***
— Прости. Я подавилась глотком воды, и тут же пропустила струйку воды из сжатой в кулаке бутылки, которая тут же брызнула мне в лицо и намочила чёлку, заставляя ту тяжёлыми прядями прилипнуть ко лбу. Кёя смотрел серьезно, без намека на шутку или смешинку. — Это… должны были быть мои слова, — честно призналась я, тяжело опускаясь на горячий бетон. На задравшуюся юбку было глубоко плевать: под ней были довольно-таки удобные чёрные шорты, которые, если не захотеть, то увидеть довольно-таки сложно. Настроение было настроено на откровения, поэтому мне оставалось только продолжить: — Я планировала начать рассказывать о том, как мне хуево было после того поцелуя, чтобы ты почувствовал себя неловко. Теперь неловко себя чувствую я. Хибари присел рядом. — Прости, — повторил Кёя. — Я извиняюсь лишь за то, что молчал. В остальном виноваты были мы оба. И я не добродетель, поэтому вину на себя брать не буду, — он на секунду остановился. Я вспомнила, что давно не смотрела вот так просто в его глаза — а те были весьма красивы. Узкие, действительно чисто японские, невзрачного серого цвета, но гораздо темнее моих: они были похожи на расплавленный олов, а в моменты злости цвет вообще растекался по радужке мокрым асфальтом. Мои, пусть и были тоже серыми, но явно не такими красивыми, да и эмоции у меня не то, что в глазах, на лбу были написаны. В этих же ничего прочитать было невозможно, если сам хозяин этого не хотел. — Ты была ребенком. Вечно меня раздражала, вечно лезла в драку первая, хотя защитить себя не могла — травоядное, одним словом. Но кто бы мог подумать, что доставучая ученица окажется альфой, да ещё и доминирующей? Когда ты полезла ко мне, мне стало интересно, как скоро ты заплачешь и убежишь. Какой бы альфой ты не была, всё же оставалась всего лишь женщиной, поэтому я бил в пол силы, чтобы не сломать тебе кости. Но ты прописала мне между ног, ещё и за руку укусила, а, проиграв, засмеялась. Затем… Лёжа в луже собственной крови, о чём ты думала? Не скулила и не ревела, просто ухмылялась, словно умалишённая мазохистка. Травоядное? Они не такие безрассудные. Я зажмурилась от мягкой улыбки, которая сама собой появилась на губах. И это было чистой правдой: я действительно двинула Кёе по яйцам и укусила за руку до крови, вцепившись зубами и не отпуская, пока он не отшвырнул меня от себя, словно шелудивого пса. — Смешно? Сасагава, я не шучу. — Прости, — улыбнулась я. — На Конфликте Колец, — продолжил Кёя неспешно, а моя улыбка мигом сползла с лица, — ты рыдала. От тебя нельзя было дождаться и слезинки, когда я втаптывал твоё лицо в землю, когда ломал рёбра или разбивал нос, когда ты отвечала мне тем же. Но… Тогда ты заревела, словно маленькая девчонка, и тому травоядному с бейсбольной битой пришлось тебя успокаивать. Стало ли мне противно? — ответ мне не был нужен, я это и так знала. Однако Кёя молча мотнул головой, и меня даже как-то защемило от лёгкого смущения. На Конфликте я и вправду ревела в три ручья, когда Хибари чуть не подорвался на самых настоящих минах. Да, он разрешился довольно-таки мирно: глава шайки-лейки, кажется, Занзас отказался от обычного боя с омегой и послал всех нахуй, сказав, мол, в жопу я ебал это. Ах, да… Конфликт. Где-то в начале ноября нас огорошили прекрасной новостью: драсте, любимые, по ваши яйца едут головорезы. Взрослые дяди должны были драться с нами — соплежуями, которые пиздились только между собой. Естественно, началась дичайшая паника, и мы буквально месяц с чем-то не спали спокойно, постоянно готовясь к боям, но где-то ближе к концу нас огорошили внезапным приездом совсем не по расписанию. Кирпичей мы наложили знатно, и даже успели смахнуться с их страшненьким Грозой, однако появился главный похуист — алкаш, матершинник, ещё и огнём кидался прежде, чем вообще понять ситуацию. Распинался мужик долго, рычал на всех, а потом, когда предложили продлить срок подготовки Цуны к Конфликту — специальному событию, где бы мы смогли законопослушно пиздиться — из-за его «омежности», даже растерялся. И сказал, что не будет драться с омегой. Мол, Хранители пусть рвут жопы, а он к пацану даже не притронется — не альфье это дело, возвращаться к истокам и бить слабых. Как говорится, наши, конечно, победили (сказка про добро, хули вы хотели?), однако в больничке лежали по месяцу каждый. Кёя — тем более, ибо случайно наступил на мину и вознёсся к небесам. Успокаивал меня тогда и вправду Такеши… И я не знаю, что на меня нашло, но рыдала я получше сестры во время течки. — Заткнись, Кёя, у меня был сложный месяц, — и это было единственным, что я могла сказать в своё оправдание. У Кёко в ту неделю началась течка, и она была капризной, как маленькая девчонка, ещё и задницу постоянно выпячивала, мол, трахните меня. На удивление, ни возбуждения, ни каких-то других чувств, кроме неприязни или тошноты. Возможно, рождающихся в одной семье детей запах друг друга во время течки или гона мало того, что не привлекает, так ещё и отталкивает. Во избежание инцеста, ага? Ебать мы животные. Хибари стрельнул в меня острым взглядом. — А ты ничего не хочешь сказать? Намёк в его словах был более, чем понятен, поэтому я только неловко махнула ладонью. Что же, я и сама хотела этого разговора, и он не должен быть монологом со стороны Кёи. — …Прости. Извини меня за то, что я такая сука, что… Я уже всё тебе сказала, ещё год назад, а ты просто, ну, заткнул меня поцелуем. Я думала, что позволю себя выебать даже там, а от тебя дождалась лишь обычного «успокоилась?». Считала, что ты, это, а ты того… Да, у меня горела задница от этого. Мне стало обидно за неискренность, доволен? Хибари осторожно улыбнулся, чуть приподняв уголки губ, и даже глаза потеплели на парочку тонов, становясь какими-то мягкими и ещё более красивыми. Ебать… В самое сердечко. Пусть улыбается почаще, ему ещё один культ в школе организуют. Два культа уже есть, от ещё одного в его школе ничего не убудет. Кёя внезапно достал из кармана аккуратный мешочек с шоколадом и протянул его мне, словно случайно. Я улыбнулась в ответ, стараясь сильно не скалиться от переполняющей… радости? Хуй её знает, но меня впервые так от нежности щемит. Розовые сопли… И что вы мне сделаете, я слишком в Японии для этого. — Шоколад? Прикинь, мой любимый. — Бери. — Прикинь, все считают, что мы встречаемся, — жуя шоколадные конфеты одну за другой, кинула я. На вкус даже внимания старалась не обращать — чисто задерживала дыхание, чтобы его не чувствовать, но грызла со скоростью света. — Недавно даже Такеши выебнулся, мол, встречаетесь — и всё тут. — Мгм. Стандартный ответ, однако Кёя задумался. А мне нужна была вода: слишком сладко во рту, слишком и слишком. Ещё и зубы заболели от передоза сладкого, боже, хоть сейчас идти все их выбить… — А ты против? — вдруг повернулся Кёя, пристально вглядываясь своим препарирующим взглядом, а я даже опешила: — Чего? Слухов? Да нет, мне как-то всё равно. Пусть думают, что хотят. — Нет, не слухов. Я замолчала, пытаясь понять, что он имеет ввиду. И только после этого меня словно обухом по голове ёбнуло, переворачивая все мысли и выворачивая череп наизнанку от такого. Он… шутки ебаные?.. — А… — протянула я. — А. А-а-а… — мне стало катастрофически не хватать словаря под рукой, ибо словами я это выразить, ну, не могла. — Ха. А?.. Слушай. Кёя, у меня хуевое чувство юмора. У тебя тоже. Скажи мне сразу, ты… — Не шучу. Меня опять защемило. — А, ну… Да? Я бы, думаю… Ну… Я? Да? Ну, то есть… Увидели бы все попадающие ко мне на стрелу альфы вот эту вот мямлю, то явно бы заплакали. Мне, типа, предложили, ну, отношения? Впервые в жизни (обоих) по-человечески? Верилось с трудом, однако язык меня совсем не слушался, что и не было странным. Мочки ушей горели. — Я посчитаю это за согласие? — он вскинул тонкие чёрные брови. Я, не находя себя, кивнула и тут же мотнула головой, после чего всё-таки кивнула. — Сасагава Рёко. — Хибари Кёя… Иди ты. Кёя повалил меня на горячий бетон. Под его телом, распластанная, я чувствовала себя совершенно беззащитно. Но в то же время уютно и по-домашнему, словно так и должно быть. — А волшебное слово? — шепнула я, когда парень потянулся к пуговицам на рубашке. — Знаешь… Хуй с ним, трахни меня прямо здесь. Можешь даже молча. Несмотря на мой отказ от своих же слов, Хибари склонился над моим лицом, грея щёки горячим сбитым дыханием, и хрипло выдохнул тихо-тихо, так, что даже я едва смогла разобрать это слово, но по телу тут же разлилось приятное тепло, а глаза позорно заслезились. Я утянула его в поцелуй. Горячее «люблю» так и осталось звенеть в ушах, словно других слов не было на этой земле.eget sole
17 июня 2020 г. в 22:04
— Не люблю я сладкое, Такеши, увянь, — я тяжело вздохнула и махнула на омегу ладонью, будто отгоняя настойчивую и без конца стрекочущую цикаду.
Парень пожал плечами и довольно посмотрел на подарочный шоколад, и, кажется, у Такеши даже заурчал живот — неужели действительно ни одной не съел, пока готовил? Чёрный ёжик на его голове забавно топорщился в разные стороны, словно вороньи перья, да и выглядел омега весьма потрёпанно, устало, но счастливо. Неужели на уроке технологии для омег настолько весело? Не хотела бы я там побывать, даже в качестве гостя. Рукоделие и готовка — ну вот вообще не моё, даже не зовите к плите.
— Ждёшь подарка от Хибари-семпая? — разорвав обёртку, Такеши выудил шоколадную конфету и бодро закинул её в рот, после чего стрельнул взглядом в спокойно сидящего за своей партой альфу. Какой бы прекрасный слух у него ни был, даже при таком шуме он не мог бы сосредоточиться именно на нашем разговоре. Словно почувствовав, что в своём разговоре мы шагнули на запретное хибаривское «я», Кёя вдруг вскинулся и прожёг нас внимательным взглядом серых препарирующих глаз, на что парочка особо впечатлительных омег, греющих уши около моей парты, с писком отскочили в стороны. Ямамото радостно улыбнулся и помахал ладонью.
Как омега, Такеши был каким-то… не омежьим. Слабоумие и отвага — воистину, это именно про него. Будто и не родившись омегой, он ловко вливался в любую компанию и показывал всем, как глубоко ему поебать на природу. Занимался бейсболом, видом спорта явно не для хрупких будущих матерей, фехтованием и выглядел, как половозрелый гамма. Ни туда, ни сюда — думаю, из-за этого его и принимают за гамму. Ведь будет неловко, когда люди узнают, что их «школьная звёздочка» ни разу не альфа или гамма, а самый что ни на есть обычный омега, который потом, кровью и слезами добивался всего этого, а не просто родился с мускулами до небес и каменным пузом. И он действительно заслуживает уважения.
В начале нашего знакомства, когда единственной мыслью в моей голове было «драться», даже я перепутала его с альфой и в полную силу начала бить, но тому как-то по боку было — бамбуковым мечом махал так же легко, как бумажным веером. Пахло от него так же по-особенному: не сладкий и приторный, как у, скажем, Кёко, а лёгкий, ненавязчивый, подобный аромат лимонада и смородины хотелось вдыхать и вдыхать. Я бы даже приняла пацана за гамму, но в его медицинской карточке чёрным по белому было вычеркано: «вторичный пол: омега». Но в чём в чём, так в чужих отношениях он разбирался лучше, чем Гокудера — взрывная болонка, вечно тявкающая без проку, ещё один омега на мою больную голову — в математике.
На почве своей «неомежности» он с Савадой и сдружился, кстати. Негоже «боссу» быть единственной омегой среди злых-презлых альф… Ну, это тогда я так думала. Сейчас же ситуация в корне поменялась: среди этих бешеных омег, словно десяток Мосек, лающих на парочку слонов, я даже не знаю, куда себя девать. И куда девать Хибари — тот тоже чувствует себя максимально неловко, находясь в обществе слабого пола больше десяти минут.
Я вскинула брови:
— А при чём тут Кёя?
Такеши облизнул маленькие клычки розовым языком и взлохматил волосы на макушке, словно до этого там было не воронье гнездо.
— Ну, вы, типа, встречаетесь же? — он неопределённо взмахнул ладонью, а меня пробило на хохот:
— Хуя ты высрал.
Будь на моём месте Кёко, то явно улыбнулась бы смущённо, звонко хохотнула и незатейливо перевела бы тему, отмахиваясь от слов… но, думаю, после таких чересчур женских и омежьих жестов меня не поймут. Да и на сестру свою я походила только фамилией и первичным полом. Всё — наши сходства заканчиваются.
— Семпай, кого ты пытаешься обмануть? — омега вскинул брови и широко улыбнулся, закидывая в рот очередную конфету и старательно прожёвывая. Та попалась с мармеладом внутри, и меня даже как-то озноб дёрнул — это какому демону он душу продал, чтобы успеть столько наготовить за один урок?! Вокруг одни наёбщики и Марти Сью, а я это с самого начала знала. — Даю сотку: вы ебётесь.
Меня даже как-то смешно стало и обидно одновременно: мою фразу украл, гадёныш. Ещё и нецензурщины от меня нахватался, говнюк мелкий. Узнает его отец — сначала меня прибьёт, потом его. А потом ещё и себя, мол, так выпала карта.
— Вырастила пиздюка на свою голову, — я залепила звонкую затрещину прыснувшему со смеху омеге. Такеши хохотнул, едва не подавившись конфетой, и ещё громче засмеялся, будто ему одного подзатыльника мало было. — Расскажу Цуёши-сану про то, как его сын научился выражаться.
— Ах-хах, семпай, на правду не обижаются!
— Какая правда? — я всё-таки стащила из пакета одну из шоколадных конфет, устав наблюдать за тем, с каким удовольствием омега хомячит мои по праву конфеты (и что, что я отказалась? я, вообще-то, дамочка непостоянная), и чуть надкусила, наслаждаясь звонким хрустом. О, горький шоколад. И даже отплёвываться не пришлось: не сладко или приторно, а вполне приятный вкус, да и внутри было что-то вроде… коньяка. «Ай да сукин сын», как говорил великий русский Пушкин. Как он алкашку на технологию протащил — а вот это вопрос из уже другой категории.
— Всему тебя надо учить и всё рассказывать, семпай… Ну, смотри. Вы вместе тренируетесь, вместе обедаете, он заходит за тобой перед школой и провожает до дома после неё… Да и по тебе видно, что ты к нему неравнодушна. А Хибари-семпай — тем более. Ведёте себя, как главные герои какого-нибудь сопливого аниме про любовь в жанре слоуберн, ей богу.
— Единственное чувство, которое я могу испытывать к Кёе, это желание просраться от его взглядов. В его глазах я последняя сука из самых сучных сук, — после Кёко, конечно.
Младшей сестрице я корону самой сучной суки с радостью отдам, мол, держи, малышка, эта штука теперь твоя. Да и отдавать не придётся: эта говорящая о многом блестяшка на её голове красуется уже давно.
— А, — протянул Ямамото, передавая мне ещё парочку шоколадок, заметив мою заинтересованность в таком типе конфет. Коньяк, кажется, был всё-таки не настоящим, а всего лишь пищевой добавкой со вкусом, так сказать, но интерес к ним не угас — на языке ощущалась приятная горечь, что всё-таки было уже неплохо. — Это из-за того случая? Ну, перед тем, как мы начали общаться с Цуной. Он рассказывал, что между вами искры летали, а сейчас — так, угольки.
Я дёрнула плечом.
Естественно, общаться с Кёей мы так и не перестали — всё-таки, это было бы выше и моих сил, и его. Скажу даже больше: после встречи с Рокудо Мукуро мы почти вернулись в прежний вид, словно и не было никаких разногласий и истерик, никаких поцелуев за школой, но… Дело в том, что наши отношения стопнулись на кнопке «общение» и дальше не заходили. Мы будто вернулись назад во времени на год назад, когда единственное, что я хотела от Хибари — бесплатного учителя боевого искусства, а он — увидеть, как его кулак сталкивается с моим ебалом. И… Ну, это можно назвать дружбой? Хуюжбой, ага. Если мы с ним сталкивались глазами, то тут же отворачивались и отвлекали себя разговорами о чём-либо ином, мол, вот это пиздатая погодка, ага, дождь второй день льёт, ебать ты внимательная, и так далее. Поговорить мы об этом даже не пытались.
Добро пожаловать во Френдзону, ребятки. У нас есть: самобичевание, «он мне не нужен», «просто друг» и выдумывание бессмысленных диалогов в три ночи, думая, что «так надо было и ответить».
Ебать как жалко звучит.
— Как тебя ещё шоколадом не завалили? — перевёл тему Такеши, замечая, что я скорчила до того постную мину, что даже хотелось пожалеть и по голове погладить, мол, не плачь, девица. Сейчас бы пива бахнуть, а не вот это вот всё. Он закинул в рот ещё одну конфету и скривил губы, нахмурив брови и сморщив курносый нос с небольшой забавной горбинкой. В эту партию добавил соли вместо сахара? Хорошо, что я даже пробовать не стала. — Ты довольно-таки популярна среди омег, — стараясь не подавать виду, что всё немножечко пошло по пизде, добавил Ямамото.
Себя к омегам он будто бы не причислял. И нет, это не просто слова: вслух Такеши ни разу не назвал себя омегой, только «человек» и «парень». Это как феминитивы — хочешь, используй, не хочешь — рот замолчи и сиди, не отсвечивая.
— Не завалили? — я закатила глаза, подкидывая портфель в воздух. Внутри многочисленные шоколадки и конфеты начали биться об тетради, словно пойманные в сачок каким-нибудь ребёнком голуби. — Смешная шутка. Во все шкафы напихали, в сумку, в оставленное в классе бенто, в… Ебала я этих омег, короче, и шоколад терпеть не могу.
— Ну, и правильно делаешь, семпай, — он довольно подмигнул мне, всё-таки решая оставить последнее слово за собой, — а то смотри, приревнует.
Я насмешливо закатила глаза.
— Смотри за своим лучше, а то опять учует, как от тебя альфами пахнет. И кто потом ревновать будет и истерики закатывать?
Ямамото вскинулся и некрасиво обнюхал себя, тут же скривившись. Он был похож на маленькую девочку, которая с обиженным видом бурчала, что от неё теперь пахнет мужчиной после крепких объятий отца.
— Ой, да ты пахучая жесть, — шутливо пожаловался Такеши. — Всё, даже пальцем тебя не трону, семпай!
— Вещай дальше. Смотри, твой идёт.
Едва завидев белобрысую макушку, Такеши скользнул под парту под мой звонкий скрежещущий хохот. Заглянув в класс, Гокудера прошёлся внимательным взглядом по мне, кивнул уважительно, после чего пошёл дальше. Только носом перед уходом повёл так подозрительно, словно пытаясь найти искомое, но разве сквозь нашу вонь учуешь что-нибудь? Омеге это знать, конечно, не обязательно.
— Он почуял твой запах, — загробным голосом прошелестела я, после чего вновь засмеялась. — Не трои, он уже ушёл. Ты у нас, конечно, любвеобильный, но свою розочку я берегла не для тебя, не надо там пристраиваться, — парочка омег от таких слов смущённо вспыхнули, не зная, смеяться или постыдиться, а альфы загоготали. — Давай-давай, пиздуй.
Ямамото шутливо захныкал и шумно стукнулся головой об парту, пятясь задом, после чего высунул пыльную мордашку и медленно моргнул, впихивая в этот хлопок ресницами весь скептицизм в наших умениях убираться.
Не успел он и слова сказать, как класс резко затих. Обычно это случалось… никогда? Шучу, конечно, причём хуево: на уроке мы вполне себе законопослушные ребята, да и в обычное время стараемся не шуметь, но оно, как бы, само.
— Давай, Минако-тян! — шепнул кто-то, и тут же передо мной возникла жутко смущающаяся омежка. Первее её самой в ноздри забился запах груш, напитанных сахаром, и я едва успела подавить желание фыркнуть носом, дабы избавиться от надоедливого аромата. Девчонку, скорее всего, вытолкнули — ибо стояла она так, будто пыталась удержаться на ногах, и потирала поясницу, оглядываясь на подбадривающих её одноклассниц.
Ой, вот нет. Нет-нет.
— Сасагава Рёко, я… я… Ты мне нравишься! Ты такая классная, и, и… — девочка, помявшись, шагнула вперёд. Выглядела она весьма приятно: маленькая ростом, с аккуратным личиком и миловидной внешностью в общем. Кто-то свистнул, кто-то хлопнул в ладоши, подбадривающие выкрикивая что-то вроде «новая парочка!». — Я влюблена в тебя ещё с первого дня средней школы, когда ты появилась около школьных ворот и показала всем, что ты стоишь многого! И… давно за тобой наблюдаю, поэтому… И… давай встречаться!
Я закатила глаза и неловко почесала шею, не зная даже, как вот с такими действовать. Обычно я нахуй посылаю в буквальном смысле, но эта… Опозорить её такими словами перед всем классом можно с лёгкостью. Возьмёт ещё и с окна прыгнет после такого. Подобные случаи в школе не редкость, поэтому я и старалась таким овцам на глаза не попадаться. А они сами себе ищут проблемы, а потом покрывают честные имена альф, которые их даже не знали, чёрной лентой и званием «убийца».
Такеши молчал, но лицо у него было говорящее — мол, охуеть, шоу в цирке, включайте камеры и зовите сценаристов русских сериалов, сейчас кому-то будет больно.
Ну, всё же нормально было, надо же вот испортить прекрасную перемену и жизнь омеги, вот ударьте того, кто писал сюжет моей жизни — он слишком хуевый человек и не любит своих деток, не обессудьте.
Хибари резко поднялся, и стул с оглушающим грохотом упал на пол после такого резкого движения. Омега от подобного вздрогнула и затравленно обернулась, даже подпрыгнув от испуга, когда обнаружила альфу уже подле себя.
— Хи… Хибари-сан?..
— Нет. — холодно оборвал Кёя. Омега сжала край своей зимней школьной формы и начала нервно его теребить — то сжимая, то разглаживая складки, она выглядела совсем испуганно и растерянно:
— Ч… что?
Такеши весело улыбнулся.
— Здрасте, Хибари-семпай!
Кёя обернулся на него и кивнул, после чего добавил:
— Травоядное, а ты что тут делаешь? В свой класс живо, пока за шкирку не притащил.
Такеши быстро собрал все свои скромные пожитки и слинял, напоследок хмыкнув что-то про проигранную мною сотню йён.
— Кёя, — я не знала, смеяться или плакать. Настал тот момент «важного» разговора? На Конфликте Колец мы, конечно, здорово поболтали (ещё здорово пососались и едва не поебались, пьяные в дребедень), однако понимание того, что, возможно, всё образуется… Ничего не дарило. — Ты… в чём проблема? У нас урок через пять минут, — я кивнула на часы.
В рот я ебала эти уроки, физику — особенно. Однако слушать от предметников, что я ничего в жизни не добьюсь, будет унизительно, с их-то зарплатой и отдачей.
— Я забираю тебя с урока, как Глава Дисциплинарного комитета, Сасагава Рёко.
Стоящие в сторонке девчонки-омеги с шоколадом наперевес разочарованно выдохнули. И чего они во мне находят, а?..
Я спокойно выдохнула, закатила глаза на держащих насмешливо кулаки одноклассников, после чего шумно хлопнула ладонью по парте, прося сидящую рядом омегу проследить за вещами. Та испуганно вздрогнула — то ли от вида Кёи, то ли от моего… загадка — и кивнула, мол, пиздуй, только меня не трогай.
Примечания:
банальщина пиздец но что вы мне сделаете. открытый финал, здравствуй