная отрада для его души — это одноклассница Сасагава Кёко, очаровательная омега, которой была готова буквально поклоняться вся младшая школа. Кёко была подобна лучику солнца. И Савада всё бы отдал, чтобы хотя бы подружиться с солнечной девочкой и с таким же заливистым смехом обедать в её компании, не страшась того, что кто-то прямо сейчас может выпрыгнуть из-за угла и отобрать твоё бенто и выбросить всю еду в мусорное ведро. Сасагаву Кёко ни разу не называли грязным словом на букву «ш» — Цуну, который даже притронуться к альфе боялся, в школе встречали именно такими словами. И эта была вопиющая несправедливость… Но, если бы он дружил с солнечной девочкой, то никто даже не посмел бы неправильно посмотреть в его сторону косо! У Кёко была подруга-альфа, которая рычала на каждого подошедшего мужлана, и загадочный брат-боксёр, которого видели только пару раз и то со спины. У двенадцатилетнего Цуны же была только мать-омега, совершенно безобидная домохозяйка, и… всё.       И вот даже сейчас ему приходится терпеть нападки даже со стороны животного мира: сорвавшийся с цепи огромный доберман почему-то выбрал в качестве своей жертвы именно идущего со школы Цуну, который даже не дышал в сторону озверевшей собаки. Чем он заслужил подобное отношение к себе?.. Будь у него такой же брат, как у Кёко, то даже соседские псы не вздумали бы лаять на него!        — Больно! — резкий окрик заставил Саваду замереть на месте и даже задержать дыхание, что было сделать весьма трудно: лёгкие буквально разрывало из-за быстрого бега.       Голос был звонким, чуть хрипловатым и… женским. Цуна испуганно зажал рот ладонями, сдерживая взвизг: неужели какую-то омегу затащили вглубь леса и делали с ней неприличные вещи?! Он медленно пополз в сторону громкого воя, после чего, стараясь не шуршать зелёной листвой, притаился в кустах и выглянул из своего укрытия. Свет резанул по глазам.       На освещённой солнцем поляне в очень двусмысленной позе застыли два силуэта — парень лет четырнадцати, который то и дело смахивал с раскосых глаз цвета плавленного олова чёрную чёлку, и сжимал в своих руках запястья… ещё одного парня? У второго стрижка была ещё короче, чем у первого: короткий ёжик седых волос казался таким… небрежным? Да и сам блондин казался каким-то неряшливым — белоснежная школьная рубашка была перепачкана грязью и землей, короткие чёрные шорты (которые обычно носят ходящие на гимнастику девочки под юбкой) в некоторых местах были порваны. Будто ощипанный цыплёнок, он ужом извивался под альфой и вовсю вопил женским голосом:        — Хватит! Стоп! Стоп, Хибари, блядь, Кёя! — парень грязно выругался и шумно стукнулся об землю затылком, сплёвывая дурную кровь куда-то в сторону. Цуна, едва заслышав нецензурную лексику, которая журчащим ручьём лилась из чужих уст, едва успел подавить стыдливое желание спешно закрыть уши ладонями. — Слышишь меня?!       Названный Хибари парень закатил глаза и разжал ладони, позволяя чужим рукам спокойно выскользнуть из сильного захвата и безвольной тряпичной кулой опасть на землю. «Хибари, блядь, Кёя» вполне удобно умостился прямо на бёдрах извивающегося блондина, поэтому на просьбу отреагировал вполне спокойно — преимущество всё равно было у него. Почувствовав свободу, вопящий парень тут же взбрыкнулся, заставляя брюнета подскочить на его животе, и начал спешно растирать ноющие запястья, на которых остались бордовые следы от чужих пальцев.       Хибари скрестил руки на уровне грудной клетки и холодно посмотрел сверху вниз на недовольного парня:        — В чём причина на этот раз?        — У тебя хер стоит!       Взгляд Цуны невольно метнулся к названному месту — и тот готов был провалиться на месте от стыда, потому что на чужих штанах и вправду виднелся заметный бугор. Горький запах корицы буквально затопил поляну.       «Ками-сама, пощади своего сына, — взмолился мальчик, глотая слёзы смущения, стыда и страха одновременно, — нельзя, чтобы он учуял меня!». Не секрет, что во время возбуждения у альф их обоняние становится в двадцать раз острее. Для прошерстившего все современные учебники по биологии Цуны — тем более не секрет.       Словно встав на сторону «шпиона», горячий порыв сухого ветра принёс чужой запах в сторону притаившегося в кустах Савады. Значит, о том, что его учуют, можно было пока что не волноваться… Но надолго ли наступило облегчение?        — Не вижу проблемы, — несмотря на то, что эти слова были сказаны абсолютно прохладным тоном, да и взгляд не выражал ничего, кроме полного равнодушия к образовавшейся ситуации, мочки ушей Хибари вспыхнули ярким румянцем.       Парень фыркнул и стёр внешней стороной ладони засохшую липкую кровь, сковывавшую губы, после чего оттолкнул от себя брюнета, вдавливая острые ногти в чужую грудь.        — Иди и подрочи, а.       «Фетишист ебаный», — скривился тихо блондин, однако даже до Цуны долетела данная фраза, а это значит, что сидящий на нём сверху альфа это услышал точно.       Но вместо того, чтобы прописать наглецу затрещину, Хибари спокойно цокнул языком и просто якобы случайно надавил ладонью на живот, вырывая у «пострадавшего» глухой вздох и задушенный хрип.        — Это не твои проблемы, — закатил глаза Кёя, но всё же поднялся с чужих бёдер и даже отошёл на приличное расстояние от мигом подскочившего парня, который с завидной для избитого бодростью разминал затёкшие конечности и подпрыгивал на ноге, жалуясь на неприятные ощущения.       Парень бодро попрыгал к старому дереву, корни которого угрожающе торчали из-под земли, словно это не его только что избивали и не он только что вопил во весь лес «больно», начал шариться в школьной сумке, увешанной различными бренчащими значками — и выудил оттуда два пакетика с шоколадным молоком, которые чуть помялись из-за небрежности владельца, после чего, не глядя, через плечо кинул один в сторону Кёи. Тот мгновенно среагировал: даже глазом не моргнув, вытянул руку вперёд и легко словил грустно булькнувшее лакомство, будто медленно падающий листочек сакуры. С равнодушным выражением лица Хибари стремительно оторвал трубочку от упаковки, проткнул жалобно скрипнувшую золотинку и начал спокойно потягивать шоколадное молоко.        — Знаешь, когда у парня стоит хуй, и тот оказывается в опасной близости от моей задницы, это уже явно мои проблемы, — заявил блондин, кидая короткий взгляд на безмятежного Кёю, который грелся под палящим майским солнцем и совершенно безобидно пил… шоколадное молоко. Серьёзно, кто бы мог подумать, что такой грозный с виду альфа любил такие очаровательные вещи? — Будь я с тобой незнакома, то сказала бы, что ты сейчас мило выглядишь. Но, знаешь, в тихом омуте…        — Не забывай, что ты альфа и совершенно меня не привлекаешь.        — Взаимно, ты, знаешь ли, не совсем в моём вкусе. Меня иногда аж в туалет дёргает, когда ты таким взглядом смотришь… Палево с губы убери, — резко перескочив с темы на тему, совершенно серьёзно бросил парень, показательно прикасаясь острым ногтем к своей губе и делая лёгкое движение, будто стирая грязное пятнышко со стекла. Хибари без задней мысли провёл бледным языком по напряжённым губам, больше похожим на туго натянутую шерстяную нитку, и тут же потемнел лицом. Цуна, услышавший эту реплику, густо покраснел*. — Аха-ха-ха!       Хибари смял в кулаке пакет с молоком и сквозь зубы процедил:        — Сасагава Рёко.        — Что «Сасагава Рёко»? Уже почти четырнадцать лет как Сасагава Рёко. Или тебе все человеческие потребности и вполне себе обычные природные нужды чужды? — девушка явно веселилась: в серых глазах, а губы насмешливо растягивались в ухмылке, демонстрируя едва-едва выпирающие клыки. Подержав серьёзное лицо, она не сдержалась и вновь звонко захохотала, давясь глотком шоколадного молока: — О, или ты обиделся на мою совершенно безобидную шутку? Ну, как же так, Хибари-сан…       «Сасагава?!» — Цуна едва не выпал из кустов, вытягивая шею и удивлённо оглядывая с ног до головы, оказывается, девушку. — «Это… сестра Кёко-чан?       Савада пригляделся и, наконец, понял, что за парня принял вполне себе женственную девушку, пусть и с короткой стрижкой. Округлившиеся бёдра и небольшая грудь тут же привлекли его внимания, и мальчик мысленно пожурил себя за невнимательность. То есть… Этот парень сейчас избивал беззащитную омегу?!       Цуна принюхался. Что удивительно, омегами на поляне даже не пахло: в раскалённом до предела воздухе витал запах двух сцепившихся сильных альф — горьковато-острая корица перемешивалась с кислой вишней. Во рту у мальчика мгновенно пересохло, а колени дрогнули. Его запах абрикосовой пастилы и в сравнение не шел.       Значит, эта всё-таки была девушка-альфа — и, судя по сильному духу, совсем не «беззащитная». Хотя выглядела она довольно-таки пришибленно, что на миг зазевавшегося Цуну пробило вполне себе оправданной жалостью. Даже если она была альфой, зачем вроде бы серьёзному парню избивать Сасагаву, которая явно не могла отбиться от его ударов? Да, язык, судя по всему, у альфы был весьма остр, но это ведь всё равно не дело!       Вернувшись к наблюдению за двумя старшеклассниками, Цуна понял, что многое пропустил: Хибари прижимал Сасагаву к стволу старого дерева, а та совершенно бесстрашно скалилась в разозлённое лицо, несмотря на то, что, судя по глухому звуку недавно, болезненно приложилась затылком об кору.       Несмотря на явную провокацию, парень не спешил делать резких движений и просто внимательно следил за чужой мимикой, что не укрылось от взгляда нарывавшейся Сасагавы:        — Ну, и что ты сделаешь? Ударишь? Так у нас перерыв, нельзя. Трахнешь? Укусишь? Забьёшь до смерти папкой со сводом прав… Блядь! Кёя! Ай-ай-ай! — резко завопив, девушка начала тарабанить ладонями по чужой спине, однако альфе всё было нипочём: тот с большей яростью впился в чужое плечо клыками, и, кажется, Саваде почудился треск сухожилий. Не отрываясь от выпирающих ключиц, Кёя поймал запястья и сжал в кулаке до треска, после чего буквально вгрызся в кожу через некогда белоснежную ткань.       Хибари оторвался от плеча, слизнул розовую слюну с белоснежных зубов и провёл языком по окровавленным губам. Рубашка вмиг пропиталась кровью — бордовое пятнышко расползлось неровной кляксой, будто щепотка молотого кофе по глади кипячёной воды. Оглушительно запахло кровью, воздух пропитался кислой вишней. Цуна, как омега, мигом натянул рубашку на лицо и начал дышать через ткань, но всё равно почувствовал головокружение и сухость во рту: всё-таки, на слабом поле запах крови альфы сказывался весьма… плохо, если сказать мягко.        — Ты ебанутый?! Больно-то как… Кровопиец, блядь! — оттолкнув от себя парня, взвыла она и накрыла ладонями место укуса. Хотя, какой там укус! Хибари будто пытался отгрызть от неё кусок, там даже синяком не отделаться! Плечо наверняка ныло, будто в него спустили целую автоматную очередь — а слюна альфы, будто раскалённая лава, только добавляла боли и растекалась кипятком по венам. — У-у-у… Хуевый из тебя шутник!..        — Скажи «спасибо», что просто укусил. И прекрати использовать в своей речи нецензурную лексику, уши вянут.        — Спасибо?! Если у меня метка появится, замуж возьмёшь, бык-осеменитель ебанутый! У-у…       Хибари, совершенно не обращая внимания на хнычущую, словно маленькую девчонку, альфу, вдруг повёл носом.        — Кёя?.. — тут же переменившись, Сасагава мигом подскочила к парню и по-собачьи склонила голову к правому плечу, словно это не она только что готова была кататься по земле с криками «больно!».        — Не называй меня по имени, — отрезал он и резко посмотрел именно на те кусты, где притаился Савада — и Цуна бы всё отдал, чтобы последующие пару месяцев эти холодные раскосые глаза с препарирующим взглядом не снились ему в кошмарах. Сердце омеги совершило кульбит и тот бесшумно двинулся назад, но натолкнулся на собственную же сумку. Звякнул брелок в виде улыбающегося мужчины со смешно торчащими в разные стороны пшеничными прядями, и Хибари окончательно потемнел лицом. — Вылезай. — Ни каких вам «кто здесь?» или «есть ли тут кто-нибудь?» — сразу и по факту, и от этого у и без того боязливого Савады затряслись колени.       У Цуны кровь в жилах застыла: увлекшись наблюдениями, он совсем не следил за собственным запахом и ветром, который дул теперь с его стороны! Немудрено, что его заметили сразу.       Он задержал дыхание, однако было уже поздно — и, словно назло, горячий порыв сухого ветра подхватил его запах и понёс в сторону солнечной поляны, где недавно сцепились двое альф. Рёко, словно только сейчас что-то учуяв, и шумно, и не очень красиво принюхалась. На секунду на её лице появилось озадаченное выражение, однако она только тряхнула головой:        — Бета? — теперь уже и Сасагава ощутила чужеродный запах и теперь вертела головой в разные стороны, пытаясь высмотреть шпиона. — Охуеть как странно. Вроде и пахнет, а вроде и нет.        — Потому что всё вокруг провоняло твоей кровью, — Хибари закатил глаза.        — Прости? Это типа я сама себя укусила? — альфа возмущённо вскинулась, мол, вообще-то жертва тут она, и оттянула ворот окровавленной рубашки, демонстрируя вязкую бурую корочку густой крови, которая прилипла к ткани и причиняла боль при каждом движении. По-хорошему, надо бы её обработать: всё-таки его слюна, как и другого любого альфы, имеет свойства запечатывать запах своего хозяина на укушенном. А как организм отреагирует на такое — было непонятно.       Сасагава, судя по всему, хотела было добавить что-то эдакое и колкое, дабы вновь попытаться вывести из себя Хибари, однако тот опередил девушку и растянул уголки бледных губ в едва заметной ухмылке:        — Прощаю.       Девушка открыла рот и… Таких слов Цуна даже не знал, но был уверен, что знать и не должен, судя по сморщенному в брезгливости носу брюнета. Сасагава даже покрывала нецензурной лексикой весёлым звонким голосом, и омега невольно провёл между сёстрами линию сходства: обе были довольно-таки позитивными людьми, и таковыми оставались в любой ситуации.       Резко разведя пышную зелёную листву в сторону, Хибари довольно хмыкнул, обнаружив, наконец, наглого шпиона. Мальчик готов был свернуться бесхвостым котёнком в клубок, лишь бы не видеть сияющий охотским блеском взгляд, словно у гончей, нагнавшей шустрого кролика в конце охоты, который совершенно не совпадал с равнодушным выражением лица. Цуна действительно почувствовал себя кроликом: загнанным в угол и совершенно беззащитным.       «Попался», — вслух этого никто не произносил, однако даже сам Савада прочитал это в раскосых глазах цвета плавленного олова, которые потемнели до какого-то тёмно-серого мокрого асфальта.        — Хи-и-и! Простите… Пожалуйста, простите! — Цуна, спешно подпрыгнув на трясущихся ногах, которые наверняка затекли и сейчас ныли после долго сидения в одной неудобной позе, несколько раз глубоко поклонился и припустил, запинаясь, — да так, что земля брызнула из-под его ботинок. Совершив отвлекающий манёвр в виде поклона, он действительно думал о том, что сможет убежать.       А на сумку было плевать — забёрет позже. А лучше отложит покупку мобильника и купит на свои кровные новую…

***

      Я шумно опустила ногу рядом с лицом испуганного мальчика, который от подобного действия в страхе дёрнулся в сторону — однако далеко явно ускакать был бы не в силах, так как с другой стороны находился внешне равнодушный ко всему Кёя, который от непродолжительной погони даже не запыхался. В том, кажется, проснулся охотник: в глазах горело что-то азартное. Так он действительно походил на гончую: жилистый, с твёрдыми мышцами под шкурой и совершенно волчьим взглядом.       Неудивительно, что пацан едва в штаны не наделал, когда Хибари спокойно схватил его, отдыхающего в очередных зарослях, за шиворот рубашки и притащил обратно на поляну, куда мы с ним уже на протяжении дней трёх ходили на «спарринги» (читай, моё избиение без шансов на победу). Я бы тоже струхнула, окажись на его месте.       Мальчишка, кстати, кажется, был одногодкой моей Кёко — даже по росту походил. Да и форма была свободная, значит, действительно младшеклассник. Может, с ней даже в одном классе учится — чёрт знает, почему из этого гадюшника не перевёлся, как тот рыжий пацан. Только вот у Кёко и этого болезного было одно ощутимое различие: если у младшей сестрицы были глаза хитрые, змеиные и с постоянным лукавством, то у этого чистые, наивные и испуганные, словно ланьи. Совершенно беззащитный и безобидный, он, окружённый двумя ебанутыми личностями, сидел и сжимался, бледнея под цвет своей рубашки.       Вот только жалости к щенку совсем не было: если почуял опасность, то какого хрена сидел и наблюдал за нашими, как любили оскорбительно выразиться учителя, брачными играми? Чему их там в школе на уроке личностной безопасности для омег, гамм и бет учат? Бисером вышивать?        — Слышь, опездух, — я грубо дёрнула пацана за плечо и заглянула прямо в ланьи глаза — мальчик хлопнул пушистыми темными ресницами и сглотнул вязкую слюну, не в силах пошевелиться или вздохнуть полной грудью: воздух вокруг все ещё был пропитан моей кровью, неудивительно, что у ребенка иногда в глазах мутнело. Как ещё не задохнулся — а хуй его знает, живучий шибко. — Ты кого караулил?        — Речь фильтруй, ему даже тринадцати нет, — тут же отреагировал Кёя, освобождая щенка от ответа.       Зная, что я не смогу пройти против явной провокации с его стороны… Хибари Кёя, а ты монстр. И садист, судя по всему.        — А ты мне рот-то не затыкай, Кёя, — я незаметно показала ему средний палец, якобы просто так почесав им переносицу, и, едва ли не мастерски переведя тему (тактическое отступление, не иначе), заметила: — Он, кстати, сейчас в обморок упадёт.       Серость и бледность лица действительно была колоссальной — казалось, вся кровь вытекла из его тела и решила «погулять» где-нибудь вдалеке. Сам же мальчик готов был умереть прямо на том же месте, прямо под этим деревом, мол, где не пригодился — там похоронился. Кёя же, равнодушно проигнорировав мое замечание, закатил глаза:        — По имени меня не называй.        — А… Стоп.       Кёя вскинул брови, мол, да ну нахуй, заткнулась. А я вытянула шею, склонилась над усевшимся в удобную для него позу — подвернув ноги в «лотосе» — и под тёмным взглядом альфы совершенно неприлично провела носом по шее замершего мальчика, который от подобного посерел ещё сильнее.       Это было невероятно подозрительно. Я со своим нюхом, который если не лучший во всем Намимори, то хотя бы в средней школе, не учуяла обычного омежку? И, если бы порыв ветра не принёс его запах, то и Кёя навряд ли заметил бы его присутствие — так щенок и просидел бы в кустах до нашего ухода, после чего ушел бы безнаказанно. Но была ещё одна проблема: несмотря на то, что от пацана не пёрло чем-то омежьим и сладким, запах его всё же учуять не составляло особо труда, но… Он был «природным» и его запросто можно перепутать с обычным пустым воздухом над нагретыми камнями. Сейчас, зная на вкус его «дух», мне ничего не стоит выследить его за километр, но до встречи я бы свалила всё на расшалившееся обоняние.        — Ты бета?        — О… омега, — мотнул головой пацан.        — От него не пахнет. Точнее, пахнет, но… — я звонко щёлкаю пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово. — Звучит совершенно тупо, но запах такой… рыжий, знаешь, тёплый, как нагретые горячие камни, и мягкий, будто варежки шерстяные. Это явно не омежье.       Омежьи запахи — словно вспышки, ярко выраженные, ванильные и забивающиеся в ноздри, а этот будто и не существовал вовсе. И кем тогда вообще был пацан? Если бы он реально родился бетой, то мы и не учуяли бы ничего вовсе, омега — закоса с запахом не было бы, гаммы тоже имеют свои запахи. И это такая сложновыебанная система, что себя легче шизофреником окрестить, чем разбираться в этом всём густом дерьме.        — Потому что он Небо, — разрезал тишину прохладный голос Кёи. — Хранители не могут учуять запах своего Неба, если тот или та — омега. Это своеобразная защита организма от массового изнасилования. Образовавшаяся связь Атрибутов может привести к созданию нитей Истинных — следовательно, организм омеги такой нагрузки не выдерживает. А во время течки это вообще может весьма плачевно закончиться, и...        — Сам понял, что сказал? Пиздец у тебя с башкой беды, — обычно немногословный Кёя на мою реплику только закатил глаза, уже привычный к подобному стилю общения, и даже ограничился обычным «пф» вместо того, чтобы дать мне пиздюлей за нецензурную лексику. Я бодро подхватила сумку с земли, глухо хрипнула, когда кожаный ремешок прошёлся по месту укуса, где кровь неровной коркой застыла и прилипла к рубашке, и чуть пошарилась внутри портфеля — помятая юбка тут же оказалась на моих бёдрах, словно всегда там была. Гольфы были безнадёжно испорчены, поэтому полетели на землю. В следующий раз пригодятся: на растопку костра пойдут. — Ебала я в рот, если честно, ваших небес и охранников. Кёя, завтра в пять: у нас последним урок естественных наук. Ты-то на него не ходишь, дело понятное, а мне на спор нужно будет построить сложнейший двигатель с помощью батарейки, которую каждые две минуты здоровски коротает. Честно постараюсь не взорвать твою школу.       Кёя отмахнулся ладонью, будто от какой-нибудь чересчур надоедливой стрекочущей цикады. Он, уже собранный, стоял и разминал кулаки, когда до него дошёл смысл моих слов.        — Сасагава, я тебе все рёбра в труху раскрошу. Ты куда собралась? — предупреждающе зарычал «Хибари, блядь, Кёя», подтягивая сползающую с плеча сумку и одновременно с этим накидывая поверх тёплый гакуран (в такую-то жару). — Слышишь меня, Сасагава?        — Нос откушу, — пообещала я и звонко щёлкнула зубами в воздухе. — Пацан — не моя проблема. Кёко передам «привет», сучка.        — Кёко? — обрадовался мальчишка, подтверждая мои догадки: ага, значит, в одном классе учится, но тут же нахмурился, повторяя незнакомое слово: — Су…       Круглые уши щенка тут же стыдливо вспыхнули. Хибари процедил короткое «дерьмо», после чего сам же скривился от своей речи.       Испортить маменькиных сосунков? Сасагава Рёко, спец по порче ваших детей, звоните — в любое время суток пошлю нахуй.