Игра во время

      От пары недель не нормированного режима сна и последних трех суток вообще без него мышцы сводит судорогой. Собачий холод пронизывает до самых костей. Так всегда, когда засиживаешься до рассвета.       Чешир, привалившись к стене, читала отчет с ближайшей к ней полки. Архив Бартса — штука полезная. Много похожих случаев, но на свой девушка так и не наткнулась. Должно же быть хоть что-то. Дело стоит на мертвой точке уже которую неделю.       Шерлок ушёл ещё вчера вечером, сейчас, вероятно, спит на своей прекрасной большой кровати. Китти мысленно дала себе пощечину, надеясь прогнать очередную идею-фикс — завалиться к сыщику домой и отоспаться в сласть, узурпируя права на шедевр мебельной инженерии. "Пощечина" должна была взбодрить, но голова по фантомной инерции клонится в бок, встречаясь с книжным стеллажом, а там и на пол сползти не далеко. Но Чешир жмурится до боли, и распахивает глаза. Минут на десять это поможет. Теперь записи листаются куда быстрее.       Под глазами залегли глубокие тени, веки кажутся прозрачными — до того бледной стала детектив. Волосы, обычно аккуратными волнами рассыпанные по плечам, сейчас убраны в подобие хвоста? Пучка? На что хватило сил, на то и похоже. Китти устало мотнула головой, окончательно выбивая кудри из общей массы. Девушка распускает, наконец, волосы, убирая пряди, спадающие на лоб, небрежным движением руки. Жест мальчишеский. Вообще-то одна из многих её щеголеватых повадок. Ребёнок совсем. До смешного — даже часы носит мужские, будто у кого из старших свиснула, которые для тонкого запястья слишком массивные. Хотя что-то в этом было.       Холмс хмыкнул, мягко отстраняясь от стены, напротив стеклянной двери архива. Китти обзор на то, что делалось за пределами аудитории, был открыт, но она, совсем растерявшая реакцию и бдительность — стоит с выправленной рубашкой, распущенными, чуть спутанными волосами, заторможенная — не замечает высокую фигуру в темном пальто, уже беззвучно вторгающуюся в пыльное, залитое предрассветным мраком хранилище.       Сыщик внимательно наблюдает за её реакцией.       Первая — испуг. Не ожидала, и неосознанное движение в сторону стула, на спинке которого висел пиджак, ещё один слой одежды, ещё один слой официальности, защита не ускользнуло от внимания Холмса.       Вторая — напускное спокойствие. Подавила первые инстинктивные порывы, снова запустила пятерню в локоны, спадающие на лицо, зачесывая их назад. А потом уже откровенное наплевательство. Какая теперь разница? Хотелось продолжить бездумно приваливаться ко всем поверхностям, и заниматься своим делом, но Чешир, не то вздыхая, не то зевая, всё же проворчала: — А. Дезертиры, - надо заканчивать с попытками во всём обвинять детектива. Во-первых: безответственно, во-вторых: она тоже могла вернуться домой, выспаться, и снова браться за работу, ну, и в-третьих: это были уже бесполезные сейчас попытки отдалиться от коллеги, возненавидеть, но дело сделано — сыщик ошивается со старыми друзьями, потеряв всякий интерес к новому товарищу, Китти. Так она думает. — Уж кто-кто, а дезертировал точно не я, Чешир.       Девушка села за стол, полулёжа на стуле, запрокинула голову. Спину ломило, как и пальцы, только позвоночник куда прочнее, а от того боль значительнее. О чём речь Китти не сразу поняла, а извиняться за то, что сбежала от Шерлока она зареклась. Сестра примет за жест проявленния привязанности. Кажется, Ларита стала отговоркой к потере воспитания.       Холмс придвигает второй стул к коллеге, садясь сбоку от неё, так близко, что колени почти упираются в край её стула. Профиль красивый. Будет красивым, когда немного повзрослеет.       Китти как обещание. Обещает быть поразительной. Сейчас она как мальчишка-франт, а вырастет, удивительно элегантной женщиной. У неё уже взрослые, пугающе уставшие иногда глаза, когда повзрослеет в действительности, при большой силе духа и выдержке, они станут ещё и по-настоящему спокойными, безмятежными, в которых не мечутся осколки стекла и вскипающая сталь. Пластика немного нервная, но уже плавная. Она никуда не спешит — ни рассказывать, ни соглашаться. Что-то в этом было.       Красивая? Классически, нет. Но почему-то ужасно хотелось провести пальцем от яремной ямочки по горлу к краю вскинутого подбородка, очерчивая эту линию, надеясь, что Чешир всё же позволит, не вздрогнет и не откроет глаз. Сыщик поддается этому желанию.       "Делай что хочешь" — думает Китти, и в самом деле позволяет. Коллеги так и сидят, медленно смешиваясь со здешней пылью. Небо уже синее. Не иссиня-чёрное, а просто синее. До рассвета минут сорок. — Что вам всё таки нужно, Холмс?       И правда, зачем подорвался ни свет, ни заря? Зачем запер дверь на ключ? — У нас плановый допрос. — У меня не было таких планов, — девушка хмурится, поднимая голову. — А у меня да, считайте, что вы под арестом. Архив всё равно заперт. — Чёрт с вами, спрашивайте, - Чешир снова откидывается на спинку стула, угрюмо глядя в стык потолка и стены. Правду. Она расскажет правду, может тогда сыщик сочтет её за умалишённую, и бросит это дело? — Почему всё же сбежали? - не деликатно, и в лоб. — У меня есть строгие ограничения, которые я не могу нарушать потому что наказания мне не по карману, - не задумываясь начала Чешир, - Передо мной встало такое ограничение. Для Вас условия помягче. — И в чём всё это заключается? - детектив хмурится на чрезмерно абстрактный ответ. — Вы можете меня ненавидеть, но не обязаны, - девушка тяжело вздыхает, будто в десятый раз отчитывается, - А я должна, - она молчит, пробуя на вкус то, что собирается сказать. На языке слишком неоднозначный ответ, который Ларита может засчитать как нарушение ограничений, ну, и Дьявол с Холмсом — сам напросился, - Но не могу. Ненавижу всё же, однако выходит прескверно. — И что за неподъемная оплата за непослушание? - сыщик решил, что пока что ответ коллеги и так откровенно... откровенный, и это дорогого стоит, поэтому переключился на следующий вопрос. — Вас, меня тоже, скорее всего, убьют, - коротко и спокойно, пожимает плечами, словно ничего особенного в этом и нет. — Кто?       "Моя старшая сестра"       "Маниакальная ревнивица, похоронившая уже с пол сотни детей и подростков"       "Одержимая, присвоившая себе право решать за двоих, которой третий в тандеме не угоден" — Убийца, - пораскинув мозгами, подытожила Китти.       Детектив вновь хмурится. Похоже на какой-то самовнушенный бред и нелепую отговорку, но Чешир явно не настроена врать или хотя бы шутить. Просто сидит, отсчитывая его пульс потому что сердце долбится о рёбра как-то нездорово и беспричинно громко. Откуда знает, что она именно его "слушает"? Отстукивает ботинком о ножку стола, а её сердцебиение, как и у него самого, болезненно шумное, но куда более размеренное. — Это огорчило бы меня, - добавила Китти, - Смерть, - пояснила она. — Ваша или моя? — Ну, всё, проваливайте, или Я убью Вас.       Убить...       Самой спустить курок проблематично — в Шерлока палить хочется, но только в голове, и чтобы не насмерть. Этого девушка не сделает. Но она точно убьет его, спровоцирует того, кто смог бы прикончить сыщика, если не попросит его убрать руку — детектив всё ещё касается горла такими же огрубевшими, как у Чешир, кончиками пальцев.       Она судорожно выдыхает. Не то от тремора бессонницы, не то от холода. Вряд ли из-за незамысловатой ласки — она больше усмиряет, чем горячит. Китти за это благодарна. Сопротивления девушка не сможет оказать. Конечности немеют и требуют, чтобы Холмс согрел пальцы в своих. Вот чего сейчас не хватает.       Вместо этого Чешир поднимается из-за стола, идёт к подоконнику, на котором стоит пол кружки остывшего кофе. Он холодный, и становится только хуже, но Китти осушает содержимое кружки залпом. Тело колотит. Тело колотит не потому что кофе усугубил положение дел, а потому что Холмс поднялся вслед, прижимаясь к спине Чешир, скрытой от тепла только тонкой тканью белой рубашки.       Нет, сыщик явно из самоубийц, потому что от смерти его отделяет одно движение Китти — она всё же откидывает голову назад, устраивая её на плече детектива, жмется теснее, стараясь как можно больше тепла получить. Ужасно холодно. А небо уже лавандово-голубое. Ещё не рассвет, но уже не ночь.       Шерлок проводит кончиком носа по обнаженной шее Чешир, придерживает за локоть иначе она попросту упадет. Не только потому что чувствительная, но и от того, что нега смешивается с сонливостью. Пока что просто перебирает теплые волны волос.       Ни о чём не думать. Если Ларита и правда копошится в голове младшей, всё что нужно, чтобы она ничего не узнала — не думать. Очевидно ведь. — Делай что хочешь, - наконец озвучила она, втягиваемая в душный, но медленный, почти успокаивающий поцелуй. Некому доказывать что-либо. Целоваться — вот что сейчас имеет хоть немного смысла.       Даже отнимая губы от губ, не отрываются друг от друга, соприкасаясь носами, висками, просто втягивают в объятия, избавляясь от одежды. Столик хлипкий, офисный, поэтому Чешир садят на подоконник, расстегивая, наконец, рубашку.       Дверь не заперта —мужчина блефовал, утверждая обратное, в госпитале полно дежурных, поэтому Холмс предусмотрительно почти полностью одет. Хотя, проклятье, не дай Бог кто-нибудь зайдет — в него полетит всё от складной лупы до кружки с кофейной гущей на дне. В одетом Шерлоке есть одно преимущество — на Чешир оставили одну только рубашку, и это самое преимущество над ней усугубляется. Это чертовски приятно. Это заставляет забыть обо всякой ответственности.       Поцелуи спускаются на линию челюсти, шею, плечи, ласка слишком беспорядочная, Китти не успевает отвечать, путая пальцы в его темных кудрях. Шерлок прикусывает сосок без предупреждений, поднимая хамовато-самодовольный взгляд на коллегу, которая от неожиданности не удержала стон, слишком поздно прижимая ладонь к губам.       Дышит тяжело, всё больше выбиваемая из колеи потому что Холмс целует бедра, колени. Жест слишком... непонятный для Чешир. Слишком.... просто слишком. То ли от усталости, то ли от того, что нервное напряжение давило на психику слишком долго, приходится сдерживать слёзы, притягивая Шерлока к себе за многострадальные, порядком взлохмоченные кудри, чтобы впиться в губы уже нервным, грубым, паническим поцелуем. С Холмсом придется ко многому привыкать, и пока Китти не может это контролировать, она будет прятать слёзы прямо у него под носом, сминая губы. Сыщик входит медленным движением, но всё равно неожиданно, заставляя Чешир задохнуться, так и не оторвавшись от её губ. Она судорожно выдыхает, обнимая детектива за шею, дыша всё сбитее, скомканее от каждого медленного, мучительно точного толчка, не дающего думать, дышать даже при большом желании.       Чувство падения с высоты — "дух захватывает" — на сей раз похоже на парализующий яд, растекающийся теплом по венам, мышцам, останавливающим мозговую деятельность. Словно прошили нитью и садистки нежно вытянули за обратный конец. Кажется, что умрешь. Не потому что сестра убьет — такие перегрузки опередят её.       Но засыпая на руках у сыщика, уже при свете солнца, Чешир решает для себя, что не собирается умирать.