***
За семь месяцев у него, как оказалось, накопилось не так уж и много вещей: все поместилось в один рюкзак. Даже Джуну помимо рюкзака понадобилась еще спортивная сумка, чтобы сложить все его пожитки. Джина в добрый путь провожал весь присутствующий в это утро медперсонал, дежурный врач, массажист и пациенты из соседних палат. Намджун торжественно вручил ему букетик цветов вместе с выписным листом и, обвешавшись сумками, чтобы отнести все сразу в один заход, неуклюже ковылял за Сокджином, который прощался со слезами на глазах с ласково улыбающимися ему людьми. Кряхтя и пыхтя, тонсен закидывал вещи в багажник, пока Сокджин усаживался на пассажирское сидение и пристегивался, периодически махая из окна автомобиля провожающим. — Ты водишь? — удивленно изогнул брови Сокджин, когда Намджун плюхнулся на водительское кресло. Намджун застыл, комично распахнув глаза и уставившись на хена в ответ, словно нашкодивший щенок. — Ты забыл? — нелепо проблеял тонсен. — Скорее всего, — иронично протянул Джин. — Прости, — сбросив оцепенение, встряхнул головой Намджун, уверенно щелкнув ремнем безопасности. — Сморозил глупость. Да, давно уже. Года два как. — Праздновали, наверное, месяц, — усмехнулся Джин. — Ты три раза экзамен провалил. — Типа того, — глухо отозвался Джун, не отрывая темного взгляда от дороги. Сокджин тихо фыркнул и отвернулся к окну. Посмотрите на него, не понравилось! Намджуна задело напоминание о собственных неудачах. Намджун был просто безнадежен в вождении, он терялся за рулем и боялся ответственности за жизни людей. А сейчас? Джин украдкой покосился на тонсена. Сейчас он уверенно сидел за рулем, минимум лишних движений, автомобиль довольно урчал и послушно подчинялся водителю. Может, Намджун хотел предстать в образе всемогущего рыцаря-спасителя для своего хена, а тут так не вовремя вернулись Джину воспоминания, дискредитирующие его? Очень даже может быть. Это было мило. Они молчали всю дорогу. Джин нервничал немного. Он толком не помнил дома, в котором жил последние несколько лет, что-то маячило на периферии сознания. Джун тоже переживал. Кусал губы, хмурился, морщил нос, боязливо поглядывал на самого Джина. Они жили вместе — Сокджин был в этом уверен. Интересно, и как эту новость ему собирается сообщить тонсен? Как объяснит все? Скрывать дальше смысла не было. Или он что-то придумал? Оправдается, что хочет продолжать выхаживать Джина и дальше? Сам Сокджин не знал, как и относиться ко всей этой ситуации. Если они и правда любовники и жили вместе, что же делать теперь? Очевидно, Намджун хочет вернуть их отношения. Он заботился о нем, показывал любовь и привязанность. Вроде как скрывал, но видно, что не очень-то и старался на самом деле. Сокджин ему, конечно, благодарен за все, и ему правда комфортно и очень уютно с Джуном. Но он не хотел бы быть в отношениях с человеком только из-за того, что обязан ему, в долгу перед ним за его доброту. Да и вряд ли Намджуна устроят такие отношения. Джин снова взглянул на встревоженно кусающего внутреннюю сторону щеки Джуна. Кажется, они сейчас думали об одном и том же. Нет, Джуни хотел в ответ такой же любви. Может, вернувшись домой, он вспомнит Намджуна. Полностью, со всеми чувствами к нему, со всеми событиями, что они пережили вместе, а не эти обрывочные куски ощущений, мол да, я тебя узнаю, что-то нас связывало. А может, Намджун постарается и влюбит Джина в себя заново? Впрочем, много усилий ему прилагать не нужно для этого. Ох, Сокджин, о чем ты только думаешь! Как о чем? Все просто: он всего лишь хотел как можно скорее вернуться к нормальной жизни, без оглядки на многолетний провал памяти. Работа, дом, отношения, безопасность и спокойствие. Дом через час езды, отношения на соседнем кресле сидят, работу уже завтра искать. Спокойствия бы. Хотя бы в собственной голове. — Хен, просыпайся, мы приехали. Так быстро? Заснул, надо же. Хотя, чему удивляться, последние двое суток он спал очень плохо из-за кошмаров. Сонно потирая глаза, Сокджин выбрался из салона и осмотрелся, пока Намджун вытаскивал из багажника вещи. Во дворе он точно был. Это смутное беспокойное чувство кружило волчком в области груди, под коленками холодело. Что-то определенно знакомое. Сокджин прошелся вперед, потом назад. Резко останавливался и поворачивался, оглядывая двор под разными ракурсами. Да, он узнавал это место, глаза натыкались на предметы, которые мозг и ожидал увидеть: деревья, лавочки, мусорные баки в отдалении. Джин улыбнулся — приятно узнавать места. Ему уже не терпелось подняться домой. В подъезде он шагал впереди Намджуна, отобрав у него ключи. Связку он не узнал, даже не мог предположить какой из трех ключей к какому замку пристроить. Этаж свой он тоже чуть не пропустил, если бы тонсен не окликнул. — Откроешь? — кивнул на нужную дверь Намджун, покраснев и запыхавшись под поклажей. Таскать в два захода он снова упрямо отказался. Сокджину не хотелось открывать дверь. Его снова охватила тревога. Что там за этой дверью? Его дом, его прошлая жизнь, его воспоминания, за этой дверью — он сам, пять лет его счастливой полноценной жизни. Джин снова взглянул на ключи. Каким открыть нижний замок? Каким верхний? Есть еще один ключ. Он от второй двери? — С черной шляпкой от нижнего, — прокряхтел Джун, поставив сумку на пол лестничной клетки. Он не поторапливал, не раздражался, просто спокойно, как и всегда, делился уверенностью с трусоватым сомневающимся хеном. Этой двери лучше бы оставаться закрытой, подумалось Сокджину, когда он заметил, как сильно дрожали его пальцы. — Хен, пожалуйста, мне тяжело. Сокджин быстро открыл дверь и, вздохнув, прошел вглубь квартиры. Воспоминания не обрушились на него лавиной. Произошло ровным счетом ничего. Намджун удовлетворенно простонал, складируя сумки в коридоре у тумбочки с обувью. Джин привычно разулся и прошел дальше по небольшому коридору. Он был здесь. Там дальше кухня. Гостиная, а из нее дверь в спальню. Из гостиной можно попасть на балкон. Здесь же в коридоре дверь в ванную комнату и туалет. Квартирка небольшая, милая и уютная. То, что нужно для двоих. А вот и стена с фотографиями. Джин жадно всматривался в снимки, что сам развешивал в течение многих лет. Снимал рамочки, крутил в руках, будто пытаясь вспомнить вес своих воспоминаний. Осака, Гонконг, Оттава, Берлин, Кельн, Осло, Хельсинки, Флоренция, Париж, Барселона. Бесконечные аэропорты, пляжи, достопримечательности, кафешки. Почти на всех он с Намджуном. Обнимаются, улыбаются, машут ему из прошлого. Счастливые. Влюбленные. Сокджин несмело улыбается им в ответ. Нос вспомнил запах ароматного французского кофе, язык вкус пражского пива, уши — шум бразильского карнавала, глаза — ослепительность фестиваля в пустыне в Неваде. Сердце наполнилось знакомой нежностью к человеку, стоящему рядом на всех фотографиях. Человеку, которого он первого увидел, едва очнулся семь месяцев назад в реабилитационном центре. Человеку, что сейчас топтался у двери, заламывающего нервно пальцы, и во все глаза таращился на Сокджина, боясь упустить любую эмоцию, любое недовольство. — Надо бы добавить сюда фотографий, — прочистив горло, тихо проговорил Сокджин, повесив рамочку обратно на стену. — Да, конечно, — облегченно выдохнул Намджун. Он неловко разулся и осторожно следовал за хеном, пока Джин обходил квартиру и разглядывал все вокруг него, пытаясь освежить в памяти образы. — Я постарался ничего не трогать и оставил все на своих местах. К твоему возвращению. Как бы между прочим добавил тонсен. Здесь всего было на двоих. В шкафу одежда, каждая на своей половине. Два стула у круглого стола, были, еще два, видимо для гостей, сейчас использовались вместо дополнительных журнальных столиков у двухместного мягкого дивана. В ванной два махровых халата, две зубные щетки, две бритвы. Намджун сильно занервничал, когда Джин приблизился к двери в спальню. Весь побледневший, он вдруг завозился у журнального столика и принялся собирать неаккуратно разложенные коробочки из-под дисков для приставки, перекладывать геймпады, скручивать провода. Лишь бы руки занять. Большая двухместная кровать смела последние сомнения о природе их отношений. В этой же комнате во всю стену были разбиты полки, на которых были расставлены коллекционные фигурки Сокджина. На кровати среди подушек лежали две милые плюшевые игрушки каких-то зверят. Джин взял в руки белое облачко, которое при ближайшем рассмотрении оказалось альпакой в красном платочке, и сел на жестковатый матрас. В его палате кровать была мягче. — Ты будешь спать здесь, — засуетился Намджун, проследовав за Сокджином в спальню. — А я в гостиной. — На диване, что ли? — Он раскладывается. Мы брали… он брался специально, чтобы гостям было где спать. Так что, все отлично. — Но ты же не гость здесь, — переборов смущение, уверенно выдал Сокджин. Ладони вспотели от подобной смелости, а кончики ушей, наверное, полыхают, выдавая стыд. Нужно уже было нормально поговорить без этих недомолвок. Намджун понял его. Кивнул, сел рядом на кровать, обнял зайку, прижав к себе. Помолчал с две долгие минуты, хмурясь и дожевывая губы, отчего заострялись скулы, а на щеках появлялись ямочки. А потом выпалил, не глядя на Сокджина: — Мы поженились. Когда были в Норвегии два года назад. Здесь, конечно, наш брак не признается законодательством. Но… в реанимацию пускают хотя бы. Джин молча сжимал игрушку в руках, смотрел в окно пустым взглядом. А перед глазами покрасневшее от ярости лицо отца, что швырял в него все, что попадет под руку, в ушах надрывный вой матери, после его тяжелого признания. Потом вдруг мелькнула в памяти маленькая белая церквушка, нарядная, словно праздничный тортик, и улыбчивый священник с бархатным баритоном. И Намджун, что крепко сжимал его ладонь в своей. Прямо как сейчас. Ну, может, сейчас чуть трепетнее и ласковее.Тот, кто стоит рядом
19 июня 2019 г. в 16:46
С трудом вырвавшись из очередного ночного кошмара, Сокджин, с заполошенным сердцем, пытался разогнать сонный морок и не дать себе опять заснуть. Этой ночью кошмары его не отпускали, стоило провалиться в сон, и он снова на автостраде, обереченно смотрит, как с неизбежностью трагедии в него летит синий грузовик.
На телефоне половина седьмого утра, за окном еще темно — уже осень, солнце не торопилось выплывать из-за горизонта. Намджун тихо посапывал на соседней койке, небрежно задвинув ноутбук под кровать. Сокджин не хотел тревожить его сон, тот выглядел ужасно изможденным и уставшим, ему был необходим отдых, тонсен буквально загонял себя. Как оказалось, Намджун еще доучивался в университете и параллельно с этим работал в компании, а тут еще выхаживать хена надо было. Как бы Джун не заверял, что Джин не доставляет ему проблем, он же не слепой, видел, как засиживался тонсен за ноутбуком до поздней ночи в отчаянных попытках все и везде успеть. Однако оставить Сокджина даже на мгновение одного Джун не мог.
Джин накинул поверх пижамы халат, нашарил на полу тапочки, прихватил кошелек с тумбочки и направился в коридор, стараясь создавать как можно меньше шума. Вроде не проснулся — успокоенно выдохнул Сокджин, тихонько прикрывая за собой дверь.
Было еще слишком рано, пациенты спали, медсестер сменить должны были только через два часа. Пустынно и тихо. Джин старался не шлепать тапками, брел, сонно жмурясь, в сторону кафетерия. Для завтрака тоже рановато, но всегда можно взять кофе в автомате и чего-нибудь перекусить. Длинный коридор он преодолел в рекордные полминуты. Он давно уже уверенно стоит на ногах и не роняет из рук телефон. Эти семь месяцев пролетели незаметно. Сокджин привык к нормированному распорядку дня, к приему пищи по расписанию, к неспешным прогулкам по аллеям внутреннего двора, к чтению манги на качелях в тени деревьев. Он познакомился с пациентами и их родственниками, был в хороших отношениях с персоналом, разобщался с терапевтом и быстро нашел общий язык с массажистом. Привык к постоянному присутствию Намджуна. Умиротворение и покой он обрел в этом центре. Сокджин боялся покидать этот маленький райский уголок, страшился заново знакомиться с большим миром. Ему нужно будет найти работу, но он же ничего не умеет. Он выучился в университете, но Сокджин почти ничего не помнил из пройденного материала, какие-то навыки плавали в подсознании фоном, но этого было недостаточно. Намджун сказал ему, что он работал где-то, обещал помочь ему устроиться туда же. Но Джин даже представления не имел о том, в чем заключалась его прошлая работа. Наверное, ему надо будет отстажироваться.
Сокджин устало вздохнул, стеклянным взглядом уставившись на автомат с кофе. Все впустую. Учеба впустую, стаж впустую, знакомства и отношения впустую. За этот, казалось бы, короткий срок, мир стремительно поменялся. Тончайшие смартфоны, легчайшие ноутбуки, приложения на все случаи жизни. Уже закрытые любимые сериалы, скончавшиеся любимые артисты и кумиры, вышедшая из моды любимая одежда. Даже музыка теперь не популярная, а в трендах, и совсем не та, которую слушал Сокджин. Успели взойти и прославиться новые звезды и айдолы, выйти новые дорамы. И вроде как все это он уже пережил, а вроде как и нет. Джун разве что пытался шутить, мол теперь можно пересмотреть шедевральные фильмы, как в первый раз. Хах, да, наверное. И пару дорам тоже. Да, и не надо ждать новых выпусков манги, просто учитаться до самого последнего тома.
Сокджин вкинул в лот монетку и выбрал капучино. Ему нравился капучино. Нравилась манга, видеоигры, аниме. Спорт. Путешествия. Он многое вспомнил. Не сразу, конечно, постепенно. Воспоминания возвращались не яркими видениями, как в фильмах, а некими фактами, которые вдруг всплывали, будто всегда были и не терялись. Например, что матери лучше звонить после семи вечера, когда она вернулась с работы и поужинала. И что рамочки лучше заказывать в багетной мастерской в пятницу, и тогда они будут готовы к понедельнику.
А еще Сокджин вспомнил стену с фотографиями. Он долгие пять месяцев мучился, пытаясь понять, что же его не устраивает в голых светлых стенах в его палате. Ведь стена дома в коридоре словно один сплошной пестрый коллаж воспоминаний, завешана рамочками, большими и маленькими, с фотографиями со всех уголков мира, которые он успел посетить за свою короткую, почти забытую, такую зыбкую, жизнь.
Студенческие годы тоже кажутся почти нереальными, лица одногруппников и преподавателей вроде мелькают перед глазами, а вроде и не узнает никого толком. Намджун нагуглил педсостав его факультета, и Джин несколько дней всматривался в лица, пытаясь вспомнить знакомых. И он вспоминал. Почему-то принципиальные и вредные, непрошибаемые профессора, у которых Сокджину в свое время пришлось попотеть, вспоминались гораздо быстрее, чем остальные. Намджун смеялся с новых историй, внезапно выплывших из глубин воспоминаний хена, делился своими впечатлениями о бывших преподавателях Джина, которые теперь учили уже его самого.
Сколько лиц успел забыть Сокджин? Сколько дорогих людей оборвали с ним все связи после аварии?
Пока готовился кофе в громко жужжащем автомате, Джин выбрал два шоколадных батончика из второго автомата.
Удивительно, но он не скучал по родителям. Точнее, испытывал некое чувство тоски на периферии, но даже когда он смог встретиться с ними впервые за долгое время, тоска не прошла. Он смотрел на этих людей, заплаканную маму и с жалостью поджавшего губы отца, узнавал их, но не испытывал к ним родственной теплоты. Они приезжали несколько раз, особенно в дни, когда Намджуну нужно было надолго отлучиться по работе или в университет, всегда с гостинцами и трепетными объятиями, но они все равно казались чужими. Сокджин остро ощущал вину и стыд за подобные мысли, но ничего поделать с собой не мог. Ему очень не хватало поддержки Намджуна в эти дни. Конечно, он молчал, чтобы не расстраивать всех лишний раз. И очень надеялся, что лечение поможет, рано или поздно.
Забрав готовый кофе, Сокджин привычно сделал большой глоток и тут же скривился. Капучино из автомата был просто отвратительным. Пора бы уже привыкнуть за такой-то срок, что местный кофе не лучше помоев, но все равно тянула надежда Джина за ароматным напитком. Сокджин всем своим естеством помнил хороший, качественный капучино, с густой пенкой и корицей и обязательным милым рисунком на воздушной шапочке. И нежные пирожные к нему. И легкие мотивы французских песен. И щебет яркой канарейки.
Джин хотел уже выбраться из этого центра, но и покидать его надежные стены все-таки было немного страшновато. Сегодня — день его выписки. Спустя долгие семь месяцев восстановления после аварии и комы ему можно вернуться домой. Джин невесело усмехнулся и снова отпил кофе из стаканчика. Он боялся всего, что его ожидало за забором. Тут все привычно. Там неизвестно. Тут все знакомо. Там — чужое. Тут каждый день по распорядку. Там пугающий простор непринятых решений. Тут рядом с ним Намджун.
Джин любил подсаживаться к занимающемуся за ноутом Джуном, облокотиться о застывшего в раздумьях над очередным проектом тонсена, и уткнуться в мангу или в телефон. Успокоенный, что хен здесь, рядом, под его присмотром, Джун полностью погружался в обучение или рабочие документы, не отвлекаясь ни на что. Это сейчас им легче. А в первые два месяца он полностью посвятил себя уходу за своим хеном, занимаясь по ночам. Просыпался он тоже рано, чтобы успеть разобраться с делами до подъема, потом принимался за разработку мышц хена, помогал принять лекарства и разобраться с завтраком, упражнения для памяти, процедуры, терапия, походы по врачам. Немного времени он выкраивал для работы днем после обеда, когда Джин укладывался подремать и дать перетруженному организму отдохнуть. Сокджин лежал на кровати и наблюдал за увлеченным работой младшим. Как тот щипал задумчиво щеку, хмурил густые брови, чуть приоткрыв рот. Он был всегда таким сильным с Сокджином, хотя, на самом-то деле, был еще таким ребенком. Джин улыбался своим мыслям и засыпал под тихое шипение ноутбука и клацанье клавиш.
Ох, уж этот Намджун. Этот тонсен. Он был так добр к нему. Бескорыстен в своей помощи. Он прошел с ним через ад, уверенно и твердо держа за руку. И Сокджин догадывался (или вспоминал, но отчаянно отмахивался от этих воспоминаний), что их связывает нечто большее, чем отношения хен-тонсен. Если Джин вспоминал поездку в Милан, он был уверен, что с ним был Намджун. Если его вдруг ударило воспоминание о первом приходе после травки в Амстердаме, то косяк он тоже делил с Намджуном. Если во сне ему пришли картинки из Альп, где он катался на сноуборде, то рядом на лыжах ехал Намджун. Если они ругались из-за потерянного паспорта, то потерял его Намджун.
Он запамятовал родственное чувство к собственной матери, мог ли он забыть... ну... господи!
Джин зарылся пальцами в волосы, уронив голову на руки.
Сокджин не слепой. Намджун молчал, конечно, он молчал, и не говорил, что они, возможно, любовники. Но он действительно вел себя так, будто они ими были. Все эти интимные касания и ласковые поглаживания, долгие взгляды и мечтательные улыбки. И, опять же, все семь месяцев, семь месяцев! Он был рядом, выхаживал его, ставил на ноги, не давал отчаяться и впасть в депрессию. Как будто ему было не все равно. Как будто он любил.
Вдруг Сокджин ошибся? А вдруг нет? Ах, он так устал.
— Джин? Все хорошо? — большое теплое тело уселось на соседний стул, придвинувшись ближе, а большие сонные глаза беспокойно заглядывали в лицо понурого хена. — Нигде не болит?
— Просто не выспался, — тихо отозвался Сокджин, поднимая голову и отхлебывая кофе.
— Может, лег бы поспать? Время еще есть, — ласково предложил Джун. Джин покачал головой. — Опять кошмары?
Намджун притянул хена в свои объятия, когда тот слабо кивнул. Гладил по голове, перебирая мягкие волосы, бормотал в макушку, что все хорошо, не забывая душераздирающе зевать. Проснулся небось, почувствовав, что хен пропал, и побежал перепуганный искать, куда делся, вон, даже тапки не надел, пальцы на босых ногах поджимал.
— Это просто нервное из-за выписки, — уговаривал Джина тонсен. — Ты боишься, это нормально. Ты себя накручиваешь, отсюда и кошмары. Не думай о плохом, я тебе помогу. Я буду рядом.
Джин кивнул, прижавшись к теплому сильному телу, что так легко поднимало его на руки, помогая встать после очередного падения. Игнорировать осторожные невесомые касания сухих губ его макушки с каждым разом становилось сложнее. Все-таки, они и правда... любовники. Им определенно нужно было это обсудить. Вот только каким образом разговор начать? Джин тяжело вздохнул.
— Не переживай, все будет хорошо, — пробормотал в волосы хена Намджун, интерпретировав вздох по-своему. — Скоро мы вернемся домой, и все будет хорошо.